Читать книгу: «Миссия в пыли», страница 2

4

– Прошу вас покинуть помещение, – слышится зычный голос из коридора, и я невольно вздрагиваю. Кто бы это мог быть?

– Да-да, конечно, – доктор 239 разворачивается на месте и удаляется так же быстро, как и появился.

В следующее мгновение в палату входят два крупных молчаливых бойца в громоздких экзоскелетах с огромными бластерами неизвестной мне модели в руках. Взгляды из-под низко надвинутых касок обшаривают помещение, видимо, опасаясь, что кто-то спрятался у меня под койкой или в тумбочке. Бойцы пахнут металлом.

Вслед за бойцами влетают два механических дрона со множеством вертящихся винтов и несколько почти незаметных полупрозрачных экосимов, которые, похожие на летающие осколки стекла, принимаются сновать по помещению от одной стены до другой.

Затем бойцы замирают в углах палаты слева и справа от меня, а в помещение вразвалочку заходит ещё один человек, в сером костюме с чёрным, как мне кажется, плохо подходящим, галстуком. Лицо вошедшего – безусловно, знакомое мне, плоское, загорелое – серьёзно и сосредоточенно. Глаза его бегают, будто бы он не доверяет своей охране, которая могла упустить в палате скрытого врага.

– Здравствуйте, ыкс-майор, – произносит он бодрым, хотя немного дребезжащим голосом, и пытается улыбнуться. – Я вам гостинцев тут принёс.

Мне в нос бьёт вонь. Незваный гость ставит пакет мне на тумбочку. Чувствую, что пакет набит спелыми фургатами. Они стоят целую кучу денег, но, на мой вкус, отвратительны. И так противно воняют даже сквозь завязанный пакет. Надо будет выбросить.

Экскрето Панадеру – а это, разумеется, он, нынешний Председатель Конгресса – придвигает стул поближе к кровати и садится на него, раздвинув ноги коленями в стороны. Для ещё большей нелепости позы он откидывается назад и заводит правую руку за спинку стула.

– А вы, я вижу, не ожидали, что я приду, – говорит он. – А я пришёл.

– Польщён, – честно отвечаю я. – Ко мне вообще никто не заходил пока, а вы, пожалуй, тот, кого я меньше всего ожидал бы увидеть. Впрочем, нет, я вру. Ещё меньше я ожидаю увидеть здесь, наверно, главу Союза Писателей Эгозона, поскольку книг не пишу, да и читаю мало…

– Если хотите, я могу распорядиться, – говорит Панадеру, пошевелив своим смуглым носом, – чтобы все ваши сослуживцы вас навестили. По очереди.

– Нет-нет, не стоит, – тороплюсь возразить я. – Так чем я обязан?

– Во-первых, – Панадеру возвращает руку в нормальное положение, на бедро, и чуть выпрямляется, – я хотел выразить вам благодарность, пока на словах, за раскрытие теракта на Гнате. Когда дело пытается расследовать толпа недоумков, а решает всё один человек – это, знаете, впечатляет.

– Мне просто повезло, – сказал я. – Но спасибо.

– Везение – вполне материальная вещь, как вы, наверно, знаете, учитывая весь ваш предыдущий опыт, – продолжает Панадеру. – Разумеется, вам выплатят существенное вознаграждение, сверх компенсации за понесённый ущерб. Во-вторых, я просто хотел на вас посмотреть. Мы же лично никогда не встречались, хотя я много о вас слышал и даже принимал некоторое участие в вашей судьбе.

– Вы выступали пару раз в училище, – говорю я, пытаясь уложить подушку, чтобы было удобнее сидеть полулёжа, – а я был среди слушателей.

– Ну, это не совсем то, – говорит Панадеру и смотрит мне прямо в лицо. Радужные оболочки его глаз тёмно-коричневые, они почти сливаются с чёрными зрачками. Я вглядываюсь в них, но мне становится неуютно, и я отвожу взгляд. – Я много интересовался вами, ыкс-майор, и интерес мой не праздный. Как вы, конечно, знаете, я был президентом Лиги Свободных Доменов до слияния с Империей. Мне докладывали о вашей смелости, о том, что вы убиваете наших беспощадно, но и сами не жалеете себя. Вы были героем, но с противоположной стороны, так сказать. Со стороны врага.

