Блудник

Когда я рассказал другу, что собираюсь уезжать, потому что с работой не получается, а в России есть какая-то надежда, он ответил, что счастье можно достичь в любом месте и не обязательно куда-то ехать. Тогда я воспринял это не как слова поддержки лучшего друга, а словно меня выставили дураком. И моя поездка – не более чем необдуманная глупость. Но тот же друг, буквально через полгода, покинул родину в поисках заработка.

В начале марта Катя сильно заболела. Подскочило давление и пришлось вызывать врача. Не знаю по какой причине такой резкий скачек. Возможно от стрессов или усталости, говорил врач и прописал курс уколов на десять дней. Этого еще не хватало, подумал я. Уколы пришлось делать самому, хоть никогда раньше не приходилось. Но на свой страх и риск, после маленькой лекции мамы-медсестры, я с легкостью справился. И даже немного гордился, что теперь и это умею. Когда Катя узнала, что по окончании курса лечения сразу уеду, начала вдвойне капризничать, переходя все разумные грани. Она стала практически несносной. Но я видел, что значу для нее. Хоть вся круговерть утомляла постоянным напряжением, мне была приятна ее цепкость за отношения. Похоже, они были для нее дороги.

Зато мама получила облегчение от поездки. Сынок теперь будет в надежных бабушкиных руках и подальше от Кашиной.

На смену Кати слег Максим, и серьезно. Я уже сбился со счета, который раз он болел на протяжении четырех месяцев. На этот раз домашним врачеванием не обошлось, легли в больницу. Катя поникла окончательно. Будто какое-то проклятье свалилось на головы Кашиных. Катя была подавлена в крайней степени. Проблемы, одна за другой, выводили из равновесия. Казалось, я никогда не видел ее такой растерянной. Она не знала, за что хвататься.

– Я не знаю, что мне делать, – говорила она, – как быть с работой. У нас сменщиц нет. Ну что же это такое…?! – она была на грани срыва. – Еще ты уезжаешь. Пипец…

Мы даже не могли попрощаться по-человечески. Все вверх дном. Кате пришлось ложиться вместе с Максимом, предварительно набрав лекарств, гривен на семьсот.

Билет взят на 18 марта, а их выпишут не раньше двадцатых. Может и к лучшему, раздумывал в темной комнате перед сном. Я же совсем перестал общаться с семьей. А теперь побуду пару дней дома, с родными. За четыре месяца мы очень мало общались. В основном обсуждали мои проблемы. Наверное, так и развязываются семейные узы. Всегда не хватает времени. Близкие становятся чужими, шаг за шагом.

С Катей последние три дня виделись в больничной комнате для свиданий. Мрачная, с плохим освещением, холодными стенами, комната принимала посетителей на школьных партах и деревянных лавках. Строго по графику, после обеда, я приезжал с передачами от бабушки, и мы сидели ровно час, переговариваясь полушепотом и держась за руки.

Соседка поутихла, смирилась или остыла. Больше ссор не возникало. Я обещал приезжать как можно чаще, хотя смутно представлял будущее. В день отъезда Катя вручила открытку в форме мишки, из которой выглядывали тетрадные листочки в клетку.

– Только сейчас не читай, – просила она, – сядешь в поезд, тогда откроешь. Не забывай про меня…

Я пообещал, что так и сделаю. Мы крепко обнялись, и я умчался с холодным сердцем в края, где недавно коротал тоскливые дни. Я был снова обречен на одиночество, хотя, в сущности, у меня была девушка. Тогда почему-то промелькнула мысль, что жизнь не под нашим контролем, а в чьих-то невидимых руках, и мы глубоко заблуждаемся, планируя о будущем.

За несколько часов до поезда зашел к бабушке попрощаться. Не знаю зачем, просто хотел в знак уважения сделать это лично. Бабуля как всегда встречала улыбкой. Мы сели на кухне и около получаса разговаривали. Она разоткровенничалась, и многое рассказала о прошлой жизни Кати с Сергеем. Торопливо, словно давно хотела поделиться, но не было подходящего момента. Не известно, зачем она это делала. Однако я выслушал.

