Читать книгу: «Шейх. Добыча Жестокого», страница 4

Глава 9

После занятий танцами я отдыхала в своей комнате и даже задремала, а потом меня разбудили крики. Пронзительные, животные, полные такой нечеловеческой боли, что кровь в жилах превратилась в ледяную кашу. Я вскочила с постели, как ошпаренная, босыми ногами подбежала к окну и замерла в ужасе.

Во дворе, у фонтана, где вчера мирно сидели наложницы, разворачивалась сцена из самой глубокой преисподней.

Молодая служанка – не старше шестнадцати. – была привязана к мраморной колонне. Ее спина представляла собой кровавое месиво из разорванной плоти. А рядом с ней стоял ОН.

Шейх Асад ан-Нахар.

В руках у него была плеть – не декоративная, а настоящая, рабочая, со зловещим свистом рассекающая воздух. Каждый удар отдавался в моем теле, словно это меня секли, а не несчастную девочку.

– Воровство в моем доме. – произнес он голосом, холодным как могильный камень. – Карается по закону пустыни.

Еще удар. Девушка уже не кричала – только тихо всхлипывала, повисая на веревках как окровавленная кукла.

Есть моменты, когда реальность бьет тебя так, что мир буквально переворачивается. Когда понимаешь – детские сказки закончились навсегда. Я стояла у окна, и меня трясло так, что зубы стучали друг о друга. Мурашки бежали от затылка до пяток волна за волной, а во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу.

Это был мой хозяин. Красивый, утонченный мужчина, который вчера говорил со мной о поэзии пустыни. И этот же человек хладнокровно превращал человеческую спину в кровавое месиво.

– Пусть это будет уроком для всех. – сказал он, отбрасывая плеть. – В доме ан-Нахар воруют только жизни. И то – не всегда успешно.

Он развернулся и пошел прочь, не оглядываясь на свое чудовищное дело. Слуги кинулись развязывать девушку. Я не знала, жива ли она. Иногда я жалела, что выучила арабский язык за те полгода, что готовилась к побегу с Абдулом… Как и Света, которая была готова к тому, что ее купит такой как шейх. Лучше бы я ничего не понимала – от этого не было бы так мерзко.

В дверь моей комнаты постучали.

– Войдите. – прохрипела я.

Вошла служанка с подносом. Лицо у нее было мертвенно-бледное, руки дрожали как осиновый лист.

– Что украла та девушка? – спросила я.

– Кольцо, госпожа. Маленькое серебряное кольцо у одной из наложниц.

Кольцо. За жалкое кольцо человека едва не забили насмерть.

Я не могла есть. Желудок скрутило в такой тугой узел, что казалось – еще чуть-чуть и меня вывернет наизнанку. А перед глазами стояла эта кошмарная картина. Представьте – вы просыпаетесь в раю, а он оказывается адом с золотыми решетками.

Спустившись в трапезную, я увидела, что атмосфера там была похожа на поминки по живым. Женщины сидели молча, ковыряя еду в тарелках. Только Света выглядела… как бы это сказать… возбужденно заинтересованно.

– Ну что, Златочка. – сказала она, подсаживаясь ко мне с горящими глазами. – Увидела утреннее шоу? Потрясает до глубины души, правда?

– Как ты можешь так говорить? – я посмотрела на нее с нечеловеческим ужасом. – Человека чуть не убили.

– Воровку наказали. – пожала плечами Света равнодушно. – По-моему, абсолютно справедливо. Нечего было красть.

Справедливо. Это слово ударило меня как удар молнии. Света назвала справедливым то зверство, что я видела полчаса назад.

– Света, ее могли убить за кольцо.

– Ну и что? – Света наклонилась ко мне, глаза сверкали нездоровым возбуждением. – Тут свои законы, Злата. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для твоей шкуры.

Она говорила тихо, но каждое слово было как капля концентрированного яда.

– Знаешь, что мне в этом больше всего нравится? – продолжила она с садистским наслаждением. – То, как он это делал. Спокойно, без эмоций. Как настоящий повелитель. Вот это власть, Златка. Настоящая, абсолютная власть.

