Читать книгу: «Плач цветка или хроники предпенсионного возраста», страница 2

– …Граждане депутаты! Даю голову на отсечение, это просто какая-то ошибка бухгалтерии, мы во всём разберёмся, и на следующем заседании вы убедитесь в нашей честности. Борис Владимирович, вы как?

– Тоже даю … это самое… на отсечение!

«Зашибись! – спикер судорожно глотнул и стал читать дальше. Он плохо помнил тот день, накануне крепко отмечали чей-то юбилей и, хотя он спиртным по причине болезни печени особо не злоупотреблял, употребить всё-таки его уломали. «Так что там дальше? Спикер что там сказанул? Ага! "Если наши уважаемые…. Дают свои головы, то я даю руку для того же самого, что ребята получат по полной программе, коли те данные не ошибка!"

«Ё-моё! Что я там, идиот, ляпнул-то? Да ну, ерунда какая-то!» Но мерзкий внутренний голос прошептал: «Не ерунда… Ты знал, что это не ошибка. А ручка-то какая у нас останется? Хорошо, коли левая. Ты же левша… Ну, а если правая?»

Общественность была взбудоражена. СМИ дружно визжали от восторга. Иванов отрабатывал первые версии. Думские депутаты дружно увеличили штаты личных охранников. Ирэн Фердинандовна купила новый дорогой спортивный костюм для утренних пробежек. Но все чувствовали некую незавершенность событий, недосказанность истории. И вот через неделю…

А что через неделю?

Да ничего … Целых десять дней прошло. В пятницу, как ни странно, четырнадцатого, видать календарь у кого- то сломался … Появились головы, те самые, которыми в Думе думают. Точнее, думали. Хочется верить, что так. Как никак, Дума всё-таки.

Глава 4

«…Тропинка, усыпанная сосновыми иголками, которые так приятно пружинят под ногами, уходила вверх, и бежать стало тяжелее. Но то была приятная тяжесть, разогретые мышцы требовали движения, работы. Ладони уже почти физически ощущали костяные накладки черена рукояти клинка. Скорее сделать первый взмах, закружить над головой синей сталью, да так чтоб воздух гудел, перекинуть оружие в левую руку … восьмёрку, ещё, ещё парочку и теперь канат …

Осталось немного. В юности мой тренер по биатлону учил ускоряться на последних метрах любого подъёма, и я делаю привычный рывок. Вот и мой дом, прихожая, за дверью лестница вниз, налево мастерская, направо спортзал. Здесь не качают железо, нет ни штанги, ни новомодных тренажёров. Стоят манекены, с потолка свисают канаты, к стене поставлено несколько жердей. Сразу за дверью справа в стене, отделанной камнем, замаскированная дверь сейфа, а за ней рукоятями на уровне кисти руки в специальных подставках стоят клинки. Только протяни руку, и вот она, знаменитая шляхетская карабела – орлиный профиль рукояти, кольцо для большого пальца на перекрестье – для поединка страшное оружие. А вот османский клыч с тяжёлой елманью (резким расширением лезвия на последней трети клинка для смещения центра тяжести, что увеличивало силу удара). Не знаю, рассекали ли турки этими саблями пластинчатые доспехи и кирасы каких-нибудь генуэзцев или там испанских идальго, но для порядка пришлось проверить на прочность старый советский пылесос с металлическим корпусом. Назывался агрегат красиво «Чайка». Удар у меня поставлен – развалилось изделие надвое. «Жалко птичку», но ничего не поделаешь, как говорится «лес рубят – запчасти летят», а на лезвии следов почти не осталось, а что осталось – не критично, заточу.

