Читать книгу: «Стеклон», страница 3

Резкий сигнал авто прервал мои мысли. Я в этот момент остановился посреди дороги, на перекрестке, и даже не помню, как тут очутился. Такое ощущение, что хожу на автомате. Благо недалеко от дома ушел, еще квартал пройду и буду на месте. Надо сосредоточиться на дороге все же, и быть внимательнее. А то так ненароком и сбить могут, отберут возможность бить стекла и любить, а может просто слышать, видеть, а может быть собьют так, родственники даже не узнают… Буду валяться такой весь кривой, косой в гробу, как посмешище. Дети увидев будут только смеяться. Они же не понимают, что такое смерть… Я же раньше тоже не понимал, и смеялся над уродством других.

Я осмотрелся по сторонам, вокруг городские рекламные плакаты, и некоторые магазины уже зажгли свои вечерние витрины, а некоторые наоборот уже закрываются, чтобы продолжить свой рабочий день завтра ранним утром. Солнце уже почти зашло за горизонт, лишь желтый свет его немного рассеивался на синем чистом небе. Дул пронзительный и холодный ветер, и в его перерывах, даже это солнце, уже заходившее за горизонт, пыталось согреть меня своими лучами. Еще днем оно мне мешало жить, освещало мои складки на жилетке, ослепляло глаза, в общем, мешало жить, а сейчас мельком согревало. Вернуть бы его назад, но это уже невозможно… Блин, опять отвлекаюсь! Опять погружаюсь в мысли ненужные… Смотри на знаки! Смотри на машины, смотри по сторонам! Свежий ветер компенсировал напряжение. Он дул как раз со стороны океана, и доносил те легкие освежающие ароматы, призывая приятные чувства, похожие на первые минуты после разбитого стекла в том холле… Холодный поток тогда остужал горячую от волнения кровь в венах. Я опять ускорил шаг, все—таки прохлада мне больше по душе, даже думать проще стало, и я сконцентрировался, думал одновременно и о дороге домой, и о своих внутренних переживаниях.

Я прошел мимо окон соседского здания. На первых этажах его люди не жили. Там были прачечные, ремонтные мастерские и т. д. В центральных районах города они работали круглосуточно, так как люди могли приходить за услугами только после работы, оставляли свои вещи на ремонт и для чистки. А на выходных люди чаще всего уезжали из города в горы. Кстати, с другой стороны нашего городка были прекрасные горы, которые будто отделяли нас от внешнего мира, но дарили нам покой, уют и защиту.

Горы эти еще во времена, когда не было самолетов, вертолетов, и других технологий, позволяющих рыть глубокие, длинные тоннели, защищали наш город от грабежей, воровства и завоеваний так говорил историк в школе. Поэтому наш город Марш—Меллоу получил отличное развитие во многих областях, именно поэтому он стал таким большим инновационным центром страны, красивым и по своей сути, и по своей внешности. Богатым, что немаловажно, а так говорил мой отец, когда читал газеты. Пиратство, конечно, и здесь имело свой рост, благодаря ему возможно богатство не обошло стороной, как говорил историк, не пираты, а судовладельцы. Именно они в нашем городе обменивались товарами. Но об этом никто старается здесь не говорить, лишь увидишь порой старые рассказы и небольшие отголоски сплетен от стариков. Нехорошо это товаром людей называть, поэтому все умалчивали.

Однажды я нашел несколько книг в библиотеке, что на проспекте какого—то там дядьки бородатого, где было как раз несколько слов об этом. В город из—за этой темы стали стекаться большие потоки иммигрантов богачей, желавших здесь по дешевке людей прикупить и разбогатеть, и в итоге их семьи здесь оставались учиться и жить. Но то время прошло, как и другие времена. А теперь в больших и густо населенных городах одиночество стало основной ценностью для каждого жителя. Наш город не стал исключением из правил, хоть и много людей вокруг, ты все равно один.

