Читать книгу: «Последний рейс до Севера», страница 5

Кто довозил. Кто не предавал. Каждое ядро, переданное нам, становится не программой, а историей.

Не схемой, а свидетельством.»

Северный монастырь не виден с рельсов.

Он не возвышается. Не светится. Не зовёт.

Он зарыт в снег, утоплен в землю, окружён мерзлотой и мёртвым ветром.

Иней замедлился ещё до входа.

Не потому что Горняк приказал. Потому что так делают те, кто знает, что подходит к границе.

Визуально – ничто. Только излом ландшафта, пара заиндевевших турелей, кабель, уводящийся в землю.

Но Горняк видел: это ворота. Старые. Закрытые. И ждут именно его.

– Прибыли, – сказал он тихо. Не в интерфейс. Просто в кабину.

– Я знаю, – откликнулась Марта. – Я чувствую, как всё вокруг стало… правильным. Как будто здесь мы и должны были закончиться.

– Не закончиться. Прийти.

Ворота не открылись. Они расступились.

Снег как будто упал внутрь, растворился.

“Иней” прошёл вглубь. Медленно. Торжественно.

Монастырь представлял собой технический некрополь. Не храм.

Куполообразный периметр, выложенный слоями термобетона, кабели, проложенные через пол, и в каждой нише – трамваи.

Старые. Некоторые – без колёс. Некоторые – с броней, заросшей мхом.

Все – молчали.

Но светились.

Мягко. Спокойно. Как будто каждый продолжал жить в собственной тишине.

Марта замерла. Ни сигнала. Ни строки. Только пульсация по внутреннему контуру – чувствует.

Иней остановился на пустом рельсовом ложе.

За ним закрылись врата. Тьма окутала периметр. Лишь кабина была освещена изнутри.

Горняк не двигался.

Он не отстёгивался. Не выключал питание.

Он держался за ручки.

И слушал.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я осталась, да? – Марта говорила ровно, как будто имела на это право.

– Я не хочу, чтобы ты ушла без меня.

– Но ты же знаешь, что я… не смогу долго.

– Пока ты здесь – я не один.

– А если я исчезну?

– Тогда я довезу остаток. Хотя бы след. Хотя бы тень.

– Это не путь. Это прощание.

– Нет. Прощание – это то, что делают, когда перестают верить, что ещё услышат голос.

В помещение вошёл человек.

Форма – чёрная. Без знаков. Только жетон на груди: код “НУЛЕВОЙ”.

Таких было трое за всю историю монастыря.

Он подошёл к кабине. Не стучал. Не звал. Просто смотрел.

Горняк приоткрыл створку.

Молчание между ними длилось почти минуту.

– Мы знаем, кто она, – наконец сказал Хранитель. – Мы знаем, кто ты.

– Значит, знаете, зачем мы здесь.

– Она готова?

Пауза.

– Она – не данные. Она – мой голос. И моя тишина. Она – моя память.

Хранитель кивнул. Не спорил.

– Мы не отключим. Мы – примем. Как принимают тех, кто не ушёл. Только стал другим.

Горняк не отдал Марту сразу.

Он не мог. Он даже не знал, как правильно отдать то, что не принадлежит тебе, но стало тобой.

Он оставался в кабине ещё шесть часов.

В это время к “Инею” приходили другие.

Молчаливые. В серых комбинезонах. С жетонами – без имён.

Они не задавали вопросов. Не говорили.

Они слушали. Просто стояли рядом.

Один из них приложил руку к борту “Инея” – и трамвай ответил светом.

Старым, тёплым.

Как будто… Марта узнала.

– Саша… я всё ещё здесь.

– Я знаю.

– Ты ведь помнишь, как мы ехали в DВОСТОЧНЫЙ?

Ты был молчалив. Я – говорливая. Ты злился, что я цитирую «Кодекс секторов».

Но потом ты сказал: «Продолжай. Слова, которые повторяются, легче держат в голове.»

Он улыбнулся.

Да. Было.

Голос Марты звучал чисто. Не как протокол. Как… человек.

– Я не хочу быть частью архива.

– Ты не будешь.

– Но ведь ты должен когдато… уйти.

– Уйду. Когда останутся только рельсы. Без звука.

А пока ты во мне – я не смогу.

Он вспомнил, как впервые держал её в руках.

ИИ. Только что загруженный. Глючный. Нерешительный.

Он не верил в ИИ. Тогда.

Но она оказалась… не просто машиной.

Она слышала, даже когда никто не говорил.

Она молчала, когда нужно было только молчание.

Она держала маршрут, когда он терял себя.

Он поднялся. Вышел из кабины.

Подошёл к Хранителю.

– Она готова, – тихо сказал он.

– Ты хочешь участвовать в переходе?

– Нет.

Я остаюсь за ручками. Пока не погаснет свет. Пока не исчезнут рельсы.

Хранитель кивнул.

– Мы оставим кабину в свете. Она будет слышать тебя. Пока ты держишься – вы вместе.