Читать книгу: «Почему бы и нет?», страница 2

Шрифт:

Прямой эфир

В декабре состоялся первый телеэфир, посвящённый Снегоходному Кубку.

Телевизионной трансляцией руководил ветеран ленинградского телевидения Эрнест Наумович Серебренников. Его голосом озвучивалось каждое спортивное событие города. Серебренников мог говорить часами, лично знал всех местных знаменитостей и упорно называл снегоходы «мотонартами».

– Вы поймите, – готовил он нас в студии, – нельзя отвечать скучно, нельзя молчать, зрители сразу переключат канал. Это же спорт! Мотонарты! Глаза должны гореть!

– Да понятно… – вразнобой загудели мы. Что тут сложного-то?

«Пять, четыре, три, два, один… Эфир!» – объявил голос под потолком. И все окаменели. Кроме Эрнеста Наумовича, конечно. После пяти минут жизнерадостного монолога он неожиданно обратился к Яковлеву:

– Скажите, а почему эти соревнования проводятся в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге?

Володя насупился:

– Ну как почему… А где же ещё?

– Потрясающе! – воскликнул Серебренников, – Действительно, где же ещё! И вы знаете, я вам больше скажу… – он повернулся к Роману. – Ведь мы знаем, что мотонарты изобрёл Бомарше…

– Бомбардье, – чужим голосом поправил Роман.

– Да! Ведь он, кажется, француз… Как же это пришло ему в голову?

Тут по плану Роман должен был рассказать известную легенду создания снегохода, но он молчал и, не мигая, продолжал смотреть перед собой. Мне стало жарко.

Наконец, Каневский открыл рот:

– Видите ли, э-э-э… дело в том, что э-э-э… когда-то в Канаде… э-э-э…у Бомбардье заболел сын… и-и-и… э-э-э…

– Потрясающе! – закричал Серебренников. – И вот как раз знаменитые мотонарты этого самого Бомбардье мы увидим здесь, в Ленинграде! То есть в Санкт-Петербурге!

После эфира Эрнест Наумович долго тряс руку каждому:

– Неплохо, неплохо… Для первого раза потрясающе!

МЕЖДУ ПРОЧИМ
«Встречаются две подруги.
– Как у тебя дела?
– Шикарно! Я познакомилась с настоящим олигархом…
– Потрясающе!
– И он подарил мне бриллиантовое колье…
– Потрясающе!
– А летом мы поедем в его замок во Франции…
– Потрясающе!
– А у тебя что нового?
– Ну, я пошла на курсы хороших манер.
– И чему там учат?
– Я только начала. Вот пока научилась вместо «не пи… ди» говорить «потрясающе!».
Этот анекдот мне рассказали за день до эфира. И всякий раз, слыша серебренниковское «Потрясающе!», я боялся заржать прямо в камеру.

В массы

В декабре выпало много снега. Так много, что учредители решили прямо в городе организовать прокат снегоходов.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Прокат обустроили на Крестовском острове, возле закрытого стадиона. Вокруг стадиона сделали «трассу» (то есть видимые на снегу следы снегохода) и развесили объявления.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
Каневский привёл в прокат целую группу. Это были родители одноклассников его сына. Ни один из них никогда не видел снегохода вблизи. Каневский подробно объяснил, на что нажимать. Потом с удовольствием показал, как ездить. Народ начал мёрзнуть. Наконец, дошла очередь до родителей. На снегоход уселась молодая мама в норковой шубке.
– Так… Держите руль… Теперь потихоньку нажимайте вот здесь, – командовал Каневский. Мамаша надавила на газ, снегоход рванул вперёд и тут же врезался в толстую ель. Каневский побледнел. (Он всегда тяжело переживает материальный ущерб).
– Надо было повернуть руль! – закричал он.
– Что ж вы мне не сказали? – раздражённо удивилась норка. – Я-то откуда знаю!
Больше экскурсий не было.

Люди шли неохотно: пятнадцать минут катания стоят сто рублей, а в парке одни лыжники и пенсионеры. Реклама на радио не помогла. В прокате катались инструкторы, друзья и знакомые учредителей. Через месяц подсчитали – прибыль меньше расходов.

«Нах… й такой прокат, только деньги на ветер!» – рассердился Кушуль. Дирекция парка тоже выразила неудовольствие: снегоходными гусеницами были исполосованы все газоны.