– Сейчас все мы граждане Содружества, – возражаю я. Моё зрение расплывается – видимо, от усталости – и лицо Панадеру на некоторое время представляется плоским светло-коричневым блином, а потом на нём снова проступают нос, глаза, губы, мимические морщинки. Я пытаюсь понять выражение его лица. Кажется, он получает удовольствие. От чего? От того, что я беспомощно лежу? Что он выше меня по положению? Могу только догадываться.

– Да, конечно, – соглашается он. – И я, как уже упоминал, очень ценю ваши заслуги и способности. Однако же нельзя не признать, что сегодняшнее руководство Содружества – в основном люди из Лиги. И в эти трудные времена не хотелось бы сомневаться в лояльности тех, кто исполняет приказы.

– Господин Панадеру, мне кажется, я никогда не давал повода… – начинаю я, но Панадеру поднимает правую руку, призывая остановиться.

– Я согласен, – говорит он. – Вы молодец. Вы очень крутой агент, и служите безупречно. И всё же, хочу сказать, мы пытаемся максимально обезопасить государство. Это по моему приказу вас перевели в ранг «Ыкс». Потому что активные сотрудники не должны вызывать никаких подозрений. Понимаете? Никаких.

– А я думал… – мне вдруг перестаёт хватать воздуха.

– Вы думали, это из-за раскрытия вашей личности десять лет назад? Что вы! Это такая ерунда в наше время, когда за каждым человеком в любой момент следят камеры. Нет. Я просто хочу, чтобы Служба Безопасности была единым организмом, готовым без сомнений исполнить любую потребность государства. Даже если она может кому-то показаться неправильной. Я не уверен, что вы можете быть таким человеком, скажу откровенно. Конечно, вы ещё можете приносить пользу, ыкс-майор. Но я бы на вашем месте подумал, не стоит ли уйти в отставку. У вас будет отличная пенсия, выходное пособие плюс наградные. На это можно безбедно жить много лет, если, конечно, позволит здоровье.

– Господин Панадеру, – говорю я, – вряд ли я смогу бездельничать. И, поскольку больше я ничего не умею, мне кажется…

– Слушайте, – Панадеру вдруг встаёт, – я не чувствую себя в данном случае вправе приказывать. Вы – герой. Вы умный человек. У вас много вариантов. Вы можете остаться на службе. Можете исполнять задания или перейти в аналитический отдел. Но я прошу вас подумать. Стоит ли работать в организации, которая в некотором роде является для вас враждебной средой?

Я хочу возразить, но Панадеру снова останавливает меня:

– У вас больничный плюс накопившиеся дни отпуска. Есть время подумать о смысле жизни, правда? Всего хорошего!

Он вдруг резко разворачивается и идёт к двери. Вся ходячая и летучая охрана следует за ним жужжащим облаком. Один из экосимов с разбегу врезается в косяк и падает на пол. Потом всё-таки взлетает и срывается с места, догоняя остальных.

5

Какой сегодня день? Неужели я тут уже почти сорок дней? Я думал, что лежать будет утомительно, но время летит очень быстро. Пытаюсь читать книгу Рудого. Стало получаться, дошёл уже до места, где появились первые подозреваемые – робот-слуга, брат убитого и сестра жены. Склоняюсь к последней, но, честно говоря, книга не нравится. Как детектив, она слабая, улик не хватает, чтобы самому решить проблему, всё откроется только в конце. Конечно, как всегда у Рудого, прилагается куча рассуждений о смысле жизни, намёков, которые я не понимаю, и прочей ненужной лабуды, которую так любит Иблик.