Меня буквально выворачивало от ее слов. Света не просто не ужасалась увиденному – она восхищалась им. Она получала удовольствие от чужой боли.

– Ты психически больная. – прошептала я с отвращением.

– Нет, я реалистка. – Света улыбнулась ледяной улыбкой. – А ты все еще живешь розовыми иллюзиями. Думаешь, что тут должны действовать какие-то твои северные законы? Забудь навсегда. Здесь один закон – железная воля шейха.

К нашему столику подошла Амира. Сегодня она выглядела смертельно бледной, напуганной до полусмерти.

– Девочки. – сказала она дрожащим шепотом. – Лучше вам знать правила сразу. То, что случилось утром… это еще цветочки. Детский сад.

– Что вы имеете в виду? – спросила я, и в голосе звучала истерика.

– Шейх Асад не просто жестокий. Он… особенный. – Амира оглянулась, убеждаясь, что нас никто не слышит. – Он может быть нежным как весенний ветер. А может превратиться в песчаную бурю, которая сотрет тебя в порошок. Сметет без следа.

– И что нас ждет? – голос мой надрывался от ужаса.

– Это зависит от вас. – Амира посмотрела сначала на меня, потом на Свету. – Он любит игры. Любит ломать людей, а потом собирать заново. Как пазл. Кого-то ломает быстро, кого-то медленно. А кого-то… – она замолчала, и в ее глазах мелькнул животный ужас.

– Кого-то что? – не выдержала Света.

– Кого-то не ломает вообще. И вот эти – самые несчастные. Самые проклятые.

Почему-то эти слова напугали меня больше всего остального. Холод пробежал по позвоночнику ледяными иголками.

Внезапно все разговоры в трапезной смолкли. В дверях появилась Самира. При ее появлении все женщины вскочили с мест и низко поклонились, как перед королевой.

– Садитесь. – разрешила она голосом, холодным как арктический лед.

Подошла к нашему столику и внимательно осмотрела меня и Свету хищными глазами.

– Ну что? Как новая жизнь, новые игрушки господина? – сказала она с нескрываемым презрением. – Русские варварки.

– Мы не варварки. – не выдержала я.

– Ах, она еще и говорить умеет. – Самира рассмеялась, но смех этот был как скрежет металла по стеклу. – Послушай меня, северная дрянь. Здесь я главная. А ты… – она наклонилась ко мне, и я почувствовала запах хищника, – ты просто свежее мясо для его развлечений.

Мясо. Это слово ударило по нервам как раскаленное железо. Во рту стало горько, а кости заныли, словно их выкручивали раскаленными клещами.

– Но я великодушна. – продолжила Самира сладким, как отравленный мед, голосом. – Поэтому дам тебе совет. Не противься. Не спорь. Не думай, что ты особенная. Просто лежи и терпи. Может быть, тогда проживешь дольше недели.

– А если я не хочу просто лежать и терпеть?

Слова сорвались с губ сами собой. Самира застыла, глаза ее сузились до щелочек.

– Что ты сказала?

– Я сказала – а если я не хочу просто лежать и терпеть?

Мои слова повисли в воздухе как смертный приговор. И ты понимаешь – вот сейчас переступил черту, после которой дороги назад нет никогда.

– Интересно. – медленно произнесла Самира, растягивая каждый слог. – Очень и очень интересно.

Она обернулась к остальным женщинам.

– Девочки, кажется, у нас появилась наглая сука, которая решила устроить переворот в нашем тихом болоте.

Несколько наложниц нервно засмеялись. Света смотрела на меня с плохо скрываемым злорадством, предвкушая мое падение.

– Дорогая моя. – Самира снова повернулась ко мне. – Знаешь, что случается с наглыми суками в нашем райском доме?

Я молчала, но сердце колотилось как отбойный молоток.

– Их ломают. Медленно, тщательно, с художественным удовольствием. – Самира наклонилась ко мне так близко, что я почувствовала ее горячее дыхание. – И знаешь, кто это делает лучше всех? Наш божественный господин. Он настоящий художник в этом деле. Виртуоз.