Для наведения порядка в прокат направили меня. На второй день бригадир предложил мне «долю». Его уволили. Через неделю ушли остальные, и я остался один на один со снегоходами и администрацией парка.

Клиентов было по-прежнему мало. Целыми днями можно было читать, дрессировать Джокера и кататься на снегоходе по Финскому заливу.

«МАРКЕТИНГ»
В начале марта возле стадиона наблюдалась какая-то суета. По дорожкам ездил внедорожник, рядом толкалась группка интеллигентов в кроликовых шапках. Процессом громко руководил мужчина с фотоаппаратом.
– Стой! – замахали руками интеллигенты моему снегоходу. Я затормозил.
– Васильев, – буркнул фотограф. – «Пятое колесо». Тестируем «Витару.» У тебя снегоход такой же синий. Сделаем пару снимков?
ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?
Следующие два часа мы нарезали круги вокруг стадиона.
– Не так быстро! – командовал Васильев. – Так, теперь давайте на залив!
За нами, не отставая, бегал Джокер. В снегу залива Vitara завязла. Снегоход легко вытащил её на берег.
– Ого! – сказал Васильев. – А ну-ка, давай ещё!
Меня спас короткий световой день. В апрельском номере «Пятого колеса» вышла статья про тест. На фотографиях были Suzuki Vitara, наш снегоход и Джокер. И «благодарность фирме „Росан“ за предоставленный снегоход Bombardier».
Я понял, что в журналы можно попасть бесплатно.

Наступил день соревнований. Позади остались переговоры с властями, строительство трассы, расклейка плакатов, внимание к прогнозам погоды… Кстати, о погоде: в эти дни в Токсово (а именно там проходили гонки) стоял тридцатиградусный мороз. Журналистам агентство S’Top пообещало устроить для них маленький заезд.

К соревнованиям напечатали афиши, которыми заклеили заборы по всему городу. Это называлось «чёрной расклейкой» и стоило по рублю за штуку. Сотрудники РОСАНа тоже развешивали афиши, где могли: на автостоянках, в школах детей, у знакомых…

Но в суете креативное агентство как-то забыло о торговых марках Ski-Doo и Lynx, да и вообще о Bombardier. В итоге получилась просто реклама снегоходных гонок. Зато о них узнал весь город, потому что некоммерческую информацию журналисты давали гораздо охотнее. Билет на гонки стоил сто рублей, и за два дня мы продали семь тысяч билетов.

Наш прокат на время соревнований переехал в Токсово, и за те же два дня заработал больше, чем в Приморском парке за месяц. В очереди мёрзли десятки людей. Посиневшие спутницы в ажурных колготках пытались увести своих мужчин – напрасно, снегоходы были настоящей экзотикой! Для гарантии безопасности у клиентов забирали документы на машину, а явно пьяных старались не подпускать.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
Инциденты всё-таки случились. Один весёлый дяденька неожиданно развернул снегоход и помчался в сторону шоссе, где как раз дежурила патрульная машина ГИБДД. «За езду по дороге общего пользования в состоянии алкогольного опьянения» у него отобрали права.
– Я же не за рулём! – доказывал весельчак. Инспектор крутил руль снегохода:
– А это что?!
В конце дня на прокатных снегоходах состоялась обещанная «гонка журналистов». Выбрали четверых, на вид самых трезвых и спокойных.
– Старт! – крикнул (или выстрелил?) судья. В следующую секунду один из «гонщиков» уже висел на дереве, а снегоход был разбит вдребезги.
С тех пор Кушуль невзлюбил журналистов.

Соревнований показали на главном городском телеканале. Серебренников был в ударе: с экрана горохом сыпались «мотонарты», «потрясающе» и «Бомбардье».

Как и планировалось, победили финны, причём неприлично легко, играючи. Это слегка шокировало зрителей, особенно коммерсанта по фамилии Бабенко. (О нём я потом расскажу отдельно).

Отчёт о проведении Кубка был отправлен в Канаду. Нас похвалили. Руководитель московского офиса – «чекист в джинсах» – теперь часто приезжал к нам, долго сидел в кабинете учредителей и, выходя, сердечно пожимал руки остальным сотрудникам.

