Чёрная сиротка

Касьян, не спеша закручивая бороду, идёт на продуктовом рынке с небольшими кухнями. Старенькая женщина в синей изношенной накидке готовит мясо на углях. Компания из трёх итальянцев в своём поварском шабаше с брезентовым навесом тушат говядину и баранину. Девочка, ещё не достигшая шестнадцати, торгует специями, баночками с тростниковым сахаром, подвязанными у горлышка коричневой ленточкой. Безусловно, не обходится без тех, кто громко голосует, зазывает руками, обещая, что их товар высшего качества, редчайший во всей Италии.

Я наблюдаю крохотного мальчугана, на вид ему около восьми лет. Он сидит на деревянной скамье, понурив плечи, глаза усталые, нос замазан грязью, под ногами корзина с парой килограммов красных помидоров. Снующие по рынку люди не замечают маленького торгаша. «Я бы купила у тебя всё, заплатила бы щедрые чаевые. А потом выслушала бы твою историю: почему ты не учишься, не играешь с друзьями, не читаешь захватывающе книги, как положено ребёнку в таком возрасте, а позволяешь этим безжалостным подхалимам причинять тебе боль безразличием». Он оказался совсем один. Прошлое миновало, и этого мальчишки подавно нет в живых. Быть может, он стал известным художником, поэтом, богатым негоциантом или навечно остался юношей.

– Гренки со спаржей выглядят отменно, – подмечает Касьян, указывая на большую миску.

– Покупайте, – предлагает лавочник, обольстительно оголяя зубы, – на вкус они ещё смачнее.

Он причмокивает губами и изображает, как облизывает пальцы.

– А оливки у вас есть?

– Не-е-ет, я не продаю. Пятьдесят футов, по моей стороне. У Сандро небольшие стоимости. Там найдёте, что ищете.

– Слыхал, ваш приятель, меценат Гайюс, имеет дело с глянцевыми оливками. Именно такие мне нужны.

Негоциант намного отстраняется от своей лавки с едой, лицо его бледнеет.

– Что вы знаете? – его баритон приобретает жестокость, а лесть, свойственная всем купцам, уносится дымком.

– Заметьте, достаточно, если я знаю имя. Доселе оно было никому неизвестно. Таинственный Лев. Грация, могущество, деньги.

Купец хватает Касьяна под локоть и затаскивает в свою кухню, выгнав оттуда всех поваров. Они остались наедине с моим взглядом, вероятно, взволнованным и любопытным.

Негоциант осматривается, проверяя комнату на наличие людей, неожиданно достаёт из-под плаща короткий дугообразный кинжал и направляет его на Касьяна.

– Занимательно, – усмехается Касьян и потирает мохнатый подбородок. – Притворяешься торговцем.

Он не страшится остроты оружия, не боится смерти.

– Я им и являюсь. У каждого за спиной могут быть тайные дела. У меня они совсем незлые, я всего лишь защищаю друга. Знается мне, сколько у него врагов и соперников.

– Убери кинжал, и мы поговорим. Я старый, отцветаю ежедень, мне чужды его богатства.

Негоциант выглядит недоверчивым, рука его трясется, он медленно заправляет кинжал в ножны и отправляет за спину. Жестом приглашает Касьяна сесть на деревянную лавку.

– Гайюс жертвует в музеи много денег, – приступает Касьян. – Начиная от двухсот лир. Эти деньги немалые. Вам известна причина, по которой он это делает. Музеи отдают ему все камни и магические находки. Вместо этого они ставят подделку. Но меня не волнует липа это или нет, мне нужны камни и его помощь.

– Я не скажу ни слова, и выпытать не сможете, пока не услышу, кто предатель. Гайюс не нанимает бродяг. Кто он? И как вам удалось выведать сведения?

– Да будет вам угодно. Англичанин Сэмюэл Данс. Он крал оригинальные камни у твоего товарища, продавал по бешеным ценам, в особенности дворянам. Мне ничего не стоило своровать роскошную одежду, притвориться богачом, назначить встречу в парке. Я попросил своих коллег в Англии доложить о нём. Есть дочка пяти лет, жена ткачиха. Ребёнок увлекается рисованием. Один рисунок их любящей семейки и Сэм стушевался. Рассказал всё вплоть до того, когда меценат стрижёт бороду. Не доверяли бы вы иностранцам.