Следующим в ряду стоит самшир персидский. Кривой, как полумесяц. В конном бою очень хорош, а вот и японская катана. Легенд и сказок про самурайский меч не перечесть, но доверить ему свою жизнь? Вопрос интересный. До начала прошлого века Страна Восходящего Солнца никогда не сходилась в жестоких схватках с внешним врагом, а в войнах двадцатого века больше, чем катана, героическими самураями применялся другой клинок, вакидзаси, используемый для харакири. Оружейникам, как и странам, нельзя жить в изоляции, вариться в собственном соку, без обмена информацией, опытом, культурой и техническими новинками. Отставание неизбежно. Катана предназначена для молниеносного удара, вроде как неожиданно голову отрубить зазевавшемуся крестьянину, не успевшему на колени перед своим господином упасть. А вот против турка-сельджука, который полчища монголов остановил, от которых те самые самураи на островах попрятались, да всем миром священный ветер «камикадзе» у небес вымаливали, или против гусара венгерского, да польского улана, у которых одна молитва божьей матери, а другая своей сабле неразлучной …

Ну а мы, русские … вообще, чем угодно можем воевать и победить с одними топорами и вилами. Из клинков чего только на Руси не было: и мечи франкские и сабли восточные, и шпаги новомодные, а остановились в 1881 году на кавказских шашках. Сначала казакам приглянулись эти клинки. А заодно и кинжалы, да и вообще вся одежда горских народов, практичная и удобная. А потом и начальство повыше присмотрелось к этим простым, но очень смертоносным сабелькам. Хотя, какие это сабли, всё другое – лезвие малой кривизны, никаких ухищрений с «елманью» для усиления удара, просто рукоять без всякой гарды и прочих излишеств, один клюв и темляк, чтоб из руки не выскочила при рубке. Сам наследник престола цесаревич Александр Александрович на войне с турками в 1877 году видел, как казаки его отряда косым ударом от плеча до седла разваливали турецких янычар с их новыми английскими саблями. Вступив на престол Александром Третьим, он и начал военную реформу с главного оружия кавалерии, ввёл шашки вместо сабель, только палаши оставил кавалергардам, уж очень несерьёзно бы выглядело такое оружие у этих великанов. Вот они, эти шашки: образца 1881 года кавалерийская, это кавказская, как у Лермонтова – "настоящая гурда, сама в тело вопьётся", эта Будённовская, а вот эта до самого Берлина дошла вместе с дедом».

"Смотри, внук, какие рубцы на острие – сталь то уже не та, не царская, а каски немецкие крепкие, а то и винтовку гад подставит", – так дед говорил, когда под хмельком, так-то про войну молчал больше, только вздыхал, когда по телевизору какое-нибудь кино про это показывают. "Там кина этого не было – красиво никто не умирал, страшно все мёрли. И мы и они. Первого срубил – полдня блевал, чуть сам не сдох. Потом полегче стало, привык малость. Всё одно это не в пехоте, стрельнул издали, и он сам по себе помирает, не видно. А тут вся его смерть в твоей руке, и хорошо, если рубанул толково, голову снёс или, когда наискось удар получится, ещё и плечо с сердцем. Тогда он не мучается, дёрнется нога пару раз и все. А вот коли удар не пошёл, или чем заслонится и полоснёшь только, да чего отрубишь, руку там, пальцы часто сносишь, когда винтовку подставит, шмайсер тот переламывался от удара, тогда самое страшное – он орёт и тебе в глаза смотрит, а добивать надо. Так что крови вражьей на ней много, ох и много …".

Дед вынимал шашку на четверть клинка из старых потёртых ножен и аккуратно возвращал клинок на место: "Спасибо тебе, подруга, спасала ты меня не раз, но не дай бог тебе ещё чьей-то крови испить. Она у всех одинаковая, что у нас, что у немцев – когда мало её, то, вроде как красная, а когда много – чёрная. Мне больше чёрной довелось видеть".

Утренняя тренировка обычно занимала час, не больше. Нет смысла уставать в самом начале дня, вечером можно больше поработать, нарубить дров для камина в буквальном смысле, следы тренировок лучше уничтожать, да и у огонька посидеть не помешает. Обдумать произошедшее – правильно ли всё сделано, да и то, что сделано, правильно ли. Поначалу сомнений не было, сейчас появилось некое предчувствие. Нет, не сомнения, но предчувствие их. Собраться и отогнать посторонние мысли, когда в руке клинок, думать действительно опасно. Птичку вот жалко …

Кружка чая, бутерброд, любимое варенье из малины с крыжовником. Крыжовник – правильный кустарник, не стоит дурнем, как смородина, подходи да ешь. Нет, он защищается, иголки острые, словно шпаги, короче, свой парень. Да и вкус у ягод бодрящий, терпкий. Варенье с малиной не такое приторное выходит, самый раз. Ну всё, в дорогу. Выеду пораньше – гаишники на Коммунальном мосту что-то в последнее время совсем с тормозов слетели, по каждой мелочи цепляются.