Я стою на краю бездонной пропасти, а ураганный ветер пытается столкнуть вас в черную бездну. Каждое слово Самиры было порывом этого смертоносного ветра.

– Но я не жестокая. – продолжила она голосом, сладким как цианистый калий. – Поэтому дам тебе последний шанс. Сейчас же, при всех, встань на колени и попроси прощения за свою дерзость.

Я почувствовала, как все взгляды впились в меня, словно раскаленные иглы. Света ухмылялась, наслаждаясь моим унижением. Амира смотрела с ужасом и сочувствием. Остальные – с любопытством палачей, как смотрят на жертву перед казнью.

В голове проносились мысли со скоростью света. Я могла встать на колени. Попросить прощения. Смириться. И тогда, возможно, меня оставили бы в покое. На время.

Но что-то внутри меня взорвалось. Может быть, это была глупость. Может быть, самоубийство. Но я поняла – если сдамся сейчас, то сдамся навсегда.

– Нет. – сказала я тихо, но ясно.

– Что? – Самира не поверила своим ушам.

– Я сказала – нет. Не встану на колени.

Воцарилась мертвая тишина. Даже журчание фонтана казалось оглушительным.

– Ну что ж. – проговорила Самира после долгой паузы. – Тогда посмотрим, как долго продержится твоя дурацкая гордость.

Она развернулась и направилась к выходу, но у дверей остановилась.

– Кстати, дорогая. Сегодня вечером господин захочет видеть тебя в своих покоях. Для… особой беседы.

Последнее слово она произнесла с такой зловещей интонацией, что у меня мурашки побежали по коже ледяными лапками.

Когда Самира ушла, все женщины разом выдохнули.

– Ты сошла с ума. – прошептала Амира. – Совсем сошла с ума.

– Согласна. – кивнула Света. – Зачем было связываться с Самирой? Она теперь тебя уничтожит.

– Пусть попробует. – ответила я, хотя внутри все дрожало от дикого страха.

– Попробует? – Света рассмеялась истерически. – Дорогая, она уже это сделала. Ты же слышала – сегодня вечером тебя вызовет господин. И после разговора с Самирой, думаешь, он будет с тобой нежен?

Света была права. Самира не просто рассказала шейху о моей дерзости – она подготовила почву для моего жестокого наказания.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – продолжила Света, наслаждаясь моим страхом. – То, что ты до сих пор не понимаешь, где находишься.

Она встала и обошла меня кругом, как хищница.

– Ты думаешь, что здесь можно сохранить свою гордость? Свои принципы? – Света засмеялась. – Дорогая моя, через неделю ты будешь ползать перед господином на коленях и молить его о пощаде. И знаешь что? Мне будет приятно на это смотреть.

Ее слова били по нервам как кнут. Каждое попадание отдавалось болью где-то в области сердца.

– А знаешь, что я сделаю, пока ты будешь страдать? – Света наклонилась к моему уху. – Я буду очаровывать господина. Показывать ему, какой должна быть настоящая наложница. Покорной, благодарной, умеющей доставлять удовольствие.

– Ты отвратительна. – прошептала я.

– Нет, дорогая. Я умна. – Света выпрямилась. – И пока ты будешь биться головой о стену, я стану его любимицей.

Но самое ужасное – я чувствовала, как что-то темное и предательское шевелится во мне. Ожидание встречи с шейхом пугало и… возбуждало одновременно. И это открытие ужасало меня больше всего.

Глава 10

Утреннее солнце заливало молельный зал гарема янтарным светом, просачиваясь сквозь резные окна с цветными стеклами. В другой ситуации я, возможно, залюбовалась бы этой игрой света на мраморном полу, но не сегодня. Сегодня внутри меня бушевала настоящая буря.

Три недели. Три проклятые недели в этой золотой клетке. Три недели притворства, подчинения, попыток выжить. Каждый день – новое унижение, каждый час – напоминание о том, что теперь я чья-то собственность. И с каждым днем внутри меня нарастало сопротивление, копилась ярость, которая требовала выхода.

Самира выстроила наложниц в ряд для утренней молитвы. Меня поставили в конец, как самую новую и неопытную. Ненавижу эту церемонию. Ненавижу эту показную набожность, за которой скрывается рабство и унижение.