Иногда меня развлекают врачи. Особенно 239, который считает своей обязанностью рассказывать мне тупые и несмешные анекдоты. Вот один для примера:

«Встречаются два человека, оба мёртвые. Начинают спорить, кто из них мертвей. Один говорит – меня вообще никто уже не помнит из живых. А другой – меня помнят, но так ненавидят, что мечтают забыть, потому что я работал коллектором».

В общем, я так понял, что второй в споре победил. И это очень похоже на меня, так что анекдот у меня вызывает грусть. Я тоже за свою жизнь навредил такому количеству существ на разных планетах, что вряд ли искуплю свою вину даже смертью. Конечно, некоторым и помог. Но вот взять, к примеру, теракт на Гнате. Да, я выяснил, кто виноват, но жизни погибших это ведь не вернуло. Да, благодаря мне на Рослине произошли изменения, но принесёт ли это рослингам реальное счастье? Никто не знает.

Я часто думаю, что мне делать дальше. Склоняюсь к тому, что буду продолжать служить. Мне наплевать на советы Панадеру. Некуда мне идти. Возможно, я поменяю подразделение, но мне хотелось бы выполнять миссии. Кроме них, я не годен ни на что. И всё-таки остаются сомнения, мешающие мне принять решение окончательно. Кому нужны эти миссии вообще? Делают ли они чью-то жизнь лучше?

У меня ещё есть время подумать. Когда меня выпишут, у меня останется почти сто дней отпуска. Так что я позволяю себе расслабляться. Я переслушал столько различной музыки, что разбираюсь теперь во всех жанрах и направлениях. Аньела Курц, кстати, стала одной из моих любимых исполнительниц. Я знаю наизусть все её песни. С другой стороны, мне кажется, моя память настолько улучшилась, что я вообще запоминаю все тексты, что прослушал. И с концентрацией у меня удивительные успехи…

– Это вы молодец, – говорит Бирн, подёргивая рукой. – Сам не похвалишь, как говорится, никто не похвалит.

– Я опять всё говорил вслух? – удивляюсь я.

– Ага, – отвечает Бирн. – Отличная привычка для шпиона, как мне видится. Зато благодаря этому я имел возможность проанализировать ваше психологическое состояние. И оно меня радует. Мне кажется, вы вышли из того саморазрушительного замкнутого круга, в котором находились несколько лет.

– Да? – удивился я. – Не замечаю.

– Вы же не психолог, – парировал Бирн. – Позвольте мне решать. Конечно, вам нужен отдых и положительные эмоции, но я чувствую в вас крепнущую силу. Да и нога ваша, похоже, практически зажила.

– Бирн, вы лезете не в свою область, – вмешался Эрдэпфель. – Лавустри с вами и так уже не разговаривает после того, как вы решили отменить все таблетки. Теперь моя очередь обижаться. А вы, ыкс-майор, скажите лучше сами, устраивает ли вас состояние вашей ноги?

– Не уверен, что я смогу бегать прямо сейчас, – отвечаю я, вставая возле кровати. – Хотя сгибается нормально, и хожу, почти не прихрамывая.

– Вам пора начать заниматься физкультурой, – говорит Эрдэпфель. – Немного ходьбы, плавание, командные игры. Только следите за ощущениями. Если почувствуете что-то неприятное, сразу прекращайте.

Я хочу возразить, что всегда чувствую что-то неприятное, но вдруг замираю с приоткрытым ртом. Я так привык говорить, что всё время чувствую боль, что эти слова вылетают из меня почти автоматически. Но правда ли это? Да, я ощущаю каждую клеточку тела и могу мысленно разобрать его на молекулы. Но я будто наблюдаю это со стороны. Я научился не принимать это как боль. Как это получилось? Благодаря мадам Лавустри? Или музыке?

Что такое человек? Я вижу каждого насквозь и знаю, что человек – это просто сгусток пустоты. Он может развалиться от ветра, от страхов, от боли. Но если в человеке ещё есть силы бороться, жить, то пустота сгущается, уплотняется и держится в нужной форме. И сейчас я – цельный, крепкий. Это приятно ощущать.