Машина завелась с полоборота. Дорога от дома идёт под уклон, так что двигатель можно слишком не прогревать. Когда нужно будет, то вообще можно не заводиться, полкилометра под горку и ещё триста метров по инерции, проверено. Может, когда-нибудь пригодится.

На службе первым делом узнать, как дела у этого следователя с усталым лицом. Иванов Михаил Андреевич … Говорят про него, что мужчина упёртый и нестандартно мыслящий. Нехорошо, что он будет этим делом заниматься, неправильно. А если разобраться, что есть в этой жизни правильное? Рождение человеческое правильное? Несомненно. А смерть? Без неё нельзя, но важно, когда она приходит и как. Когда дети хоронят родителей, это хотя и горько, но правильно – таков закон жизни. Но родители не должны хоронить своих детей – это против всех законов. И тогда по каким законам должны жить родители, на это не может быть одного ответа. Также не может быть ответа, каким судом судить убийц твоего ребёнка. Суд человеческий тут бессилен. Суд божий не так скор. Хотя и мой суд не был скоротечным. Ошибки быть не могло. Когда судья и палач одно лицо, ошибок не бывает»

Глава 5

Пятница началась, как обычно начинается понедельник, да по большому счёту и все остальные дни нашей российской недели – тяжело и суетно. Областное милицейское начальство метало молнии и грохотало громом. Дело «всадников без головы», как окрестил его самый скандальный журналист местного телевидения Рома Шустерман, он же «Шустрик», получило такой общественный резонанс, что даже победа родной футбольной команды над питерским «Зенитом» прошла незамеченной. Нечасто убивают сразу двоих депутатов, да ещё таким экзотическим способом.

Иванов вернулся от начальства красный от гнева и белый от возмущения. Его и так незавидная карьера грозила закончиться в скором времени увольнением «по собственному», и оставшиеся до пенсии несколько лет пришлось бы набирать в каких-нибудь «Рогах и копытах» охранником. И то, если повезёт, потому как слишком многим потенциальным работодателям он насолил за время своей службы. Ему дали три дня (три ночи подразумевались сами собой), чтобы добиться хоть каких-нибудь результатов и заткнуть горло прессе, а главное, унять ведущего телешоу «Крутой вираж» Рому Шустермана, начинающего свою ежедневную программу криминальных новостей с двух красноречивых цитат из бессмертного творения Майн Рида.

Первая – «Кто бы он ни был он – человек, дьявол или чучело, – заявил член отряда, первым высказавший свое мнение, – я не вижу, почему бы нам не узнать, куда ведет его след, если, конечно, он оставляет следы.» И вторая цитата, самая обидная – «Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он, пугает и заставляет недоумевать, в его облике есть что-то уродливое, жуткое. Силы небесные! У всадника нет головы! Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище?» После этой фразы ведущий задаёт провокационный вопрос: – Вам никого не напоминает этот олень? – и тут же на него отвечает, – похоже на руководителя следственной группы, ведущей дело о «Всадниках без головы» Михаила Иванова …» Ну и далее всё тому подобное.

Надо было успокоиться. На этот случай у Иванова имелась своя личная методика «успокоения». Заперев дверь кабинета на ключ, он вынул из сейфа «антигнев», так он называл пневматический пистолет «Аникс 101М». Двенадцатиграммовые газовые баллончики и магазин на 15 шариков калибра 4,5 мм. В дальнем углу кабинета было место для мишени. Повесив «любимый» портрет из толстой пачки фотографий политиков и олигархов, Иванов выпустил в него четыре магазина. С удовольствием рассмотрев изрешечённую фотографию, следователь открыл двойные двери своего кабинета.