«МАРКЕТИНГ»
Снегоходы купили все знакомые учредителей. В их числе и Сергей Анатольевич, крутого нрава предприниматель из первой волны кооператоров. (Говорят, однажды он так рявкнул на свою сотрудницу, что у той лопнули колготки). Впервые Сергей Анатольевич увидел снегоходы на соревнованиях.
– Быстро едут! Надо, думаю, и мне купить. Для охоты. Приезжаю в РОСАН: нужен самый быстрый снегоход. «Зачем тебе, говорят, самый быстрый – зверей пугать?» И просветили насчёт проходимости, широкой гусеницы и прочего. Цена, конечно, удивила… Пошёл в «Поларис». Там то же самое, только курс доллара невыгодный. Ну, я и вернулся в РОСАН.
В первой же поездке снегоход Сергея Анатольевича завяз. Обдирая в кровь пальцы, Сергей Анатольевич откапывал его до темноты. На следующий день он провалился в полынью. Снегоход вытащили, но багаж утонул. Сергей Анатольевич зачастил в РОСАН и скоро стал нашим лучшим клиентом.
Знал бы он, во что ввязывается! За десять лет Сергей Анатольевич «по дружбе» откатал толпу журналистов, участвовал в съёмках фильмов, сломал пару рёбер и угробил целый парк собственной техники.

На Север

В марте одновременно закончились и зима, и спрос на снегоходы. В лексиконе ещё не было слова «сток»: при нашем обороте никто не допускал, что техника может остаться непроданной.

В конце месяца меня позвали в кабинет. На фоне постоянных разговоров о «трудном материальном положении РОСАНа» таких приглашений я побаивался. Каждый раз мне казалось, что Роман, глядя вниз, объявит о моём увольнении, а Андрей, пожевав усы, смущённо разведёт руками: дескать, что поделаешь, старик – такие времена.

В кабинете сидела беременная баба и без перерыва о чём-то говорила. Как я понял, она приехала с Крайнего Севера и уговаривает нас отправить туда снегоходы.

– Вы ж поймите, у нас девять месяцев снег, снегоходов хороших нет. «Бураны» – а что «Бураны», разве ж это машина? Замучаисся с ремонтом… Что ни месяц – меняй гусянку, ремней этих не напасёсся… А сколько народу за этого помёрзло – у-у-у-!

Кушуль и Каневский молча переглядывались.

– А совхоз у нас богатый, деньги есть. Мы ж и рыбу, и олешков продаём. Только снегоходов хороших нет. Нам сейчас хотя бы штук пять, а на следующую зиму ещё двадцать купим!

В глазах «дольщиков» читалась борьба алчности и недоверия.

– Вы не думайте, меня все знают, – баба положила на стол ворох бумажек. – У меня детей шестеро, и муж в милиции работает. Наш директор говорит: «Ты, Матрёна, как будешь в Ленинграде, найди там кто снегоходы продаёт».

Кушуль брезгливо заглянул в бумажки. Каневский спросил:

– А он вообще знает, сколько стоит снегоход?

– Скоко?

– В среднем долларов…

– Мне в рублях!

– Ну, если самый дешёвый, то тысяч тридцать.

– И-и-и! – запела баба. – Да мы одних полутуш на три мильёна продаём! А рыбы скоко!

Лица учредителей смягчились. Я начал понимать смысл своего присутствия.

– Ну что, – сказал Каневский, закрыв за Матрёной дверь, – поедешь в Норильск?

– В Дудинку, – поправил Кушуль.

– Это рядом, – уточнил Каневский.

Он ткнул пальцем в какую-то точку у верхнего края карты. Даже на стене это место выглядело неуютным.

– А как же прокат? – для порядка спросил я.

– Да какой, нах… й, прокат! – закричали оба. – Скоро лето, куда мы эти снегоходы денем?

К началу апреля снег в Питере почти сошёл. В аэропорту гулял весенний ветер, на полях бурели клочья прошлогодней травы.

Нас погрузили в транспортный самолёт. Условия спартанские: мы с Матрёной сидим на железных ящиках, ближе к хвосту стоят три снегохода, из каких-то щелей дует ледяной ветер. Дублёнка не спасала, и скоро я продрог до костей. Через девять бесконечных часов самолёт приземлился на Таймыре. В иллюминаторы било низкое солнце.

Никогда не забуду, как я спускался по трапу. В день отлёта в Питере было шесть градусов тепла. В Норильске – минус двадцать восемь. Мои офисные брюки показались мне бумажными штанишками Буратино. Они даже шуршали, как фантики. «Пи… дец!» – заревел я про себя… но только крепче стиснул зубы, боясь застудить. Назад пути не было.