– Гайюс отыщет гада, – рычит купец. – Достанет из-под земли.

– Это уже меня не волнует. Вернёмся к началу.

– Помощь. И как верить, что вы не копия нашего изменника?

– Вы обязаны мне верить. О проделках Гайюса знают единицы, в которые входит незнакомец – я. Я заключу эту сделку, даже если потребуется убить сотню или умереть самому.

– Что такого стоящего может быть у старца, а?

– Я хочу сотрудничества не для себя. Я на смертном одре, мне не нужны роскоши или длительная жизнь. Я желаю защитить мир, восстановить равновесие, которое и так висит на волоске. Вы видите, что происходит с природой? Это кошмарно!

– Думаете, меня заботит природа? Что же такое с ней творится?

– Природные явления исчезают, не успев вернуться. Мощная запретная магия обитает вокруг нас. Следует ей поглотить должное, рушится устройство мира, его предначертанные страдания. Смерть поджидает нас в закоулках.

– Да ну! И чего я до сих пор в здравии?

– Потому что вы глупец. Я не буду больше беседовать с вами. Отведите меня к меценату Креону. Немедленно.

Локация отдаляется от меня вбок, как в напряжённом фильме детективе.

Теперь я наблюдаю небольшой, но помпезный дворец. Окрас фасада чередуется кроваво-алым и оранжевым. Главный вход увенчан серебряными фигурками льва, на лбу которых красуется бронзовый ободок с золотыми вставками. Двустворчатые массивные двери из дерева ведут в просторный атриум. Прямоугольный внутренний водоём заполняет дождевая вода. Заходящий через отверстие в потолке ветер содействует плавной ряби на её поверхности, окатывая волнами глиняный горшок с пушистой глицинией. Маленький «бассейн» окружают четыре колонны из розового мрамора. Стенные росписи изображают полунагих женщин, бородатых мужчин с безумными лицами, мохнатого льва, странных нечеловеческих или волшебных действ. Много рассмотреть не удаётся – смеркается, а парочка канделябров едва озаряют фрески.

На свет выходит мужчина. Он зажигает покойные свечи, садится на небесно-голубой диван с серебристыми переливающимися, как морская гладь, узорами. Его богатый костюм представляет облегающие штаны-чулки с плоскими подошвами (одна нога с чередой чёрных и красных полосок, а вторая полностью красного цвета), верхом одежды служит горчичная туго подпоясанная куртка с длинными рукавами. На голове – чепчик с пышным белым пером. Короткие волнистые волосы цвета незрелой кукурузы и борода только-только причёсаны.

Входит ещё один мужчина: он несёт поднос с замысловатым кувшином из раковины моллюска, украшенный драгоценными камнями, содержимое в нём никак иначе как вино. Молодой человек ставит на крохотный столик два кувшинчика из горного хрусталя, наполняет ёмкости рубиновой жидкостью. Когда он поднимается, лицо его озаряется закатными лучами солнца. Негоциант. А расфуфыренный, видно, Гайюс Креон.

– Покорнейше благодарю, – отточенным голосом говорит он. – Останься со мной, Амплий, – он произносит имя лучшего друга так сладко, что у его розовых губ, как по команде, должен собраться рой изголодавшихся пчёл.

– Конечно.

Оба реагируют на медленные шаркающие шаги, неотрывно глядя в темноту.

– Рад приветствовать, – Гайюс поднимается, выказывая уважение Касьяну.

Тот кажется отдохнувшим или просто переполнен от счастья, ведь недалеко от него тот, кого он искал всю жизнь. Он почтенно склоняет голову с игривой улыбкой.

– Вы уже знаете обо мне то, чего не нужно, Касьян. Приступим к делу без особых формальностей. Я предлагаю хлебнуть красного вина.

– Смею отказаться. Здоровье не хочу поганить.

– Да? Глоток сильно навредит вам?

Касьян задерживает на собеседнике хмурый взгляд.

– Нет. Я не пью. Совсем.

– Ты обещал быстро, без навязчивости, – шепчет Амплий на ухо меценату.