– Ты думаешь, я жила в таком бардаке? Никогда! Только появился этот идиот Сережа, все пошло прахом.

Старушка заводилась, словно эта тема сидела у нее в печенках.

– Мы его кормили, обстирывали, убирала за ним так сказать. А он неблагодарный, пил свои банки. Что мы пережили, если б ты знал, – мотала головой бабушка. – Смотрит, бывало, кино, «Кать, иди сюда, погляди». Она приходит, а там кровища рекой, вампиры, Катя чуть в обморок не падает, а этот дебил ржет.

– Я знаю, она вида крови не переносит, – подтвердил я как в зале суда.

– Ну, ты подумай, какой у человека интеллект. У нас в семье все интеллигентные были, откуда этого к нам занесло. Представь, один раз говорит, что даже я слышала: «Максим вырастет, мы с ним всю Брянку переимеем». Ты представляешь?! Да это недоумок какой-то. А я отвечала, что Максим вырастет более нравственным, чем он, чтобы собирать хламидии по всему городу. Ты можешь представить возмущение, которое я испытывала? А за Катю как обидно.

Я слушал и чувствовал, как шевелятся волосы от эмоционального рассказа. Бабушка реально ненавидела собственного зятя, как самого злостного врага. Мне кажется, она бы и собак на него спустила, дай ей волю.

– Максим только родился, – продолжала бабуля, – сразу бабушке под бок, – и похлопала по правой стороне. – И по сию пору так. Они на свои гульки в Авто-бар, а я с малым всю ночь. Придут под утро, и спят целый день.

А Кэтти не такая уж хорошая мамаша, как оказалось.

– И в кого Максим такой жестокий, понять не могу, – будто сама с собой рассуждала Алла Ивановна.

– Ребенок трудный, – подтвердил я. – Как-то козлом меня назвал.

– О-о. Это мелочи. Один раз, я что-то запретила, так он насупился как чертенок и говорит: «Буду бить тебя палкой, чтоб кровь лилась, пока ты не умрешь». Представляешь? Маты в порядке вещей, так что не удивляйся.

– В вашем детстве, были подобные случаи?

– Что ты, – махнула рукой она, – мы бабушку до смерти на «Вы» называли.

Слишком много проблем у этой семьи, может и к лучшему, что уезжаю. Столько зла царит в их жизни. И оно заразительно бросается на меня.

– Не обижайтесь, если что, – начинал прощаться. – Я вам за все благодарен. Берегите Катю.

– Она сильно переживет, но я ей сказала: «Представь, что Рома моряк. Он долго бывает в плавании. Домой приезжает редко. Вот опять собирается в море. Будь благодарна, он помог тебе в трудную минуту».

Чудесно, что бабуля понимает. Ее слова, как горячий шоколад согревали изнутри.

– Еще раз спасибо. Оставайтесь живы, здоровы.

– В добрый путь, Ромочка. Счастливо.

– До свидания.

Глава 16

Интерес прочитать письмо зудел, как комариный укус. Открыл послание в вагоне, как и обещал. Колеса цокотали в одном ритме. Легкое волнение прикоснулось, когда я раскрыл открытку и увидел аккуратный девичий почерк, словно спрессованных букв на каждой строчке. В эти листочки были вложены еще какие-то карточки из более плотной бумаги. Я раскрыл письмо и провалился в прошлое на пару недель назад. Она напечатала наши совместные фотографии и добавила несколько своих. На мгновение стало грустно. Какая она все-таки красивая у меня. Я отложил фотокарточки и побежал глазами по исписанным строкам.

«Здравствуй, мой хороший. Хочу сразу извиниться за корявый почерк и за обрывок бумаги. В больничных условиях – по-другому никак. В этих стенах появляется истина и куча мыслей. Хотелось бы поделиться с тобой тем, что осознала за эту ночь. Как будто открыла все карты. К сожалению, в это время я не нахожусь рядом с тобой и не имею возможности поделиться лично. Попробую передать через бумагу, она все выдержит. Знай, что ты меня покидаешь, а моя душа рвется на части, вспоминая, что у нас было за эти четыре месяца. Я могу назвать это «раем». Все мои бессонные ночи были проведены в твоих объятиях, в объятиях любимого человека. Все твои слова были для меня опорой и поддержкой. Все прикосновения были щитом от всех недугов. Просыпаясь рядом с тобой, ощущать твой запах, обнимая тебя. Чувствовать, как бьется мое сердце, что еще нужно для того чтобы быть счастливой?

