Читать книгу: «Под покровом тайги», страница 4

Глава десятая

– Вон, уже Енисей виден. Сейчас будем перебираться на ту сторону реки, – сказал всем, кто был в санях, Иван.

– Тятя, езжай по санному следу, – дал совет Шапкин-младший.

– Не надо меня учить, – ответил сыну, Иван Фёдорович, и спрыгнул с саней.

– Ты, отцу не подсказывай, он сам знает, что делать, – пожурил Степана Совин.

Передняя лошадь, заметно сбавила ход. Иван крикнул Рукосуеву-старшему:

– Сейчас поедем через Енисей, будь осторожен!

– Понял, – коротко ответил Андрей, и слез с саней.

– Пусть твои, тоже слезут, – посоветовал Андрею Шапкин, и обратился к сыну. – А ты, что сидишь? Ждешь особого приглашения?

Степан соскочил с саней, и пошёл пешком, догоняя Петровича, который давно шёл пешком, рядом с лошадью. Рукосуев-младший и Дрозд, тоже вылезли из саней, и шли за ними. Все передвигались не разговаривая. Чувствовалось внутреннее напряжение. Около берега были торосы, однако, ближе к середине реки, появилась полынья, покрытая льдом. Санный след кончился, видимо, ветер сделал своё дело, оставив после себя чистый лёд. Лошади скользили, возничим приходилось идти медленно, держа их под уздцы близко к морде. Лёд под ногами не прогибался, и это, уже было плюсом. Путники ориентировались на берег, лежавший в дали.

– Самое гиблое место, – весь на нервах, обратился, не известно к кому, Иван.

Совин это понимал:

– Всё нормально, Иван Фёдорович. Лёд не проминается, потихоньку дойдём.

– Дойти-то дойдём, не сомневаюсь, но я от пота, уже мокрый, – предположил и пожаловался Шапкин.

Погода, значительно ухудшилась. Дул сильный ветер со снегом. На открытом пространстве, он пытался свалить с ног путников, а ещё, темнело – наступил вечер. В сумерках добрались до торосов.

– Здесь, уже не провалимся, – обрадованно сказал Иван, обращаясь к Совину.

– Да, и берег близко, ещё не много и будет город, – ответил, успокаивающе, Петрович.

– У меня с души, будто камень свалился, – всё ещё обрадованно, говорил Шапкин.

Степан шёл молча, он слушал, что говорят старшие. Задние сани догнали передних, и поравнявшись, Андрей спросил у Ивана:

– Что, Иван Фёдорович, боязно было?

Шапкин посмотрел в сторону Рукосуевских саней. На самом краю, сзади, сидели учитель и Рукосуев-младший, и о чём-то тихо разговаривали.

– Можно подумать, ты не боялся пересекать Енисей, в словах Ивана проскочила обида.

– Иван Фёдорович, я не хотел тебя обидеть, – извиняясь, сказал Андрей Лукич.

– Ладно, ты прощён, – улыбаясь, ответил Шапкин, и добавил: – Я смотрю, у тебя товарищи не бояться, что лёд провалится, – при этом он кивнул на сидящих в санях.

– Лёд толстый, и идём уже по торосам, да и берег рядом, – высказался в их защиту Рукосуев-старший.

– Садитесь в сани, – обратился Иван к Совину и сыну, прыгнул на сено, и убедившись, что все на месте, хлестнул кобылу.

Действительно, берег был совсем рядом, бояться было не чего, да и нужно поторапливаться – до города рукой подать, но туда, ещё нужно добраться. Ехать придётся по темноте, так как окончательно стемнело, но все были довольны – они прошли по льду через Енисей.

В Енисейск прибыли глубоким вечером. Остановились, как и большинство приезжих, на постоялом дворе. Шапкины и Рукосуевы распрягали и кормили лошадей, а Петрович и Дрозд отправились занимать комнаты. Когда Иван с сыном и братья Рукосуевы управились с лошадьми, они зашли внутрь здания, в котором располагался постоялый двор. Здесь не делали ремонт очень давно – стены были не крашены, кое-где отвалилась штукатурка, пол и лестница сильно скрипели, поломанные стёкла в рамах не вытаскивались, а поверх них вставлялись другие, на дверях, вокруг ручек, имелись тёмные пятна от грязных рук. Радовало то, что здесь всегда были в наличии комнаты, было тепло, и всё это стоило не дорого. В холле находилось много народу, многие курили, поэтому, дым стоял «коромыслом».