Он коротко кивает и приглашает Касьяна сесть напротив. Доставив удобства гостю, Гайюс снова принимает удобную позу на богатом диване – скрещенные ноги. Амплий сидит рядом. Он переоделся во что-то похожее, как у его товарища, но только чёрного цвета, только головного убора нет. Кудрявые волосы ещё больше взъерошены, как будто он спешил. Воротник его плаща завёрнут, на оголенном лице проплешинами выступает щетина.

Друзья выглядят так, будто они изверги и перед ними сидит стушевавшийся голодный пёс. Их можно понять – Касьян раскрыл великую тайну, допытывал их сторонника. Старик держится, не подавая вида, что его задевает лицемерие.

– Вы практикуете магию, – говорит он, размахивая кистями рук, словно объясняя замысловатый материал. – Я скитался по миру в поисках магии камней двадцать восемь лет. Но оказалось, что она была прямо у меня под носом, в родной Италии. Хранителей найти не так уж просто, особенно тех, кто ступил на запретный путь. Если вы занимаетесь подобным, уверен, замечали, что происходит с нашей драгоценной планетой. Она рушится, меценат Креон. Ответственность полностью на мне. Чудовища съедают каждое явление природы. Вы обязаны мне помочь. Если Землю захватят чудовища, все ваши труды, музеи и здания рухнут, как карточный домик.

– Вы виновны в этом? – встревает Амплий.

– Алойз, мой друг. Я успел остановить его, но не успел предотвратить нашествие фаугов.

– Мёртв значит. Вам известно, как он это сделал? – спрашивает Креон.

– В совершенстве. Записи экспериментов в наличии, в моей лаборатории. Я поделюсь ими с вами.

– Я изучу их. Возможно, окажу содействие. Но что грандиозного я совершу? Я ссылаюсь на магию камней, их свойства и воздействие. Нет никаких метающих волн и взрывов.

– Мы это создадим. Как создал изменник. Того неопытного парнишку казнили не так ли? – удовлетворённо заключает Касьян.

– Сговор с местным, создание неземного. Его повесили, да. Хранители всё гадали, когда проявится смертельная магия, потратили все свои силы на поиски. Тоже под носом, тоже в родной Италии.

– Фауги разрослись, как паразиты, шествуя по всему миру. Учёные составляют трактаты о скором конце света. Разве вам не было об этом известно?

– Мы не воспринимали это всерьёз, – с долей сожаления произносит Гайюс. – Подозревали, но были уверены, что они не добрались бы до такой глобальности.

– Глаза у хранителей были намылены верой в лучшее. И вы-то называете себя хранителями жизни, природы и Земли!

– Не дерзи, негодник. – Негоциант подскакивает с места и ставит руки на пояс.

– Уймись, Амплий. – Гайюс машет рукой, вынуждая его сесть обратно. Тот недолго медлит и оседает, возмущённо бурча себе что-то под нос. – Он абсолютно прав.

– Почему вы, меценат, практикуете магию камней после казни одного из вас за такое же занятие?

Он глубоко усмехается.

– В детстве родители поручали мне читать множество книг о магии. Настал момент, когда я вычитал каждую страничку, хотелось большего, хотелось недозволенного. С моим любопытством и рвением я нашёл частную библиотеку с редким изданием учебных материалов о другой магии. Опасной. По правде, она помогла мне заработать денег, творить добрые и скверные дела. Но я всегда бдителен. Для этого в моей жизни есть Амплий. Он сторож моей тёмной стороны, соблазна над великой силой и захватом власти. – Видимо, Гайюс снял полуоткрытую маску: все его сделки ведомы Касьяну.

– Занятная история. Так значит, вы живёте с этим и вас до сих пор не повесили?

– Такого не будет. Я осторожен. К тому же давно не принадлежу ни одному клану.

– Каково ваше решение, Гайюс Креон? Никаких волн и взрывов?

– Такая магия тесно связана с природой. Сильное творение природы может убить слабое творение. Уверен, вы знаете это утверждение.

– Итальянский учёный так и писал. Я в это верю.

– Я тоже верую в его теорию. Мои музеи, библиотеки, мастерские, мой замок в Неаполе, амфитеатр в Венеции и, конечно же, мраморная скульптура в Милане не могут исчезнуть, – иронично истолковывает Гайюс. – Меценат Креон будет жить в сердцах покровителей искусства. Да начнётся сотрудничество.