– Хорошо, – говорю я. – Буду очень осторожен. Так что же… Вы меня выписываете?

– А какой смысл вас держать? – отвечает 239. – Вирус всё равно никуда не денется, а чувствуете вы себя неплохо. Приходите на осмотр по мере необходимости, на перезарядку инъектора через пару лет. В общем, собирайтесь. Будем оформлять выписку.

6

Небо над Эгозоном серое, тучи бегут по нему так быстро, что узор меняется прямо на глазах. Кажется, скоро начнётся дождь. У меня в кармане походный зонтик, который может создать надо мной защитный купол, прикрывающий от капель, но, думаю, что он мне не понадобится. Потому что я уже пришёл, путь не так уж и далёк. Даже нога не успела заболеть. Вывеска на невысоком здании со стеклянными балконами сообщает, что я вхожу в отель «Чихекончик».

– Ну почему вы всё время к нам, господинка Аж? – говорит лысеющий портье за стойкой, воздевая к небу руки. – Мало, что ли, гостиниц? То вы пересажали половину персонала за нарушение законов, известных только вам, то теперь требуете услуг, которые мы не оказываем!

– Обязаны оказывать! – возражает старушка, висящая в летающем инвалидном кресле прямо перед ним. – В радиусе десяти километров от отеля нет деревьев Киспела, соответственно, вы должны обеспечить меня соком бесплатно!

– Да этот закон был придуман не для Эгозона! – возмущается портье. – Здесь не растут такие деревья.

– Какая разница, для чего закон придуман? – не соглашается старушка. – Главное, что он здесь действует!

Тут она замечает меня, и её морщинистое лицо с искусственным глазом расплывается в широкой улыбке.

– О! Сэм! Какими судьбами? Очень рада вас видеть! – потом оборачивается к портье и хмурится. – А с вами мы ещё продолжим вечером…

– Здравствуйте, господинка Сджутка, – говорю я. – Специально решил остановиться в этой гостинице, чтобы вас увидеть и посоветоваться. Да и просто поболтать.

Сджутка подлетает ближе к портье:

– Срочно дайте господину майору номер! Если успеете за две минуты, то, так уж и быть, не буду закрывать ваш отель.

– Минуточку… – говорит портье. – Вам как всегда?

– Да, – отвечаю я. – И никакой ароматизации, разумеется.

Через несколько минут мы уже, как в добрые старые времена, сидим на балконе в номере Сджутки и пьём чай. Кроме того, что на балконе сидеть приятнее, он ещё и не прослушивается, а это в наше время гигантский плюс. Хотя, конечно, нельзя защититься от пролетающих в воздухе дронов, экосимов и прочей техники. Но я стараюсь быть начеку.

Я краем глаза разглядываю Сджутку. Волосы совсем поредели, морщин прибавилось, руки дрожат. Никого не щадит время.

– Что? – спрашивает она, расслабляя пояс на своём потёртом кожаном платье. – Постарела я?

– Да нет, что вы! – спешу я возразить, но вспоминаю, что лести и вранья Сджутка не любит. – То есть, немного постарели, но для вашего возраста вы очень хорошо выглядите.

– Благодаря протезам и медицине, наверно, так и есть, – отвечает она. – Но, по правде говоря, чувствую я себя не очень хорошо. То здесь болит, то там. Да и сил совсем нет. Одно время была мысль переселиться в киборга, но с юридической точки зрения это одни минусы. Да и к чему? Жизнь я прожила и так неплохую…

– Мне кажется, вы бы могли с вашими способностями и в виде киборга вести неплохой образ жизни.

– Да, – соглашается Сджутка, отпивая чай. – Однако я не смогла бы быть Высшим Арбитром. Это может быть только человек. А если лишиться этого, то жизнь для меня становится гораздо менее ценной. Однако, что мы всё обо мне? Как у вас дела?

