Мама из другого мира. Делу – время, забавам – час

Глава 2

Пока магистры переваривали полученную информацию, Флин лихорадочно искал объяснение происходящему. И тут он вспомнил, как подслушал мысли Димки, мастерившего медальоны. Чтобы отрешиться от окружающего шума, что так мешал продуктивной работе, мальчишка перебирал воспоминания из прошлой жизни. То повторял таблицу умножения, то читал стихи из школьной программы, которые еще помнил, а то и просто ностальгировал. И одним таким воспоминаний стала управляющая сиротским домом в его родном мире – добрая, но одновременно строгая Лидия Ивановна, жутко раздражающая тем, что вместо того, чтобы наказать, она заводила одну и ту же шарманку:

Не делай зла – вернется бумерангом,

Не плюй в колодец – будешь воду пить…

Тогда Флин лишь посмеялся над таким подходом, а сейчас задумался. Получается, сам того не понимая, племянник создал не просто семейный кулон, а ещё и защитный? Не случайно же орудия поразили своих же создателей? Не делай зла – вернётся бумерангом…

– Откуда у вас этот медальон? – поинтересовался ректор, и, прежде чем Лиза с потрохами сдаст своего ребенка, Флин перехватил нить беседы.

– Мой подарок. Купил в одной из лавок на удачу, – Флин говорил уверенно, призывая по эхо-связи сестру помолчать.

Да, это действительно похоже на изначальную магию и магию слова, желания или даже мысли. Ту самую из которой образовались все нынешние подвиды, в том числе и магия стихий, которой сейчас обладала Лизка. Флин в очередной раз мысленно выругался, потому что наконец осознал, какие проблемы обрушатся на их плечи, если информация обнародуется. Согласно истории, первыми магами являлись посланники Ариса, его верные помощники, что помогли сотворить нынешний мир. За долгие тысячелетия с тех давних времен магов с подобным даром появлялось крайне мало, и каждый из них каким-то образом влиял на ход истории. Что уготовано Димке? Да что же так не везет-то парню? Не судьба, а горгульи пляски!

=/Лиза/=

Продолжать обсуждать многочисленные вопросы было решено в кабинете ректора. К моему искреннему разочарованию и едва заметному недовольству главы академии, по пути к нам присоединился магистр Фауст, который для своих лет весьма шустро передвигался, а вместе с ним и декан целителей.

Флин всю дорогу молчал, да и вообще темнил, раз не позволил мне рассказать про подарок сына. Видел в этом опасность для Димки? Я уже сообразила, что спасением обязана именно кулону. Мне только оставалось молча гадать, что это за первомагия такая? До истории у меня руки еще не дошли, но стараниями Димки задача теперь стояла на повестке дня.

За размышлениями я упустила момент, когда уже в кабинете ко мне подкрался этот мерзкий старикан, желая выманить кулон. Подкрался, но руки больше не тянул, зная, чем всё может закончиться, зато практически уткнулся носом в мою грудь, пытаясь разглядеть украшение. Я демонстративно спрятала его под платье. Это, конечно, по-детски, но ничего поделать с собой не смогла. Не нравился мне этот мужчина, хоть ты тресни, а значит, я не дам ему ни единого шанса приблизиться к тайне появления кулона. На мою выходку Фауст разразился обличительной речью:

– Вы не имеете права препятствовать изучению уникального явления! – обратился он за поддержкой к присутствующим деканам и магистрам-экзаменаторам, при этом пожилой мужчина опрометчиво размахивал залеченной рукой в непосредственной близости от моего лица. Что еще больше меня раздражало.

Декан-целитель тут же мне подмигнул, широко улыбаясь и приводя в замешательство.

– Фауст, прекратите! – попытался призвать к порядку ректор.

– Что еще ждать от провинциальной недоучки!

Очередного оскорбления от Фауста я уже не могла стерпеть, так что пошла в наступление.

– А меня ваша наука сейчас беспокоит меньше всего. Мои силы не бесконечны. Вашими заботами я едва не получила обнуление резерва, испугалась до седины и, видимо, простыла. Про простуду у магов вам рассказать? А вы мне даже воды не предложили. И еще смеете предъявлять претензии! – на последних словах голос сорвался, став почти визгливым, что было предвестником надвигающейся истерики.