Сцена сменяется другой. Кабинет Гайюса. Длительные изучения записей Касьяна. Эти двое выпивают виноградное вино на каждом «кадре». «Нет. Я не пью. Совсем». Они стали близки, как друзья, даже больше – как братья. Полное доверие выходит из берегов – они знают друг друга до каждой косточки в теле. Дальше следуют их изменения в речи, внешности, одежде – проходит больше года. Касьян старше мецената лет на тридцать, но оба наравне интеллектуальны.

– Ониксовый меч с мощной энергией, – задумчиво бубнит Гайюс, рассматривая рисунок. – И как это пришло тебе в голову?!

– Двадцать восемь лет, – улыбается Касьян, будто напоминает ему, какого числа родился. – У меня есть знакомый кузнец. Тебе остаётся создать сильное заклинание.

– На это уйдёт несколько месяцев. Нужно накопить силы, выбрать подходящий день, когда Земля будет наиболее спокойна, потому что я буду красть её великую мощь. Ещё предстоит разработать примеси других заклинаний, опробовать их, найти нужное и проявить.

– Я буду ждать, как и всегда, – усмехается Касьян. – Не бездействовать, конечно, но ожидать от тебя вестей. У меня в планах армия.

Гайюс хлопает Касьяна по спине, и они начинают заливаться смехом.

Темнота. Кузница. Посреди кузницы стоит взрослый крупный мужик с широкими плечами и массивными ногами. Великан, одним словом.

– Я не глупец, и не буду заниматься этим абсурдом, – кричит он на двух друзей. – Меня казнят за такие проделки. Выметайтесь.

– Ладно, – спокойно возглашает меценат. – Не сто, а триста лир.

Кузнец выпучивает глаза от шока. Это около двадцати тысяч долларов!

– Я согласен, – бешеный голос приобретает твёрдость.

Когда перед тобой такие цены, можно согласиться на что угодно, особенно, если ты всю жизнь куёшь металл, зарабатывая в основном грубые мозоли.

Касьян и Гайюс радостно обнимаются. Они не мелочатся, не задерживаются и отстраняются. Решимость. Значит, друзья готовы создать мечи сейчас.

– Если нам снова что-то понадобится, ты это сделаешь. Деньги немалые, – напоминает Креон.

Кузнец кивает и приступает к созданию шедевра. Его движения резки и импульсивны, искры разлетаются по всей кузнице. Глаза Касьяна искрятся от слёз. Гайюс задумчиво смотрит на него, во взгляде просачивается печаль. О чем думает меценат? И какие изобретения придумывает Касьян? Сегодняшняя ситуация в сферах – следствие их действий и открытий.

Гайюс отходит за стену, дальше от кузнеца, достаёт из кожаной сумки горшок и окунает в него десять пальцев. Они покрываются жидкой чёрной присыпкой, видимо, ониксовая стружка с какими-то ядами и эликсирами. Губы двигаются, шепча заклинание. Мешанина проникает под кожу хранителя, ладони чернеют, темнота расходится по телу, покрывая шею тёмными узорами. Проходит целая вечность, прежде чем кузнец вручает мечи собратьям. Кожа Гайюса всё такая же живая, без колдовских линий, только веки его слабо опускаются. Шаг – и он упадёт в обморок.

– Оникс есть в металле и на рукояти. Надеюсь, вам это поможет, – проговаривает мастер.

– Молчание – ещё одно условие, – произносит Касьян. – Скоро тебе привезут ящики. Не беги из страны, мы найдём тебя в любой дыре.

– И в планах не было, – с возмущением шипит создатель оружия.

Он склоняется. Если бы он ещё немного нагнулся, мог бы коснуться макушкой пола.

Приятели поспешно выбегают из жаркого помещения. Мечи, всё ещё тёплые, завёрнуты в плотную бумагу. Свой Касьян держит, как бесценное сокровище, которое будто вот-вот рассыплется и простынет след его двадцативосьмилетней мечты. Гайюс сдержанно шагает, опустив меч вдоль туловища. Товарищи усаживаются на лошадей, они недовольно фыркают, но под стук хозяйских пяток об их бока, начинают нерадиво передвигать копытами. Касьян скачет на лошади цвета молочного шоколада с пушистой смоляной гривой и хвостом. Теперь он крепче сжимает оружие, потому что одна рука управляет поводьями. Точно так же справляется Гайюс. Он горделиво восседает на огненной лошади с рыжими остриженными волосами. Мужчины глядят друг на друга, когда на всех скоростях пересекают поле, сплошь усеянное цветками лиловой лаванды. Что-то мне подсказывает, что их счастье подлинно, а печальные глаза молвят о мученическом конце. Пробег под закатным небом будет отличным воспоминанием, живущим лишь в их голове. Воспоминанием, не предназначенным для посторонних. Увы, эту историю вижу я. Размытая пелена застилает обзор, и я смотрю только на удаляющиеся пятна.

