Читать книгу: «В ожидании Большой волны»

© Южный С., 2025

© ИК «Крылов», 2025

Волны не возвращаются.

Саша Южный

Друг мой, сколько небес на свете! И под каждым из них хочется жить, а не существовать. А жить – это не значит брести в толпе, когда спины впереди идущих и пыль, поднятая их ногами, заслоняют от тебя солнце и знамя, и когда пули твоих дней не ложатся в десятку, а растворяются во времени и пространстве, словно их не было вовсе. Когда ты это поймешь, ты покинешь толпу, чтобы проторить свою дорогу. И тогда тебе останется либо объять все небеса сразу, а попросту говоря, свернуть себе шею, либо оседлать Большую Волну удачи и попробовать удержаться. И тогда помогай тебе Бог, потому что все вокруг станут твердить, что ты псих, что Большая Волна тебе не по зубам, что это иллюзия, мираж, что её вообще не существует! И всё, что потом случится с тобой, будет зависеть только от твоей веры в себя и от умения ждать. Ждать и не опускать рук, когда ты уже, кажется, сделал всё возможное, но ничего не произошло. Ждать, делая своё дело и деля постель с Неизвестностью, которая по ночам прижимается к тебе острыми холодными коленками.

Да, Большая Волна! Её можно ждать годами, десятилетиями. И в ожидании медленно опускаться на дно, стоять на нём, врастать в него. По щиколотку, по колено, по грудь. И так и не дождавшись, уйти с головой в донный песок забвения. Но если всё-таки Волна придёт, она поднимет тебя на самый свой гребень, и с него ты увидишь Мир, и Мир увидит тебя…

Луи Хоупкинс не дождался своей Волны. Видимо, что-то случилось там, в океане, и его Волна ушла к другим берегам. Сейчас он сидел в кустах напротив отеля «Орелия», бывшего отеля «Окраина», который форпостом стоял на краю города, принимая грудью все дующие с моря западные ветры. Они приносили с собой влажную прохладу, волнующие запахи, а также соль, которая мелкими кристалликами оседала на фасаде отеля, накапливаясь там и проедая покрытия стен до основания.

Отелю, построенному в начале прошлого века, требовался ремонт, и не только снаружи, но и внутри. Там не шумели ветры и дожди, но пребывали люди, которые порой оказывались страшнее стихии. Некоторые следы сложных отношений меж ними администрация отеля даже сохранила намеренно, как, например, пулевые отверстия на стене холла, оставленные очередью из автомата во время очередной заварушки. Их оставили как память о былых временах, даже слегка подмазали лаком. А история была такова: в отеле имелось несколько баров. Один находился прямо в просторном холле. Заправлял там Яша Рой, которого считали слегка чокнутым, поскольку держал под стойкой автомат Томпсона. Времена были горячие, понятно. Другие бармены тоже держали кое-что: кто бейсбольную биту, кто газовый баллончик и прочее. Но автомат – это был явно перебор. Однако владелец отеля Михельсон питал странную слабость к людям с прибабахом, а также и ко всему, выдающемуся из общего ряда вещей и явлений, в какую бы сторону оно не выдавалось. И относился к этому с пониманием. Как оказалось, не напрасно.

Однажды банда доморощенных бутлегеров попыталась силой заставить Михельсона купить у них грузовик с бренди (так они называли кошмарное пойло, что колыхалось в странных трёхгранных бутылках, напоминавших те, в которые в былые годы заливали уксусную эссенцию). Михельсон, может быть, и купил бы, несмотря на то, что совсем недавно опустил в тайные погреба заведения тридцать ящиков самопала. Но бутлегерское пойло было отвратительным настолько, что даже когда пригласили снять пробу отпетого пьяницу швейцара Дуракова (который, по его собственным словам, мог пить всё, что горит, кроме дров), тот, отхлебнув пару глотков из поданного стакана, так перекосился в лице, что невольно заставил скривиться всех присутствующих. Придя в себя и отдышавшись, Дураков, пригладил на лысине три мыска волос, вставших дыбом после дегустации, и произнёс:

– Они что, гнали это пойло из кирзовых сапог?