– Наши уже взяли ключи, – не останавливаясь, предупредил Иван хозяина заведения.

– Сколько вас будет? – спросил он у Шапкина.

– Шестеро, – ответил Иван, и стал подниматься по скрипучей лестнице.

– Да, проходите. Ваша комната номер семнадцать, – дал «добро», хозяин постоялого двора.

Добравшись до комнаты, Андрей распахнул дверь. Комната была рассчитана на восемь человек, во всяком случае, стояло восемь кроватей. Ни чего лишнего не имелось. Вешалка около двери, стол посередине и стулья. Ещё висело зеркало, заляпанное руками. Шапкины и братья Рукосуевы стали снимать с себя шапки и тулупы.

– Сейчас поедим, допьём, что осталось и спать, – распорядился Иван Фёдорович. – Завтра будет напряжённый день, и разбужу всех рано.

Петрович и Дрозд, уже положили на стол остатки пищи и не допитый самогон. Путники сели за стол, и начали уплетать всё, что было на столе.

– Деньги кладите под подушку, или держите их при себе, порекомендовал Шапкин, разливая спиртное по стаканам.

– Ты с нами, как с маленькими детьми. Чай не первый раз, знаем, – улыбнулся Андрей Лукич, и залпом выпил содержимое стакана.

– Я, просто, предупреждаю. Мало ли, – отозвался Иван, закуривая после выпитого стакана.

Еда и тепло сделали своё дело. Наших путников, начало клонить ко сну. Сначала Степан и Совин отправились спать, затем учитель, потом братья Рукосуевы и Иван. Все легли не раздеваясь, последним, проверив всё, в том числе и деньги, улёгся Шапкин.

Утром, Андрей Лукич, проснулся от того, что кто-то, его толкал в бок. Он открыл глаза и увидел перед собой лицо Ивана Фёдоровича.

– Вставай, Андрей Лукич, поднимай Петра, – будил его Шапкин.

– Куда ты так рано будишь, Иван Фёдорович? На улице, ещё темно, – спросил Рукосуев-младший, зевая.

– Сейчас перекусим и двинемся на базар. За это время рассветёт, – ответил Иван, закуривая папиросу.

От их разговора проснулся Совин. Митрофан Петрович, потягиваясь, сел на кровать. Было слышно, как он дышит.

– Иван правильно говорит, нечего разлёживаться, ещё лошадей запрягать. Пока туда-сюда, глядишь и рассветёт, – сонным голосом, проговорил он, вставая с кровати.

Последним будили Степана. Ему дали поспать дольше других. Он сидел на своей койке и с закрытыми глазами зевал, всё-таки, сказывался вчерашний ранний подъём. Позавтракав на скорую руку, Шапкин, Совин и Рукосуев-старший, пошли запрягать лошадей. Поев, остальные путники спустились вниз.

– Возьмите ключи, возможно, что мы ещё придём, обратился Пётр к хозяину постоялого двора.

– Приходите, всегда рад, – ответил хозяин, вешая ключ и улыбаясь.

Втроём, они вышли на улицу. Было прохладно. После вчерашней непогоды, день обещал быть без облачным, но в то же время морозным. Лошади стояли запряжёнными, Иван Фёдорович и Андрей курили, Петрович залез под сено и дремал.

– Перекусили? – спросил у подошедших Иван.

– Да, доели всё что было, ключи от комнаты, отдали хозяину, – ответил за всех Дрозд, садясь в сани.

– Ну, тогда, поехали на базар, там и поесть возьмём, – сказал Шапкин, усаживаясь по удобнее.

Светало. Как всегда зимой, в это время, морозец усилился. Иван и Андрей ударили лошадей вожжами и отправились на базар.

Глава одиннадцатая

На базаре было видимо-невидимо людей. Народ заходил в Лавки, толпился возле продающих, норовил купить товар быстрее и хорошего качества. Здесь-же, бегали чумазые мальчишки с кипами свежих газет, торговки пирожками, стоящие у стен, чтобы не мешать, зазывали своим голосом, нахваливая товар.