Друзья входят во дворец, преодолевают тёмный атриум, поднимаются по крутым и высоким ступенькам. Здесь всего два этажа, на верхнем обосновался меценат. Его спальня и кабинет находятся друг напротив друга. Двери приоткрыты для проветривания, но Гайюс всё равно их захлопывает.

– Устал я, – говорит он, оттягивая воротник, обшитый золотым узором, и плюхается в кресло.

– Отчего же? – непринуждённо спрашивает его Касьян.

– Жизни не хочу. Никакой. Я теряю всяк смысл в существовании.

– За годы поисков и испытаний я познал истину людей, природы, всего мироздания. И, признаюсь, меня убивало это знание. Казалось, будто я проник в секретный сундук богатенького дворянина, отсиживаюсь, жду, когда уж изловят. Но никто не приходил. Нет сущего создателя, и он не накажет меня за любопытный пятак. Я волочу бремя познания по сей день. Шестьдесят восемь лет не прошли даром. Я наделю мир счастьем, внесу крупицу и не стану бесследной птицей, как порицала любимая матушка. Верь в лучшее. Быть может, у тебя будут наследники твоих музеев, дворцов, статуй и прочего, – он усмехается.

– Конечно, будут, – горько улыбается Креон. – Они подарят мне внуков, а те правнуков… Обнадёживающие грёзы. Ненавижу их, ты же знаешь. Я не переживу ритуал.

– Тебя будут чтить за большее – за спасение мира, как то и предначертано хранителям природы.

– Почитать будет народ, наша армия, а хранители возненавидят.

– Где твоя семья, дружище? Ты никогда о ней не рассказывал. – Касьян садится за рабочий стол, на коленях сцепляя пальцы в замок.

– Мать заболела чумой, умерла десять лет назад, а отец отрёкся, когда узнал, что его сын стал выродком, – без промедлений рассказывает меценат. – Он нашёл у меня книгу «Камни. Границы», больше не возвращался, не писал писем.

– Судьба отобрала у тебя всё, что осталось.

– Она безжалостно обошлась и с тобой.

– Я не жалею, что так обернулась моя жизнь. Я бы до скончания торговал тканями, не добравшись до истины.

Меценат неожиданно захохотал, откинувшись на спинку кресла.

– Что такое?

– Ох, Касьян. Я столько хочу испытать. Хочу таких забавных путешествий, как у тебя. Мечтаю завести ребёнка, тоже как ты. Завидую я.

– Кстати об этом. Объяснись перед Амплием, согрей душу его. Он жаждет заботы и любви.

– Мы знатно повздорили. Единственное, чего он жаждет – это моей кончины.

– Враньё. Он привлекает твоё внимание. Знаешь же его горячность.

– Я боюсь оставлять его одного, – шёпотом произносит Гайюс, уставившись в пейзаж лавандовых полей за окном. – Горевать будет.

Касьян подходит к другу, вынуждая его подняться. Они крепко обнимаются.

– Извиняюсь за приобретённую чёрствость, – говорит Касьян, похлопывая Креона по спине. – Ему требуется горе, чтобы жить дальше. Примирится.

Хранитель заглядывает в обвисшие глаза собеседника. Нет там сожаления о содеянном. Гайюс хочет сбежать, бросить затею спасти людей. Но он ни за что не поступит бесчестно со своим лучшим другом, не даст рухнуть Земле ради любви к мужчине. Эгоистично.

– Да…

Мужчины завтракают тушёным мясом в соусе, овощным салатом, и иногда потягивают вино.

– Не нужно тебе дёргать ниточки, – сообщает меценат сразу после окончания трапезы.

– Но…

– Тсс. Я хранитель природы. Я постараюсь… Точнее, уверен, что смогу найти природное явление. У меня не было должного обучения истинного хранителя. Один мухлёж, деньги и… Деньги! Завтра после рассвета отыщу помехи поблизости, отправимся галопом.