Ну, вот я наконец добрел до парадной нашего дома. Большой козырек выступал из здания. Он держался на стальных трубах, скрепленных между собой крест—накрест, и покрашенных в серебристый цвет. Двери были стеклянные, и уже с улицы я видел, кто там стоит в холле, на каком этаже лифты, и сколько лампочек горит внутри. В нашей парадной не горела всего одна. Я уверен, что большинство жителей на этот факт даже не обратят своего внимания, так как с утра они из последних сил собираются на работу, и им не до лампочки уж точно, а вечером они скорее торопятся домой принять ванную, быстро поесть, и завалиться в теплую постель. Даже люди, которые не сильно обременены обязанностями и работой, выходят и тоже не заметят сгоревшей лампы, днем освещение же не нужно, и его выключают во всем доме.

Подойдя к лифту, я нажал кнопку вызова. Достал телефон, где сразу высветилось много уведомлений – новости, звонки, сообщения. На первой полосе новость, что «кнопок вызова лифта скоро не станет», его будут вызывать голосом, так же как в самом лифте произносим, на какой лифт подняться хотим. Я подумал, вот о чем завтра в школе будут разговаривать, как же так, кнопку уберут… Это же действительно важно… Я ухмыльнулся про себя с иронией, и еще раз про себя подумал, да это очень—очень важно, будто метеорит скоро упадет на Землю, но не знаем, когда именно. Может завтра, а может через пару—другую тысяч лет. Надо им этим создателям новостей подкинуть идею, что люди сами могут делать метеориты, и в небо запускать, вот уж они ее точно красиво преподнесут.

Лифт подъехал, я шагнул в него. Назвал свой этаж. На улице уже стало совсем темно, и город погрузился в разноцветные неоновые краски фонарей, и лэдовских холодных ламп от наружной рекламы. Уже нет той дневной суеты, скорее больше спокойствия, умиротворения. Мне сейчас хотелось ехать в лифте подольше, еще тройку часиков. Сегодняшний день стал для меня, наверное, очень значимым, столько всего удалось сделать и переосмыслить. Я продолжал думать о Каролине, и даже не вспомнил о фотографиях стекол, что сделал в ее доме. Зайдя в свою квартиру, я услышал запахи еды, которую готовила моя мачеха. Отец сидел в гостиной, листал каналы на телевизоре. Он устает на своей работе, я раньше находился там, в коридоре его работы, и точно помню, каково это все. Он часами разговаривал по телефону, и каждый звонок проводился на максимально эмоциональной волне. Когда мы шли домой, я часто боялся даже заговорить с ним, наслушавшись его выражений и орущей интонации. Думал, и мне сейчас прилетит от него на автомате, обзовёт или рявкнет.

Мачеха позвала меня за стол, я отказался. Хотя есть мне хотелось, если честно. Но я часто так делал. Противоречивый и гордый чересчур. За словом в карман не полезу, что сказал, то сделаю. Причем, я недолюбливал эту женщину, хотя по своей сути ничего плохого она мне никогда не делала, и не делает. Старается даже понравиться, сделать так, чтобы мне было вкусно, тепло и комфортно. Но она все равно не родная. Не моя она. Не могу вот так просто с ней общаться, и она вечно мне напоминает отсутствие моей родной матери. И этот «материзаменительный» протез всеми силами претендует на это место. Пойду есть, когда они уйдут спать.

Я пошел к себе в комнату, и сразу не переодеваясь, включил ноутбук. Проверил чат. Друзья все уже давно дома. Живут они кстати недалеко совсем, и подобные дела, как сегодняшнее, их часто заставляет сразу разбежаться и запереться по домам. Им наша работа такая очень нравится, и я знаю, что они с нетерпением жду, когда же я выложу фотографии. Сколько ажиотажа будет, сколько комментариев и восторженных смайлов о том, какие они крутые. Для нас это весомое достижение. Туда еще никто не добирался. Это здание будоражило воображение многих последователей нашего движения. Я тут же перекинул фото на ноут и загрузил в сеть, ссылочку отправил друзьям.

– Ну что, дождались, подружки?

– Подружки? Это я от труса что ли слышу?