– Пора приветствовать новый день и вознести хвалу Аллаху. – произнесла Самира, обходя ряд женщин с чашей благовоний. – И помолиться за благополучие нашего господина.

Я смотрела на нее, не скрывая презрения. За благополучие "господина"? Человека, который покупает женщин на аукционе, как породистых лошадей? Человека, который держит нас взаперти, чтобы использовать для своего извращенного удовольствия?

Справа от меня стояла Света, с таким благочестивым видом, словно всю жизнь только и делала, что молилась арабским богам. Она бросила на меня короткий взгляд и чуть заметно улыбнулась, словно говоря: "Смирись, так легче". Но я не хотела смиряться. Я не могла. Что-то внутри меня восставало против этой мысли.

Самира остановилась передо мной, протягивая чашу с тлеющими благовониями. Запах сандала и мускуса ударил в ноздри – слишком сильный, слишком навязчивый. Как всё в этом месте – чрезмерное, показное, лишенное истинной красоты.

– Возьми благовония и поклонись перед святыней. – приказала Самира.

Я посмотрела на нее, и внезапно вся абсурдность моего положения обрушилась на меня, как лавина. Я, Злата Северова, дочь проповедника, стою в гареме арабского шейха и должна молиться чужому богу. Меня купили, как вещь, привезли в золотую клетку и теперь ожидают, что я буду благодарна?

– Нет. – слово вырвалось само собой, громче, чем я ожидала.

Самира замерла, её глаза расширились от удивления.

– Что ты сказала? – переспросила она тихо, словно давая мне шанс исправиться.

Но внутри меня словно прорвало плотину. Вся боль, всё унижение, весь страх последних недель превратились в ярость, которая хлынула через край.

– Я сказала – нет. – мой голос звенел в тишине зала. – Это не моя вера. Я не буду кланяться вашему богу и молиться за благополучие человека, который купил меня, как вещь.

Наложницы ахнули в унисон. Лицо Самиры исказилось от гнева и шока.

– Ты оскорбляешь святыню. – прошипела она. – Ты оскорбляешь нашего господина.

– Господина? – я рассмеялась, и мой смех звучал пронзительно в гробовой тишине зала. – Он мне не господин. Я никогда не покорюсь вашему шейху, никогда.

Я шагнула вперед, к Самире, с вызовом глядя ей в глаза. На её лице читался животный страх – она не привыкла к сопротивлению, к тому, что кто-то осмеливается бросать вызов установленному порядку.

– Ты поплатишься за свои слова. – прошептала она.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. – ответила я, цитируя фразу, которую часто повторял мой отец.

В порыве эмоций я взмахнула рукой, и моя ладонь задела чашу с благовониями. Я не хотела этого делать, это был случайный жест, но результат оказался катастрофическим. Чаша взлетела в воздух, описала дугу и с грохотом упала на мраморный пол, рассыпая тлеющие угли и ароматические травы. Несколько углей попали на край молитвенного ковра, и тонкая шерсть начала тлеть, испуская сизый дымок.

– Пожар. – закричала кто-то из наложниц.

– Она осквернила святыню. – вторила другая.

Самира смотрела на меня глазами, полными ненависти.

– Ты заплатишь за это, русская дрянь.

Я замерла, глядя на тлеющий ковер. Я не хотела этого. Я хотела лишь отстоять свое право не участвовать в ритуале, но теперь я перешла черту, за которой не было возврата.

Я перевела взгляд на Свету. Она единственная не выглядела испуганной или возмущенной. В её глазах читалось… удовлетворение? Она поймала мой взгляд и едва заметно улыбнулась, словно радуясь моему падению.

Двери зала распахнулись, и вбежали двое евнухов, привлеченные шумом.

– Что здесь происходит? – спросил старший из них, оглядывая сцену разгрома.

– Она осквернила святыню. – закричала Самира, указывая на меня дрожащим пальцем. – Она оскорбила нашего господина и отказалась молиться за него.

Евнухи переглянулись. Старший кивнул младшему, и тот быстро вышел из зала.