Минует день. Рассветное солнце подпекает зеленеющую травку, лёгкий ветер качает ветки мохнатых деревьев, подталкивает течение пышных облаков, колышет седые волосы Касьяна и встряхивает курчавую бородку Гайюса. За пазухой каждого прикреплён оголённый меч. Он в точности такой же, как у Грэма.

– Что ты почувствовал?

– Свободу.

Оба остановились выпить воды посреди леса.

– Что это ещё значит? – интересуется Касьян.

– Я никогда этого не делал. У хранителей настолько сильная связь с природой! Естественная магия вынула меня из задворок, сбросила пинком каменные оковы. Я звал в темноте, а потом увидел свет. Мысленно помчался к нему. Очутился среди хвойной рощи, журчащих ручейков с кристально чистой водой, поющими синицами. Меня обдувал свежий, как долгожданный глоток воды, воздух. Почва покачивалась, как корабль в океане. Природа услышала меня, дала приветливую аудиенцию, а затем направила. Я оказался в бедном городке. В небе были страшные тучи. Надвигается буря на севере. Туда мы и держим путь.

Единомышленники сидят на парапете кровли чьего-то домика, который достигает всего лишь двух метров в высоту. Забраться туда не доставило труда даже Касьяну. Он смотрит на приближающиеся вихри, а Гайюс хмуро постукивает по черепице.

– Спаси меня, родненькая планета, – шепчет Креон.

Люди в спешке сбежали из домашних очагов. По улице испуганно бегают собаки, кошки несутся прочь.

– А вдруг свершится чудо? – кричит девушка, выбежав из своего дома с одним только попугаем в руках.

– Я в это не поверю, – ворчит её двойник – мама. – Не сойдёт беда. Собирайся и беги. Я догоню.

Сердце кольнуло. Я вздыхаю. Не смерть, пожалуйста. Я не желаю чувствовать её запах, видеть уход сотен.

Реальность! Я смыкаю глаза, но видение не уходит.

Первый фауг не торопясь кружит на территории с ветром средней скорости. Он опускается вниз, пролетая над травой, съедая часть природного явления, и шторм немного утихает. Мать девушки в испуге оглядывается. Гайюс соскакивает с крыши, толкает её в плечо и приказывает уносить ноги. Половина его лица спрятана под чёрным платком. Без свидетелей.

Касьян, несмотря на старость, спрыгивает и мчится к фаугу. Я знаю, что это произойдёт, их план сработает. Касьян рассекает дымчатое облако и он, как пар, растворяется в воздухе. Позади него Гайюс сокрушает ещё двух фаугов.

Они переглядываются и пускаются бежать от бури. В это же мгновение она затихает, свист пропадает, мусор медленно спускается с небес. Фауги сохранили население, спасли их уничтожителей.

– Чудовища обитают повсюду, Гайюс. Даже вне нашей планеты. Они плодятся, как блохи. И их надобно остановить.

– Пожертвовать придётся многим.

Глава 7

– Гранатовый сок, – говорю я девушке, и она через мгновение подаёт заказ в хрустальной чашке.

Я довольно улыбаюсь, сажусь за столик и быстренько выпиваю холодный напиток. Какое счастье, что сфера припасла несколько ёмкостей красной жидкости. Теперь я буду чаще приходить в трапезную, доставлять себе удовольствие воспоминаниями. В своё единственное свободное время бабушка готовила нам сок из тяжёлых гранатов, превышающих по размерам мою ладонь. Тогда солнце вовсю пекло, нагревая железные загородки клумб, которые бабушка засаживала розами. Ухватив со стола полулитровую бутылку сока, я перелазила через надоедливые раскалённые железки, опускалась между колючими лозами, – туда, где было больше места, – и принималась потягивать воображаемое вино.

– Ты бы ещё в огороде с тыквами разлеглась, – насмехаясь, ворчала бабушка.

– У нас его нет, – отвечала семилетняя я.