– На совещание, господа детективы. Не стойте под дверью, коли не зовут. Про телефон слышали? Недавно Александр Белл изобрёл. Полезнейшая, надо вам сказать, вещь. Потом покажу, как пользоваться. Заходите, присаживайтесь.

В управлении про Иванова рассказывали разные легенды, некоторые были даже правдой, и одна из них была про то, что ему неведомым образом удаётся за пару минут восстанавливаться после мощных нервных стрессов, вроде того, что только что произошёл в начальственном кабинете, и звуки которого слышал весь этаж. Никто не знал, что делает Михаил Андреевич, закрывшись в кабинете, но всегда через пару минут он выглядит так, будто вернулся с отпуска на каких-нибудь Канарах, да ещё впридачу на обратном пути заглянул в Монте-Карло и выиграл миллион в рулетку.

– Излагайте, коллеги, результаты своих изысканий. Начнём с версии о, так сказать, профессиональной деятельности убиенных.

Следователь Дмитриев (из «молодых» – сорока ещё нет) прокашлялся и, не торопясь, обстоятельно начал излагать факты, говорившие, что никому, кроме государства, коммерческая и прочая деятельность покойников не приносила абсолютно никакого вреда и неудобства. Времена всяких там «бригад» и кровавых разборок давно прошли, и «братки», оставшиеся в живых и на свободе, вели безопасную мирную жизнь, по совести и по понятиям разделив сферы влияния в городе. Некоторые даже избрались в областную Думу для солидности, а иногда даже участвуют в неких совместных проектах, последний из которых прошёл, кстати, не совсем гладко, но опять же без ущерба для авторитетных представителей общественности. Как всегда, пострадал лишь федеральный бюджет, а он, как известно, бессловесный и терпеливый.

– Был один интересный момент, Михаил Андреевич, – Дмитриев сделал небольшую паузу, – как утверждает спикер Думы, накануне убийства на очередном заседании депутаты Кувалдин и Жарков сказали следующее, –следователь достал распечатанный лист бумаги с гербом области, – зачитываю дословно отрывок из стенограммы «…Граждане депутаты! Даю голову на отсечение, это просто какая-то ошибка бухгалтерии, мы во всём разберёмся и на следующем заседании вы убедитесь в нашей честности. Борис Владимирович, вы как? – Тоже даю … это самое… на отсечение». Данное обстоятельство позволяет нам предположить, что убийство может быть связано с присутствующими на этом заседании депутатами и техническим персоналом, ведущим стенограмму, являющуюся строго конфиденциальной информацией. Таким образом, можно значительно сузить круг подозреваемых и работать уже только по ним.

– Всё это было бы полезно, если бы наша уборщица баба Нюра не рассказала эту страшилку мне на второй день после убийства, а ей рассказал внук, прочитавший всё в интернете. Это уже стало анекдотом, как и то, что Рома Шустрик каждый вечер сравнивает меня с оленем, – Иванов поднял растопыренные ладони над головой, изобразив оленьи рога, – Простой вопрос – они кому-нибудь из серьёзных людей мешали настолько, чтобы я в результате всего произошедшего вас тут смешил? Нет? Спасибо. Что с амурной частью, Олег Николаевич?

Олег Сёмушкин, которого Николаевичем звал только Иванов, но никакой иронии в этом абсолютно не чувствовалось, так как Олег был хотя молодой (по настоящему молодой – недавно после университета), но толковый, а таких старший следователь Иванов уважал, немного покраснел и начал доклад, из которого следовало, что по всем имеющимся официальным и прочим источникам ревнивых мужей и всяких бойфрендов нашим депутатам бояться не стоило. У них были законные жёны и не менее законные любовницы, о которых супруги знали, но чуть ли не хвалились друг перед другом, как в том анекдоте, «…а наша-то лучше всех»

– Законных жён обеспеченная жизнь с рождественскими поездками на Куршевель и отдыхом на Канарах и в Ницце вполне устраивала, а всяких романтических подруг тем более. Никаких иллюзий ни у тех, ни у других не возникало. Кроме утешения в смысле любовных утех народных избранников других побочных занятий у всех вышеупомянутых дам не наблюдалось. Информация из вполне достоверного источника. Так что опасность с этой стороны гражданам не угрожала. Только если бы они не надорвались в амурных утехах, чего, как мы знаем, не успели.