Попытался снова меня задеть Энджи. На что я вновь ему отправил того самого кролика с потирающими ручонками. Все весело перекинулись смайлами скобками и помирились. Вот так и живем. Наша добыча, наши фото по сети разлетелись как вкусные куски пиццы на большой вечеринке. Сравнение с едой произошло не спроста сейчас, я сильнее проголодался, и решил все—таки пойти на кухню поесть. Я зашел в столовую, моя тарелка осталась одна на столе, полная и не тронутая. Видимо родители меня ждали, но не дождались и ушли отдыхать. Отец всегда поступает мудро, не трогает меня лишний раз. Я его очень люблю и уважаю.

Я накинулся на еду, даже не помыв руки. После того как я поел я быстро принял душ и лег спать. Но на этот раз я уснул не сразу. Виной всему стала та девушка, та звездочка, которая теперь греет мою душу и днем, и ночью. Я взял телефон и стал искать ее в соц—сетях. Найти не удалось, видимо богатым дочкам не разрешают вести свои аккаунты. Отложил телефон и стал представлять ее перед собой, только такие мысли позволили мне немного расслабиться и в конце концов уснуть. Я вспомнил, как она смотрела на меня, какой был у нее голос, когда она мне говорила про мое хобби. Ее милый образ мне был очень близок, будто бы я ее такую всю жизнь знал. А еще вспомнил, как она сказала про разбитые сердца. Наверное, это намек.

Уснул я поздно, и перед сном четко решил, что буду наблюдать за ней изредка около ее дома. Буду дежурить, и искать поводы для еще одной встречи.

Не успел я заснуть, как прозвенел мой будильник. Голос отца из—за двери не сумел меня убедить в том, что пора вставать и идти в школу. Совсем не хотелось. В голове еще шумел какой—то короткий сон, и от внезапного звука будильника стучало сердце. Я совершенно не выспался, в голове творился какой—то кошмар. Я как в тумане, и сквозь эту мглу вдруг светом пробилась мысль – после школы я иду искать встречи с Каролиной! Волнение пробежало по моей коже холодными мурашками. Как мне одеться? Как я буду выглядеть в этот раз? Я никогда не чувствовал себя таким неловким и неуклюжим. Самоуверенный самец стал похож на жидкую манную кашку, теплую такую, обволакивающую пищевод, какую варила мне мачеха, давая мне понять, что я еще якобы ребенок.

Времени оставалось мало, надо вставать и действовать. Я как заводная механическая детская игрушка неловкими движениями стал перекладывать вещи с места на место. Что—то одевал, что—то снимал. Желание быть необычным, особенным для нее меня не отпускало ни на секунду. Минуты беспощадно утекали одна за другой. Я умылся, даже почистил зубы, старался уложить непослушные волосы, выглаживая копну в правую сторону.

На завтрак кашей совсем не оставалось времени. Я схватил какие—то бутерброды мачехи со стола, и кинул их в сумку с учебниками. Сунул руки в карман, и понял, что совсем не осталось денег. Я не смогу ей купить подарок—сюрприз!

Мысли бегали в моей голове, бегали как сумасшедшие тараканы после травли. Я стал лазить по другим карманам штанов, с надеждой отыскать хоть пару монет. Все мои попытки сводились к тому, что я пойду на встречу с Каролиной сегодня с пустыми руками…

На полках в комнате, на столе, я не нашел ничего подходящего. И тут мой взгляд бросился на статуэтку. Она стояла рядом со входом в комнату, на тумбочке, иногда я на нее вешал ключи. Она мне очень нравилась.

Я в данный момент так торопился, что совершенно не понимал, что я делаю. Но отчетливо понимал, что, если опоздать на первый урок математики, который ведет директор, он обязательно свяжется с моим отцом. Он меня конечно не накажет, он в принципе того не делал никогда, но будет ко мне предвзято относиться пару недель, так точно. Его косые взгляды мне не дают спокойно спать, я сразу чувствую вину. Я проходил свои подобные косяки раньше, и искупления своей вины мне приходилось добывать очень тяжелым путем. А сейчас наши отношения более—менее наладились, он мне доверяет и на некоторые шалости может закрыть глаза. Но школа, работа, дом, семья – это святое. Я не осуждаю его, по большому счету он ничего не видит кроме этой жизни, и не хотелось его лишний раз расстраивать.