Соседи считали меня странной, порой жестокой. В одиннадцать лет я ударила своего ровесника за то, что обнаружила его блондинистую макушку у своего окна. А ведь тогда у меня начинала расти грудь, и я не носила бюстгальтер. Соответственно, я переодевалась, заметила мальчика, накинула майку и пустилась в бега. Когда он стал жертвой моей подножки, я обломала ветку сливы и полоснула ею по щеке хулигана, вознаграждая жирной кровавой царапиной. До сих пор помню слова бабушки после беседы с его мамой: «Что за гены».

Я отправляюсь в свою комнату. В мои планы входит тренировка или хотя бы небольшая разминка. Я так устала, два раза преодолев восемь этажей: сначала подъём, а потом спуск. Когда желудок взывает к кусочку жареного мяса, я жалобно вздыхаю. Ни за что не буду есть, если потом сразу же придётся сжечь все калории и проголодаться посреди ночи!

Я близка к своей спальне, но меня окликают быстрые лёгкие шажки. Я разворачиваюсь и иду на шум. Как я его услышала?! На дыбы встаёт чёрный кот с блестящей гладкой шерстью. Он оголяет острые клыки, шипит и медленно отступает. Пара янтарей поблёскивает в мрачном коридоре, освещённом несколькими факелами, на углу которого будто всегда поджидает опасность. Я призываю гладкошёрстного обычным кошачьим жестом. Этот звук его только пугает: он издаёт продолжительное рычание.

– Думаешь, я буду ловить тебя? – где-то вдалеке слышится голос Грэма.

Я было подумала, что он говорит со мной, но его взгляд направлен только на кота. Грэм хватает его на руки, осторожно поглаживает пушистый подбородок. Кот становится ласковым, шумно мурлычет и щурится.

– Он ваш? – любопытствую я и подхожу к Грэму.

Он вскидывает брови, завидев меня, и поправляет питомца, чтобы тому было удобно.

– Да.

Коши выпрямляется и стремительно уходит. Я торопливо догоняю его, и он останавливается.

– Он голоден и умрёт, если я не покормлю его, Милдред. Займись библиотекой.

Выжженные в памяти лица итальянцев дружно, как надгробные портреты, встают перед глазами. Я обнаруживаю за собой дрожь, щипаю локоть и прихожу в себя. Их история постепенно становится моей. Одно дело – читать, другое – видеть, обонять, слышать. Я точно проживаю их жизнь. Хранитель и человек стучатся ко мне, умоляют закончить том, дойти до конца. До их конца.

– Мне нужен перерыв. Обязательно, – тембром я даю понять, насколько сильно на меня влияют визиты в прошлое.

– Приступишь завтра. Я займусь котом. Потом мы идём на тренировку.

Я продолжаю следовать за учителем, он сжимает кота крепче и нервно сопит носом. Животное, будто примиряя хозяина, мурлычет громче.

Грэм отпускает питомца, и он шустро запрыгивает на кровать, испуганно закручиваясь в комок. Его выразительные глаза широко открыты и устремлены на меня.

– И снова на подушку, – шёпотом возмущается Коши.

Я подхожу ближе, садиться не решаюсь. Не лучший способ познакомиться – кот расценит это как угрозу. Для них человеческая постель, как их собственная лежанка.

– Всё равно милый, каким бы устрашающим ты ни пытался казаться, – говорю я. – Как его зовут?

– Это так важно? – Грэм оборачивается ко мне через плечо, и его ноздри раздуваются. – Тебе стоит позаботиться о том, чтобы ты не нахваталась врагов, знала историю, структуру сферы Чёрного Оникса и не испортила себе репутацию. Твоих способностей недостаточно, чтобы даже с человеком тягаться.

Покровитель вылетает в коридор, громко стукая сапогами. Я следую за ним.

– Разве? – В левое плечо меня толкает обида, а уже в правое – негодование. – Здесь и сейчас не убьют, потому что рядом вы! Не будем забывать о том, что в сферах критическая ситуация, фауги множатся и крепнут. Прикончат меня – будет только хуже.

– Не возвышай себя только по этой причине.

Я резко прекращаю какое-либо движение. В горле зарождается треклятый ком злости. Секунда за секундой уходят в никуда, приводя в действие появившееся внутри меня взрывчатое устройство.

Грэм останавливается и сосредотачивает на мне полный решимости взгляд. Смотрит свысока.