И предложил переименовать продукт из романтичного «Диана» в более конкретный и соответствующий – «Десять ярдов до кладбища», а затем обратился к Михельсону:

– Босс, если вы решили от меня избавится, то просто скажите: «Ты уволен». Зачем же так-то, – Дураков кивнул на стакан, что держал в руке.

После этого всё и началось. Получив отказ, бандиты принялись крушить холл отеля. И никто не пикнул. И тогда Яша Рой достал автомат и хлестанул длинной очередью по бандюгам. Понеся урон в живой силе, погромщики бежали.

Самыми безобидными жильцами были хиппи, дети-цветы, которым отчего-то показалось, что свинцовый монолит реальности вдруг распахнул перед ними врата, за которыми невыносимым сиянием засверкала истина. Да, это завораживало! И дух французских революций казался ничем по сравнению с душевным подъёмом, трепетавшим в теле каждого из них. И они ринулись в эти врата, одухотворённые, освобождённые и беззащитные. Богатые и бедные, талантливые и посредственные, красивые и обыкновенные, они стёрли эти границы, разделяющие их. Но потом, когда они возвращались обратно, с осознанием той горькой правды, что истина не открывается перед тобой вот так вдруг и что к ней нужно идти подчас всю жизнь, их глаза делались тусклы, а траченные марихуаной лица – невыразительны. Кое-кто из них, кому некуда было податься, оседал в городе, как отец Луи.

Было много историй, связанных с отелем, но Луи Хоупкинса давно не интересовали частные истории, как и история вообще. Это всё существовало где-то там, на поверхности, как и многое другое: счастливые люди, улыбки женщин, утра, умытые росой, да мало ли чего. Жизнь во всем её блеске! Там же, где пребывал Луи, был только песок забвения. И у Луи тоже имелась своя история.

Сейчас же у него было пусто в животе, кроме того сегодня он должен был заплатить за нору, которую снял в пригороде. Так что в данный момент его больше волновало, что происходило не внутри, а снаружи отеля. А точнее, та часть фасада, которая пока не была скрыта строительными лесами и где ещё обитали постояльцы. Бинокль Луи упорно скользил вверх-вниз по распахнутым окнам, расположенным у края лесов. Заметив в одном из них движение, он замер. Через бинокль было отчётливо видно, как к окну подошла женщина с толстой книгой в руке и присела на подоконник, как потом появился мужчина и обнял женщину, и она, чуть отклонившись назад, оперлась рукой с книгой о край подоконника.

Луи опустил бинокль к расположенному ниже номеру и увидел в окне мужчину в дорогом костюме. Мужчина снял пиджак, бросил его, видимо, на стул, следом полетела и рубашка, а затем Луи увидел на руке мужчины часы, массивные и несомненно очень дорогие. В последнем Луи не сомневался – номер был класса «люкс». Он знал точно, поскольку почти две недели ждал, когда леса дотянутся именно до этого места.

Луи напрягся. Мужчина снял часы, положил их на подоконник и исчез в глубине комнаты. Наверняка собрался поспать, либо принять душ. Это была удача! Луи ещё с минуту смотрел через бинокль в окно, затем спрятал его в кустах и вышел наружу. Действовать следовало быстро. Луи огляделся по сторонам. Никого не было. Рабочие ушли полчаса назад. Луи подошел к лесам, ещё раз оглянулся и ловко, как кошка, полез вверх. Интересующее его окно было на третьем этаже. Он достиг его меньше, чем за полминуты. Стоя перед ним на лесах, Луи затаил дыхание и вслушался. Из номера доносился звук льющейся воды. Похоже, постоялец принимал душ. Луи улыбнулся. Это несомненно была удача. Такие часы легко можно будет скинуть с рук за пару тысяч баксов, а может, и больше, если очень повезёт.

Луи ещё раз огляделся, кинул взгляд на море, привольно раскинувшееся от края до края. Глубоко вздохнув и пожелав себе удачи, он шагнул вперёд и с кошачьей ловкостью полез вверх по лесам. Зацепившись правой рукой за перекладину лесов и подавшись немного вперёд, он завис левой половиной корпуса в воздухе.

Затем Луи дотянулся рукой до окна. Часы были совсем рядом, до них оставалась сущая мелочь – половина указательного пальца Луи, не больше. Он попробовал вытянуться ещё сильней, однако это не помогло. А часы между тем спокойно лежали на подоконнике, отражая золотыми боками солнечные лучи. И они явно тянули на гораздо большую сумму, чем показалось издалека.