– Разойдись! Дай дорогу! – кричал, надрываясь Иван, притормаживая лошадь, которая и так, медленно шла от людского столпотворения.

Лошадь Андрея Лукича не отставала. Перед одной из Лавок, Андрей крикнул Шапкину-старшему:

– Иван Фёдорович, остановись здесь, тут продают клетки для животных.

Когда лошади остановились, Шапкин, вылезая из саней, спросил у Рукосуева-старшего:

– Ну, что, Андрей Лукич, пойдём, посмотрим, что за клетки, а вы будьте здесь, никуда не расходитесь, – сказал он остальным.

Их не было минут десять. Выйдя на улицу, они долго о чём-то разговаривали, потом к саням подошёл Андрей и сказал:

– Мы посмотрели клетки и решили их брать. Степан, пусть останется, а остальные за мной – носить их в сани.

Пока Рукосуев говорил, Иван скрылся за дверями Лавки. Пётр, Совин и учитель, слезли с саней и отправились вслед за Андреем, который зашёл внутрь.

Клетки представляли собой, деревянные пол и потолок, а между ними, тоже деревянные бруски, расположенные горизонтально. Все клетки были разных размеров. В некоторых, в полу имелись отверстия, у некоторых была забита фанерой задняя стенка, а некоторые имели, лишь решетчатый вход, стенки были глухими, с пробитыми отверстиями.

Составив их на одни сани, Иван сказал:

– Теперь надо купить лошадей и сани, а потом всё остальное.

– Да, – согласился с ним учитель. – По торосам с этой поклажей далеко не уедешь. Клетки будут валиться из саней, да и лошади нам нужны.

– Сейчас, поедем в ряды, где продаются лошади. Я знаю, как туда быстро попасть, – предложил Пётр.

– Чего, тогда стоим? Поехали! – сказал, глядя на всю кампанию, Шапкин, и сел в сани.

Благодаря Рукосуеву-младшему, доехали до места быстро. Путники направились в ряды, где продавалась скотина.

– Я в этом ничего не смыслю – может мне пойти в Лавках что-нибудь посмотреть? – предложил Дрозд, обращаясь к Ивану Фёдоровичу.

– Иди, смотри, покупай, – ответил Иван

– Может и мне в Лавках что-нибудь купить? Я, тоже в этом деле ничего не понимаю, – спросил Совин у Шапкина.

– Иди и ты, Петрович. Людей, чтобы, купить лошадей хватает – это не клетки таскать, – дал «добро» Иван.

Степан остался с лошадьми, остальные разошлись кто куда. Примерно, через полчаса, первым появился Митрофан Петрович.

– Вот, снасти купил для рыбной ловли. Пригодятся, – как бы оправдываясь, сказал он Шапкину-младшему. Степан кивнул головой, соглашаясь с Совиным. Следом за Петровичем пришли Рукосуевы и Иван. Они вели трёх лошадей с санями, а Шапкин нёс, ещё какой-то свёрток.

– Накормим лошадей и перекусим сами, – обратился он к сыну и протянул ему свёрток.

Степан дал сена лошадям и усевшись в сани, развернул свёрток. Там были, ещё тёплые, пирожки.

– Тятя, с чем они? – спросил он у отца.

– Вроде, с картошкой, – ответил Иван, и выкинул остаток папиросы.

– Да-ка, и мне один, – протянул руку к пирожкам Петрович.

– Да, вы не спрашивайте – берите, пододвигая свёрток с пирожками к Совину, сказал Стёпа.

Шапкин-старший, вытащил из кармана часы и поглядел на время.

– Где этот учитель? – задался вопросом Иван Фёдорович. – Ещё надо овец посмотреть, – продолжил он.

– Товар, наверное, разглядывает, – предположил Андрей, бросая на снег потухшую папиросу.

Через несколько минут, появился Дрозд. Он нёс два свёртка. Один он нёс в руке. Было ясно, что он несёт книги – свёрток был квадратным. Второй он держал подмышкой другой руки, видно, что там были не книги, а что-то мягкое.