Утром меня разбудил знакомый треск двухтактных двигателей. «Не мои ли снегоходы?!». Прямо под окнами ехала вереница оранжевых «Буранов» с номерными знаками, как на автомобилях. Такого я ещё не видел.

Никогда не видел я и домов, занесённых снегом до второго этажа. Оказалось, что на самом деле это первые этажи, а сами дома стоят на сваях. Зимой чистят только проезжую часть, а тротуары от снега становятся всё выше и выше, поднимаясь до первого (второго?) этажа. К весне мостовая оказывается глубоко внизу, как железная дорога между перронами. Экзотика!

Я отправился в совхоз, по дороге забегая погреться в каждый магазин. Цены кусались. Зато от обилия фруктов разбегались глаза: в Питере ассортимент был скромнее. Я не удержался и купил банан.

– Эй… – послышался сиплый голос. – Дай рубль!

Ко мне придвинулась опухшая морда. Пока я шарил по карманам, морда исчезла, оставив влажный сивушный дух.

«Ну и ладно».

Я начал чистить банан и уронил перчатку. Нагнулся поднять… Что за чёрт? На полу её нет. Я оглянулся. Вокруг никого. Перчатка исчезла, не долетев до земли.

– Это бичи, – сказала продавщица. – Вы поосторожнее, их тут много.

Экзотика!

До совхоза я добрался рысцой.

– Дак он уехавши, – сказали про директора в бухгалтерии. – Будет дня через три. А вам что надо?

Я объяснил.

– Да вы чего, какие деньги! Нам зарплату полутушами выдают! Снегоходов тут только не хватало!

«Опять эти загадочные «полутуши», подумал я.

– Ну как же, Матрёна говорила, что директор сам обещал.

– Какая Матрёна? У которой муж китаец?

– Почему китаец? Он в милиции работает. А она – у вас в совхозе.

Бухгалтерия расхохоталась:

– Работает! Кто её сюда пустит, аферистку – на ей же клейма негде ставить, всему городу должна…

Назад я шёл мрачный. С почты позвонил в РОСАН.

– Вот сука, – озабоченно сказал Андрей. – Всё равно нужно поговорить с директором. Смотри, чтобы снегоходы не спиз… или.

Снегоходы стояли в гараже, ключ от которого мне был вручён в день приезда. «Надо бы их проверить, работают ли, – сказала Матрёна. – Скатайся с моим мужем, пусть попробует». Я простодушно согласился – уж больно полюбились мне снегоходные прогулки в прокате.

Муж привёл какого-то мужика, дал мне ватные штаны с перчатками, и мы втроём выехали в тундру. Было пасмурно, всё сливалось в одну белизну – и холмы, и сугробы, и горизонт. Я радостно мчался вперёд, пока не заметил, что рядом никого нет. Вокруг сгустился туман. Я остановился, слез со снегохода и прошёл немного вперёд. Сквозь белую пелену что-то затемнело. Еще пару метров… и обрыв. Внизу бесшумно катятся чёрные волны Енисея. Сам не свой, я выехал из тумана и по снегоходному следу вернулся к гаражам. С той поры я твёрдо поверил в ангела-хранителя.

Вечером мы ужинали в доме Матрёны. Стол ломился от копчёной, солёной, вяленой и ещё Бог знает какой рыбы. Напротив сидели золотозубые китайцы, улыбаясь мне сквозь трёхлитровые банки с пивом. Это были матрёнин муж и его братья.

Первый стакан выпили «за дорогого гостя». Второй – «за знакомство». Третий – «за хозяев»… После очередного тоста я заметил на столе полупустую бутылку водки. «Интересно, кто её пьёт? У всех же пиво».

– Дак в пиво и наливаем, – объяснили мне. – А как ещё?

– Не-е-ет, – проблеял я. – Так не положено…

И хотел встать. Но ноги уже не работали. Голова, как оказалось, тоже. В банках золотыми рыбками плавали китайские улыбки. «Откуда столько золота? Наверное, поддельное… Китайцы же…»

– Не боись, всё в порядке, – вальяжно говорила Матрёна. – Щас проветримся!

В углу двухлетний карапуз старательно давил босой ногой тараканов. Тараканы убегали под плинтус и шевелили оттуда усами. Меня замутило.