Выбежав из квартиры, я очутился в лифте вместе с соседкой, живущей в квартире напротив. Ровесница моей мачехи, живет одна, всегда красивая, наряженная, вкусно пахнет, будто у нее каждый день свидания. Почему будто? Потому что я с ней рядом ни разу не видел мужчин, только постоянный ее взгляд, пожирающий меня, подростка. Правда, уже достаточно взрослого подростка, красивого, стильно одетого, и тоже вкусно пахнущего, с дерзкой ухмылкой. Да пусть смотрит, что мне жалко, что ли. Любезная культурная женщина для меня не представляет никакой опасности. А что у нее в голове, мне до лампочки. До той самой, что сейчас не будет гореть в холле парадной на первом этаже.

В лифте я вместе с ней любовался собой, только она смотрела на меня, а я в зеркало. Сегодня я действительно неотразим. Черный костюм, белый воротничок, выглядывающий из—под пиджака, как нимб, только не над головой, а под головой. Форма моего лица особенно сейчас выделялась, волосы, уложенные в правую сторону, особенно подчеркивали дерзкие черты. Я достал новые туфли, черные. Они блестели так, что я видел в них свое отражение. Лежали они у меня в коробке около года, ждали подходящего момента. В наших местах, было в моде то, что несло отражение. Стекло, зеркало, хром, и т. д. Все это визуально увеличивает пространство маленького, тесного города. А я должен был отдать дань этой моде, может, все—таки я публичное лицо, глава целого движения.

Выйдя из лифта, я побежал как обычный школьник к автобусу, так как до его отправления оставались считанные секунды. В процессе бега, мой богатый внутренний и внешний миры стали немного потрепанными. Я вскочил в автобус и двери тут же закрылись за моей спиной. Я не смотрел на окружающих, держался за поручень, и дышал как собака, еще чуть—чуть и высунул бы язык. В этом же автобусе ехали и мои одноклассники. Я слышал сквозь свое громкое дыхание их глупые насмешки. Но мне было все равно. Я все же успел.

Немного освоившись, я решил оглянуться, и обнаружил свободные места рядом с нашими, так скажем, не совсем адекватными учениками. С ними мне было сидеть не по статусу. Да и сами они не горели желанием сидеть со мной. Они помнят, как приходилось периодически страдать от моих издевок по поводу их количества ума и внешнего вида.

Я стал продвигаться дальше по салону, в поисках свободных мест. Мне хотелось ехать одному, привести себя в порядок. Обычно последний ряд был полностью пустым. В этот раз вышло так же.

Пройдя пару рядов, я слегка споткнулся, от чего дико засмеялся сидящий неподалеку такой же, как я, подросток. Мне даже его имя произносить неприятно. Богатый, избалованный мальчик, привыкший свои проблемы решать деньгами и авторитетом родителей. Я не понимаю, зачем он ходит вообще в школу. Видимо, родители его хотят, чтобы он приучился хоть к какой—то дисциплине, но при этом постоянно вмешиваются во все школьные процессы, и просят ставить ему хорошие оценки. Потом, небось, хвалятся перед своим окружением, что их драгоценное чадо – самый умный, самый лучший. Хотя какое там чадо, это просто какое—то самовлюбленное чудо, которое просто напрашивалось на горячий подзатыльник с моей стороны. Что я собственно и сделал.

– Эй! Тебе придется ответить за это! – Крикнул он мне в спину.

– Ты шпендик, на голову ниже меня, точно ничего не сделаешь…, – ухмыльнулся я.

Дойдя до последнего ряда, я сел. Попросил расческу у девочки из параллельного класса, которая сидела передо. Она так обрадовалась моей просьбе, будто я ее позвал на свидание.