Идя с работы, понимать, что ты не одна в этой нелегкой жизни. Что человек, который с тобой рядом – твой единомышленник, а значит, не обманет, не предаст. Это чувство внутреннего равновесия, душевного тепла. Что, договорившись о встрече на 8, я отвечаю «хорошо», а сама в 7:30 жду. И после каждой ссоры жду, когда ты обнимешь и скажешь, «моя маленькая…». Когда я схожу с ума по теплу, которое ты даешь. Как странно сейчас понимать, что теперь оставшись одной, снова придется одевать «маску» железной леди, равнодушной ко всему и непоколебимой. Привыкать самостоятельно решать вопросы и ни с кем не советоваться. Делать свой выбор. Знаешь, за последние несколько лет, я впервые позволила себе расслабиться, т.к. почувствовала счастье, стала счастливой. Почувствовала то тепло, которое обожгло, и оставило свой след на сердце. Та доброта и твоя забота, которая живет во мне, напоминает сумасшедшего.

Любовь – болезнь, теперь я точно знаю. И нет от нее лекарств! Даже время не спасает, ведь память нельзя убить! А у нее нет срока давности. Как хотелось бы понять, от чего и от каких наборов качеств она появляется и куда уходит. Кто это решает? Наверняка, есть кто-то, кто посылает нам ее. И он сам решает, нужна ли она сейчас, либо в каком формате поставить ограничитель. Вот и со мной так произошло. Знать бы только, за что «играет» этот «непонятный» моей жизнью. Знать бы чего «он» хочет? И какой будет следующий шаг. К чему он приведет? И что «он» даст взамен? Сейчас он дает мне волю – она мне не нужна!!!

Мне стыдно осознавать, что я влюбилась как глупая, маленькая девочка. Конечно, поверить в это не просто, но факт остается фактом. Любовь не щадит не «малых», не «старых».

Благодаря тебе, я стала понимать, что такое отличие между постелью и любовью, а моменты наслаждения от страсти. Как твоя психика становится ранимой, и как понимать трудности второго человека. Ты готов пожертвовать всем, если это необходимо для жизни другого. Как я начинаю радоваться каждой твоей «победе», и как печалюсь каждому твоему «промаху». Как я схожу с ума от того, что каждый проведенный день – это секунда, а секунда без тебя – вечность. Сейчас «Фемида» стоит ровно и на ее весах: в одной чаше – доверие, в другой – страх. И я буду молиться за то, чтоб у «нее» всегда было состояние покоя.

Пойми, ты для меня не просто друг, не просто парень, а человек, который попал в мою жизнь, а значит это серьезно. Ты тот, с кем хорошо просто молчать и тот, с кем интересно спорить. Когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что жизнь прекрасна. И другого мне не надо. Не суди меня строго, а попробуй понять, ведь не слабость проявляет человек, когда распахивает свою душу, а доверие к тому, кому открывает.

Ты просто знай:

Я ни на чем настаивать не буду. И если надо отойду и перестану. Просто я хочу, чтобы ты знал, всю правду, всю сложившуюся ситуацию в моей голове. Я с тобой в комфорте. Я понимаю, что последнюю неделю вела себя не очень правильно, может, была где-то груба, хамовата. Но все это лишь вредность и переживания. Надеюсь, ты поймешь меня правильно. Очень хочется верить, что у тебя там все получится, я верю в твои возможности. Так же мне хочется верить, что наша разлука будет минимальной. Знай, что я тебя очень жду, и у тебя есть человек, который всегда рад тебя видеть.

На этом буду заканчивать свое письмо. Я нежно тебя целую, нежно обнимаю».