– Схватите её. – приказал старший, и двое стражников, дежуривших у входа, двинулись ко мне.

Я попыталась отступить, но путь к отступлению был отрезан. Стражники схватили меня за плечи, заломили руки за спину. Боль пронзила плечевые суставы, но я стиснула зубы, не желая показывать слабость.

– Я не сделала ничего плохого. – крикнула я, глядя прямо в глаза Самире. – Я лишь отказалась участвовать в ритуале, который противоречит моей вере. Это был несчастный случай.

Но мой голос потонул в возмущенных криках наложниц. Никто не хотел меня слушать. Света стояла с опущенными глазами, воплощение покорности и невинности. Лицемерка. Она наслаждалась моим падением.

– Уведите её. – скомандовал евнух. – Господин сам решит, какое наказание она заслуживает.

Меня выволокли из зала, протащили по коридорам гарема. Женщины выглядывали из своих комнат, провожая меня взглядами – кто-то с ужасом, кто-то с сочувствием, кто-то с плохо скрываемым злорадством. Я держала голову высоко, несмотря на боль и страх. Они могли сломать мое тело, но не мой дух.

Стражники привели меня в маленькую комнату без окон, с голыми каменными стенами. Здесь не было ничего, кроме низкой деревянной скамьи. Меня грубо толкнули внутрь и заперли дверь.

Я осталась одна в полумраке, с бурей эмоций внутри. Адреналин схлынул, оставив после себя опустошение и дикий страх. Что я наделала? Что теперь со мной будет?

Первый порыв бунта прошел, и теперь я начинала осознавать ужасающие последствия своих действий. Я слышала истории о жестокости Асада, о том, как он наказывает непокорных. Будет ли он пытать меня? Убьет? Или есть наказания похуже смерти?

Но даже сейчас, сидя в этой каменной клетке, я не могла заставить себя пожалеть о своем поступке. Да, я испугалась последствий, но не самого акта сопротивления. В тот момент, когда я сказала "нет", я впервые за долгие недели почувствовала себя собой – Златой Северовой, а не безымянной наложницей.

Я не знаю, сколько времени провела в этой комнате. Час? Два? Пять? Без окон, без часов время растягивалось, как резина. Я сидела на скамье, обхватив колени руками, и пыталась собраться с мыслями, придумать, что сказать, как объяснить свое поведение.

Наконец, дверь открылась. На пороге стоял Закария, лицо его было бесстрастным, но в глазах читалось что-то похожее на сожаление.

– Повелитель требует тебя к себе. – сказал он тихо.

– Закария. – я поднялась со скамьи. – Ты должен мне поверить. Я не хотела осквернять святыню. Это был несчастный случай.

Он опустил глаза.

– Это не имеет значения. Ты нарушила законы дома. Ты оскорбила веру. Повелитель будет судить тебя.

Меня снова схватили стражники. Вывели из маленькой комнаты, повели по другим коридорам – более широким, более богато украшенным. Мы покинули женскую половину дворца и вошли в мужскую, где я ещё ни разу не была.

Мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит ребра. Страх сжимал горло ледяной рукой. Что сделает со мной Асад? Я слышала истории о его жестокости, видела следы плети на спинах служанок.

Наконец, мы остановились перед массивными дверями из темного дерева, инкрустированными серебром и слоновой костью. Закария коротко постучал, и двери открылись словно сами собой.

Сейчас я увижу его снова. Сейчас узнаю свою судьбу. И внутри меня боролись два чувства – смертельный ужас и какое-то странное, предательское возбуждение от предстоящей встречи.

Глава 11

Существует тонкая грань между человеком и животным. Говорят, что цивилизация – это всего лишь тонкий слой лака на диком дереве наших инстинктов. И достаточно одной царапины, чтобы проступила настоящая сущность. Я никогда не думала, что узнаю, насколько это чудовищная правда.

Я стояла посреди его покоев, и мои ноги дрожали. Не от страха – от бешеной ярости. Я расплачивалась за преступление, которого не совершала.

– Подойди. – его голос не был громким, но прозвучал как удар хлыста.