Я причесался, поправил воротник, отдал ей расческу, поблагодарил, машинально улыбнулся. В моей голове без передышки бегали мысли о Каролине. Встречу ли я ее сегодня. А если встречу, то, что скажу? Вот я тот самый хулиган, который разбил стекло в вашем доме, благодаря тому, что ты меня впустила… Так что ли?

Не прошло и минуты наедине с самим собой, как кто—то меня резко дергает за рукав.

– Эй, слушай. Я с тобой разговариваю. Что ты сегодня делаешь после школы? Не хочешь проводить меня до дома?

От неожиданности я встрепенулся, так же резко одернул руку и грубо ответил «Нет!», и отодвинулся подальше.

Почему вот в нашей жизни все так сложно… Вот впереди меня сидит девушка, симпатичная, сама к тебе тянется, но к ней не лежит твоя душа. В твоих мыслях есть другая девушка, практически не досягаемая.

Учебный день пролетел быстро. К урокам я не готовился. Учителя поощряли мое спокойствие и бездействие, и почти ничего лишнего не спрашивали. На перемене я вел себя не как обычно, я просто сидел за своим столом, и задумчиво черкал ручкой на самой последней странице тетрадки. Все вопросы сверстников я благополучно игнорировал, и через какое—то время перестал быть им интересен. О своих друзьях я тоже не думал, видимо, им не было дела до меня. Каждый из нас был занят собой и своими делами.

За все убитое время я так и не придумал нового повода подойти к Каролине. От этой мысли мне становилось волнительно. Волнительно так, что я еще больше погружался в себя, и машинально рисовал глаза, пытаясь повторить ее взгляд. Аккуратно прорисовывал каждую ресничку, то легко, то глубоко надавливая на ручку. Пытался сделать мягкий изгиб. Честно сказать, попытки были совсем неудачные. У меня никак не получалось повторить ее глаза, и с дрожью в руке я импульсивно перечеркивал рисунки, один за другим.

А ведь если бы получилось натурально и красиво, я мог бы подарить ей этот рисунок. Но я не был в том состоянии, чтобы творить. Мои мысли сами по себе слились в какой—то слог, и я несколько раз проговорил про себя…

– А ведь если бы вышло красиво, я бы смог ей его подарить, Но состояние не то, чтобы что—то творить…

Может быть какой—то небольшой стишок повеселит ее роток?

Фу, нет! Какая—то бредятина получается, и создание стихов, видимо, тоже мне сегодня не по силам. «Стишок повеселит ее роток», звучит как—то пошло, и двояко, хотя я явно имел в виду улыбку…

Но вдохновенье есть, возможно, я не прав.

И расскажу я ей о том, что ее нрав мне мил, Что образ в моей голове ее остался навсегда.

Так что жизнь моя бессмысленна, если она Со мной в парк не пойдет, за ручку не подержит…

Точнее наоборот, я приглашу ее с собой, и проведу ее по улицам мира своего, держа за руку, обнимая в переулке, шепча слова, от которых кружится голова….

Но в общем, все в итоге свелось к тому, что я опять черкаю очередную ерунду, и слог из головы летит куда—то прочь. Короче, надо в руки себя взять и просто возле дома ее немного постоять. Как в первый раз какой—то бред наговорить по ходу, а вдруг ей не нужны мои слова, а вдруг я ей запомнился вчера.

Ну все, хватит рифмой говорить, пора из школы уходить… А все бы хорошо, если бы не одно «но»… Выйдя за школьные ворота, какой—то звон почувствовал я в голове, упал на грязный пол. Потом пришел в себя, и первая мысль, которая в моей голове мелькнула, я грязный как свинья, что скажет теперь Каролина, когда меня увидит…

Вторая мысль, что это произошло? Поднял я голову и увидел того самого богатенького и нехорошего человека. Он был в окружении охраны. С ухмылкой сказал он:

– Ну что, я тебе отомстил?

Потом резко повернулся и сел в удлиненный седан бизнес—класса на заднее сидение. Мне на самом деле было все равно, что сейчас произошло. Меня больше всего беспокоил мой внешний вид, что теперь делать. Попытался отряхнуться, но к черной одежде пыль словно приклеилась, и я решил вернуться в школу в уборную, чтобы там как—то с помощью воды как—нибудь отчиститься.