– Хватит! – мой голос раздаётся эхом. – Это кто ещё возносит себя? Я не так плоха в обучении. Вам лишь бы отчитать меня. Нравиться помыкать? Приказывать? Издеваться? Уж извините, я для такого не гожусь. – Я становлюсь вплотную к Коши и почти плюю ему слова в лицо: – У вас ненормальное виденье, если вы считаете меня такой никчёмной. Думаю, вы хотите меня такой видеть. Чтобы я осталась там. – Я указываю пальцем в пол. – Внизу.

– Легче стало?

Его глаза выражают одно мерзкое самодовольство. Я здорово вскипаю, но, отсчитав до десяти, шумно выдыхаю и унимаюсь. Не до конца конечно, но выбросить Грэма за перила по-прежнему хочется.

– Теперь мне можно выпускать на вас в пар в тяжёлые дни? Большое спасибо.

– Тогда будем делать это взаимно. Жду тебя в тренировочной.

Коши переносится. В его случае сбросить напряжение означает по максимуму оторваться на мне, используя все приобретённые навыки. Навыки опытного и, по рассказам Вермандо, одного из лучших покровителей во всех трёх сферах. Хлопком он умертвит меня, как надоедливого жужжащего комарика.

В комнате перед зеркалом я надеваю облегающую безрукавку медвежьего цвета. Натягиваю шорты с кожаными завязками по бокам (только бы они не развязались), и широкие короткие сапоги. О боги, как же я хочу пройтись по магазинам, прикупить мужскую футболку до колен и почувствовать ту земную свободу.

Идти и биться с Грэмом – рискованно. По пути я успеваю сто раз передумать, но продолжаю передвигать ногами. Запахи вокруг обостряются – жженые свечи, натуральная кожа, старая бумага. Тепло, которое часто мучило меня во время сна, становится горящим пламенем, мучительно сжигает изнутри, оставляя росинки пота на лице. Я вспоминаю всё, что наговорила учителю, как оскорбила его и насколько он был в гневе, что решил его сдержать. Конечно, ему лучше было уйти, успокоиться в уединённом месте, а оставшийся гнев испустить на меня – причину его настроения. Мне стоило послушать его, когда он говорил о сторонниках, о том, что я должна сосредоточиться на обучении. Мне стоило его послушать. Но я не хочу, не могу существовать здесь, обучаясь круглые сутки. Я восемнадцать лет прожила на Земле как человек, и привыкнуть к образу жизни, какой ведёт Грэм, попросту не в состоянии.

Кто-то хлопает меня по плечу, встряхивает и поворачивает к себе.

– Выглядишь ужасно, – говорит Алисия. – Вспотела, покраснела… Плетёшься, как черепаха. Ты что навстречу смерти с такой миной идёшь?

Я вырываюсь из её жёсткой хватки, сталкиваюсь лопатками с холодной стеной. Шершавая поверхность царапает кожу.

Алисия непоколебимо наблюдает за мной и скрещивает руки на груди. Она брезгливо ухмыляется, а затем тыкает в меня ножнами.

– Ты мне нравишься, – выпаливает она. – С тобой можно поиграться.

– Знаешь… – я набираю полные воздуха лёгкие и выдыхаю.

Почти бессонные ночи, плохие приёмы пищи, раны, тренировки, ходьба по лестницам, нервотрёпка от моих ненавистников, видения из прошлого – всё это вымотало меня. Я бы скатилась на пол, закрыла веки и отдохнула. Явно это произойдёт не сейчас и не в присутствии Алисии.

– Да ты ответишь хоть что-то? Я с кем говорю? Или так и будешь стоять передо мной убитая? Да ты же сейчас на колени рухнешь.

Она медленно аплодирует и начинает хохотать, как старая ведьма.

Я крепко сжимаю кулак. Ударить Алисию не выйдет – со сломанной рукой я приобрету статус негодной. Взрывной волной на меня накатывает отвращение к Алисии: я ненавижу её высокомерное лицо, острый язык, поганый характер, жалкое существование, ненавижу Грэма, потому что из-за него я страдаю от нападок чёрной крысы. Алисия никогда не остановится, такие люди будут подлыми до конца своих дней, и даже перед смертью они не попросят о пощаде и не обронят извинение. Я с размаху изо всех сил разбиваю хрупкую бетонную стену справа от меня. Ранее она была разрисована печатью сферы Чёрного Оникса, но теперь она разрушена и её куски валяются на ониксовом полу.