Читать книгу: «Щи и жемчуг», страница 2

Так и не найдя ночлега, под утро мы возвращаемся. Мы идем по мосту, который соединяет центр с нашим районом. Это единственная дорога домой.

Мама видит на столбах объявления проституток. Она забирается на перила моста и начинает срывать эти объявления. Я цепляюсь за нее, кричу: “Мамочка! Мамочка! Пожалуйста, не надо! Ты упадешь”. Рыдаю, но мать лишь отталкивает меня в сторону, сказав мне что-то грубое.

Мы заходим домой. Бабушка смотрит на нас мрачно.

V

Мамины длинные волосы. Темный блонд, коса до пояса, которая завораживает меня. Она носит их весь день собранными под заколкой. И только вечером перед сном снимает ее, тогда волосы распадаются на гладкие плавные волны.

У мамы есть челка. Она завивает ее, когда уходит по делам, поэтому на плите всегда стоит эмалированная желтая чашка с бигуди, а на столе чашка с малиновыми защелками. Каждый раз когда кипят бигуди, мама достает их специальной ложкой с дырками.

“Что у тебя за прическа вечно? Почему редко завиваешься? Ходишь с этими патлами вокруг лица!” – бабушка не оставляет мать без критики.

Однажды мама заболевает, ее волосы начинают редеть, на голове появляется большая лысина. Маме около 30, мне она кажется всегда молодой и очень красивой.

“Оставь меня в покое! У меня на голове уже лысина от такой жизни!” – кричит мать в ответ на очередные бабушкины претензии.

В это же время на уличных столбах начинают появляться предложения о покупке волос. Мама находит одну из таких парикмахерских, и мы отправляемся туда, чтобы продать ее роскошную косу.

Я иду вместе с ней, чтобы попрощаться с красотой. Косу отрезают, складывают, взвешивают – легкие светлые волосы почти ничего не весят. Сумма оказывается смешной, совсем не такой, какую мы ожидали. Ее не хватит ни на что. Я чувствую глубокое отчаяние и потерю. Стараюсь не плакать по дороге домой и не горевать каждый раз, когда мама наматывает на бигуди сильно укоротившиеся локоны.

На каком-то из семейных праздников мама играет на пианино и поет для гостей. “Распустила волосы. но не слышно голоса”. Бабушка передразнивает ее: “Отпустила волосы, но не слышно голоса” и смеется.

VI

Двухэтажный старый дом. Кажется, голубого цвета. Наша квартира на втором этаже, чтобы подняться туда, нужно идти по длинной скрипучей и темной лестнице. Под ней лежат старые журналы. Среди них я нахожу один номер журнала “Трамвай” с забавными картинками и смешными историями, которые мы с мамой с удовольствием читаем.

Во дворе дома за посеревшим от старости деревянным забором стена, увитая каким-то растением. Оно вьется почти вдоль всей стены, я каждый раз разглядываю ее с упоением, мечтая о том, чтобы наша дача так же “заросла”. У растения странные плоды: ярко-зеленые пушистые шарики, похожие на коротенькие огурцы, которые так приятно пружинят в руке, пенятся какой-то белой жидкостью, если на них давишь.

Внутренний двор покрыт деревянным настилом, которые зарос и разрушился. У какого-то пенька я нахожу группу поганок, конечно, нещадно рву их с тем, чтобы потом приготовить из них “салат”: нарезать, придумать про них историю, а затем долго-долго отмывать руки с мылом, опасаясь отравления.

Рядом на соседнем перекрестке живет девочка, имени которой я не помню. Ее мама тоже часто куда-то уходит, оставляя ее без ключей от дома. Но мы маленькие, поэтому нам ничего не стоит пролезть во двор в щель под забором, как это делают собаки, и объесться в сенях сырым тестом, которое ее мама поставила с утра.

В нашем съемном доме холодно и сыро, но зато нет никакой “живности”. Именно там мы остаемся совсем без денег. Чтобы поесть хоть что-то, мама варит из одного куриного кубика бульон. Здесь же я наедаюсь испорченных рыбных консервов, мне становится очень плохо, приезжает скорая. Мое маленькое сиреневое детское одеялко, которые мы обычно возим с собой, навсегда пропахнет рвотой и этими воспоминаниями о голоде.