Луи пришлось вернуться обратно на леса. Он обшарил взглядом всё вокруг и не обнаружил ничего подходящего, что помогло бы ему стащить часы с подоконника. Луи негромко выругался – такая удача выпадает крайне редко. И отпускать её он не собирался.

Опа, а это что? Его взгляд остановился на отверстии в вертикальной стойке. Луи сунул туда указательный палец. Он легко вошёл. «Если держаться одним только пальцем, а не всей пятерней, то можно оказаться гораздо ближе к часам», – подумал Луи. Он выдвинул левую ногу и руку и завис в воздухе. Практически он держался на лесах только благодаря указательному пальцу. Правая нога, упёртая в поперечную стойку, брала на себя лишь малую часть нагрузки. Это было очень рискованно. Но зато часы оказались совсем рядом. Он подцепил их ногтем безымянного пальца и потянул на себя.

В это время в номере этажом выше мужчина сильно прижал сидевшую на подоконнике женщину к себе. Она, повинуясь порыву, выпустила книгу и положила свою ладонь мужчине на затылок. Книга же соскользнула с карниза, полетела вниз и ударила Луи по голове в тот самый момент, когда он взялся двумя пальцами за застёжку часов. Удар был не силён, но внезапен – Луи ничего подобного не ожидал. И это сыграло роковую роль.

Вздрогнув от неожиданности, Луи на мгновение распрямил засунутый в отверстие стойки палец. И этого вполне хватило, чтобы палец выскользнул оттуда.

Луи, часы и книга шлёпнулись на кучу песка одновременно. Луи от удара потерял сознание. Когда он пришёл в себя и открыл глаза, то увидел прямо перед своим носом три пары чёрных, хорошо начищенных ботинок, которые трудно было назвать модными, но зато они были одинаковыми. От нехорошего предчувствия у Луи засосало под ложечкой. Он поднял глаза выше и увидел склонившиеся над ним фигуры полицейских: двух сержантов и третьего, пожилого, лейтенанта Буша, имевшего разъяренный вид.

Первой мыслью Луи была мысль – бежать! Схватить часы – этот предмет он не собирался дарить никому – воспользоваться внезапностью и сразу же вырваться вперёд метров на десять. За углом отеля были вагончики рабочих, стояли грузовые машины, находились целые батареи огромных бочек и горы прочего строительного оборудования.

Луи поднапрягся, собираясь вскочить, и, к своему ужасу, внезапно обнаружил, что ноги его не слушают. Сказывалось последствие его встречи с землей.

Между тем один из сержантов произнёс:

– Вор! – и поднял с песка часы.

– Сволочь! – выразил своё отношение к Луи лейтенант Буш, сверля его взглядом голубых, с множеством красных прожилок, глаз.

«Пьяница!» – вяло подумал Луи, рассматривая красную, припухшую физиономию лейтенанта.

– Я знаю эту марку, – сообщил сержант, рассматривая часы. – Видел в каталоге. «Константин Вашерон»! Они стоят как новенький «Порше».

У Луи опять засосало под ложечкой.

– Если они его, то я кенгуру. Он их спёр! – произнёс лейтенант и приказал: – Ну-ка, дай сюда!

Сержант протянул лейтенанту часы. Тот повертел их перед глазами, сунул в карман и произнёс:

– Вещественное доказательство!

«Как же!» – горько усмехнулся про себя Луи.

– Похоже, он ещё и наркоман, – произнёс второй сержант, указывая на исколотое запястье.

– Но свежих уколов нет, все давнишние, – уточнил первый сержант.

– Может, кровь сдавал, – предположил второй сержант.

– Ты посмотри на его рожу, – хмыкнул лейтенант. – С такой харей только вещи в скупку краденого сдавать, а не кровь.

Лейтенант нагнулся и поднял с песка книгу.

– «Капитал», Карл Маркс, – прочитал он, и лицо пожилого служаки побагровело ещё больше. Он ненавидел красных.

– Ну и мразь нам досталась, ребята! – произнёс он. – Вор, наркоман и вдобавок красный.