– Спасибо, Олег Николаевич. А что нам скажет начальник транспортного цеха?

Под этой кодовой фразой подразумевался криминалист, он же Палыч.

А ничего нового не скажу, товарищ директор, – подхватил Сташевский знаменитый Райкинский монолог, – абсолютно никаких следов, о которых можно было бы сказать, что они принадлежат преступникам, фактически нет. На местах обнаружения тел перед нашим прибытием прошли и проехали стада машин и толпы народа, а на месте предполагаемого убийства пожар уничтожил всё, кроме бассейна с грязной водой, пожарные же довершили дело. Но есть одна новость. Я определил тип орудия убийства, и это не гильотина.

– Уже лучше. Что же это было, Палыч?

– К сожалению, могу вас разочаровать, это не было световым мечом джидаев. Сабля! Характер раны показал, что головы в обоих случаях были не отрублены, а как бы отрезаны, убийца владеет отличным клинком и владеет им очень даже прилично. Удар поставлен, как у моего прадеда, варшавского шляхтича. Отец рассказывал, что дед на спор мог с одного удара рассечь берёзовое полено пополам. Я проверил всё имеющееся в нашем распоряжении холодное оружие подобного типа, очень помог в этом областной музей, и выяснил, что след от шашки немного отличается от сабельного. Это была именно сабля и, более того, клинок дамасской стали, так называемый «сварочный дамаск», эта сталь отличается своеобразным узором. Под этим материалом подразумевается собственно персидско-индийская тиглевая сталь с высоким содержанием углерода. Упомянутый узор появляется за счёт образования матрицы карбида и феррита при медленном охлаждении материала. При заточке и шлифовке мягкие ферритные волокна стачиваются, и на режущей кромке остаются наиболее твёрдые карбидные матрицы – кромка клинка получается состоящей из неразличимых глазу, но алмазно-твёрдых и очень опасных зубчиков, так называемой «микропилы». Она то и позволяет владельцу такой сабли разваливать противника надвое без особых усилий. Нет, коллеги, это дело становится интереснее с каждым часом.

– Сплюнь, Палыч! Интересные дела обычно становятся висяками. Давай без лишних деталей. Из твоего доклада, а точнее лекции, я понял две вещи. Первое – орудие убийства вещь редкая и в охотничьих да сувенирных магазинах не продаётся. Второе – убийца есть сам по себе человек незаурядный, как личность и, главное, прекрасно владеющий орудием убийства, что подразумевает регулярные тренировки. Значит, у него есть место для этого, и, развивая свою мысль, осмелюсь предположить, что место это уединённое, и опять же предположу, что человек этот одинок. Далее, исходя из этих предполагаемых данных, я осмелюсь сказать, что вероятным мотивом этих жестоких убийств может быть …

«Yesterday …» – а вот этот мотив, прозвучавший из мобильника Иванова, означал, что с ним желает говорить его старый закадычный друг, Генка Вакуум, для остальных Геннадий Владиленович Аввакумов, звукорежиссёр областной телерадиокомпании и весьма уважаемая личность не только среди местного бомонда, но и некоторых авторитетных властных кругов. Геннадий был страстный меломан, а если брать по большому счёту, то и представитель самой элиты данной части человечества – битломанов, а в их стройных рядах состоял и один из местных олигархов, что и роднило простого представителя средств массовой информации с верхушкой общества. «Что-то случилось, потому как Гена никогда не звонил мне в рабочее время», – Иванов извинился и вышел в коридор.

– Что у тебя, дружище? Извини, но у меня запарка по работе, долго говорить не могу.

– Слышал я про твои запарки – каждый вечер этого кретина Шустермана слушаю.

– Да, кстати, я заметил, что его с каждым разом слушать становится всё противнее и противнее, а в последний вечер вообще невозможно. Голос у него, как у поросёнка, но я тут субьективен, думал, только мне кажется. А что, твоя работа?

– А то. Нечего приятным баритоном гадости вещать. Малость частотную характеристику подправил, пусть народ от одного его голоса тошнит.