Я подняла глаза на Асада. Он сидел в низком кресле, закинув ногу на ногу, будто речь шла о деловых переговорах, а не о моем наказании. Его длинные пальцы поглаживали рукоять плети, лежавшей на подлокотнике. Сердце колотилось так сильно, что отдавалось мучительной болью в висках.

– Я не нарушала правил. – мой голос предательски дрогнул. – Это всё подстроено.

Уголок его рта дёрнулся в подобии улыбки, но глаза остались холодными, как осколки обсидиана.

– Ты публично оскорбила первую наложницу. Ты опрокинула благовония во время молитвы. Ты осквернила святыню моего дома. – он говорил размеренно, словно зачитывал смертный приговор. – И теперь ты лжёшь мне в лицо.

Мой язык приклеился к нёбу.

– Хозяин, пожалуйста… – прошептала я, но он уже поднялся.

В два шага он оказался рядом. Его присутствие обрушилось на меня своей непередаваемой грубой мужской силой, тестостероном, от которого у меня кружилась голова. Он как ураган – нечто неотвратимое, сокрушительное. От него пахло сандалом и чем-то животным, первобытным. Моё тело предательски откликнулось на этот запах, и я возненавидела себя за это.

– К колонне. – приказал он, и я услышала в его голосе что-то новое. Жуткое предвкушение.

Колонна из белого мрамора возвышалась в центре комнаты. На ней были вбиты кольца на уровне головы человека. Я знала, для чего они предназначены. Слышала ужасающий шёпот других наложниц.

– Я не подчинюсь. – мой голос звучал жалко даже для меня самой.

Он рассмеялся, и в этом смехе не было ни капли веселья.

– Ты думаешь, у тебя есть выбор?

Его рука внезапно оказалась на моём горле, и мир сузился до этой точки контакта. Он не сжимал сильно – просто давал понять, что может. В его глазах плескалось что-то тёмное, голодное. Я задыхалась не от нехватки воздуха, а от осознания своей абсолютной беспомощности.

– Я могу сломать тебя множеством способов, маленькая русская. Но я предпочитаю видеть, как ты сломаешься сама.

Он подтолкнул меня к колонне, и моё тело подчинилось, хотя разум кричал о сопротивлении. Мои руки подняли над головой, закрепили в железных браслетах. Холод металла обжёг запястья. Я стояла, прижавшись щекой к прохладному мрамору, и чувствовала, как по позвоночнику пробегает электрический ток страха.

Вы когда-нибудь задумывались, почему во всех древних культурах был ритуал жертвоприношения? Потому что глубоко внутри мы все знаем – за свободу всегда нужно платить кровью.

– Знаешь, Злата. – его голос звучал почти ласково, пока он ходил вокруг меня. – У тебя удивительная кожа. Такая светлая. На ней всё будет видно так ярко.

Мои лёгкие шёлковые одежды сорвали одним резким движением. Ткань с шелестом упала к ногам. Воздух комнаты касался обнажённой кожи, и мурашки бежали по всему телу. Стыд обжигал сильнее, чем могла бы обжечь плеть.

– Пожалуйста. – прошептала я, ненавидя себя за мольбу, но не в силах сдержаться. – Я не делала этого.

– Одного урока должно хватить. – сказал он. – Чтобы ты запомнила, кому принадлежишь.

Удар обрушился без предупреждения. Острая боль рассекла спину от правого плеча до левого бедра. Я закусила губу, чтобы не закричать. Металлический привкус крови заполнил рот. Одного удара хватило, чтобы мои ноги подкосились, и только оковы удерживали меня в вертикальном положении.

– Кричи. – приказал он. – Я хочу слышать твой голос.

Я мотнула головой, прижимаясь лбом к мрамору. По щекам текли слёзы, но я молчала. Это было единственное, что у меня осталось – моё проклятое молчание.

Самое страшное в боли – не её интенсивность, а то, как она стирает границы твоего «я». Когда тебе по-настоящему больно, ты становишься просто сосудом для страдания. Ничего больше не остаётся.

Я висела на оковах, тяжело дыша. Каждый вдох причинял боль, словно ребра превратились в раскалённые прутья, вонзённые в лёгкие.