Полуоглушённый Луи слушал эти слова отстранённо, словно говорили не о нём. Но потом он окончательно пришёл в себя и, глядя на нависшие над ним фигуры полицейских, подумал, что, судя по всему, со свободой придётся снова распрощаться. А он её по-настоящему даже и не почувствовал.

– Что будем делать? – спросил первый сержант у лейтенанта.

Тот пожевал губами:

– Проучим как следует и пускай, – лейтенант сделал рукой жест, обозначающий «пусть катится ко всем чертям», затем похлопал ладонью по карману, где лежали часы.

Подчинённые поняли своего командира с полуслова, и когда Луи сделал попытку подняться и уже почти принял вертикальное положение, кулак одного из них сбил его с ног. Луи упал, но не расстроился – если дело закончится только побоями, он готов безропотно терпеть. Ему не впервой. А тяжелые башмаки блюстителей закона принялись гулять по его бокам. Луи прижал локти плотно к бокам, оберегая почки, и втянул голову в плечи, одновременно с эти прикрыв ладонями виски. Опыт у него в таких делах был. Его не раз били вот так, как сейчас, толпой. За упрямство и дерзость. Чтобы позволять себе такое в определённых, не обременённых моралью кругах, надо было иметь союзников и соответствующий вес. Ни тем, ни другим Луи не обладал.

А экзекуция между тем затягивалась.

Поняв, что его будут бить долго, Луи внезапно откатился в сторону и вскочил. Полицейские шагнули к нему. Луи выхватил из кармана нож, ткнул им в сержанта и почти одновременно с этим ударил ногой в пах лейтенанта. Сержант оказался ловким и успел увернуться. А вот грузный и уже немолодой лейтенант ничего не смог сделать. Упав от боли на колени, он застыл, раскрыв рот в немом крике. Луи, развернувшись, попытался бежать, но ноги после падения плохо слушались его. А в следующий момент второй сержант ловко подсёк его ногой. Луи упал и попытался перевернуться на спину, но полицейский поставил на его руку с ножом свой ботинок. Луи попробовал вырваться, но полицейский перенёс на ногу весь вес своего тела. Ботинок был твердым, его каблук больно вдавился в руку Луи, и тот подумал, что теперь ему крышка.

– Поддайте ему как следует, ребята! – с трудом прохрипел лейтенант.

Били Луи долго, оба сержанта. Лейтенант в экзекуции не участвовал, хотя ему очень хотелось. Он всё порывался встать, но боль в паху была такой, что напрочь лишала его этой возможности. К тому времени, когда Луи потерял сознание, лейтенанту наконец удалось прийти в себя и встать с коленей. Он попытался пнуть Луи, но от резкого движения боль в паху усилилась, и удара не получилось.

– Сволочь! – огорчённо произнёс лейтенант. Ему хотелось голыми руками удавить Луи, но всё, на что сейчас он был способен, так это плавно передвигаться, широко расставив ноги.

– Ну, достаточно, везём в участок, – сказал он с некоторым сожалением.

Сержанты, прекратив пинать жертву, тяжело дышали, их лица блестели от пота.

– Мы же хотели «того», – произнёс один из них и повторил жест лейтенанта, – отпустить.

Второй сержант сунул руку себе под рубашку и обнаружил там кровь.

– Бок оцарапал, гад! – произнёс он.

– Вот потому «того» и не получится, – кивнул на окровавленные пальцы сержанта лейтенант. – Опасен! Надо задерживать.

– А мог и зарезать, – сержант ещё раз пнул Луи в бок.

Тело Луи как-то странно, не по-живому колыхнулось и застыло. Сержанта это насторожило. Он нагнулся над Луи, пощупал пульс, затем выпрямился и посмотрел на коллег.

– Что? – спросил лейтенант.

– Кажется, перестарались, – ответил сержант. – Пульса нет. Что будем делать?

И наступила тишина. Оба сержанта выжидающе смотрели на лейтенанта.

Тот, вращая лишь глазами, обвёл взглядом окружающее пространство.

– Кажется, никого. Вот что. Увезём тело ко мне на баржу, а там бросим в воду. Река унесёт этот кусок дерьма в океан, а там течения. И этот тип не вернётся обратно даже в виде утопленника. Крис Араб в горячие годы нередко сплавлял туда своих оппонентов. Ни один не всплыл. А Араб даже не тратился на цемент или гири. А это, – сержант похлопал рукой по карману, куда опустил часы, – я знаю куда пристроить.