18.03.2014

Я будто только что поговорил с Катей. Каждое слово я впитал, как майские лучи, с теплом и радостью. Фотографии, вложенные в открытку, запечатлели нашу пару на века. На них мы точно всегда будем вместе. Все плохое позабылось. Я сложил руки под голову, прокручивая обрывки прочитанного письма, удаляясь все дальше и дальше.

Поездка оказалась весьма своевременной. Через два дня на границах начали останавливать всех выезжающих мужчин, в связи с переворотом в центре Киева, который впоследствии переродился в военные сражения.

Впервые за четыре месяца я оказался один без уютных вечеров. Тоскливо, как-то не привычно, словно в одежде не по размеру. Россия приняла, как собственное дитя. Буквально через десять дней я уже работал и начал делать документы. Весна медленно раскрывалась с почками на деревьях. Дни становились длинными и солнечными.

Звонить Кате я не мог, писать тоже, интернета не было. Но, так продолжалось недолго. Соседка начала звонить сама, часто и всегда больше часа. Однажды даже два часа проговорили, печально только, что снова с выяснениями. Из всех девушек это единственная, которая так упорно меня доставала. Казалось, для нее нет препятствий ни в чем. Она дотягивалась до меня сквозь сотни километров. Истинная собственница. Все продолжалось в духе истерии и разбирательствах. Только теперь в мобильном режиме. Я и месяца не пробыл, как она требовала дату приезда. В те моменты казалось, что этой девчонке едва исполнилось шестнадцать лет, а не двадцать восемь. Она не слушала меня, а бесконечно чего-то требовала. Как маленький ребенок, хочу и все тут.

События в стране остро разгорались, объявлена всеобщая мобилизация. Были случаи, когда пассажиров снимали с автобусов, поездов. Не пропускали через границу в Россию. Многих ловили и отправляли служить в армию. Я не мог так рисковать. Терять работу и лишить помощи родных – было высшей степенью глупости. Судя по всему, еще не скоро можно будет выехать на родину.

Но эмоциональный фонтан Кати только сильнее распылял брызги. Она настойчиво требовала проявления внимания, выжимая все соки через аппарат мобильного. Теперь я понял, что значит «жена пилит». Вскоре стал привыкать к своему положению. Я тут – Катя там. Просто работал и старался нормально жить, оправдывая свое существование реальным заработком. Общение с соседкой стало менее желанным. Если звонит – жди неприятного сюрприза.

Началось с того, что она встретила маму в АТБ.

«Он устраивает свою жизнь. У него высшее образование, так что не мешай», – так говорит твоя мама. Все, не нужна стала? – набросилась соседка в очередной раз. – Ты гражданство собрался покупать? Да?

– Да с чего ты взяла вообще эту ересь, – заводился я от наглой лжи.

– Мама твоя говорит, что ты документы делаешь…

– Но не покупаю же. Да и как можно купить гражданство, ты не подумала?

– Ну, я же покупала Сергею паспорт.

– Это ты такая шустрая, здесь эти номера не проходят.

Мама удивлялась, когда я спрашивал, действительно ли она так отвечала Кате и зачем? И сразу убеждался, что кроме как выдумкой и гипперэмоциональностью, это назвать нельзя. Она подрывала к себе доверие. Только не ясно зачем. Катю словно подменили, она накаляла своими выдумками, не щадя ни меня, ни себя.

Впоследствии от соседки шел сплошной негатив, противный до тошноты. Нередко специально выдумывались драматические истории, чтобы меня держать в напряжении или еще зачем-то, я не знаю. Но крови она попила – море.

Муж так и не успокаивался, а наоборот, словно озверевший докучал семейству Кашиных. Он всех решил достать. Даже Катина мать не выдержала. Будучи в курсе всех событий, не в состоянии терпеть, выпросила у Кати телефон мужа и позвонила, пригрозив ему, что если он не прекратит докучать ее дочери, то она сообщит украинским властям, что он сепаратист. Но после этого стало только хуже, муж подослал дружков с лысыми головами и те доступно объяснили, что с Катей будет, если она не перестанет болтать.

В те минуты только дневник мог впитать весь ужас и ненависть, которые я испытывал. Выдуманный мною сценарий, лез в голову, как триллер, меня трясло от мысли, что могут сделать отморозки с молодой девушкой.