Обиды, страха, усталости было так много, что всю эту смесь хотелось выплеснуть на окружающих в виде резких слов. Впрочем, устраивать полномасштабный скандал я не собиралась, да и Флин успокаивающе гладил меня по плечам.

– Господа, – начал он вкрадчиво, – леди Риштар устала. Ее нервы подверглись нешуточной проверке. Думаю, испытание можно считать успешно пройденным, не так ли? В магический разнос она не пошла, подмогу вызвала, на защиту пострадавшего встала, да ещё и резервом с ним поделилась, не забывая удерживать ваших «нападающих» на безопасном расстоянии. Многие ли второкурсники могут продемонстрировать что-то подобное? Вы ведь не откажетесь подготовить соответствующие документы и снять метку?

Флин вел себя очень странно. Проговаривая свою речь самым тихим и вкрадчивым голосом, который я когда-либо слышала, он подходил к каждому из присутствующих и заглядывал в глаза. Такое же выражение лица у него было, когда он вычислял предателя после столичных приключений. Невыразительная мина и цепкий взгляд. За этим действием с интересом наблюдал и ректор, молча и внимательно следя за Флином.

Магистры и даже фанатичный Фауст сумбурно выразили своё согласие со всем сказанным и дружно удалились, оставляя меня наедине с братом и главой академии.

– Впечатляет, – уважительно произнес ректор, приглашая нас жестом присесть за стол. – О ваших талантах до сих пор ходят слухи. Так что вы сделали с моими коллегами, отчего они столь спешно ретировались?

– Стер некоторые воспоминания и сделал небольшое внушение, – как ни в чем не бывало выдал брат.

Сердце пропустило удар. Так вот что это был за обход! Я испуганно взглянула на ректора, который мог стать огромной проблемой, но тот лишь едва улыбнулся, сверля Флина непроницаемым взглядом.

– А что же я? – провокационно поинтересовался он, чуть склонив голову набок.

– Жаль портить ваш амулет, он превосходен. Но вы ведь и сами всё понимаете?

Этот обмен улыбками и любезностями был у меня уже в печенках. Слишком опасная игра, исход которой неясен. Оставалось лишь довериться брату и не отсвечивать.

– Хотите сказать, что мой амулет не препятствие?

– Препятствие, но не непреодолимое. У вас защита всего лишь девятого-десятого уровня… – Столь толстый намек на то, что Флин очень силен, сложно было пропустить. Но всё же уровень своего дара он так и не озвучил. – Амулеты на ваших магистрах и того ниже.

– И что же вам от меня нужно в таком случае?

– Клятва, разумеется. В том, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах вы не раскроете информацию о сегодняшнем открытии.

Повисла тягостная тишина. Поклясться своей магией, значит, рискнуть всем. Я затаила дыхание, боясь, что ректор откажется, и вот тогда… что, собственно, намерен делать Флин в этом случае?

– Допустим, эту клятву я готов вам дать. Я даже понимаю, почему это важно, и сам поступил бы также. Подумать только, первомагия! Божественное начало! Даже след ее может расширить горизонты многих слабых магов! Так что принесу клятву я только в том случае, если вы познакомите меня с обладателем этого уникального дара!

Я не особо удивилась, когда спустя несколько мгновений Флин дал согласие, хоть и не очень охотно. Если это дар такой уникальный, то нужен и преподаватель! А выбора у нас не так уж и много. Кто может лучше обучить Димку, нежели ректор магической академии?

После произнесения клятвы с кучей жутких условий, вокруг ректора на несколько мгновений засветился голубовато-золотистый кокон, по которому пробежали серебристые сполохи. Вот и всё, мир принял клятву.

И когда мы уже уходили, буквально вдогонку ректор озвучил вопрос:

– Скажите, Флин, вашим педагогам, наверное, трудно с вами пришлось?

– Гораздо труднее, чем вы можете себе представить, господин Сайтон.

Вместо того, чтобы пройти к портальной площадке и вернуться домой, Флин уверенно потянул меня в ближайшую таверну. Может, и правильно сделал. Обед мы благополучно пропустили, а дома мне покоя не будет, а нервы и так на пределе. И не только у меня, судя по замкнутости брата. Да и с Димкой надо поговорить, поблагодарить за кулон. Я мысленно ворчала на Флина, пеняя ему за то, что он в очередной раз манипулирует моим настроением. Ещё пару часов назад я была готова вцепиться в волосы этому бесцеремонному Фаусту, а сейчас планировала свой вечер, как будто на ферму сходила, а не висела на волоске от смерти.