– Хорошая мысль, командир, – одобрил слова лейтенанта один из сержантов.

Второй просто кивнул.

– Тащите его вниз, а я подгоню машину поближе, – скомандовал лейтенант и, широко расставляя ноги, с трудом заковылял по склону горы с песком к стоящему поодаль джипу.

Сержанты, закинув руки Луи себе на плечи, потащились следом. Они хотели сгрузить Луи в багажник, но лейтенант зашипел на них, как рассерженная змея:

– Куда, куда вы его?! С ума сошли. Вы посмотрите, кругом нас окна, а за ними глаза. А полиция кладёт в багажники только трупы. А у нас живой человек. Только он сильно пьяный.

Тело Луи посадили на заднее сиденье и пристегнули одну руку к верхней части стойки, чтобы тело не теряло вертикального положения. Сбоку его подпёр собой один из сержантов. Машина тронулась.

Все молчали. Происшедшее не располагало к разговорам. Потом у лейтенанта зазвонил телефон. Он поднёс его к уху и поморщился, как от изжоги. Абонент на том конце провода явно не был ему приятен. Выслушав минутную тираду, лейтенант ответил:

– Парни Габи начали палить. Его племянник тоже полез за стволом. Вот мы и шлёпнули его в горячке. Так бывает. Живучий гад. Четыре пули в него вогнали, а он всё равно ствол достал.

Лейтенант хотел отключиться, но на том конце опять заговорили. Лейтенант покорно выслушал новую тираду и наконец отключился. Обведя глазами окружающих, произнёс:

– Дело плохо. Макс сказал, что дон Габи поклялся отомстить за племянника. В участке капитан нас прикрыл. Никто ничего не знает. Но Габи назначил хорошее вознаграждение за информацию. Так что сидим тихо.

– Вот чёрт! Ещё этого не хватало! – произнёс Жозеф.

В этот момент Луи открыл глаза, и Жозеф от неожиданности отшатнулся в сторону.

– Смотрите, он жив! Он моргает!

Все уставились на Луи. Тот чихнул и, приходя в себя, обвёл присутствующих мутными глазами. Похоже, ещё не совсем понимал, где он и что с ним.

Сержант за рулем оглянулся на Луи.

– Живучий!

И вздохнул с облегчением.

– Он что, йог? То умер, то выздоровел, – буркнул лейтенант и тяжело вздохнул. Он не разделял радости подчинённых. И причина была проста: труп, он и есть труп. От него надо избавляться. И это не вызывало сомнений и никаких угрызений совести. Но живой человек, даже подонок, совсем другое дело.

– Что будем делать? – спросил сержант за рулем.

– Давай к барже, – ответил после некоторого молчания лейтенант. – Тут уже рядом. Там решим.

Машину изрядно тряхнуло на ухабе. От толчка Луи окончательно пришёл в себя и теперь левым, не подбитым глазом рассматривал через окно пригород, на который опустились первые сумерки. Огни домов и редких витрин светились сквозь листву деревьев, придавая ей ярко изумрудный цвет. Но выше, куда не доставал свет, на фоне пламенеющего неба листья выглядели чёрными и резко очерченными, как на японской миниатюре. Луи вдруг обнаружил, что пригород красив и зелен, и удивился, почему заметил это только сейчас. Потом он мысленно спросил у самого себя: «Куда меня везут?» и покосился на будничное, совсем не злодейское лицо сержанта рядом, затем скользнул взглядом по тоже ничем не примечательному профилю второго сержанта за рулём и успокоился. Однако, когда машина свернула к старым причалам, сердце Луи сжалось в плохом предчувствии.

Джип некоторое время ехал вдоль реки по старой, в выбоинах дороге, затем встал у какой-то баржи, имевшей заброшенный вид и длинную, почти на весь корпус надстройку. На верхней палубе, прикрепленный к леерам, висел большой облезлый щит с едва различимой надписью: «Прекрасная река». Луи взглянул на неё и невольно усмехнулся.

Буш и оба сержанта выбрались из машины и, отойдя чуть в сторону, закурили.

– Это же надо, очухался! – покачал головой первый сержантов. – Везём в участок?

