Аварийный выход

Кабриолет изумрудного цвета взвизгивал на поворотах трассы A40 с каждым разом всё громче и громче. Машина стремительно отдалялась и оставляла за собой слабый шлейф столичной суеты.

Дорога от Женевы была менее оживленной. Поредевшие платаны бесконечно и уныло тянулись вдоль дороги, лишь удручая водителя. Мустанг шестьдесят седьмого года продолжал гнать без остановки. Мадмуазель Дюмон словно убегала то ли от дождя, оккупировавшего столицу Франции в начале октября 1982 года, то ли от прошлых неудач и разочарований.

Не осознавая наверняка, в какой определённый момент жизни пришла к данному решению, но сегодня Жоан почувствовала, что, только сбросившись с высоты четырех тысяч метров, она либо вновь почувствует себя живой, либо сможет обрести долгожданный покой. Окончательное решение предстояло принять по дороге к аэродрому.

Многие сочтут сей поступок за очередную актёрскую выходку мадмуазель Дюмон. В особенности те представители социума, чей интеллект на протяжении многих лет разлагался, посредством чтения третьесортных желтушных газет. Но сегодня, ей было всё равно!

Женщине уже довелось во всех красках узнать, какого мнения о ней были журналисты, раз за разом вскрывая очередную пошлую подробность её любовных крушений. Таблоидам, в особенности, доставляло огромное удовольствие, танцевать на костях её неудавшегося брака.

Абсолютно все, кто не состоял с Жоан в близком знакомстве, описывали её как весьма вульгарную женщину, вечно жаждущую внимания толпы. Поклонники её таланта видели в ней актрису, существующую только для того, чтобы удивлять и восхищать. И последние, у кого оставалась толика здравого смысла, понимали, что все эти невероятные истории из жизни Жоан Дюмон, лишь низкопробный фарс бульварной прессы. В любом случае ничто из этого не было правдой. Мадмуазель слишком хорошо знала человеческую натуру. Понимала, что под маской добродетели всегда кроется корысть, а потому не стремилась заводить близких знакомств, так или иначе обреченных на провал. Человек слишком эгоистичен, чтобы позволить себе тратить время на чужие чувства. Жоан поняла сей факт еще в далеком детстве и не собиралась жить иначе.

Возможно каждый из нас ждет какого-то вымышленного героя, обделенного злостью и жадностью. Ангела хранителя, который протянет руку, чтобы вытащить тебя из всех канализационных нечистот. Просто кто-то продолжает ждать, а кто-то нет.

Указатель впереди заблаговременно предупредил женщину о съезде к  городу Шамони через два льё. Нога машинально потянулась к тормозу, но остановилась. Не видела достаточных оснований для этого. Она решила прибавить громкость динамика, чтобы гул мотора слился в унисон с мелодией в стиле ритм-н-блюз.

Ветер беспрепятственно лохматил волосы, от чего её взгляд скользил от дороги к зеркалу заднего вида и обратно. Там, на поверхности полированного метала, можно было заметить женщину, одолеваемую невыносимой скорбью по бесполезно утраченной жизни. Конечно, всему виной был мужчина, который оставил её на волю человеческой бестактности и жалости.

Поль был удивительным человеком, совершенно непохожим на остальных. Она заметила это сразу при встрече и оттого сложила в ножны свои принципы, чтобы отдаться чувству без остатка.

Ее муж был ребенком, который не знал достатка, но несмотря на всю жестокость мира, особенно по отношению к тем у кого не завалялось в кармане пару миллионов франков, ему удалось сохранить в себе любовь к миру. Был юношей, верившим в справедливость и даже в то, что чудесам свойственно сбываться. Страстным любовником, совершенно не признающим интрижек на стороне. Верным другом, что всегда придет на помощь. Храбрым мужчиной, играющим с Богом в кости, даже если на кону стояла его собственная жизнь.

–Mon chéri!– рвано выдохнула Жоан, едва ощутив очередной приступ паники. Подобное повторялось с тех пор, как пустая могила ее мужа опустилась глубоко под землю. Поисковая группа отчаянно пыталась найти останки, но наткнулась лишь на обломки борта.

Женщина решительно отмахнулась от тягостных воспоминаний. Время было неподходящее. За поворотом виднелся съезд к серпантину, ведущему в горы. Она была там лишь однажды с Полем, но ярко запомнила опасную трассу со множеством крутых обрывов и слепых зон. И хотя её жизнь теперь не имела особой ценности, Жоан всё еще чувствовала страх, от существующей возможности не справиться с управлением. Конечно, мадмуазель не могла позволить себе подобную слабость, если она намеревалась совершить задуманное.

Украдкой взглянув по сторонам, она чётко вписалась в поворот, даже не сбросив скорость. Едва колёса вошли в колею, Дюмон смело вдавила педаль газа в пол. Отчего мелкий щебень громко врезался в боковины Мустанга, создавая при этом симфонию настоящего кораблекрушения.

Мадмуазель отговаривала себя от этой поездки, каждый раз находя причины. Как делают все люди, переживая следующую неудачу. Мы падаем, затем встаем с колен, отряхиваемся от собственных предубеждений, делаем выводы и начинаем искать новую истину, подстраиваясь под очередные убогие мерила жизни. Надеемся, что в этот раз они послужат для нас перилами (хотя и не особо чистыми), но  способными удерживать равновесие на этой выщербленной лестнице. Парадоксальность человеческого бытия заключается в самом этом процессе. Все учат нас балансировать над пропастью, правильно принимать поражение и начинать все с чистого листа. Вот только никто  не рассказывает от том, что делать при отсутствии желания вставать на эту скользкую дорожку, заранее обреченную на провал.

Мадмуазель сознавала, что эти препятствия и есть сама жизнь. И лишь  сегодняшней ночью, переполненной огней, сгорающих также быстро как и люди, она поняла как сильно устала. Сон прошел. Жоан больше не искала предлогов. Она покинула их с Полем парижскую квартиру, успев накинуть его каштановое пальто, чтобы не замерзнуть в одном дезабилье. Взяла лишь ключи от машины и уехала. Возможно она не закрыла входную дверь, но особо не печалилась. Пусть забирают все, она ничего не потеряет, ведь у Жоан ничего нет.

Сейчас она, сгорая от нетерпения, направлялась в сторону частного аэродрома имени какого-то безызвестного ей летчика. Если агрессивный стиль вождения был вполне оправдан её внутренним состоянием, то он, определенно, шел вразрез с открывающимся пейзажем. Пушистые облака неспешно обволакивали горные хребты, заключая те в объятия.  Изумрудные луга, на которых сонно паслись коровы, даже не собирались терять краску. Кроны лесных массивов нежно покачивались, придавая умиротворяющее спокойствие всей картине.

После чахлой парижской осени, после её больных ночей, эти красочные полотна, запах мокрой травы и опавших листьев пьянили быстрее любого коньяка. В этом году осень выдалась чересчур напористой, но здесь солнце еще позволяло погреться под своими лучами. Впервые за долгое время на устах Жоан показалась улыбка. Она порадовалась возможности урвать последние моменты тепла. Мадмуазель с детства была крайне чувствительна к холоду. Может потому в Париже Жоан испытывала невыносимую стагнацию и необъяснимое чувство опустошенности. Бесконечная серость бытия, совершенно унылая, чтобы хотеть жить, но абсолютно пресная, чтобы жаждать смерти.