На улице я с удовольствием вдохнул сухого холода и вдруг с размаху прислонился к снежному тротуару, который почему-то стал вертикальным. Среди дальнейшего тумана я помню только, как меня били, потом поднимали, отряхивали и снова били. Время от времени кто-то спрашивал: «Ты понял? Щас понял?». Мне было не столько больно, сколько удивительно. Тем более, что я всё равно ничего не понимал.

Утро было хмурым. Болело всё. От мыслей про снегоходы тошнило. Китайцев я больше не видел, Матрёна держалась как ни в чём ни бывало, и я списал эту «акцию устрашения» на национальный алкоголизм. Говорили, что местные китайцы пить не умеют, но любят.

На следующей неделе я расспрашивал владельцев «Буранов», заводил разговоры с механиками в мастерских и время от времени наведывался к гаражу. Снегоходы стояли на месте.

«МАРКЕТИНГ»
От местных я узнал такую историю.
В начале девяностых Правительство России решило компенсировать народам Крайнего Севера ущерб, который советская промышленность нанесла местной природе. Компенсировали оригинально: закупили двести или триста снегоходов Lynx и раздали коренному населению.
Население радовалось недолго – скоро почти вся техника сломалась.
«Вот вам и фирма! – говорили мне. – То ли дело наш „Буран“. На коленке починишь!». (Каждый гараж здесь набит бурановскими запчастями). Бесславный конец «Линксов» объяснялся просто: вместо положенного 95-ого бензина люди ездили на плохом 92-м, а вместо фирменного масла лили всякую дрянь.
Народный вердикт: «Нам бы чего попроще…».

Наконец, приехал директор совхоза и расставил всё по местам: Матрёна у него не работает, о снегоходах он слышит впервые, а у совхоза денег нет. Хотя снегоходы, в принципе, нужны…

– А вы знаете, – почесал он голову, – возьмите у нас рыбу. Или оленину. Она у нас в полутушах. Видели, на улице лежат?

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Несколько дней учредители пытались пристроить в Питере рыбу и мясо. Каневский даже подумывал об открытии собственного ресторана – к счастью, безрезультатно. Зато я узнал, что такое «полутуша». Это разрубленная поперёк туша оленя.

Прошла ещё неделя, и на гараже появился новый замок. От ворот тянулся след снегохода.

– Ну и что? Мужики на охоту поехали. Мне детей кормить надо! – грубо сказала Матрёна. – А ты чего тут высиживаешь? Едь домой, мы вам деньги потом вышлем.

Узнав об этом, Кушуль вздохнул:

– Ладно, уезжай. И снегоходы забери, нах… й!

Но не тут-то было.

– Это мои снегоходы, – заявила Матрена. – Я вон сколько денег на дорогу потратила. И вообще, захочу – сожгу их, ничего вы мне не сделаете.

Я так разволновался, что не спал до утра. Потом весь день звонил в РОСАН. Наконец, Кушуль неуверенно обнадёжил:

– Тут у нас появилась зацепка… Замначальника порта. Попробуй сходить к нему.

В порту было ещё холоднее. От вида окоченевших контейнеров и скрюченных кранов сам собой ускорялся шаг. К заместителю начальника вела железная корабельная лестница. Боясь коснуться перил, я поднялся, не вынимая рук из карманов. В кабинете приятно пахло валенками.

– Михаил Моисеевич, – представился хозяин. – Как Ботвинник!

На диване лежала шахматная доска.

– Ну, что там в Питере?

– Да в Питере-то, – говорю, – нормально…

Михаил Моисеевич понял всё с полуслова.

– У нас тут только одна власть: милиция.

Одной рукой он набирал номер, другой наливал чай.

– Ало, Семёныч? Ты говорил, вам снегоходы нужны. Так они уже здесь!

В милицию я почти бежал.

– «Линксы»? Это хорошо! – громко встретил меня майор. – У нас в гараже тоже есть парочка. На ходу! Присаживайтесь… Мы бы ещё взяли, да сейчас денег нет.

Я покосился в тёмное окно и развёл руками:

– Ну не везти же их назад…

Майор постучал карандашом по столу, вздохнул и посмотрел в календарь:

– Разве что по гарантийному письму… Недельки через три оплатим. Можете оставить?

– Оставим!!! – я чуть не добавил «родненький». – Только их не отдают.

– В каком смысле?

– Да тут один… У вас служит. Китаец.

– Как фамилия?! – рявкнул майор, повернувшись к помощнику. – Быстро его ко мне!