– Не сердись, Лиза. Нам нужно быть спокойными, иначе переполошим всех домашних, – успокаивающе и словно сожалея, сообщил Флин. – А Диме про кулон ничего не говори, пока сами во всем не разберемся.

– Ты правда стер им воспоминания?

Мужчина посмурнел и уставился себе под ноги.

– Стер, – нехотя сообщил брат, когда я нетерпеливо повторила свой вопрос. – Не полностью, чтобы не вызвать подозрения, но достаточно для того, чтобы происшествие стало чем-то незначительным, не стоящим внимания.

Он всё-таки нарушил основное правило менталистов, и, если это обнаружат… Флину несдобровать. И ладно, если это просто студенты, но ведь магистры, ректор, которого буквально шантажом вынудили дать клятву. Дыхание перехватило от мысли, что брат поступился своими же личными установками ради Димки.

– Спасибо, – прошептала я несколько раз подряд, схватив мужскую ладонь и крепко её сжимая. Из глаз готовы были хлынуть слезы благодарности.

– Лиза, – брат встал как вкопанный, преграждая путь другим пешеходам. Не обращая внимания на возмущения прохожих, он обхватил обеими руками моё лицо и тихо, буквально на грани слышимости прошептал: – Вы моя семья. А для семьи я пойду и не на такое, если потребуется. Мы найдем выход из ситуации, даже если твой сын окажется божеством.

За нелепой шуткой крылась такая непоколебимая уверенность, что я расслабилась, чувствуя, что дышать становится легче.

Флин где-то раздобыл персональный портал в виде небольшого шарика, так что практически сразу после ужина мы переместились на задний двор усадьбы графа Тадеуса Оберона, ныне принадлежавшей королевскому приюту.

– Флин, ты не мог бы оставить меня одну? – посмотрела я в глаза мужчине, умоляя пойти на уступку. Он наверняка бы предпочел накачать свою издерганную сестру успокоительными отварами и уложить спать, а мне сейчас требовалось совершенно иное.

Поколебавшись, брат всё же кивнул и скрылся в доме, оставляя меня наедине с собой.

К моменту нашего возвращения наступил вечер и во дворе уже никого не было. Устроившись на скамейке, я с наслаждением осматривала всё то, с чем в глубине души уже распрощалась. То ли Флин перестал контролировать мои эмоции, то ли вид родного места так растрогал, но плотину прорвало. Одна слезинка, другая, третья… они переросли в бурный поток слез. Отдавшись чувствам, я не заметила, как оказалась в крепких, совсем не братских объятиях. Судорожно обнимая Ричарда за шею, я орошала его рубашку безудержным потоком слез, пока меня несли на руках в покои управляющей.

Знакомый звук закрывающегося замка сообщил, что мы вдали от посторонних глаз и ушей. Сквозь плач я уловила едва слышное утробное рычание, от которого вибрировала широкая мужская грудь. Глупо, наверное, но в этом рыке мне чудилось утешение, как будто большой зверь жалел меня маленькую, срываясь с грозного рыка на поскуливание.

Сидя на мужских коленях я через всхлипы и новые приступы рыданий рассказывала о своих сегодняшних злоключениях. Говорила, говорила, говорила… иногда затихая, пряча зареванное лицо в сгибе шеи, а, отдохнув, продолжала свой рассказ, пытаясь выплеснуть весь тот страх и жуткий холод, что наполняли душу. Ричард лишь прижимал меня к себе, не сказав за всё это время ни единого слова. Но то, как он сцеловывал слезы с моего лица, держа в нежных объятиях и укачивая, было куда важнее и значимее тысячи слов.

И в какой-то момент внутри что-то переключилось, я и сама не поняла, как потянулась к губам мужчины. Это как щелчок. Когда происходит что-то, и созревает понимание, что тебе жизненно необходимо в эту самую секунду. В голове вспыхивает лампочка с новой идеей. Навязчивой, неутолимой, желанной.