И вдруг я увидел в отражении зеркала под глазом синяк. Как такое может быть? Я даже не чувствую боли, неужели волнение настолько сильное, что перебивает боль. Теперь я неопрятный, да еще и с фингалом, должен стоять возле дома девушки, и ей пытаться понравиться. Она меня точно пошлет куда подальше. Но если я не приду совсем, она меня забудет. Как говорит наш учитель по физике – «Куй железо, пока горячо». Да будь, что будет, если я сейчас отступлюсь и дам слабину, то и потом всю жизнь будут слабым, и не добьюсь, чего хочу.

Это предложение я прочитал в какой—то книге про спортсмена, который стал мировым чемпионом, но не дожил до старости, парадокс. Собрал свою волю в кулак, умылся, как мог, отряхнулся. Из—за того, что я намочил штанину, пыль стала менее заметна. Подойдя к ее дому, я стал ждать и ежесекундно смотреть по сторонам, стараясь сделать так, чтобы охрана этого дома меня не заметила. Вдруг они вспомнят вчерашний поступок, и отведут меня к моему отцу, для меня это было страшнее всего.

Я отошел подальше, наклонил голову, прищурил левый глаз, правый, и так щурился из—за небольшого отека. Грелся на солнце, штанина начала высыхать, и развод от грязи стал белеть, так как будто соль, будто я напрудил в штаны. Шансы мои завоевать сердце Каролины были минимальны, и приходилось надеяться, что она меня все—таки запомнила. Я не трус же какой-нибудь…

И вот через некоторое время из—за переулка выехало авто черного цвета с хромированной решеткой и ручками. Новая модель, которую сейчас показывают в рекламе. Комфортная, мягкая в езде, безопасная – все же реклама остается на подкорке и въедается в твое сознание.

Машина останавливается, выходит водитель, обходит авто и открывает пассажирскую дверь. Выходит, она – на солнце ее волосы как будто переливаются бликами водопада, платье ее одновременно легкое и подчеркивает фигурку, на ножках миниатюрные белые туфельки. Никого не замечая, слегка приподняв нос кверху, она направилась ко входу в дом, где уже приоткрыл для нее дверь администратор здания. Я быстрым шагом направился к ней, и каким—то хриплым голосом, видимо, от того что долго молчал, провопил:

– Каролина, постойте!

Она обернулась и стала меня разглядывать. Видя, что я по тротуару двигаюсь в ее сторону, она развернулась и пошла ко мне навстречу. Когда она уже подошла почти ко мне, я не мог проронить ни слова, откуда—то появилась пресловутая одышка, то ли от быстрого шага, то ли от волнения.

– А, это ты, кто приходил ко мне вчера на свидание? – Сказала наконец Каролина.

– Да. – Робко ответил я.

– Сейчас-то тебе что надо, ты уже получил, что хотел.

Я наконец отдышался, и стал говорить уже более спокойным и уверенным голосом.

– Просто пришел к тебе.

– Хм, в таком виде? – Сказала она, осмотрев меня с ног до головы. – Опять на свидание?

– Я дрался за твое сердце и победил… – Ответил я.

– Опять врешь… – разочарованно вздохнула она, и стала разворачиваться, чтобы уйти.

Я стал быстро копаться в сумке. Она остановилась и молча наблюдала за этим действом вполоборота, наверное, из—за любопытства. Я достал статуэтку и протянул ей ее со словами:

– На, вот, это мой приз за победу. Поставишь этот кубок у себя в комнате, я первый, кто завоюет твое сердце.

Она улыбнулась.

– Выдумщик, продолжай. С кем же ты дрался за мое сердце?

Я приподнял голову, которую держал немного вниз, чтобы хоть как—то скрыть свой синяк и начал рассказывать о том, что я дрался сам с собой. Что ранее я был мальчишка, но во мне появился мужчина, который прогнал этого трусливого мальчишку, и теперь мне интересны новые ощущения.