В конце концов, мама сдается и мы отправляемся к тете Ларисе (наверное, занять денег). Там меня, конечно, сажают за стол “без всяких разговоров” и кормят самым вкусным на свете борщом. Мама стыдится того, что я такая голодная, она одергивает меня, но я вижу лишь лучистые глаза тети Ларисы, которая говорит: “Ну, что ты, Таня! Какая ерунда”. Я набрасываюсь на тарелку, жадно уплетаю ярко-красный суп, имеющий неповторимый запах, который я запомню навсегда.

VII

Большая квартира со странной планировкой, где не в каждую комнату можно попасть из коридора. Крошечная кухня, на потолке черно-зеленая плесень, от которой нет спасения. Темная коричнево-рыжая ванная с характерным “ледяным” запахом, потому что из крана идет только холодная вода.

На двери туалета висит табличка: “Штраф за курение – 500 000 р” с зачеркнутыми нулями. Я спрашиваю у мамы, почему так, она отвечает что-то про загадочную деноминацию. Тем не менее, в туалете все равно пахнет табаком и очень сильно. Там курит дядя Магомет.

Еще он на балконе курит и еще телевизор смотрит. И когда ему нужно идти “в ночь”, все в квартире передвигаются на цыпочках. Я дядю Магомета боюсь ужасно: мне он кажется очень суровым человеком, угрюмым.

У него есть прекрасная тетя Лариса и три дочери с невыговариваемой дагестанской фамилией. В сочетанием с отчествами, которые достались им от него, имена девочек превращаются в длинные скороговорки, которые так забавно повторять. А еще от него у них черные кудрявые волосы и темные выразительные глаза.

В комнате девочек фотообои с деревьями и голубым небом, за окном большое поле, а по вечерам одолевает сетку озверевшее комарье.

Больше всего я люблю Аню. У Ани красивая длинная юбка с подсолнухами, в которой она ходит гулять поздно вечером, кассеты с группой Five и Ютой, дерзкий характер и крутой нрав. Я очень хочу быть похожей на нее. Аня учит меня мыть пол: “Тряпка, конечно, противная, но ты, когда моешь, думай о том, что потом сможешь руки с мылом помыть”.

***

Я сижу на кухне все той же квартиры (теперь тут просторно, нет ни плесени, но ржавчины): со мной Аня и ее дочь, тетя Лариса и дядя Магомет, мы пьем шампанское. За окном все то же поле, цветы и травы на подоконнике, прыгает по нему маленький черный котенок.

Я прощаюсь со всеми перед отъездом, дядя Магомет крепко обнимает меня на прощание, уколов своими усами, желает хорошей дороги.

А через год он умрет.

VIII

Это было там же. Кажется, я спала в комнате девочек. Сквозь сон слышу, как мама очень ласково, но настойчиво будит меня посреди ночи. «Соня, вставай скорей! Скорее выходи на улицу! Все пропустишь!»

Я продираю слипшиеся ото сна глаза и, накинув только олимпийку, как-то оказываюсь во дворе дома на детской площадке.

На улице стоят соседи со всех домов и смотрят вверх. Темно-синее небо, слово из сказки, подсвеченное на горизонте, тысячи звёзд.

Сегодня падает комета.

Я чувствую единение со всеми и радость. Кажется, будто всех людей вдруг сплотила эта красота и ожидание чуда.

Вот она пролетает: белая звезда с длинным хвостом. Уходит куда-то за горизонт, пока мы кричим, смеёмся, прыгаем и загадываем желания.

Ах, как хочется вернуться

Ах, как хочется ворваться в городок

На нашу улицу в три дома

Где всё просто и знакомо, на денёк

Где без спроса входят в гости

Где нет зависти и злости, милый дом

Где рождение справляют

И навеки провожают всем двором.

Дома в Екатеринбурге наша любимая с мамой передача «Городок». Больше всего нас трогает эта финальная песня.

Два панельных двухэтажных дома, стоящих перпендикулярно. Площадка со старыми качелями. Сушащееся на улице белье, ковры на перекладинах. Цветы в палисадниках. Только через дорогу деревенские домики, а здесь – уголок цивилизации, но все так же смотрящий окнами на поле и закатный лес.