Ричард медлил долгие секунды, показавшиеся мне вечностью, но под лихорадочными поцелуями, которыми я покрывала его губы, лицо и шею, сдался. Я услышала судорожный вздох, а затем стремительно оказалась лежащей под крепким мужским телом, вдавливающим моё хрупкое в матрас, словно перекрывая попытки сбежать, если вдруг передумаю.

Глава 3

Я лежала на мужчине, вытянувшись во весь рост и прижавшись щекой к его груди. Одной рукой Ричард удерживал мое обнаженное тело, а второй поглаживал так нежно, словно прикасался к цветку. В его ладонях теперь не было ни искорки страсти, в них был тот же странный внутренний покой, который исходил от всего его существа. Под моим ухом едва уловимо то ли рокотало, то ли урчало. Звук был тихий, но весьма отчетливый, если прислушаться.

– Что это за звук? – спросила я ленивым шепотом, разрушая идеальную тишину.

– Мой зверь.

– Зверь, – заторможено повторила я, а после вопросительно-возмущенно заявила: – Ты же говорил, что не оборачиваешься!

– Так и есть, – ни в голосе, ни во взгляде не было сожалений, лишь расслабленная улыбка коснулась мужских губ. – Но зверь есть, своенравный и хитрый. Как и положено медведю.

– И как же вы с ним уживаетесь?

– До твоего появления – прекрасно, – трагический шепот и горестный вздох, что дополнил картину сожаления, заставили меня приподняться, чтобы взглянуть в глаза этого бессовестного нахала! – Не ерзай, – пресек Ричард мою вольность, сграбастал обратно и вернул на место. Но я тут же всё простила, так как за массаж головы можно отпустить и более тяжкие грехи.

– Расскажешь?

– Да нечего рассказывать. Пока тебя не было, зверь практически не давал о себе знать, зато теперь пытается командовать, ворчит, но по-доброму.

– И что же он говорит?

– Да уж, слава богам, он не говорит! Только образы навязывает. Хватай, неси в берлогу. Очень любит, когда ты в брюках и с хвостиком.

– Ну, знаешь! – я снова приподнялась и шлепнула по груди, где, по моим ощущениям, урчало сильнее всего. – Назвать мои шикарные кудри хвостиком! Мишка, ты наглец!

Ричард засмеялся, в его груди вторило довольным рыком. Как бабушкин холодильник «Смоленск», право слово.

– Почему мишка?

– Так на моей родине ласково называют медведей. Мишка косолапый по лесу идет. Вдруг упала шишка…

Ричард с улыбкой слушал, как я дурачусь, и тем неожиданнее прозвучал серьезный вопрос:

– Жалеешь?

И взгляд такой проникновенный. У меня перехватило дыхание, и совсем не из-за того, что мужские руки обняли ещё крепче, словно боясь выпустить.

Жалела ли я? Мне было хорошо. Я не испытывала тех острых эмоций, которые свойственны первому счастливому опыту, мои чувства были гораздо проще. Я была жива, любима и благодарна за несущуюся по жилам кровь. Правильная ночь с правильным мужчиной, которая смыла леденящий ужас этого дня. Я этого хотела, так что ни о каком сожалении и речи быть не могло.

– Ни капельки, – прошептала я прямо в губы, а после накрыла их поцелуем.

Близость на этот раз была неторопливой, нежной и еще более ошеломляющей.

Даже в полусне, прежде чем окончательно проснуться, я поняла, что чувствую себя необычайно расслабленной и отдохнувшей. Пара секунд потребовалась, чтобы осознать – в комнате я одна. И счесть это добрым знаком. Засыпать вместе с мужчиной – это одно, а вот просыпаться… получается, что Ричард дал мне возможность освоиться и обдумать новые обстоятельства в одиночестве.

Блаженствуя под тугими горячими струями воды, я думала о том, что совсем не против повторить сегодняшнюю ночь, пусть и это сопряжено с некоторыми организационными трудностями. Ни смущения, ни какого-то особенного волнения я не испытывала. Немного подумав, пришла к выводу, что превалирует женская удовлетворенность, качественная такая, добротная. Не физиологическая, хотя и это, безусловно, тоже. Удовлетворенность женщины, которой доказали ее исключительность. Во мне поселилась спокойная убежденность в том, что для Ричарда я единственная.