Аввакумов был гением работы со звуком, а Шустерман изрядной сволочью, и очередным доказательством этого послужила последовавшая от Аввакумова информация:

– Миша, сегодня утром какой-то паренёк приволок к нам посылку для Шустрика. Было ещё рано, в это время обычно приезжаю только я. А в последнее время и Рома. Наверное, очередную гадость обдумывать. Короче, я был там, когда он вскрывал посылку. Миша, там были головы … Те самые! В сумке-термосе, обложенные льдом. Всё цивильно, никакой крови, чистенькие. Ромку сразу же вырвало, я еле успел подсунуть ему кулёк из заготовки сценария его сегодняшней вечерней передачи. Но потом оклемался, гадёныш, и начал орать, что с таким материалом все «Тэффи» в этом году заберёт и на первый федеральный канал уедет.

– На Пушкина 40, в СИЗО он может уехать, Гена. Он что, не собирается полученные вещдоки к нам везти?

– Не собирается. Спрятал всё, гад. На сегодняшнем шоу хочет народу показать, представляешь? Поначалу хотел вообще в утренних новостях, но я сумел его убедить подождать до вечера и молчать, пришлось припугнуть компроматом из моего аудиоархива, – Аввакумов хитро улыбнулся, – я иногда микрофоны в студии включаю и выключаю немного не в то время, как наши телезвёзды считают. Любопытнейшие реплики случаются, иные всю карьеру журналисту могут загубить. Рома купился, и до вечера время у тебя есть, пока дружище! Ну всё, пока! У нас эфир, бегу работать!

«До вечернего шоу Ромки Шустермана осталось восемь часов, за это время надо, получается, раскрыть дело, которое не далось за десять дней. Стоп! Пока не прозвучала знаменитая мелодия Пола Маккартни, всё было не так плохо, я практически нащупал мотив убийства. Это была месть. Месть старая, именно та которую подают холодной. Убийцу в этом деле надо искать в прошлом. В прошлом его жертв», – Иванов закрыл крышку мобильника и вернулся в кабинет.

– Коллеги, есть пренеприятнейшее известие – для раскрытия дела нам осталось всего восемь часов.

– Как восемь часов? Андреич, ты что, в коридоре Гоголя ненароком перелистал? – Сташевский приподнялся со стула вопросительным знаком, – Что случилось вообще то?

– Случилось страшное, Палыч. Объявились отрубленные головы, и они в руках у любителя великого Майн Рида. Звезда местной тележурналистики Роман Шустерман получил их сегодня утром в посылке. Как шампанское, со льдом. В вечернем эфире вылетит пробка и под какой-нибудь вальс, например, «Брызги вышеупомянутого шампанского», наша команда во главе со мной перестанет существовать. В том смысле, что меня уйдут пинком под зад, а вы разбредётесь по разным пенатам, хотя, возможно, всё обойдётся малой кровью, и заменят только меня, как руководителя. Кстати, о посылке знает только Шустерман, мой друг Аввакумов и теперь вы.

– Нашлись головы? И они у Шустрика? Сташевский изобразил рукой восклицательный знак, или просто поднял руку, как на уроке в школе – Тогда такая смерть, как у фигурантов нашего дела, покажется лучшим выходом. После вечернего кривляния этого местного Доренки я сам сделаю себе харакири. Михаил Андреевич, только под вашим руководством мы сможем раскрыть это дело, соберитесь и командуйте. Я считаю, мне стоит ехать на телевидение, думаю твой приятель поможет мне ознакомиться с артефактами.

– Удачи тебе! А мы что стоим? Версия о мести из далёкого прошлого не отменяется. Олег Николаевич и Дмитриев уже роют архивные дела и ищут, очень хорошо ищут всех пострадавших от общения с вышепоименованными лицами и на ваш объективный посторонний взгляд, наказанными недостаточно серьёзно. Начиная с детского сада! Может совочек не поделили или там кого-то с горшка столкнули. Вперёд! Вам час на всё!

– Так мало же, – начал было Сёмушкин, но умолк, получив удар под рёбра.