Почти тут же в дверь просунулась Матренина голова, кивая и делая мне страшные глаза. Я вышел в коридор.

– Миленький, – брызгая слюной, зашипела Матрёна, – я всё отдам, только не говори про меня ничего…

На следующий день я был дома. А ещё через месяц милиция Дудинки перечислила нам деньги за снегоходы.

На Юг

Весной в городе начались выставки. «Спорт», «Отдых», «Катера»… Мы участвовали везде. На «Катерах» к гидроциклам подошла фигуристая блондинка:

– Какая красота! А что это?

Я начал было объяснять…

– Замечательно, – перебила она. – Это всё нужно везти по Волге!

И рассказала про плавучий караван, который каждое лето спускается от Твери до Астрахани. В крупных городах караван останавливается и превращается в ярмарку-выставку всего.

– Чего «всего»?

– Да всего! Посуда, одежда, мебель… даже машины! Вы не представляете, сколько к нам приходит народу! И богатые, и бедные, и коммерсанты, и чиновники… У нас всё на высшем уровне!

Назавтра эта Монро уже щебетала в кабинете учредителей. Каневский тут же загорелся: его давно обуревала идея плавучего магазина, а здесь – готовый караван!

Осторожный Кушуль выступил против:

– Ну, кого мы пошлём? Там нужно показывать, продавать… Значит, одного человека мало. А двум – платить устанешь! А если спи… дят, кто ответит?

– Если, если… Если б я имел коня, это был бы номер! – вдруг вспомнил Каневский. И с удовольствием заключил: – Если б конь имел меня, я б, наверное, помер!

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

МЕЖДУ ПРОЧИМ
Звонок очередного клиента. Из трубки – нахальный голос «нового русского»:
– Почём у вас самый мощный гидроцикл?
Я ответил.
– А прицеп к нему есть?
– Есть…
– Щас буду! – крикнула трубка и отключилась. Не успел я найти Крылова, как в салон ввалилась компания во главе с кучерявым верзилой.
– Где этот гидрик? – обратился он к охраннику. – Давай, оформляй. А это что? – показал на вейкборд. – Тоже давай!
– Может быть, нужны гидрокостюмы? – осторожно спросил подошедший Крылов.
– А как же! – закричал кучерявый. – Всё давай!
Крылов оживился. Кучерявый ходил по залу и тыкал пальцем во всё, что видел: жилеты, перчатки, лыжи, фалы… Стали считать.
– Эй, а почему прицеп отдельно? Мне сказали, он вместе с гидриком.
– Кто сказал?
– По телефону!
– Не знаю… – безмятежно ответил Крылов. – Я не говорил.
Кучерявый набычился:
– Что у вас тут за контора? Кто главный?
Остальные подошли поближе. В зале появился Каневский:
– В чём проблема?
Через пять минут они с верзилой были друзьями. Компания уехала, увезя с собой полмагазина.
– Надо быть внимательнее, – пожурил меня Каневский и показал визитку. – Слышал про «Строймонтаж»?
Это была известная в городе строительная фирма. Я заглянул в карточку. На белом фоне мелкими буквами было написано: «Просто ПОЛОНСКИЙ». И номер сотового телефона.
С тех пор Полонский покупал у нас всё, к чему можно добавить слово «самый»: самый мощный снегоход, самый дорогой квадроцикл, самый быстрый аквабайк. Модели обновлялись каждый год, и за десять лет компания Полонского набрала разной техники на целое состояние.

В конце концов, в караван решили отправить меня. С напарником вышла заминка. «Может, жена поедет? – предложил я. – Она ответственная». Как будто они её не знали!

После недельного раздумья учредители согласились. «Вот здорово: и поработаем, и отдохнём, и попутешествуем» – обрадовалась Юля. Моё настроение было не таким весёлым. Что вскоре и оправдалось: старт каравана отодвинули на месяц. Теперь вместо июля мы отплывали в августе, а это уже конец сезона! Кому нужны гидрики?

Правда, моей задачей было ещё «изучение рынка, поиск потенциальных продавцов и популяризация техники Bombardier». И всё же главной причиной поездки стали двенадцать непроданных гидроциклов – чудовищное количество для нашей маленькой фирмы.

Накануне отъезда я впервые прокатился на аквабайке. В перерывах между моими падениями Каневский показывал, как сушить свечи и очищать водомёт.