– Чуть не умер на задании, – отвечаю я, вглядываясь вдаль сквозь плотную застройку, – но вот выкарабкался. И теперь мне дают понять, что я недостаточно лоялен власти, чтобы продолжать служить в СБ.

– Кто это говорит? – уточняет Сджутка. – Ваш генерал? Апулинафи, кажется…

– Берите выше, – говорю я. – Председатель Конгресса. Лично приходил в госпиталь.

– Жалкий он слизняк, – цедит Сджутка сквозь сжатые протезы челюстей. – Он сам вообще ни на что не годен, кроме как строить тупые интриги. До чего он довёл Содружество… Ну, и что вы думаете делать?

– Не решил ещё, – отвечаю я. – Пока склоняюсь к тому, чтобы служить дальше и наплевать на эти их пожелания.

– Ваше дело, – отвечает поспешно Сджутка. – Но, если честно, я этого не понимаю. Вы уже можете получить пенсию. Если хотите, я помогу сделать её как можно больше. Я даже могу устроить так, что вы со своими заслугами и ранениями вообще разорите ваше ведомство. Впрочем, вам и без того выплатят приличную сумму при увольнении. Вам хватит на всю оставшуюся жизнь, Сэм. Чего ещё нужно?

Я задумываюсь. Действительно, чего мне ещё нужно?

– Я не смогу сидеть без дела… – неуверенно произношу я.

– Ну так не сидите! – Сджутка возмущённо вращает искусственным глазом. – У вас будет время, чтобы поискать себя. В конце концов, если вам так уж нравится ваша работа, вы можете стать наёмником, охранником, частным детективом. И потом – вы не собираетесь, случайно, заводить семью?

– Нет, – отвечаю я. – Это точно не моё.

Сджутка морщится и отворачивается от меня.

– М-да, – говорит она. – Действительно, мужчины взрослеют гораздо позже женщин.

– У меня проблемы со здоровьем, – напоминаю я.

Пауза становится неловкой.

– Ладно, – говорит Сджутка. – Я так поняла, что вы сейчас в отпуске? Куда направитесь?

– Направлюсь?

– Не будете же вы сидеть всё время в гостинице.

– Я буду иногда выходить размяться. Мне сказали ходить пешком и плавать. Это полезно для колена.

Сджутка начинает хохотать, вытирая слезу из своего единственного родного глаза. Слегка успокоившись, поясняет:

– Послушайте, Сэм, не в обиду, но скажу. Я вас знаю уже лет десять, но только сейчас понимаю, какой вы, в сущности, ребёнок. Пользуйтесь моментом! Вы родились на бедной планете, потом всё время служили и видели жизнь, скажем так, с неприглядной стороны. Теперь у вас куча денег и полно времени. А вы забиваетесь в угол и говорите, что хотите тут сидеть и только иногда высовывать нос наружу, чтобы подышать.

Я задумываюсь. Понимаю, что она права.

– Спасибо, Сджутка. Я подумаю. И, честно говоря, думаю уже сейчас, потому что голова моя устроена так. Она не способна совсем не думать. Даже во сне мне приходят бредовые идеи, я просыпаюсь среди ночи и думаю, например, а есть ли в Галактике животное с нечётным количеством лап. Вот и сейчас я вроде бы разговариваю с вами, а мысли скачут. Вы говорите, что я родился на бедной планете, и я понимаю, что мне не нужно богатства. Я не получаю удовольствия от вкусной еды, потому что разбираю её вкус на составляющие, будто машина. Я не люблю шумных тусовок, потому что в них я теряюсь от цветов и звуков. Я не могу нормально заниматься сексом, потому что для меня это слишком сильные ощущения. Куда мне девать деньги? А потом вы говорите, что я знаю жизнь только с плохой стороны. Это правда. Но если я увижу хорошую сторону, я всегда буду знать, что за ней стоит плохая. Вижу богатый дом – и предполагаю, что деньги на него украдены. Вижу красивого человека – и замечаю следы пластической операции. Вижу счастливых – и думаю, что где-то умирают люди. Впрочем, я брежу, как всегда.