– Что купил, Иван Дмитриевич? – поинтересовался Шапкин.

– Тут книги, которые нам будут нужны, – учитель потряс рукой. – А тут, верёвки и шнуры, – он кивнул на свёрток подмышкой.

– Ладно, с этим позже разберёмся, а сейчас садись, где тебе удобнее – поедем овец покупать, – с этими словами Иван вскочил в сани, и они пошли вперёд, к рядам, где продавались овцы.

Прошёл не большой промежуток времени, прежде чем, Иван Фёдорович и Андрей Лукич вернулись с овцами. Шапкин вёл двух овец, а Андрей – барашка. Животных сразу рассадили по клеткам: овечек отдельно от барана. Рукосуев-старший, зачем-то, вернулся к рядам, и появился, неся на плече мешок:

– Здесь овёс, – пояснил он, кидая мешок в сани.

– Ну, вот и ладно. Осталось купить козлика, а потом разойдёмся по Лавкам, и каждый купит, что посчитает нужным, – обрадованно сказал Шапкин, и потёр от удовольствия руки.

– А чё, сразу про козла не сказал? Я видел хороший экземпляр. Идём, Иван Фёдорович, покажу, – с этими словами, Андрей поспешил к торговым рядам.

– Моя вина, – оправдываясь, Иван пошагал за Рукосуевым-старшим.

Минут через пятнадцать, они вернулись, ведя за собой на верёвке, упитанного козла.

– Вот, смотрите какой красавец – сам выбирал, – похвастался Андрей.

– Высокий, откормленный, – радовался за выбор брата Пётр.

Все одобрили козла, которого Шапкин, тут же посадил в клетку.

– Ну, а теперь, пройдёмся по Лавкам, но с начала надо решить, кто останется с лошадьми, – предложил Андрей Лукич.

– Я, вроде, всё купил, могу остаться, – не громко произнёс учитель, усаживаясь на каркас саней.

– Кто придёт первым, пусть поменяет Ивана Дмитриевича, пускай, тоже по Лавкам да по рядам походит, – распорядился Шапкин на правах старшего.

– Понятно, – за всех ответил Совин, не торопливо двинулся к торговым рядам с товаром.

Петрович, сделав покупки, поменял Дрозда, оставшись с лошадьми. Следом пришли братья Рукосуевы. Дольше всех не было Шапкиных, но вот и они появились, неся свёртки с покупками. Пётр, Иван и Андрей закурили.

– Дождёмся учителя, торопиться нам не куда, хотя я думал, что сегодня домой поедем, – затягиваясь дымом от папиросы, проговорил Иван.

– В сарае, на постоялом дворе, распределим клетки по саням, распряжём лошадей, накормим всю скотину. Ты, Иван Фёдорович, прав: торопиться нам не куда, – высказался Пётр Рукосуев.

День медленно перевалил за экватор. Погода стояла очень хорошая, если бы не календарь, можно было подумать, что наступила весна. Солнце светило и грело по-весеннему. Снег искрился и слепил глаза. Кое-где, где не было тени, на крышах даже таяло, и образовались сосульки. Лошади, жуя сено, грелись на солнце, животные в клетках затихли им, тоже было тепло. Люди, находившиеся в санях, пригрелись: Совин и Шапкин-младший дремали, невзирая на стоящий шум. Андрей, докурив папиросу, сел на сани сбоку и стал ждать возвращения Ивана Дмитриевича. Рядом сел Шапкин-старший, они с Рукосуевым стали о чём-то болтать. Последним из этой троицы, залез в сани Пётр.

– А вон, и учитель идёт, – кивнул в сторону Дрозда Андрей Лукич.

– Сейчас поедем, – с этими словами, Иван Фёдорович принялся толкать сына и Петровича.