Буш и второй сержант переглянулись.

– А вдруг он там копыта откинет? – поинтересовался второй сержант. – Помните случай в третьем участке? Парни отметелили хулигана и привезли в участок, а он там дуба врезал. Парни теперь сидят.

– Да, рисковать не стоит. Если что, увольнением не отделаемся, – высказал своё мнение сержант. – Но что тогда с ним делать?

– Вот и я о том! – произнёс молчавший до этого Буш. – И, возможно, он слышал ваш разговор о доне Габи и его племяннике, чтоб он сдох.

– Так он сдох, – заметил сержант.

Троица переглянулась и перевела взгляды на Луи.

О чём говорят эти трое, он не слышал, но на миг ему стало очень неуютно от их взглядов, а потом вдруг нахлынуло равнодушие: «Да что бы они не задумали… посадить, пусть даже утопить, что держаться за эту жизнь. Да и не жизнь это вовсе».

– Получается, что ни живым, ни мертвым этот тип нам в участке не нужен, – подытожил Буш. Он достал из кармана часы, повертел их в руках и спросил сержанта: – Ты не ошибся в цене? Они точно столько стоят?

– Точней не бывает, – ответил тот. – Я видел их в каталоге. Девятьсот девяносто пять тысяч и шестьдесят центов ровно.

Все трое молча уставились друг на друга.

– Кажется, мы все думаем об одном и том же, – нарушил тишину Буш.

– А что, есть другой выход? – произнёс первый сержант.

– Наверное, нет, – вздохнул Буш. – Я понимаю, у вас семьи. Жёны, дети. Вы молоды, вся жизнь впереди и губить её из-за какой-то швали просто глупо.

– И ручка ножа у него льняной нитью обмотана! – добавил вдруг второй сержант.

– Это ты к чему? – не понял Буш.

– К тому, что он меня в бок этим пером ткнул, мы не докажем. На льне отпечатки не остаются. Опытный, гад.

– И то, что он к кому-то в номер залез, свидетелей у нас нет, – добавил первый сержант. – Не предъявлять же часы. Когда ещё так повезёт!

– Ну что же, – произнёс Буш. – Будем голосовать. Кто – за, прошу поднять руки.

Оба сержанта тянули вверх руки медленно и неуверенно, поглядывая друг на друга.

– Смелей, смелей, ребята! – подбадривал их Буш.

– А вы? – спросил у него первый сержант.

– А я воздержался.

– Это значит что? – спросил второй сержант.

– Это значит, тащите эту мразь на баржу.

Оба сержанта подошли к машине и выдернули из неё Луи, как пробку из бутылки, схватили под руки и быстро поволокли к трапу. Они торопились, словно побыстрей хотели сделать это неприятное дело.

– А может, отпустить? – спросил первый сержант. – Пускай валит на все четыре стороны.

– Конечно! – произнёс второй. – А он прямиком к прокурору. Он же злой, как чёрт. Избили до полусмерти, часы забрали. Или, чего хуже, к дону Габи.

Буш окинул взглядом прилегающую к барже территорию и двинулся следом за подчинёнными. Поднимаясь по трапу, он ещё раз оглянулся на берег – ни души! Да иначе и быть не могло. Место пустынное, давно заброшенное. Кругом лишь старые полуразвалившиеся причалы и склады.

Полицейские, затащив Луи на баржу, поволокли его вдоль борта. Буш, шедший следом, остановился и вошел в пристройку.

Меж тем сержанты вместе с Луи, свернув за надстройку и оказавшись на обращенном к реке борту, остановились. Они поставили Луи на колени перед проёмом в фальшборте, куда приставлялся трап, и достали сигареты.

Буш появился чуть позже. Он принес с собой револьвер «бульдог», окинул взглядом обоих сержантов и Луи, который стоял между ними на коленях и безучастно смотрел на текущую вдоль борта баржи воду.

Луи было уже почти всё равно, что с ним сделают. Он оторвал взгляд от воды и посмотрел на далёкий противоположный берег, светящийся редкими огнями – может, оно и к лучшему, вот так закончить всё разом. Будь проклята эта жизнь! Потом он окинул взглядом реку – здесь, в устье, она была широка – и подумал, что вода, наверное, ещё тёплая. Хотя человеку с пулей в голове такой факт вряд ли покажется интересен.