Водитель Каролины стал подходить ближе и громко сказал, чтоб и я услышал:

– Я не могу уехать, пока ты не зайдешь в дом.

– Жди, я недолго.

– Раз времени у меня мало, – продолжил я, – то я не буду выдумывать какие—то истории.

Я приподнял голову, которую специально держал немного вниз, чтобы хоть как—то можно было скрыть синяк, и начал рассказывать:

– Этот синяк и мой внешний вид – расплата за то, что утром в автобусе я ударил богатенького Мартина по голове.

Каролина улыбку в лице сменила задумчивостью.

– А у Мартина этого фамилия случайно не Реверс?

– Да именно.

– Мы вместе с моей семьей были приглашены на день рождение к его отцу. Там на празднике Мартин вел себя очень некрасиво, как малолетний вредный ребенок. Если ему что—то не нравится, бил посуду, называл грязными кличками официантов, смеялся и жевал одновременно так, что из его рта вылетали крошки на гостей. Мне тоже досталось. Фееричным завершением данного мероприятия было то, что он подошел ко мне и выплеснул мне на одежду какой—то сладкий сироп, а потом предложил переодеться в его спальне, не ясно, на что он рассчитывал. Так что правильно ты поступил, что его ударил. Мне пора уходить, нужно успеть собраться в школу этикета.

Надо же, школа этикета, куда мне до вас… Подумал я. Но вдруг решил все таки собрать всю волю в кулак и сказал:

– Может, мы сходим как-нибудь прогуляться, хотя бы в парк возле твоего дома. Я хоть как—то реабилитируюсь, приведу себя в порядок.

– Хорошо. Завтра в это же время у меня будет свободна пара часов, которые с удовольствием готова провести с тобой. Но одно условие – на расстоянии десяти метров за нами будет наблюдать вон тот молодой человек, с ростом в два метра, с переломанными ушами и квадратным лицом. Договорились?

Я посмотрел на этого молодого человека. Его лицо действительно было квадратным, и будто оно поглотило скромный маленький, перекошенный в левую сторону нос. Человек не из приятных, но что поделаешь. Я не мог отказаться от такого предложения, вот никак.

– Согласен, договорились! – Промолвил я и кивнул. – Я обязательно буду здесь в это же время завтра!

– До свидания, Киль. Я теперь вынуждена покинуть ваше общество, – добавила Каролина, подарив мне на прощание красивую и загадочную улыбку.

Как же я нелепо выглядел на ее фоне… Мысли об этом поглотили меня так, что я не смог больше сказать ни слова, только лишь проводил ее взглядом до подъезда. И побрел домой. Довольный, счастливый, с улыбкой и синяком на лице.

По пути домой я встретил своих друзей. Они были уже в курсе об утреннем инциденте, были на подъеме, радостные, и хотели устроить новый дебош. Подначивали меня отомстить Мартину.

– Ребят, вот сегодня мне некогда. Я не хочу, как утром бегать до школьного автобуса, хочу спокойно сегодня все обдумать и собраться. Завтра у меня свидание.

– Фууу… Променял юбку на друзей… – вредно проворчал Энжи, развернулся и пошел дальше. За ним следом пошли Лексис и Диэль. Они догнали Энжи, обступили его с двух сторон и стали, жестикулируя что—то шумно обсуждать. Пройдя так метров двадцать, они растворились в лучах дневного палящего солнца, как мираж.

Я снял с себя пиджак, взял его под руку и направился домой. Поднявшись к себе, я приступил к уборке своей комнаты. Собрал всю грязную одежду и поместил ее в стирку. Я был не похож сам на себя. И вечером даже поел за одним столом с родителями, чему отец был несказанно рад, и что—то очень бурно рассказывал про работу и много шутил. Лег я раньше, сильно устал от пройденного дня и событий, заснул практически сразу. Утром проснулся раньше будильника, минут на пятнадцать от шепота родителей, которые собираясь, обсуждали совместный отпуск, который, по их словам, уже был не за горами. К автобусу подошел раньше, и еще на свежем воздухе простоял какое—то время, пока не подул утренний свежий воздух с моря. Предал какой—то бодрости и сил. И учебный день пролетел на одном дыхании, в ожидании новой встречи. У дома Каролины я уже стоял как штык, ухоженный, аккуратный, но слегка прикрывающий свой синяк букетом цветов. Увидев меня, она сказала:

– Да не прячься ты. Мужчин украшают синяки и шрамы. Я не люблю инфантильных и самолюбивых хулиганов, которые трясутся над своей внешностью как нарциссы.