На постоялый двор приехали без проблем: быстро и весело. Всю дорогу Петрович травил байки. У него это хорошо получалось. Степан заливался от смеха, а Иван улыбался, сидя спиной к рассказчику. Сзади к саням, была привязана другая лошадь, она везла пустые клетки, рыболовные и охотничьи принадлежности. К саням Андрея Лукича, тоже была привязана лошадь, она тащила клетки с овцами. Вместе с Андреем сидел Дрозд. Было видно, что они о чём-то разговаривают. Замыкающим ехал Рукосуев-младший. Его сани были пустыми, только не много накидано сено, чтобы удобнее было сидеть. Приехав, Шапкин-старший, Рукосуевы и Дрозд, стали рассовывать клетки по саням, предварительно распрягли и накормили животных. Петрович со Степаном пошли брать ключи от комнаты и накрывать на стол. Закончив с клетками, Иван и Рукосуевы закурили. Учитель, так как был не курящим, принялся листать книгу, купленную сегодня в Лавке.

– Ну, что, пойдёмте, – обратился к мужикам Иван. – Поедим и надо, пораньше спать лечь, – он выбросил потухшую папиросу, сплюнул и встал с саней.

– Пойдём, – ответил Андрей и, тоже встал с саней.

Дрозд закрыл книгу, и обращаясь к Шапкину спросил:

– Я возьму книжку с собой, полистаю, а будет возможность и почитаю.

– Конечно бери. Бери, что считаешь нужным, – ответил ему Иван, и взяв рукавицы, направился к выходу.

Все последовали за ним.

Они поселились в том же номере, в котором останавливались первый раз. Пётр очень обрадовался, всё-таки знакомая обстановка. Остальным было без разницы, где проводить ночь. Путники ели минут тридцать, потом начали выходить из-за стола. До вечера каждый мог заниматься своими делами.

– Мужики! – обратился Иван. – Завтра разбужу затемно. Нужно проехать Енисей, когда будет светло, чтобы видеть след и куда ехать.

Все согласились с ним.

– Сегодня, нужно пораньше лечь спать. Дорога не близкая, – предложил Андрей, и тут же спросил у Ивана: – А ты решил, кто за кем поедет?

– На передних санях, поедем мы со Стёпкой, замыкающим будет Андрей, а с серединой сами решайте – мне всё равно, – ответил Шапкин-старший.

– Кто за кем поедет в середине – разберёмся, не столь уж важно, – сказал Дрозд, и принялся листать книгу.

На этом и порешили.

Глава двенадцатая

Прошло три дня после приезда Шапкина из Енисейска. Он и его жена Дарья, находились в Лавке. Она отпускала товар редким посетителям, он считал и перебирал, оставшийся товар. В Лавку зашла Надежда Широких. Это была женщина лет тридцати пяти, без излишеств, среднего роста, не дурна собой. Одета она была не броско, чем подчёркивала свою стройность.

– Здравствуйте, Дарья Степановна! А где Иван Фёдорович? – спросила она, не видя нагнувшегося над коробками Ивана.

– Здравствуй, Надя! – поздоровалась Даша. – Вань, тебя тут спрашивают, – обратилась она к мужу.

– Кто? – спросил Иван, не отрываясь от коробок.

– Надя Широких, – ответила Дарья.

– Здравствуйте, Надежда Семёновна! С чем пожаловали к нам? – спросил Шапкин, поднимая голову и откладывая своё занятие на «потом».

– Мне с Вами, Иван Фёдорович, поговорить надо, – на свою просьбу, Надежда ждала ответа.

– От чего же, не поговорить? Времени у нас навалом, – не подозревая о чём будет разговор, – спокойно ответил Иван, вытирая руки об тряпку. – Даша, дай мне папироску, они там, на лавке лежат, добавил он, обращаясь к жене.

– Если можно, выйдем на крыльцо, заодно там и покурите, – попросила Надежда.

– Ну, пойдём на крыльцо, – заинтересовался будущим разговором Иван.

На улице было холодно. Воздух был наполнен мелкими снежинками, которые переливались всеми цветами на солнце. Иван Фёдорович, нацепивший шапку, подкуривал, ёжась от холода.

– Выкладывай, какой у тебя ко мне разговор? – затягиваясь дымом от папиросы, он у Широких.

– Я знаю, что вы собрались уходить в тайгу. Возьмите нас с собой. Я буду работать за двоих. От кого узнала, что будете уходить, хоть пытайте – всё равно не скажу, – на одном дыхании, глядя на Ивана, выпалила Надежда.