Караван состоял из баржи и пассажирского теплохода. На теплоходе мы жили, а на барже размещались выставка-продажа и склад товаров. В нашем выставочном закутке стояли два гидроцикла, картонный снегоход и «видеодвойка» (кто забыл: это телевизор с встроенным видеомагнитофоном). На экране беспрерывно мельтешили крошечные аквабайкеры.

«МАРКЕТИНГ»
Любое появление техники Bombardier в масс-медиа мы воспринимали, как маленький триумф. Однажды по телевизору показали, как премьер Черномырдин бороздит воду гидроциклом Sea-Doo, потом на том же гидрике каталась жена президента Ельцина.
В Питере появилась очередное глянцевое издание. Новичкам нужны были красивые картинки, и я подсунул им нахальную статью под названием «Виктор Черномырдин и Наина Ельцина увлеклись Bombardier». Текст украшало изображение разноцветного гидроцикла.
Для каравана мы взяли пачку этих ярких газет. Они веером лежали на аквабайке так, чтобы жирный заголовок бросался в глаза.

Между городами все отдыхали. Днём солнечные ванны, вечером разговоры на палубе. В ресторане – танцы. Иногда в ресторан спускались охранники, и начинался праздник ВДВ: пассажиры жались по стенкам, а центре топтались суровые здоровяки в тельняшках. На поясе у каждого зловеще оттопыривалась кобура. Однажды кто-то достал пистолет, и танцы закончились досрочно. После этого охранников в ресторан не пускали.

На стоянках я катался на гидроцикле, потихоньку набираясь опыта. В Казани прямо напротив Кремля сел на мель. В Нижнем, когда я с открытым капотом сушил свечи, мимо промчался катер, залив гидрик водой почти до краёв. В Саратове крючок рыболова чуть не вырвал мне глаз.

В Астрахане, разогнавшись по вечерней глади, я вдруг получил по лбу такой удар, что едва не упал. «Подстрелили!» – мелькнуло в голове. Оказалось, в меня врезался здоровенный жук. Или я в него?

– Так тебе и надо. Нечего в темноте кататься, – сказала жена, выковыривая из моего лба жучиную морду. – А если бы он попал в глаз?

– Мне повезло.

– А жуку-то нет!

Пожалела… Встретила бы она его дома!

В Ярославле пришёл молодой неряха в растянутой майке и стоптанных сандалиях:

– Кто тут вчера на жёлтом гидрике катался?

– Я.

– Продаётся?

– Да.

– Сколько стоит?

Я назвал цену.

– Ага… – он немного подумал. – Возьму. Съездим за деньгами?

И протянул руку:

– Голубев. Владимир. Меня тут знают.

На причале стоял глазастый «мерс». «Ого! – подумал я. – Их и в Питере-то ещё немного!».

По дороге Голубев звонил по сотовому:

– Алё, это кто? Сколько денег в кассе? Соберите все, я сейчас приеду.

Через полчаса я выносил из магазина коробку от ксерокса. (Шутка 1996 года. На самом деле коробка была обувная). Голубев шёл рядом и, размахивая руками, рассказывал о своём гидроцикле Polaris. Продавщицы смотрели на меня с ненавистью.

На следующий день Голубев собрал друзей и решил показать класс. Кажется, во всём Ярославле аквабайк был только у него. Голубев сел за руль, резко нажал на газ… и кубарем слетел назад. Гидрик качался на волнах метрах в двадцати.

– Вот это да! – заорал Голубев. – Видели? Вот это мощь! Ахуеть!

Тогда этот стодесятисильный аквабайк был самым мощным в отрасли.

Вечером весь корабль поздравлял нас «с почином». Да мы и чувствовали себя королями: одним махом получили сумму, которую большинству здесь не заработать за всю поездку.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
В Нижнем Новгороде проходила знаменитая ярмарка, и я решил показать там гидроцикл. Конечно, не на самой выставке, а рядом. Попросил жену поездить по воде взад-вперёд, а сам с буклетами расположился на набережной. Люди, в общем, поглядывают… но как-то вяло, без обычного «Смотри, смотри!».
Наконец, слышу истошный крик: «Славон, иди приколись!!!». По набережной бежит ватага подростков… но не в сторону аквабайка, а к новенькому ВАЗ 2110.