– Эм, ну… Ну я точно не такой ведь! – Быстро протараторил я. Даже собрал всю гордость за себя в кулак, и больше не прятал свой синяк, пусть все видят.

Гуляя с Каролиной, много общаясь, я понимал – я хочу остановить время. Она очень умная, разбирается и в музыке, и в технике, и когда она только все успевает, удивляла ее разносторонность и уверенность. Она – полная моя противоположность, но при этом, мне очень хотелось быть достойным ее, соответствовать. Ощущение легкости и грядущих глобальных перемен в моем сознании не покидали меня. Я ей рассказал про свое движение, она сказала, что поражена. Ей нравится бунтарство, но всему есть предел. В данную минуту я не мог не согласиться с ней, почему—то мне тогда тоже так думалось, хотя вот взять меня к примеру, с мыслями месячной даже давности, меня нельзя было просто так остановить, движений было очень много, и даже на несколько дней останавливаться не хотелось. Но сейчас я понимаю, что она действительно права, есть какие—то границы, реальные, адекватные.

Наша с ней прогулка пролетела очень быстро, и неумолимо подходила к концу. И все же у меня осталась некоторая несказанность, хотелось общаться еще и еще. Я чтобы попробовать сократить дистанцию между нами посмелел и аккуратно взял ее за руку. Краем глаза заметил, как в этот момент охранник резко прибавил шаг и направился в нашу сторону. Каролина это тоже заметила, и подняла руку с открытой ладонью. Охранник от этого жеста встал как вкопанный.

– Не бойся, у него работа такая, меня оберегать.

– Да я и не боюсь, я просто как бы вдарил ему щас… – ответил я скомкано.

Каролина мило улыбнулась в ответ и сказала:

– Ага, и ходил бы потом не с одним фингалом, а с двумя, под обоими глазами… А мне такой ухажер—светофор не нужен.

Тут уже я не смог сдержать улыбки.

– Да шучу я, – сказал я и посмотрел в ее глаза.

Она ответила тем же, посмотрела в мои. Я сдавил ее руку покрепче. Тихо ощущаю, как ее ладошка становится теплее. У меня быстро забилось сердце. И резко начал нести какой—то бред, о том, например, как в лифте часто думаю о чем-нибудь, что могу погрузиться в себя, да так, что ничего не замечаю вокруг, как будто теряю связь с реальностью. Она ответила, что тоже такое бывает и с ней. И тут же добавила, перебивая мой следующий рассказ:

– Давай ты расскажешь мне про себя остальное завтра? Я просто немного тороплюсь уже, и переживаю, что не успею в салон, я туда за неделю очередь заняла.

– А нельзя ли ради меня сегодня пропустить? Ты Каролина, ты итак красивая.

– Нельзя. Я же ведь тебе понравилась такой как сейчас, а не такой, какой я стану, если пропущу поход в салон.

Я попробовал следом как—то оправдаться.

– Прошу тебя, будь сдержаннее иногда. У нас еще много времени впереди.

– А завтра мы встретимся?

Каролина кивнула и направилась в сторону машины. Я все правильно понял теперь.

Как же благороден и прекрасен этот мир! Спасибо тебе, что ты не бросаешь меня, и даришь мне столь чудное создание. Проговорил про себя эти мысли, провожая ее своим взглядом. Прощаться совершенно не хотелось, хотелось побежать вслед за ней, и сопровождать ее бесконечно везде, куда бы она не направилась. Но не сегодня, не сейчас. Пока она уходит, оставив за собой запах счастья и подаренных мной цветов.