– Пойдём в дом, – произнёс Иван, кидая недокуренную папиросу в снег.

Пройдя через Лавку, они оказались в комнате, где в своё время, Иван принимал мужиков. Из-за соседней двери доносились не громкие голоса, это о чём-то говорили Совины. Шапкин налил из самовара кипятка в чашки, разбавил его чаем из чайничка, и поставив одну чашку перед гостьей, сел на стул. Надежда, пока наливался чай, расстегнула приталенное пальто, скинула на плечи шаль и села возле стола. Иван смотрел на то, как она пьёт чай, не отводя глаз. Он испытывал к ней симпатию. Шапкин знал, что два года назад, она стала вдовой. Хорошо знал её мужа, посевы были рядом, поэтому, помогали друг другу. Поздней осенью, можно сказать в начале зимы, когда уже лежал снег, Николай Широких, решил пробежаться с ружьишком не далеко от села, вдруг будет удача – кого-нибудь подстрелит. Ружьё было старым и дало осечку, когда на Николая вышел шатун. Борьба была не равной, но, даже тут, Широких изловчился и попал ножом несколько раз в сердце. Они так и лежали – убитый медведь и тяжелораненый, истерзанный когтями, обессиливший человек. Николая нашли на следующий день охотники. Восемь дней и ночей шла борьба жизни со смертью, но на девятый день смерть оказалась сильнее. Жена дети плакали от свалившегося на них горя. Надежда оплакивала горячо любимого мужа, а дети – безвременно ушедшего отца. Вся забота о детях и работа по дому, легла на хрупкие плечи молодой женщины. Ни горе от потери мужа, ни работа, не сделали её старее. Мужчины оборачивались ей в след, оценивая её фигуру. Она это чувствовала, но на большее они рассчитывать не могли – она их держала на расстоянии, не подпускала к себе и своей душе. Иван Фёдорович всё это знал, поэтому, его несколько удивил её приход.

– Я знаю, что вы собираетесь уйти в тайгу. Вас несколько семей, и поэтому, прошу, чтобы взяли нас с собой, – отпивая из чашки, умоляюще просила, глядя прямо в глаза Ивану, Надежда.

– Сколько вас? – спросил Шапкин, ставя чашку на стол.

– Только моя семья. Трое детей и я, – уточнила женщина.

– Какую скотину держишь? – поинтересовался Иван.

– Хозяйство не большое – корова, лошадь и куры, – с готовностью ответила Надежда, понимая, что Иван спрашивает не просто так.

– Надежда Семёновна, ты хорошо подумала? Я знаю, что работы ты не боишься, но нужны-ли тебе трудности? Там, куда мы собрались, нужно будет работать не покладая рук, – закуривая и отходя к печи, спросил лавочник у Надежды.

– Да, я хорошо подумала. Так берёте или нет? – вопросом на вопрос ответила Широких.

В комнате повисла тишина. Иван Фёдорович задумался. Докурив, он сел за стол, перед Надеждой:

– Вот что: скорее всего ты поедешь с нами, но мне нужно посоветоваться с мужиками. Я этот вопрос не могу решать один, но всё сделаю для того, чтобы ты была с нами.

– Я, ещё раз Вам повторяю – буду работать за двоих, а трудностей я не боюсь, – уверяла Ивана вдова.

– Придётся продать корову, дом и телегу. Кур нужно забить на мясо, и взять с собой, только самое необходимое. Отправимся в лес в конце февраля – начале марта, – Шапкин налил кипятка из самовара. – Тебе подлить? – обратился он к Надежде.

– Нет, не нужно. Я скоро пойду, – ответила Широких и отодвинула чашку, а на её место положила свои руки.

– Вот и думай: нужно тебе это или нет, – Иван вернулся к теме разговора.

– Я, уже, для себя всё решила, – заверила Шапкина, взволнованная женщина.

– Сегодня вечером будет собрание, там всё и решится. Если тебе не трудно, зайди ко мне завтра, после обеда, я тебе всё объясню, – сказал Иван Фёдорович, обращаясь к Надежде.

– Завтра, обязательно к Вам зайду, – ответила Широких и встала из-за стола, накидывая на голову шаль.