На страницах дневника:

7.04.2014 г.

«Я сгораю от ненависти и гнева. Меня рвет на части. Почему так происходит, что отношения, наслаждение, перерастает в такую ужасную историю…»

Никогда не стоял всю службу в церкви, тем более, ночью. В пасху, словно благоговейный дух привел меня в храм. Блеск золота возвеличивал обстановку. Множество икон и образов глядели на прихожан со всех сторон мудрым взором. Запах фимиама ударял в нос, действуя как успокоительное. Сотни свечей таяли под огоньками-капельками. Батюшка в праздничном облачении распевал молитвы.

Мысли в Божьем храме всегда простые и понятные. Облегчение сопутствует с каждым крестным знамением. Кажется, кто-то вытягивает беспокойство и проблемы, вселяя спокойствие и мир.

О чем могут думать люди в церкви? Скорее всего, о своих согрешениях или помощи о прощении. Я мыслил о Кате. Мне казалось, я невероятно виноват перед ней. И чем дольше служба продолжалась, тем больше укреплялась эта мысль. Но не так как обычно, разрывающее чувство вины, а какое-то тихое, словно указание на проступки. Все было настолько чисто и ясно, что я ощутил, как цунами приливающую волну счастья. Я молился обо всех родных, друзьях, а о ней больше всех. Чувствовал себя самым грешным человеком. Просил простить мою слабость, «Боже от чего я такой немощный. Помоги Господи, дай мне смелости, мужества. Укрепи меня».

Ночь пролетела словно час. Мне стало легко, как после бани, только для души. Уже тогда до меня доходило, что я виноват в расстройстве отношений, и поэтому съедаем досадами и горем. Вспомнился ребенок, который раздражал с самого начала. Звонки мужа и мои издевки над ним. Я заботился только о себе. И сейчас так же. Неудобно когда у кого-то проблемы, а у тебя все хорошо. Потому что приходиться исправлять проблемы и мое «хорошо» может перетечь в чужое «плохо».

Глава 17

Приближался сочно зеленый май. Трава росла как на дрожжах, что я не успевал скашивать траву вокруг двора. Работа стабильно радовала заказами, появлялись первые накопления, новые покупки. Ощущалась какая-то твердость в решениях, возникали новые планы. Теперь, я мог без труда выслать немного денег, что и сделал на день рождения Кати, вместо подарка.

К концу весеннего сезона друг дал на время ноутбук. Даже оплатил интернет на месяц вперед. И я «вышел из пещеры», начал появляться в соцсетях. Глобальная сеть упростила общение с соседкой, сократив привычный звонок в неделю, на три или четыре по скайпу. А позже, совсем не мог уснуть, прежде чем не пожелаю спокойной ночи. Катя стала спокойней, наверное, потому что много говорили и связь восстанавливалась. Она, как и прежде выговаривалась мне с особым удовольствием. Я как обычно ругал за сигареты, приговаривая, что она распустилась без меня.

– Сон снится, уже который раз, – рассказывала она. – Будто я беременна и родила крохотную девочку. Маленькую-маленькую, такую слабую.

– К чему это интересно? – всполошился я. – Ты же не «того»?

– Да успокойся, не беременна я, – улыбаясь, словно меня разыграла, – это просто сон.

– Я и не беспокоюсь! Вообще-то уже пора задуматься о детках. Года идут.

– Хм. Не думала, что мы будем говорить о детях. Ты всегда резко отзывался о малышах.

На душе было легко и уютно. В этот момент я соглашался со всем, что происходило. Беседа о ребенке еще более вдохновила на рассуждения. Хотелось планировать, представлять себя семьянином. Даже вспыхнула картинка, как я вожу своих детей за руки, гуляю с ними.

– Не понимаю, с чего ты взяла. Наоборот, часто думаю о детях, просто побаиваюсь, не знаю, что с ними делать. И кстати, я хочу девочку.

Мягкость и безмятежность мыслей убаюкивала. Словно я попал в какую-то эйфорийную аномалию. Душа была подобна цветущему саду.