– Нет, вы хорошо сказали, Сэм, – Сджутка кладёт свою руку на мою, и я чувствую холод от её металлического пальца. – Это, должно быть, не так просто, как мне кажется со стороны. Каждый человек – сложный инструмент, и редко получается его правильно настроить. Но знаете… Вы и правда слишком много думаете. Попробуйте забыться. Не переживать ни за кого, не размышлять о своей судьбе и проблемах Галактики. Просто живите моментом. Вот знаете, что бы я сделала на вашем месте? Поехала бы на какой-нибудь безумно дорогой курорт, где меня облизывали бы со всех сторон, ухаживали и выполняли капризы. Может быть, со стороны это и мерзко, но, мне кажется, человек иногда нуждается в чём-то подобном. Забудьтесь, Сэм.

– Я подумаю.

– Ха-ха-ха! – Сджутка сдерживает смех. – Ну вот, опять. Думайте, если хотите, но я бы на вашем месте не слишком этим увлекалась.

Чай горячий, но вкусный. И я вдруг понимаю, что я наслаждаюсь этим вкусом. Я не анализирую его, а просто получаю удовольствие. Значит, я это могу.

И почему бы не попробовать?

7

Я отвык от толпы. Путаюсь в потоках, еле уворачиваюсь от людей. Хорош секретный агент. Ещё и колено немного ноет. А также скрипит, и я начинаю подозревать, что мне поставили некачественный сустав. Бывает такое, я слышал. А может, я просто слишком долго шляюсь по космопорту в поисках своего рейса. Кто придумал в гражданских аэропортах Эгозона такую дурацкую систему посадки на корабли? Сотни ворот, тысячи рейсов, четыре этажа, на каждом своё табло и никакой возможности понять, где именно отобразится твой рейс. Пытался выяснить у робота из обслуги, но он взял с меня две единицы и вдруг почистил мне один ботинок, проигнорировав мой вопрос.

Устав от беготни, присаживаюсь за крохотный столик кафе. Собственно, я не голоден, просто других посадочных мест поблизости не вижу. Но официант, человек в блестящем чёрном комбинезоне, тут же возникает рядом.

– Чего желаете? – спрашивает он.

– Молоко синтетическое, – говорю я. – И сэндвич с аброзятиной. А вы, случайно, не знаете, с этого ли этажа…

Но тут за мой столик втискивается полноватый суетный человечек в бежевом плаще.

– Официант! – перебивает он меня, и я вижу, как с его губ в пространство летят крохотные капельки слюны. – Быстро! Толоноки обезжиренный, бедро жухлика в острой подливке, чай фиолетовый и булочку номер двадцать семь.

– Слушаю, – отвечает официант и удаляется.

Толстячок шевелит густыми бровями, косится на меня, потом водружает на столик свой огромный кейс и начинает доставать из него гаджеты, включая и раскладывая вокруг себя.

– Работа, – поясняет толстяк, кажется, не мне, а в воздух. – Вот вроде бы и отпуск, а куда деваться…

Официант приносит чай и молоко. Стакан абсолютно некуда поставить, так что я беру его в руку.

– Между прочим, – замечает толстяк, – с этого этажа вылет только на Буд.

– Это хорошо, – говорю я. – Как раз туда я и лечу.

Бровь толстяка приподнимается.

– А! – понимает он. – Вы из обслуги?

Он вдруг вызывает мой интерес. Понятно, что он – избалованный и зазнавшийся богач, но как он определил, что я не из его круга? На мне сшитый отличным портным пару дней назад костюм, дорогие ботинки, один из которых только что вычищен, я бодр, пострижен и побрит.

– Нет, что вы, – отвечаю я. – Я тоже лечу в отпуск, как и вы. Даже, насколько я понимаю, в тот же отель.

– Вот как? – настало время толстяка удивляться. – А как вы думаете, в какой отель я лечу?

– «Шифштюрцеаб Люкс», в центре Штандехольдефлиха, – говорю я.