Иван заметил красоту её светлых волос. Поправляя шаль, она выглядела ещё красивее, её пальто подчёркивало фигуру, по которой сохло всё мужское население посёлка. Ноги, хотя и обутые в валенки, бёдра сами по себе являлись красотой, и поэтому, её ноги казались, ещё красивее.

– Тогда, до завтра? – спросил Шапкин, возвращаясь в реальность.

– Ага. Провожать не надо. Я дорогу помню, подтвердила Надежда вопрос Ивана, который быстрым шагом подошёл к вешалке, чтобы одеться.

– Как прикажите, Надежда Семёновна, – ответил Иван Фёдорович, и перестал одеваться.

– До завтра! – улыбнулась Надежда Ивану и вышла из комнаты.

– До свидания! – ответил Шапкин, уже закрытым дверям.

Он прошёл к столу и опустился на табурет, думая о чём-то о своём. Через несколько минут, из своей комнаты, появился Совин.

– Кто приходил? – спросил он у Ивана, подсаживаясь к столу.

– Была Надя Широких. Знаешь такую? – поинтересовался Шапкин.

– Конечно, знаю, – утвердительно ответил Петрович. – Эх, был бы я помоложе, обязательно ухлестнул бы за ней, – почти шёпотом произнёс он, чтобы не услышала жена.

– Она приходила, просила, что бы мы её с семьёй взяли в лес, когда будем от сюда уходить, – довёл до его сведения, Шапкин.

– Взять-то можно, но как ты знаешь, у неё нет мужа, – Совин взял табурет и пересел поближе к печке.

– Женщины, как и мужчины, тоже будут работать. Конечно, они не будут выполнять мужскую работу, но то, что им придётся работать это точно, – стал защищать Надежду Иван.

– Да, уж, лежать никто не будет, – согласился с ним Петрович.

– Говорит, что трудностей не боится, готова на всё, чтобы уйти с нами, – кратко передал свой разговор с Широких, Иван Фёдорович.

– Ты старший, тебе и решать, – высказал своё мнение Совин.

– Так-то оно так, да только, надо с мужиками посоветоваться, я же не один в тайгу еду, – рассуждал Иван, подсаживаясь к тёплой печке и поближе к Петровичу.

– Сегодня все соберутся, вот ты и скажи про Надежду, – посоветовал Митрофан Петрович.

– Я, уже, об этом думал, – ответил Иван, доставая кисет с табаком. – Скажу мужикам, пусть решают, – добавил он.

Вечером, как и было оговорено, стали собираться мужики. За братьями Рукосуевыми пришёл Барсуков, следом за ним пришли Смирнов, Недогляд и Фролов, за ними подтянулись и все остальные. Они рассказывали, как идут дела, делились мнениями с Шапкиным, давали дельные советы. Про заседали, почти два часа. В конце, подвёл итог Иван:

– Всё складывается, в общем, не плохо. Вы делаете всё, что от вас зависит, но нужно продавать не много по быстрее, а так, у меня замечаний нет. И ещё, Надежду Широких знаете?

По комнате прошёл гул одобрения.

– Кто же её не знает? Конечно знаем! – высказался Недогляд.

– Так вот, она просится снами в тайгу. Решайте: брать её или нет, – закончил Шапкин и сел на лавку.

– Если сама просится – надо брать, – предложил Амосов.

– А что ты так за неё переживаешь? Это не с проста. У тебя жена молодая, и не дурна собой, – после этих слов Орлова, многие засмеялись.

– Я просто, предложил. Брать или не брать решайте, тогда сами, – оправдывался Амосов, под общий смех.

– Надька – баба видная, работящая, никогда слова дурного от неё не услышишь, пускай едет с нами, коли ей так хочется, – высказался Барсуков.

– Что, тоже, к молодухе потянуло? – спросил, закатываясь от смеха Орлов.

Барсуков выругался, и ничего не говоря, отошёл к печке, на ходу закуривая папиросу.

– Так брать или не брать? – задал вопрос, обращаясь ко всем, Шапкин.

– Брать, брать, – за всех ответил Совин.