– Как бы я хотел сейчас увидеться. Ты не представляешь.

– Представляю, потому что хочу того же. Я так соскучилась.

– И я.

– Слушай, напиши мне письмо. Ты обещал кстати. Я ведь тебе писала. Оно пройдет сотни километров, зарядится энергий любви.

– Хорошая идея, мне нравится, так я и сделаю. У тебя отпуск, когда должен быть?

– В июне или июле. А что? – заигрывающее спросила она.

– Предлагаю ко мне приехать. Мы так быстрее увидимся.

Я загорелся от радости. И был уверен на сто процентов, что встреча состоится.

– Хм.…А как же бабушка твоя?

– Что бабушка? У меня есть пустой дом, если что. Приезжай.

И чего раньше я не додумался.

После нашего разговора все дни напролет я представлял встречу словно одержимый. Стал энергичнее, веселей, усталость почти не касалась моего тела. Я трепетно ждал Катю, чтобы показать все стороны сельской жизни. Не только хлопоты по хозяйству и бесконечное копание в огороде, но и покой присущий только деревенской местности. Даже начал мастерить беседку со столом и лавками, провел свет для вечерних чаепитий и бесед. Еще хотел сделать маленький сеновал, так сказать, основательно подчеркнуть деревенский стиль.

Бабушка нередко возмущалась:

– Нужно дома сначала дела делать, а потом иди куда хочешь.

– Ба, – сдержанно начинал я. – Ко мне едет девушка, я должен быть готов. Пойми, пожалуйста, – и снова убегал продолжать строительство.

Я жил в грезах, в иллюзорном мире. Там где все складно и гладко, а главное происходит в нужное время. И в один из таких мечтательных вечеров родился небольшой кусочек письма.

«Здравствуй, моя маленькая кисюля!!! Вот черкаю рукописное письмо. В первую очередь, хотелось бы сказать, как сильно я утомлен без твоего внимания и как я одичал от отсутствия твоих нежных губ. Как не хватает мне твоих глаз, которые ты вечно отворачивала.

Эти строки я пишу в первый день лета. У меня сейчас одиннадцать часов ночи. Света нет, потому что на улице устрашающая молния. Как хорошо, что мы успели созвониться вечером. И как грустно, что я не могу слышать тебя сейчас. В голове крутится одна мысль, «сколько еще времени будет пустовать моя вторая половинка кровати?»

Хочу сказать, что ты без меня распустилась. Но понимаю, что лучше девочки не знал. Ты моя кися, ты моя муза. Хочу тебя неимоверно, хочу сейчас же. Пусть прокатятся по твоему телу мурашки, отголоски эха той силы желания, которую я испытываю…»

Это краткое послание так и осталось на страницах темно-синего потрепанного блокнота, написанное торопливой рукой. Современный мир отучил нас выражать чувства с помощью бумаги, не считая денег конечно. Все проходит. А чернила на бумаге, как застывшие картины, хранят забытые слова!

Часть II

Глава 1

В конце жаркого июня под обжигающей лампой солнца, я и мой товарищ томились в ожидании автобуса. С минуты на минуту должен прибыть железный «извозчик» с направлением Суммы-Курск. С прохладой внутри и предательским волнением, не мог дождаться встречи. Я одел новую, красную футболку и приличную обувь. Жизнь в деревне быстро отучила обращать внимание на внешний вид.

Саня – неотразимый, двухметровый здоровяк, бездумно глядел вперед. В красной замусоленной мастерке и полосатых штанах с огромной дыркой на заднице как от ружья, он ни капли не смущался. Мы беседовали ни о чем, изредка поглядывая в сторону вокзала. Старенькая «пятнашка» поблескивала на солнце, словно обращая внимание на грязный кузов.

Я был решителен и собран как Геркулес.

Из-за поворота показалась морда автобуса. Все жилки внутри сжались, как перед прыжком в холодную воду. Кажется, вся кровь хлынула в голову, и могучий Геркулес зашатался от волнения. В нервной тряске, я выискивал взглядом в окнах автобуса мою долгожданную Екатерину. Железная карета развернулась, подъехала к вокзалу. Люди хлынули резким потоком. Уставшие и измученный дорогой, они тянули свои торбы. Их встречала прекрасная солнечная погода без единого ветерка.