По эхо-связи пришло ехидненькое приветствие от Флина. Этот паршивец на протяжении всего времени, что я собиралась, проецировал мне поток моих же эмоций во время бурной ночи, которые не давали ему нормально уснуть. В отместку. Моё негодование такой осведомленностью игнорировалось, зато, стоит отметить, собралась я в рекордно короткие сроки. Выскочила из комнаты как ошпаренная и красная от смущения, чтобы поймать этого паршивца и потребовать нормальный защитный амулет! Сколько можно?!

Найти брата мне было не суждено, так как стоило направиться в сторону мастерских, как я почти сразу наткнулась на Верреса, болтающего на улице с мастером Гевином и дедушкой Ульхом. Вместо приветствия Веррес пристально всматривался в моё лицо, а после удовлетворенно хмыкнул. Вот ведь! Я мысленно взвыла, вызвав легкую улыбку и откровенный ржач Флина где-то на периферии сознания. Вопрос о личной ментальной защите становился первостепенным.

«Василе пожалуюсь! Останетесь без сладкого», – мысленно уведомила я, больше бурча, чем реально запугивая потешающихся родственников, у которых ни стыда ни совести, судя по всему, в наличии не имелось. «Ну, погоди, Флин, я сегодня к Раде в гости наведаюсь! Попрошу у неё для любимого брата целебные травки для устранения интимным проблем!»

Теперь потешался только Веррес, но уже не надо мной, а над враз замолкшим братцем, который не ожидал такого подвоха. Ага! Я тоже умею шутить. Юмор не оценили, и наградой мне было недовольное фырканье. Наконец родные поняли, как мне неприятна их осведомленность в вопросах личной жизни. В конце концов я не подросток с бушующими гормонами, за которым нужен пригляд.

– Что-то случилось? – из-за спины появился Флин, с извиняющейся улыбкой нашкодившего котенка. – Прости, Лиза, больше не буду. Честно. Кто тебя уже успел так раздраконить, да ещё и в выходной? – переключил он своё внимание на старшего родственника. – День только начался.

Веррес лишь раздраженно отмахнулся.

– Предлагаю поговорить в кабинете, – ответил мужчина уже на ходу, направляясь к дому.

Пока поднимались на второй этаж, Веррес почти жаловался.

– Лиза, мне брат уже плешь проел требованиями вернуть тебя домой. Хоть артефакт связи меняй, да он у меня служебный! – И, закрыв за собой дверь, продолжил: – На письма не отвечаешь, на связь не выходишь, родню игнорируешь! Даже бабушка, и та не может с тобой связаться. Хотя последняя как раз абсолютно не выражает тревоги, в отличие от мачехи Эмилии, которая нагнетает обстановку и подзуживает мужа. Надоела эта парочка мне до невозможности!

На стол с громким «бум» была водружена шкатулка. Большая такая, солидная. Даже не шкатулка, а скорее маленький ларец. На крышке инкрустация серебром изображала рунические символы. Очень изящные, красивые… я сразу распознала стиль Эмилии. Смысл рун улавливался легко. Передо мной стояла почтовая шкатулка. О существовании подобного вида связи я знала, почерпнув информацию из воспоминаний предшественницы, но приобретать что-то подобное не видела смысла. А зачем? Те, кто мне нужен и дорог, всегда рядом, «телефоном» обзавелась, а поклонницей эпистолярного жанра я никогда не была, даже смс-ки писать не любила. И вот теперь получила возможность прикоснуться к личному пространству истинной Риштар. Почтовая шкатулка Эмилии. И как ее открыть?

На правильно заданный вопрос память выдала ответ не хуже «Гугла». Несколько нажатий на руны в определенной последовательности, что очень напоминало набор кода на сейфе. Крышка резко откинулась, ударив меня по пальцам. Шкатулка оказалась настолько переполнена, что верхние письма, ничем более не сдерживаемые, разлетелись по всему столу. Я беспомощно посмотрела на дядюшку, который и сам был изумлен обилием корреспонденции, выражая эмоции лишь изогнутой дугой бровью. Неудивительно, что отец Эмилии забил тревогу, проигнорировать столько писем, шутка ли? Флин зачитал вслух имя отправителя на первом попавшемся письме, им значился некий Митрим Флеминг.