– Молчи, студент. Андреич всегда время с запасом даёт, умножь на два и прибавь полчаса, – прошипел Дмитриев, работавший с Ивановым уже пять лет и тихо, про себя, боготворивший его. Сам Владимир Дмитриев, как говорится, звёзд с неба не хватал, но был упорным и старательным. Любое порученное дело доводил до конца, за что Иванов ценил его. Хвалил правда редко, но и в обиду не давал. Было ещё одно обстоятельство, которое связывало их – Владимир был обязан Иванову жизнью.

Однажды во время следственного эксперимента с выездом на место преступления то ли из-за халатности конвоя, то ли чего похуже – деньги большие там крутились – подследственный смог освободиться от наручников, завладел оружием конвойного, но почему-то взял в заложники Дмитриева. Потом то выяснилось почему – конвойный был с ним в сговоре и должен был помочь выбраться из города. А Дмитриев был без оружия и в полном ступоре от неожиданности, делай с ним, что хочешь. Да и остальные не лучше. Ситуация была критическая. Отпускать подонка-педофила никак нельзя было. Его папаша, из олигархов первой волны, поднявшийся на крови конкурентов, уже наверняка за бугром местечко сыну приготовил, не достать. А в том, что тот курок спустит, сомневаться не приходилось. Девять жизней он уже забрал …

Естественно, что первым делом отморозок потребовал, чтобы все положили на землю оружие. У парня с видеокамерой оружия не было, а остальные колебались …Иванов тоном, не допускающим возражений, приказал выполнить требование. Он это умел. И сам тоже спокойно нагнулся и положил свой табельный ПМ на землю. Дальше всё произошло за какие-то доли секунды. Выпрямляясь, Иванов сделал какое-то молниеносное движение и в его руке оказался пистолет, мгновенно сделавший два выстрела. Дмитриев понял, что никакой ствол ему на висок не давит, а рука, державшая его за отворот куртки, ослабла и что-то упало ему под ноги. Он посмотрел вниз и увидел тело с пробитой головой. Подняв глаза, он увидел в руке Иванова пистолет с непривычно длинным стволом, который всё ещё смотрел на лежащего преступника.

– Проверь его! Услышал Дмитриев команду начальника и машинально проверил пульс у лежащего тела. Естественно, никакого пульса не было, как и половины затылочной части черепа.

– Он мёртвый …

– Точно? Тогда надень наручники на этого, – и Иванов показал стволом на конвоира, застывшего в ступоре, как и все остальные. Затем добавил, обращаясь ко всем, – Когда будете писать рапорта, не забудьте добавить, что я сделал даже не один, а целых два предупредительных выстрела. Вот они, – и с этими словами Иванов два раза выстрелил в воздух.

– Правда? Тогда, конечно, хватит… Володь, ты чё?

Дмитриев тряхнул головой, отбросив воспоминания о начале своей работы вместе с Ивановым, и подмигнул Сёмушкину, – Олежа, а Шеф тебя ценит. Но не дай бог тебе сверх того ещё пять минут добавить.

– И что?

– Ничего, Майн Рида почитай на досуге. Узнаешь, что будет. Шевели конечностями.

«А ведь моя служба, да и жизнь могла бы тогда и закончиться … А как начальство потом на Иванова наезжало … Оказывается, Андреича из оперов перевели как раз из-за того, что часто оружие применял на поражение. Правда каждый эпизод был вполне обоснован – Иванов, как юрист, очень грамотный, если бы адвокатом был, то цены б ему у местного криминала не было, на «Крузаке» бы ездил, или на «Порш-Кайене», а не трясся на нашем служебном уазике. Но он не из таких. А вот от собственной безопасности отбиться – это его тема. Но всё равно с оперативной работы его убрали. В следователи. А свой наградной парабеллум он на каждый такой выезд берёт, оказывается подобный случай уже в его практике был, и после он этот приём со вторым пистолетом натренировал до, как он говорит, «более-менее приемлемого уровня». Обещал научить, но из макарова, да ещё с его – Дмитриева – уровня стрелковой подготовки это пока не получалось. «Главное», – объяснял Иванов, – «Это первым выстрелом выбить оружие из рук преступника, а поскольку оно в таких случаях находится у виска жертвы, то есть боковой, самой большой проекцией к тебе, то ты имеешь идеальную мишень, а дальше дело техники и твоей тренированности. Что до техники, то лучше парабеллума для такой задачи я ничего не знаю – идеальная эргономика, мягкий спуск и высокая точность стрельбы, "что ещё нужно, чтобы встретить старость". А тренированность – это вообще просто. Чтобы хорошо стрелять, нужно просто много стрелять.