Я услышала, как плеть упала на мраморный пол. Потом почувствовала его присутствие за спиной. Он стоял так близко, что я ощущала жар его тела. Его дыхание было тяжёлым, прерывистым, словно он пробежал долгий путь.

– Удивительно. – прошептал он, и его голос звучал иначе – хрипло, интимно. – Ты выдержала удар и не закричала. Ты всё равно держишь голову высоко.

Его пальцы прикоснулись к моей спине, прослеживая рубец от плети. Я вздрогнула, ожидая новой боли, но вместо этого почувствовала странное облегчение. Его прикосновения были почти… нежными?

– Ты сильнее, чем я думал, русская девочка.

Предательство собственного тела – самое горькое из всех предательств. Когда ты понимаешь, что твоя плоть не подчиняется разуму, что она живёт по своим законам – законам инстинкта и желания.

Его руки скользнули вниз по моим бокам, оставляя за собой дорожки мурашек. Прикосновения были невесомыми, как трепет крыльев бабочки, но оставляли после себя огненные следы. Я задрожала, но уже не от страха – от чего-то другого, запретного, чему не хотела давать имя. Мое тело напряглось, как струна, когда его пальцы очертили линию позвоночника, осторожно обходя рану от плети.

– Знаешь, почему я выбрал тебя на аукционе? – прошептал он, его губы так близко к моему уху, что я чувствовала тепло его дыхания на чувствительной коже. – Я увидел в твоих глазах огонь, который никто не смог погасить. Даже там, даже тогда – ты горела.

Значит, это ОН меня выбрал, а не его люди? Он лично.

Его ладонь скользнула вниз по моей спине, замедляясь на изгибе поясницы, заставляя меня прогнуться. Горячая волна прокатилась от места его прикосновения вниз, к животу, сворачиваясь там тугим узлом сладкого напряжения.

– Ты могла бы быть моей королевой, а не рабыней. – продолжил он, и его дыхание обожгло мою шею. – Если бы только научилась подчиняться.

Я закусила губу, борясь с предательским стоном, когда его пальцы скользнули по внутренней стороне бедра. Легкое, едва ощутимое прикосновение, от которого мышцы сами собой напряглись в ожидании. Мое тело больше не принадлежало мне – оно жило своей жизнью, откликаясь на каждое движение его рук с пугающей готовностью.

Его ладонь поднялась выше, обхватила моё бедро, властно притянула к себе. Я почувствовала его член, длинный, каменный, прижимающийся к моим ягодицам через ткань его одежд, и к своему стыду ощутила, как внутри меня разливается влажный жар.

– Ты сопротивляешься мне днем и жаждешь меня ночью. – прошептал он, медленно проводя кончиками пальцев по изгибу моей шеи к ключице. – Твои глаза говорят «нет», но твое тело… оно кричит «да». Я ударил тебя… я причинил тебе боль. А я же могу и пожалеть. Приласкать.

Его рука скользнула вперед, обхватывая мою грудь. Большой палец описал круг вокруг соска, и он мгновенно затвердел, отзываясь на прикосновение острым уколом удовольствия, от которого перехватило дыхание. Я прикусила губу до крови, чтобы не издать ни звука.

– Ты хочешь этого. – это был не вопрос, а утверждение. – Твоё тело не умеет лгать, в отличие от твоих уст.

Он чуть сжал мой сосок между пальцами, и острое наслаждение пронзило меня насквозь, заставив выгнуться в оковах. По телу пробежала дрожь, ноги стали ватными. Только цепи удерживали меня в вертикальном положении.

Представьте, что всё, во что вы верили о себе, оказалось ложью. Что внутри вас живёт кто-то другой – кто-то, кого вы не знаете и боитесь узнать.

Его рука медленно скользила вниз, по животу, оставляя за собой след из мурашек. Каждый миллиметр моей кожи словно обострился, стал невыносимо чувствительным. Время растягивалось, как тягучий мед. Я ловила себя на том, что затаила дыхание в ожидании, когда его пальцы доберутся туда, где пульсировал центр моего предательского желания.