– Удивительно, – отвечает он, – но откуда…

– Успел заметить на ваших документах, – говорю я, не уточняя, что надпись я вижу и сейчас, сквозь крышку его кейса. – А как вы догадались, что я лечу на Буд впервые?

Толстяк словно бы смущён моим вопросом.

– Не знаю… Мне показалось… Просто перед отпуском все обычно расслаблены, наслаждаются моментом. А вы напряжены, будто на работе, и думаете, где достать кусок хлеба. Глаза у вас бегают…

Интересно слышать это от человека с бегающими глазами, который работает прямо за обеденным столом, но я на это не успеваю остроумно отреагировать. Официант как раз приносит моему собеседнику суп, и они пытаются найти место на столике. Толстяку приходится убрать планшет.

– Меня зовут Чурр Тамняа, – наконец решает он представиться. – Не слышали?

– Как же, слышал, – отвечаю я. – Вы разоряете компании, правильно?

– Грубо и неточно, – вздыхает толстяк, зачерпывая ложку супа. – Я торгую компаниями. Иногда для этого приходится их принудительно удешевить. Но разорять – нет, поскольку я их ещё собираюсь выгодно продать. А вы?

– Сэм Дьюрек, – отвечаю я. – Я государственный служащий.

– И летите отдыхать на Буд? – в голосе господина Тамняа недоверие.

– Мне хорошо платят, – поясняю я. – И есть необходимость поправить здоровье.

– Что ж, – толстяк приподнимает свободную пухлую руку, и я стараюсь не обращать внимания на косточки, которые видны сквозь плоть. – Не в моих правилах копаться в чужих источниках доходов. По крайней мере, в отпуске, ха-ха! Но хочу сказать, что отель вы выбрали правильно. Мне он, правда, несколько надоел, я лечу туда уже в пятый раз, но по части оздоровительных процедур они молодцы. У меня, конечно, есть претензии к номерам, к обслуге и отчасти к еде, но врачи у них что надо…

Мне приносят сэндвич, и я чувствую, что уже успел немного проголодаться.

– Раз уж вы там были… – я кусаю сэндвич, ощущаю сотни смешавшихся запахов, вкус на всех клеточках языка, и это на несколько секунд отвлекает меня, так что я чуть не забываю, что хотел спросить. Зато успеваю прожевать кусочек. – Раз уж вы уж были в этом отеле, может, подскажете, какие там есть развлечения? Чем можно заняться?

– Смотря чего вы хотите, – отвечает Чурр Тамняа. – Игровой зал там большой, но я не любитель азартных игр. Много экстрима – ну, знаете, прыжки с дронов, паркур, тоже не моё. Командных игр хватает. Подводные гонки, кибервойны… В последний раз, кстати, я собрал команду, которая всех порвала, несмотря на мои скромные физические данные. Тут ведь ещё и голова нужна, чтобы придумать хорошую тактику…

– Может быть, и присоединюсь, – говорю я. – Это интересно. А что-то более пассивное?

– О, – говорит Тамняа, принимая тарелку из рук официанта и сдвигая кейс на самый край. – Вот и мой жухлик. В самом отеле всё скромно. Викторины, танцульки по вечерам, детские игры. А вот вокруг много всего интересного. Кинотеатр неплохой в двух кварталах. На площадях по всему городу концерты, иногда неплохие. Неподалёку лучший концертный зал во всём Буде, «ШтандеХолл», но репертуар у них достаточно…

– Извините, – говорю я, указывая в направлении над его головой. – На табло наш рейс. Думаю, нужно пройти на посадку.

– Да, но я уверен, что у нас есть несколько минут, – Тамняа берёт внушительное бедро жулика за косточку и начинает быстро обгладывать, поглядывая на монитор одного из гаджетов. – И, похоже, я сейчас заработаю приличную сумму.

Он тыкает жирным пальцем в экранную кнопку и улыбается. Улыбка недобрая. А может, это потому, что я вижу между его зубов застрявшую частичку мяса, и мне это кажется несколько зловещим.