Буш бросил взгляд на подчинённых. Он понимал, что исполнять придётся ему. Парни хоть и были надежными, однако недостаточно тёртыми. Поручи им сделать выстрел, мало ли что потом произойдет. Убийство человека – штука не простая. Ты можешь сделать это вполне хладнокровно и жить спокойно месяц, год, но потом Это может настигнуть тебя. Совершенно внезапно. Когда ты, казалось, уже забыл обо всём, Оно станет являться к тебе во сне в виде посланца с того света или просто чувством вины и раскаяния и измучает твою душу. И ты захочешь покаяться, признаться в содеянном. Буш за долгую службу не раз видел таких и преступников, и полицейских.

Буш взвёл курок и повторил ещё раз:

– Не беспокойтесь! В начале девяностых Крис Араб пустил отсюда в плавание немало своих конкурентов. Никого не нашли. И он не тратился на цемент или гири. Река всё делала сама. Вы, парни, езжайте, я тут сам.

Буш похлопал рукой по карману, где лежали часы.

– А это я пристрою. Тысяч по пятнадцать на брата выйдет. Неплохой денёк, а? – губы Буша раздвинулись в фальшивой улыбке, похожей на крокодилью.

Сержанты ответили кривыми ухмылками и пошли вдоль борта. «Так-то будет надежней», – думал Буш, глядя им вслед.

Когда сержанты спускались по трапу, один из них сказал:

– Отослал! В таком деле свидетели ни к чему.

Второй возразил:

– Кретин! Он не хочет, чтобы мы оказались соучастниками.

Когда с берега раздался звук отъезжающей машины, Буш приставил к затылку безучастно стоящего на коленях Луи револьвер, но в это время раздался какой-то звук. Сначала Бушу показалось, что в воздухе— что-то прошелестело. А потом до него дошло, что звук исходит от его жертвы.

– Что? – произнёс он и склонился к без пяти минут покойнику. Из любопытства. Ведь этот тип за всё время не произнёс ни слова.

– Не убивай! – с трудом разобрал Буш и выпрямился с торжественным видом.

– Не убивать?! Но ведь ты не человек, ты исчадие ада в его обличье. Вы множитесь— где-то под камнями, как гады, а затем выползаете наружу, – Буш ткнул Луи пистолетом в затылок. – Что ты можешь, кроме того, как искать ускользающие сосуды на руке, чтобы воткнуть в неё героиновый шприц, или воровать, или сеять красную пропаганду? Вся зараза от наркоманов и красных. Что ты ещё можешь?

Луи молчал. Что он мог сказать этому человеку. Что-то когда-то он, безусловно, мог и ещё как, но это осталось далеко в прошлом.

– Ну, скажи, – продолжал Буш. – И, может, тогда я тебя не убью. Хотя отпусти тебя, и ты опять что-нибудь сопрёшь или прирежешь кого ради дозы. Ну?!

Луи облизал разбитые губы:

– Я… я…

– Да ты! Что можешь?

– Я умею делать музыку.

– Какую, к чёрту, музыку?

Луи обернулся и, наткнувшись взглядом на ствол револьвера, произнёс:

– Ну, музыку сначала сочиняют, потом берут инструмент и исполняют.

И тут же, получив затрещину от Буша, упал на палубу.

– Ты, мразь, ты собрался меня учить?! – взревел Буш. – Ты думаешь, я настолько туп, что не знаю, как возникает музыка? Музыка! Да! – Буш вдруг на мгновение задумался. Его лицо приняло странное выражение. – Что ты знаешь о музыке, засранец, – произнёс он уже более спокойно, глядя, как Луи копошится на палубе, пытаясь принять вертикальное положение. Он уже собрался дать ему хорошего пинка, чтобы ускорить процесс, но в самый последний момент раздумал и, пожевав губами, спросил: – Тебе жить не противно, мразь?

Луи привалился спиной к надстройке, посмотрел на Буша.

– Противно, но и умирать страшно.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся Буш и некоторое время рассматривал Луи. – Музыка, говоришь. А мы проверим. Торопиться некуда.