Мужики были не против Надежды, улыбаясь, они поддержали слова Совина. Многие из них пялились на вдову, не стесняясь посторонних, заигрывали с ней, старались зажать её, вдруг она захочет иметь дело именно с ним, но на все притеснения получали отказ. Она была верна, своему умершему мужу.

– Значит, пойдёт с нами, – утвердительно решил Иван.

Он посмотрел свои записи и произнёс:

– Она будет обращаться или к Рукосуеву, или к Барсукову, или ко мне. Все согласны?

– Согласны, – ответил за всех, Амосов.

Собравшиеся, кивая головами, согласились с ним.

– Ну, вот и ладно. Следующий раз, соберёмся в первую субботу января. Хочу поздравить вас с наступающим Рождеством, – заулыбался, довольный решением, Иван Фёдорович.

Комната наполнилась одобрительными, встречными поздравлениями.

– И, тебе, Иван Фёдорович, всего самого хорошего: здоровья, долголетия. Спасибо, что поздравил с Рождеством, – громче всех говорил Рукосуев-младший.

Одеваясь, все поздравляли с приближающимся праздником. Некоторые, перед уходом, желали Шапкину, всего самого хорошего. Он, в ответ, поздравлял подходивших к нему людей. Иван был доволен вниманием к своей персоне, и от этого он, смущаясь, улыбался. После ухода мужиков, в комнате остались они с Совиным.

– Ну, вот, а ты боялся. Поедет твоя Надя с нами, – подбадривал Шапкина Митрофан Петрович.

– Во-первых: она не моя, а во-вторых: я не боялся решения – она бы так и так поехала с нами. По ней вздыхают все мужики посёлка, не исключение и те, что были здесь, – ответил, наливая из самовара остывшую воду, Иван.

Не много посидев и выпив чай, Иван пошёл на улицу, а Совин отправился к себе в комнату.

На следующий день, как и обещала, Надежда Семёновна пришла к Шапкину. Она хотела узнать точно, что решило собрание. Если её семья поедет, то она хотела бы знать, чтобы Иван посоветовал, что ей нужно делать. В Лавке находился только Иван.

– Здравствуйте, Надежда Семёновна! – завидев её, заулыбался Шапкин. – Уже пришли? – спросил он.

– Здравствуйте, Иван Фёдорович! – поздоровалась она, – Уже пришла. Хочу узнать о своей судьбе.

– Всё нормально. Твоя семья поедет с нами, – не стал тянуть с ответом Иван.

– Вы не пожалеете. Мои дети будут работать, так же, как и я, – заверила женщина.

Шапкин облокотился на прилавок, облокотилась и она, только не напротив Ивана. Прилавок был узким, это бы помешало их разговору.

– В первую очередь, надо попытаться, продать дом и корову. Если не удастся продать – корову на мясо, а дом придётся оставить, – начал Иван Фёдорович.

– С этим всё понятно, а когда кур забивать? – согласилась и задала вопрос Широких.

– Не торопись, Надежда Семёновна. Если, что-то, продастся, то деньги надо потратить на необходимые вещи. Курей, можно и сейчас забить, – объяснял Иван.

– С молоком, можно и не жить, дети не такие уж маленькие, а вот куры – это не корова, их можно и за день до отъезда забить, тем более что они несушки, выдвинула своё предположение Надежда, глядя прямо в глаза Ивана.

– Согласен с тобой, – Шапкин отвёл взгляд от лица Надежды. – У тебя и дом крепкий, и надворные постройки. За твоё подворье, можно выручить хорошие деньги, – продолжил он.

– С одним условием: если будет покупатель, – согласилась с ним женщина.

Она ему нравилась, и это, можно было понять по нему: он был скован в движениях, стеснялся как юноша, которому понравилась девочка. Она это поняла после того, как он убрал свои глаза в сторону от её лица. Надежда в душе улыбнулась: «Надо пользоваться ситуацией» – подумала она.

– Ты, Надежда Семёновна, забегай ко мне. Что не ясно будет – всё обсудим, – прервал затянувшуюся паузу Шапкин.

– Договорились, – утвердительно ответила Надежда и улыбнувшись Ивану, направилась к выходу.

Молодая женщина открыла дверь и вышла на улицу. Иван, ещё долго смотрел на то место, где минуту назад стояла Широких.