После Нижнего лето закончилось. Его как будто закрывал наш караван: куда бы мы ни прибывали, через два-три часа небо заволакивали чёрные тучи, холодало и начинался ливень. Из города караван уходил под проливным дождём. Больше, чем на полдня, оторваться от тучи не удавалось. Катания на гидрике стали реже, а о продажах оставалось только мечтать.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
В этот год проходили президентские выборы. На Ельцине уже поставили крест, но он неожиданно оживился, и по всей России пошла кампания «Голосуй или проиграешь!».
На нашем пароходе ехало несколько упитанных представителей Центральной Избирательной Комиссии – ЦИКа. От них всегда несло перегаром. По утрам на палубе какие-то незнакомки трагически пили кофе. «И каждый вечер, в час назначенный…» цикисты вели в каюты очередных незнакомок.
Зато в каждом городе наш караван неизменно встречали представители власти. В Казани министерство торговли устроило такой приём, что впервые за много лет я объелся.

Мы действовали по стандартной схеме: поработав на ярмарке, ехали в город искать продавцов снегоходов и аквабайков. Продавались, как правило, «Бураны» и допотопные подержанные гидроциклы. Иногда я пытался склонить к сотрудничеству директора какого-нибудь автосалона. Директор удивлённо разглядывал буклет и кивал: «Ну да… Ну да…». Результат был нулевой.

Наш бизнес выглядел слишком экзотично.

В пути мы узнали много нового.

Некоторые всерьёз считали, что снегоход – это тот же гидроцикл, поставленный на гусеницу и лыжи.

В Костроме я открыл магические свойства простого бейджа: если нацепить на грудь бирку с собственной фотографией, люди становятся намного отзывчивей.

Почти в каждом городе находился умелец, уверявший, что придумал снегоход «в сто раз лучше этого». (В Волгограде местный Самоделкин двое суток требовал связать его с руководством Bombardier). Особенно много изобретателей оказалось в Рыбинске. Все они были безработными и тосковали по прошлому, а сам город настолько обнищал, что жители ходили по улицам в домашних тапочках.

После Волгограда нас предупредили: «Могут напасть речные пираты». И до самой Астрахани весь пароход отчаянно бухал.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
В Казани Юля вышла на вокзал за сигаретами, но через две минуты вернулась: ей стало страшно. Я поделился этим с таксистом.
– А во что она была одета? – спросил он.
– В юбку…
– Короткую?
– Ну… Вот так.
– Так у нас одеваются проститутки. Скажи спасибо, что не затащили куда-нибудь.
То-то я заметил: мужчины в Казани поголовно носят кожаные куртки и спортивные штаны.

Путешествие продолжалось тридцать три дня. На обратном пути я задержался в Волгограде: его уроженец, наш сотрудник Сергей Олегович – «Олегыч» – нашёл покупателя на пару гидроциклов.

МЕЖДУ ПРОЧИМ
В Волгограде меня приютили добрые родители Олегыча. Отец любил охотиться, и в доме жила собака редкой охотничьей породы ягд-терьер.
– Вы, Серёжа, собачку не трогайте, – с порога предупредила мама Олегыча, показывая пальцы в шрамах. – Меня вон всю искусала.
Но я уже успел её погладить. Ягд-терьериха, раз в десять меньше моего Джокера, выглядела мирно и за обедом сразу устроилась под моим стулом. Увидев это, мама Олегыча всплеснула руками:
– Не шевелись! Укусит, ей-богу, укусит!
– Да что ты на неё наговариваешь? – нехотя возразил отец Олегыча. – Собака как собака…
Спор был, очевидно, многолетний. В дверь позвонили. Мама пошла открывать, собачка – тоже. Как только щёлкнул замок, раздались короткое рычание и мат.
– Ну вот, опять соседа покусала, – индифферентно констатировал отец. – Придётся наказать.
Собаку заперли в сарай. Каждый день, проходя мимо, я видел в щели под дверью её виноватый нос. Через три дня отец счёл наказание исполненным:
– Ладно, хватит уже. Думаю, осознала.
Сарай отперли. Собачка выскочила на улицу и тут же вцепилась в ногу проходящего мимо мужика. В тот же день я уехал, и чем всё закончилось, не знаю. Как не знаю и того, почему в моей памяти злая собачка оставила светлый след.

Покупатели Олегыча оказались мифом, и возвращение домой не было триумфальным: стоимость единственного проданного гидроцикла едва покрыла расходы на поездку. Я чувствовал себя виноватым.