– Коллега Эмилии. Они хорошо общались в пределах служебных отношений, – ответил Веррес, – давай помогу тебе все рассортировать, потом прочтешь.

Опустошив нутро ларца, он отодвинул его в сторону. Собрал все письма в аккуратные стопки, тем самым расчистив стол, и мы приступили к сортировке.

– Смотри, вот это из королевской канцелярии, – мужчина протянул плотный, знакомо запечатанный пакет. – Вскрывай, не тяни. С королевской почтой не шутят.

Внутри был дубликат тех документов, которые я уже получила от гонца. Дядя моего удивления не разделял.

– Что тебя так поражает? Ты не отправила отчетную печать назад в канцелярию, значит, пакет не получила. Король к тебе благоволит, раз выделили гонца. Отправь печать прямо сейчас, таков заведенный порядок.

Подумав, что канцелярия во всех мирах одинакова, я решила не создавать служащим лишних трудностей. Вновь набрала рунический код, но на этот раз крышка приоткрылась с деликатным щелчком. Каково же было мое удивление, когда в шкатулке оказался еще один пухлый конверт. С символикой академии.

– О, уже ответ пришел. Удивительно быстро они, суток не прошло. Лиза, печать отправь, потом пакет вскроешь, – тон Верреса был несколько раздраженным. – Просто положи в шкатулку и на крышке нажми вот этот символ, это отправка на адрес отправителя, на канцелярских печатях он всегда есть. Потом я тебе покажу, как выбирать нужных адресатов. Почти тот же принцип, что и в артефакте связи.

Сказано – сделано. Печать из шкатулки исчезла, я проверила. В пакете из академии было приглашение на церемонию снятия метки и вручения документа, удостоверяющего ступень обучающегося, которая состоится через два дня. Вновь оказаться в лапах гостеприимной академии меня вовсе не тянуло, но выбора особого не было.

Пока возилась со шкатулкой, Веррес выбрал из общей кучи солидную пачку писем и протянул мне.

– Эти от родных, с остальными сама разберешься. Там какие-то счета и письма от твоих, то есть знакомых Эмилии. А я пойду поищу того пацаненка, уж больно хочу вашего бодрящего напитка, – дядя удалился, оставив меня и Флина с новой проблемой.

А то, что я держу в руках проблему, сомнений не вызывало.

– Не обижайся на него, – с нотками беспокойства предостерег Флин, видя, как я засмотрелась вслед дядюшке.

– Я не обижаюсь. Просто вижу, что он скучает по настоящей Эмилии. Я при всем своем желании не могу ее заменить, хотя стараюсь быть внимательной и искренне к нему привязалась. Если честно, то я уже практически забыла, что Веррес мне не родня.

Флин едва заметно улыбнулся, устраиваясь в кресле, развалившись, как морская звезда, и прикрыв глаза.

А я приступила к разбору корреспонденции, вдруг там ещё что-то важное есть? Первыми решилась вскрыть письма, подписанные явно мужским почерком. Размашистый, неаккуратный. Почтовая шкатулка – это вам не «Почта России». Если лицевая сторона конверта девственно пуста, и не поймешь, от кого пришло письмо, пока не вскроешь. Так и есть, подпись в конце текста «барон фон Риштар». Наверное, стоило бы читать в хронологическом порядке, чем я, собственно, и занялась.

И чего же желает «любящий» отец? Нет, мне Веррес говорил, что там отношения плохи, но чтобы настолько!

«Эмилия, немедленно свяжись со мной. Как ты могла так нас подвести?!»

Эту дату я хорошо помнила. День нашего братания с Флином, такое не забывается. Это чем же я подвела «папеньку», валяясь в госпитале?

Все остальные письма были аналогичны.

«… как ты смеешь не отвечать…», «…немедленно возвращайся…», «…твоя работа – позор для семьи…»

Думается мне, эта работа стала для моей предшественницы глотком свежего воздуха и возможностью сбежать на другой конец государства, подальше от «заботливого» отца, который ни в одном письме не поинтересовался успехами дочери или элементарно не спросил о здоровье. Я отложила распечатанные конверты в сторону и, удобно устроившись в мягком кресле, продолжила.