Буш схватил Луи за шиворот и, подтащив к двери надстройки, распахнул её. Глазам Луи, которого Буш продолжал держать за шиворот, предстало— что-то вроде музыкального салона: кресла и столы с резными ножками, несколько гобеленов, тяжёлые портьеры, небольшая эстрада. Всё было изрядно обветшавшим и пыльным. Особняком стоял рояль. Буш рывком привёл Луи в вертикальное положение и дал ему пинка. Луи влетел в салон и упал возле рояля. Буш вошёл следом и, дёрнув его за шиворот, поднял с пола. Затем с силой припечатал к банкетке возле инструмента и смахнул с рояля пыль.

Луи осторожно поднял крышку рояля и тронул пальцами клавиши.

– Это же «Вельтмайстер» тысяча восемьсот девяностого года выпуска.

Буш бросил ему в лицо какую-то тряпку.

– Вытри руки, засранец. На нём играл мой отец. Если внятно возьмешь десяток аккордов из «Лунной сонаты», может, оставлю тебя в живых. Если хоть раз ошибёшься, стреляю.

Луи глубоко вздохнул и вытер тряпкой руки. Это оказался женский платок с ажурной бахромой. Буш приставил к затылку Луи револьвер.

– Начинай.

Луи провёл рукой по лицу, глубоко вздохнул и, опустив руки на клавиши, заиграл. Он сбился уже на десятой секунде и замер, услышав щелчок взведенного курка.

– Дерьмовый из тебя музыкант, – произнёс Буш, выдержав паузу. – Я лучше сбрякаю. Так что давай на воздух. Не будем салон поганить.

Луи встал и покосился на Буша.

– Вообще-то рояль не мой инструмент.

– Да?! А что же твой?

– Труба!

– Труба? Хм… – Буш поскрёб затылок и, подойдя к большому встроенному шкафу, принялся рыться в нём. – Найдется и труба.

Из шкафа выкатился барабан, за ним выпал бархатный камзол с позолоченными пуговицами и пара карнавальных платьев. Буш посмотрел на них и вздохнул. Его лицо на миг приняло сентиментальное выражение, а потом снова превратилось в физиономию, которая, как принято говорить, так и просит кирпича.

– И не вздумай бежать, я стреляю быстро, – пробурчал Буш, засунув ту самую физиономию внутрь шкафа.

Луи криво улыбнулся. «Напугал, – подумал он, – всё равно пристрелит. Минутой позже, минутой раньше». Шанс, что его игра на трубе удивит этого тупого скота в мундире, был весьма призрачным. Луи покосился на дверь. Возможно, Буш своей угрозой просто провоцирует его на побег. И едва он сделает несколько шагов, тут же выстрелит. Луи ещё раз покосился на дверь и подумал, что если у него и есть шанс выбраться отсюда живым, то вот он, сейчас. Другого судьба не подарит. До двери было около четырёх метров. Луи, наконец, решился.

Мягко ступая на носки, он благополучно сделал несколько мелких шагов и покосился на Буша, который, копаясь в шкафу, влез в него едва не по пояс, затем прикинул расстояние до двери – оставалось меньше трёх метров. Сделать ещё четыре шага, выскочить на палубу и броситься в воду. Течение тут же понесёт его в сторону, плюс собственные усилия. Если повезёт, он вынырнет метрах в пятнадцати от баржи. К тому же сумерки. Это тоже на руку. Пока лейтенант разглядит его в воде, он снова нырнёт и вынырнет уже совсем далеко – ищи свищи! Лодки на этом корыте, похоже, нет. Не бросится же лейтенант за ним вплавь. Луи снова покосился на Буша, который продолжал копаться в шкафу, и неожиданно для самого себя рывком метнулся к двери. И это оказалось роковой ошибкой.

Стремительного броска не получилось. Было удивительно, что после таких побоев он вообще мог держаться в вертикальном положении. Его тело резко пошло вперёд, но подвели ноги. Не успевая за телом, они заплелись одна за другую, и он лишь чудом не свалился на пол. Однако шум при этом произвел. Буш среагировал моментально. Оборачиваясь, он выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил. Луи упал на колени, а затем медленно лёг на пол лицом вниз и застыл. Буш подошел к нему и ногой перевернул на спину. Луи лежал, широко распахнув глаза, и смотрел на Буша. Тот криво ухмыльнулся.