Маленькая девчушка с распущенными волосами вышла, озираясь по сторонам. Одолеваемый счастьем и в тоже время чудовищным трепетом, я подбежал, и на секунду растерявшись, не зная, что делать. То ли целоваться, то ли хватать сумки. Я схватил ее в объятия и крепко прижал. Сладкий запах женского пота опьянил молодого Геракла. Сердце билось с двойной силой. Я зарылся носом в волосы, пока не услышал:

– Перестань, я вся грязная. – Но вырываться не стала.

– Ну, наконец-то, – как-то по-мальчишески сказал я. – Дождался. – Все больше углубляясь в пряди.

Катя сказала, что хочет курить, и мы отошли на угол вокзала. Сумка оказалась легкой. Предо мной стояло все тоже хрупкое тело, родное и невыносимо притягательное, которым я любовался, как произведением искусства, пока Катя пускала дым. А в глубине души гордился, что у меня такая восхитительная спутница.

Мне ж на работу еще.

– Ты покурила?

– Уже да.

– Поехали. Мне еще трудиться.

Мы пересекли привокзальную стоянку. Саня зыркал по сторонам с заметным нетерпением, словно у него что-то чесалось. Я представил их друг другу, и мы уселись в засранную машину. В ней будто возили землю и сено. Даже мне было стыдно от такой грязи. Катя положила голову мне на плечо и тихо вздыхала. Мы быстро катили по раскаленному асфальту, все дальше заезжая в глубину бескрайних просторов.

После долгой разлуки Катя казалась похорошевшей. Я не мог насмотреться на пухлые губки, на взгляд с хитринкой. Чувство восторга искрилось в груди. Она не выглядела уставшей или измученной дорогой. Как всегда энергичная, даже немного быстрее двигалась, чем обычно. Какая-то суетливость мелькала в жестах.

Время текло необычайно быстро. Нужно собираться на работу. Так не хочется оставлять ее одну…

Я скоро вернулся. Рабочие часы показались коротким отступлением, словно на одну минуту отлучился. Катя спала, как младенец. Подогнула ноги и тихо посапывала. Немного утомленный, я прилег в соседней комнате, чтобы вдруг не помешать.

Боже мой, неужели моя радость находиться через стенку. Пряная мысль, как снотворное усыпило сознание.

Глава 2

По счастливой случайности, в моем распоряжении был пустой домик. Скромная, ветхая, прохудившаяся лачуга прекрасно подходила для временного пребывания. Я всячески старался хоть немного навести порядок, и потратил много времени, чтобы его очистить. Довольно крепкий диван и кресло присутствовали в бедной обители. Я их позаимствовал у деда.

В большом саду, среди яблонь и груш, в стиле «сделал из того, что было» стояла беседка из тонких веток клена. Не богато, но со вкусом, прельщал я сам себе. Все было готово для приема гостей. Вечерами в этом замечательном месте после трудового дня мы проводили время с чашкой горячего чая, вдыхая чистый, деревенский воздух.

С детским интересом Катя рассматривала наше небольшое хозяйство. Перегладила всех кроликов, котов, собак, в общем, все, что было во дворе.

– Вы что, кроликов убиваете и едите? – с надеждой, будто нет, спросила она.

– Да, – ответил я. – Иначе, зачем их держать.

Катя расстроилась и, вздыхая, закрыла вольер.

Мы вместе косили им траву, кормили. Я пытался отвлечь от городской рутины и вселить свежести. На какое-то время даже показалось, что мне удалось отвести внимание от суетной реальности и проблем. Но впечатлить не вышло. Да и чем тут удивишь? Днями я пропадал на работе. Лишь два выходных получилось за весь период и то не самых удачных.

Не медля, закончив мелкие дела, мы двинулись на прогулку. Мне не терпелось показать бескрайние просторы, богатые зеленью луга. Ко всем этим прикрасам природы вели грунтовые дороги, перемешанные копытами телят. Нужно быть внимательным, чтобы не попасть в коровий навоз.