Следующим было письмо от мачехи, насколько я поняла. Точно стервь, правильно ее Веррес охарактеризовал. Эта тоже ни здрасте, ни досвидания, а сразу «…как ты посмела не оплатить счета?!» О как… а письмо-то отправлено ровно через неделю после получения векселя.

А я-то диву давалась, что родня Эмилии никак себя не проявляла. Ни в связи с похищением, ни после продажи дерева Грух никакой видимой реакции не последовало, хотя Веррес о такой возможности предупреждал.

И что там за счета, которые Эмилия должна была оплатить?

Они лежали отдельной стопкой на краю стола. По мере того, как осознавала величину выставленных сумм и то, на что они были потрачены, я переходила от состояния полного офигения к холодному бешенству. Мачеха сменила гардероб на сумму приблизительно равную той, которую я планировала положить на счет Королевского приюта. Интересно, какие планы у этой пираньи на вторую часть денег? Сестрицу приодеть? И, черт возьми, где она одевается, если приобретение фермы мне обошлось дешевле, нежели стоимость одного платья этой мадам? У королевской модистки?

Следующее письмо я вскрывала с осторожностью, готовясь к очередной порции гадостей. Терпение у меня не резиновое, и хотя я не была Эмилией и считала, что родственнички могут идти со своими запросами и претензиями хоть в кругосветку, эмоции кипели и бурлили. Так что я облегченно выдохнула, вчитываясь в строчки письма от бабушки Эмилии.

«…дорогая моя внучка, ты взвалила на себя большую ответственность. Будет нелегко, но тебе ли не знать, как трудно быть сиротой…»

«…Эмилия, деточка моя, Веррес рассказал нам, в какой переплет ты попала. Мне так жаль, что я не могу ничем тебе помочь. Твоё местонахождение засекретили. Веррес держит нас в курсе событий, но я все же буду ждать твоего письма…»

Дата моей госпитализации после встречи с Дереком и Матильдой. Бабушка действительно любила внучку всем сердцем и переживала.

Следующее письмо повергло меня в такой ступор, что забеспокоился Флин.

– Чего ты так переполошилась? – сонно поинтересовался брат, растирая лицо ладонями.

– Официальное приглашение на празднование юбилея баронессы Деметры фон Риштар. Состоится через месяц в родовом поместье, – ответила я брату и сама услышала растерянность в своём голосе.

– И это всё? – Флин недовольно фыркнул. – В таком случае я пошел спать. Ночка выдалась не из легких…

На эту замаскированную претензию я даже внимания не обратила. Меня больше волновало приглашение. У бабушки юбилей? Кажется, меня загнали в угол, и едва ли мне удастся избежать визита в отчий дом. Но, несмотря на весь мой скепсис по поводу предстоящей встречи с родственниками, обидеть бабушку Эмилии таким неуважением я не могла. Да и пора уже познакомить «папеньку» с новой Эмилией. Возможно, ему даже понравится.

Приняв решение, я изучила множество писем от коллег и знакомых Эмилии, приглашений на различные мероприятия, а также сообщений от владельцев артефактных лавок, интересующихся новыми поступлениями. Были и заказы, и письма от благодарных клиентов, которые выражали свою признательность и уважение. Осталось непрочитанным еще одно письмо. Я его намеренно откладывала, так как конверт был в ужасном состоянии. С бурыми пятнами и разводами, словно на него пролили чашку чая. К тому же не запечатан. Внутри небрежная записка, которая гласила следующее:

«Как ты посмела рассказать леди Жорес о нашей помолвке?! Да кому ты нужна без приданого, магического потенциала и связей?! У тебя даже нее хватило ума отказать брату, который на всю округу рассказывает, как легко было выманить все твои сбережения в уплату «долга чести , которого не было. Стоило лишь немного надавить…»

Дальнейший поток гадостей был залит чем-то прозрачно-бурым. Полагаю, это был алкоголь, потому что буквы буквально плясали на бумаге, а сам текст пестрел множеством ошибок и был испещрен нецензурной бранью. Подписи не имелось.

Сидя на подоконнике и любуясь кустом цветущей земляники, я проводила параллели между мной и Эмилией. При всей нашей непохожести было так горько осознавать, что и у неё имелась Клавдия Карловна, готовая сесть на шею при первых признаках слабости, и свой Леша – любитель пожить за счет женщины.