Он не торопился. Его пальцы выводили невидимые узоры на моем животе, опускаясь всё ниже, но останавливаясь на границе лобка. Каждое его прикосновение разжигало огонь внутри меня, и ненависть к нему смешивалась с постыдным, отчаянным желанием, чтобы он продолжал.

– Скажи, что ты хочешь этого. – его голос звучал хрипло, почти требовательно. – Скажи это.

Я стиснула зубы, решив, что лучше умру, чем попрошу его о чем-то. Но моё тело предавало меня, выгибаясь навстречу его руке, безмолвно умоляя о большем.

– Упрямая. – усмехнулся он, и в его голосе слышалось восхищение. – Я люблю приручать диких кошек.

Его рука наконец опустилась ниже, пальцы скользнули между моих бедер, нашли клитор и сжали, чуть перекатывая. Я вздрогнула, как от удара током. Никто и никогда не прикасался ко мне там, и ощущения были настолько острыми, что граничили с болью.

Он начал медленно массировать эту точку кончиками пальцев, и я прикусила губу до крови, чтобы сдержать стон. Волны жара поднимались от его пальцев по всему телу, заставляя меня дрожать и выгибаться в оковах. Боль от удара плетью отступала, смешиваясь с новыми ощущениями, создавая гремучую смесь, от которой перехватывало дыхание.

– Ты такая влажная. – прошептал он мне на ухо, и его слова обожгли не хуже плети. – Такая готовая. Для меня.

Его палец скользнул внутрь меня, и я не смогла сдержать тихий вскрик. Ощущение было одновременно чужеродным и правильным. Мое тело раскрывалось навстречу его прикосновениям, как цветок под лучами солнца.

– Такая тесная. – его голос стал еще ниже, в нем слышалось едва сдерживаемое желание. – Девственница. Не наврала….моя маленькая золотая козочка.

Он добавил второй палец, растягивая меня, подготавливая к чему-то большему. Другой рукой он продолжал ласкать мой клитор, и два источника наслаждения сливались в один пожар, пожирающий меня изнутри.

Мир сузился до этих двух точек контакта – его пальцев внутри меня и снаружи. Всё остальное перестало существовать – не было ни гарема, ни плети, ни наказания. Только его прикосновения и растущее напряжение внутри меня, которое достигало невыносимого предела.

Он ласкал меня долго, методично, словно изучая карту неизвестной территории. Каждый раз, когда я приближалась к краю, он замедлялся, не позволяя мне упасть в бездну наслаждения. Это была изощренная пытка – слаще и страшнее, чем удар плети.

Мое дыхание стало прерывистым, ноги дрожали. По телу разливался жар, пульсирующий в такт движениям его пальцев. Я кусала губы, чтобы не умолять его о большем, но мои бедра сами двигались навстречу его руке, выдавая меня с головой. И вдруг он убрал пальцы.

– Маленькая, мокрая сучка… оргазм надо заслужить, выпросить, вымолить. Так что сегодня ты останешься голодной. И только попробуй закончить сама… за это жестоко бьют по пальцам, а иногда и ломают. Твоего тела могу касаться только Я. И ты не кончишь, пока Я не захочу. Ты принадлежишь МНЕ. Забудь о своей прошлой жизни. Ее нет. Есть я и мои законы. Я купил тебя, чтобы ты меня развлекала, и это всегда будет ПО МОИМ правилам.

Я ненавидела своё тело за эту реакцию, ненавидела себя за то, что находила наслаждение в прикосновениях человека, который только что причинил мне боль. Но даже сквозь эту ненависть пробивалось ужасающее осознание – я хотела большего. Хотела его всего.

Слёзы текли по щекам – на этот раз не от физической боли, а от понимания, что что-то во мне безвозвратно изменилось.

Потом он отстранился, и я услышала шорох одежды. Оковы внезапно разомкнулись, и я упала на колени, не в силах удержаться. Мрамор пола был холодным, и этот холод отрезвлял.

Асад обошёл меня и встал напротив. Его дыхание уже выровнялось, лицо снова стало непроницаемой маской. Только в глазах плескалось что-то новое – смесь удовлетворения и… чего-то еще… я не могла дать этому названия.