Ручей словно дышал холодом. Мошкара стайками клубилась над водой. Солнце уже коснулось, слитых в единую темную полосу деревьев на западе горизонта. Зелень травы и ветвей, словно налились цветом перед закатом. Катя без особого интереса поглядывала по сторонам, словно была здесь множество раз. Мы болтали, не умолкая с живым вдохновением. Даже с какой-то спешкой, будто Катин отпуск уже заканчивается и ей пора уезжать. Было так много чего сказать, не конкретно, а просто от радости.

Вечер мы провели в хваленой беседке. Разговоры бурным потоком текли за горячим чаем. Мы то и дело обнимались. Я все еще не верил своим глазам. Словно в пелене сна, Катя сидела боком и смотрела вдаль, а я не отводил взор, продолжая ее рассматривать.

Этим убогим шалашом, который я строил так долго, что он того не стоит, я хотел что-то выразить, чем-то привлечь внимание. Но разве удивишь домиком из прутиков? Взрослые девочки не об этом мечтают. А я по своей наивности и простодушию так представлял романтику любви.

История, о которой поведала Катя в тот вечер, несла в себе горький осадок. Не помню, чем была вызвана тема, но она с большим удовольствием вспоминала яркие моменты.

В один из декабрьских дней собрались девицы на корпоратив. Невзирая на то, что погода в это время совсем не теплая, Катя бросила вызов самой природе. Джинсовые шорты и пятнадцатисантиметровая шпилька очень эффектно гармонировала на фоне метели. Ее вид действительно вызывал интерес.

Всей компанией они сидели в каком-то баре или ресторане. Откровенный наряд привлек лиц кавказкой национальности, отдыхавших в том же заведении небольшой группой. Роскошный букет из девяти роз выразил их симпатию и был преподнесен одним из официантов. Южане съедали ее взглядом, кривляясь в улыбке. Тоном, которым она рассказывала, я понял, как ей приятно подобное внимание. От чего мое недоумение начинало превращаться в элементарную ревность. Почему-то всегда от подобных историй портилось настроение, и мне начинало казаться, что я вовсе не знаю Катю. Пропадала чувственная притягательность к человеку. На смену приходили самые отвратительные чувства.

Нам пришлось ночевать в полупустом холодном доме. Катя внимательно осматривала комнаты. С подозрением долго смотрела на потолок.

– Здесь никто не вешался?

Меня будто ведром ледяной воды облили.

– Чего? Не знаю,… нет! – сдержанно ответил я. С чего ей мысли такие приходят. И как мне тренироваться здесь? Как муравьи заторопились мысли.

Зал, в котором нам пришлось спать, был скромен. Четыре маленьких окна, с двух сторон по два. Побеленные известью глиняные стены, кое-где вздутые от сырости и старости. Провода, прибиты сверху внакладку. Занавески чистые – бабушка постирала. Дом в чистоте, но вид немного пугающий. Низкие потолки словно придавливали к полу.

В этом убежище с некой робостью мы провели первую ночь, жаркую, страстную с пламенным дыханием. Медовый вкус после долгой разлуки сменился холодком под сердцем.

Такого не когда еще не было! В чем дело?

Впервые за всю жизнь порвался презерватив.

– Сон помнишь, про маленькую девочку, которую я родила?

Я вмиг потух.

– Он много раз повторялся, будто предупреждал, – словно ясновидящая проговорила она, подчеркивая слово «предупреждал».

Мне сдавило живот, и я ответил, успокаивая себя самого.

– Да ну. Все нормально будет, – скептически сказал я, и насторожился.

Маленькая девочка…презерватив …кто-то повесился…на работу.… Встретить Катю…Рваными фразами закрутились мысли, и мы вскоре уснули сладким глубоким сном. Для волнения не было причин.

Мое утро всегда начиналось раньше. Я оставлял Катю в теплой постели. Побеждая сливочно-нежный сон, шагал на работу. День проходил быстро. Мысли не смолкали о Кате. Словно блаженный предвкушал вечер, когда снова смогу обнять любимую.