А после того, как ты выбьешь оружие из рук злодея, то дальше, как тебе твоя совесть подскажет. Можно, конечно, в гуманизм поиграть, про закон покричать и в живых злодея оставить, а потом ждать, когда он ещё кого убьёт или так же в заложники захватит, а я их всех, кто черту перешёл и чью-то жизнь забрал, за людей не считаю. Это враги. А я врагов в плен не беру».

Глава 6

Через полтора часа, команда архивокопателей вернулась с объекта усталая, но довольная. Открыв дверь на пороге кабинета начальника, вернувшиеся замерли. За столом напротив Иванова в кабинете сидел незнакомец, вид которого однозначно ассоциировался с понятием «джентльмен». У Дмитриева возникла другая ассоциация – «пижон», и он сжал кулаки. Ладно бы только на незнакомце ладно сидел шитый на заказ элегантный костюм, и шитый явно не в местном ателье, а где-то типа возле Эйфелевой башни – может халтурка подвернулась, и решил гражданин приодеться. И то, что трость у него старинная, красивой работы, тоже ладно. Может ноги больные. А вот золотое пенсне – это уже слишком. «Очки ему, видите ли, носить в падлу, как говорят наши клиенты, – подумал Дмитриев, – Пижон, короче, и всё тут».

– А вот наши лучшие сотрудники, о которых я вам говорил. Познакомьтесь, Олег Николаевич Сёмушкин и Дмитриев Владимир. Что с тобой Володя?

Незнакомец повернулся к вошедшим, и Дмитриев увидел на левой стороне шитого возле парижской башни пиджака золотую звезду Героя Советского Союза и внушительную орденскую колодку. «Вот тебе и пижон …»

– Полковник ФСБ Сорокин Виктор Владимирович, – представился джентльмен, – Прибыл по поручению руководства для оказания помощи. Ваши жертвы проходили по нашей разработке – наркотики, оружие – и для вас есть интересный материал.

– Вот так-то, Дмитриев. Никакого, значит, неудобства, солидные люди говоришь? – Иванов пристально посмотрел на Дмитриева, затем кивнул Сёмушкину:

– Что у вас, Олег Николаевич?

Сёмушкин, чуть было не выронивший папку с документами после слов «наши лучшие сотрудники», нервно прокашлялся и начал докладывать о том, что нашлось-таки дело аж от 1987 года, где очень много непонятного и которое непосредственно связано с гражданами Жарковым и Кувалдиным. Это было дело о дорожно-транспортном происшествии, иначе говоря – ДТП, в котором погибли два человека: Горелова Екатерина Викторовна и её трёхлетняя дочь Аня. Их сбил на пешеходном переходе летевший на большой скорости и к тому же на красный свет автомобиль ВАЗ-2106. Водитель не остановился и, не сбавляя скорости, уехал с места происшествия. Потерпевшие скончались до приезда «Скорой помощи». Свидетелем был муж погибшей Валерий Горелов, который шёл позади с тяжёлой сумкой и, по его словам, не успел ничего сделать. Но он запомнил номер машины и то, что в салоне было двое мужчин. Хозяином автомобиля оказался гражданин Жарков, сын директора одного из местных оборонных заводов. Он заявил следователю, что отдал в этот день машину по доверенности своему другу, Кувалдину, для поездки к матери в деревню. Кувалдин же в свою очередь заявил, что у него машину в тот день угнали, он нашёл её вечером в квартале от дома побитую и с пустым баком. Вскоре обнаружилась куча свидетелей, видевших друзей во время происшествия вдали от него и без машины. Наконец муж погибшей заявляет, что от волнения всё перепутал и не помнит номера машины. Дело рассыпалось.