Отделаюсь вывихом костяшки, либо царапинами и временной пульсирующей болью. Толщина бетона не превышала и двух сантиметров. Я никак не ожидала, что она осыплется.

– Что ты натворила? – вопрошает девушка. – Тебе не поздоровится.

Алисия исчезает так резко, будто она в бегах от самой смерти. Мои ноги дрожат, точно сейчас сломаются под весом тела. А дыхание звучит громко и прерывисто, заполняя каждый уголок этого коридора.

Грэм давно ждёт меня. Не исключено, что он будет бранить меня из-за опоздания.

Я врываюсь в зал, двери громко бахают, ударяясь о стены. Переусердствовала.

– Начнём, – объявляю я и хлопаю по мечу на поясе.

– Во что ты ввязалась? – спокойно спрашивает учитель, осматривая меня, как экспонат.

Он опять отчитает меня, выставит виноватой, я стану слабее и бесполезнее. Ах, как же я забыла, что без конца сую нос не в своё дело вместо тренировок и чтения. Не будь я в безвыходной ситуации, никогда не пожаловалась бы.

– Во что я ввязалась? Почему Алисия Бодо приходит ко мне?

Покровитель сощуривает глаза, напрягается и близко ко мне подходит, будто нас могут услышать посторонние.

– Что она сделала?

– Здорово потрепала мне нервы.

– Она тебя тронула?

– И всё из-за Грэма! Она помешанная, нездоровая.

Я хватаюсь за голову и шагаю туда-сюда. Сегодня кто-то заложил в меня дюжину взрывчаток и с улыбкой нажимает на кнопочки, наблюдая за моей реакцией, как за театральным представлением.

– Милдред, мне нужны объяснения. Без них я не смогу сдержать её.

– Вы собирались это устроить? – я оборачиваюсь и спрашиваю это таким голосом, словно насмехаюсь. – А как же ваша любовь, о которой она буквально кричит?

– Что она говорила – давно не так.

– Так и думала. Остановите её. Хотя бы временно. Дальше я предпочту сама разбираться с вашей любимицей.

Я думала, что Коши покоробит моё оскорбление, но он с хладнокровием принимает его.

– Я предупрежу её. Обещаю.

Нет! Я не собираюсь благодарить Грэма, это его обязанность: во-первых, защищать ученицу, во-вторых, от своего прошлого.

– Хорошо. Я планирую опробовать один приём.

– Не сегодня и не с твоей рукой.

– Пара царапин. К чему эта драма?

– Я уже не в духе выпускать на тебе пар. Идём.

В его комнате жарко, как в паровой бане или у меня просто поднялась температура. В одежде я чувствую себя ещё хуже. Если бы здесь не было Грэма, я бы разделась догола, легла на холодную постель и спала бы целый день.

Коши сыплет на руку лечебный порошок, а затем натирает ониксовой мазью. Я прикусываю язык и держу лицо.

– Костяшка среднего пальца посинела и распухла, – истолковывает он. – Указательная почти в целости, а вот безымянная и мизинец содраны в кровь.

Его взгляд внимательный, он бережно выполняет нужные действия, как будто одним лишним движением может сделать мне больно. Коши плотно забинтовывает мою руку, подвязывает ниточки и ещё некоторое время сосредоточенно смотрит на неё, не выпуская из своих ладоней. Поперёк брови Грэма я замечаю большой шрам от пореза. Я хочу спросить его об этом, но истории великого покровителя вряд ли предназначены для моих ушей.

– До меня дошёл слух, что я ваша первая ученица, – говорю я, чтобы он, наконец, перестал глазеть на свою медицинскую работу.

Он поднимает глаза, всё так же не отпуская мою ладонь. Я быстро одёргиваю её и улыбаюсь.

– Это правда.

– У вас отлично получается.

Я не жду услышать благодарностей, но самую глупую малость надеюсь. В любом случае ему бы не позволил посыльный, влетевший в спальню. Он выглядит весьма взволнованным и резко одёргивает кафтан из чёрной тафты.

– Цитирую, – надломленным голосом изрекает посыльный. – Иначе не сносить мне головы. «Милдред Хейз, величайший Владыка Флавиан Эбурн приказывает явиться в тронный зал», – он бегает глазами и решается продолжить. – Одной.

– Зачем? – повышаю голос я.

– Не знаю, честно, но Алисию мне тоже сказали оповестить. Владыка был в таком гневе.

Мы с Грэмом переглядываемся. Он сообщает взглядом: «Нужно действовать».

***

– Я иду с ней, – решает Грэм.

– Но…

– Не обговаривается.

Посыльный демонстрирует испуганную гримасу и убирается прочь, подстрекаемый чрезвычайным страхом.

Чем ближе мы к тронному залу, тем шибче бьётся моё сердце. Грэм не проронил ни слова с того самого момента, как мы вышли. Я хотела, чтобы мы перенеслись – так быстрее – но теперь я рада, что Коши этого не сделал. Отсрочить наказание или что там придумала верхушка, пойдёт мне на пользу.

Нет, конечно: я просто веду себя как трусливый ягнёнок. Но всё равно не прошу перенести нас на тридцать пятый этаж. Сколько ещё минут нам шагать по бесконечным лестницам, сколько ещё я буду натирать ладонь мраморными перилами? Я тихонько глотаю воздух.

– Успокоилась. Значит, можем скоротать время.

Грэм берёт кисть моей руки, каменным тоном предупреждая сомкнуть глаза.

Двое посыльных открывают перед нами высокую двустворчатую дверь с массивными ручками, декорированными фигурками мамонтов из лабрадорита. Поначалу нас встречает выступающее из стены изваяние на платформе. Оно изображает нагого покровителя с прожжённым животом, исполосованными ногами, с потёками оливково-чёрной крови. На его щеках – дорожки агатовых слёз. Невзирая на боль, статуя сжимает в руке меч, возвышая остриё к ониксовым сводам.

Грэм бережно трогает моё плечо, и я отрываюсь от созерцания отважного сокрушителя. Мы продвигаемся. Центральная лестница ответвляется на две тонкие, но очень крутые. Безусловно, они ведут к роскошному трону Владыки, золотая громоздкая кайма которого ведёт к потолочным канделябрам, имеющим такую же роскошь, как и седалище Флавиана. Он, собственно, усадил свой титанический зад на чёрный бархат: даже издалека заметен превосходный блеск дорогой ткани. Воротник и рукава его длинного плаща обрамлены серебряными узорами, талию утягивает золотой пояс.

Слева от трона, возвысив точёные и до ужаса похожие подбородки, стоит Алисия с черноволосой женщиной. Алисия – копия матери. От отца, который расположился с другой стороны, она унаследовала острый взгляд. Больше здесь никого нет, если не брать в счёт посыльных.

Они либо конкретные параноики, либо им грозит серьёзная опасность. В честь чего так много охраны? От кого? От меня? Или, может быть, от Грэма? Не исключено, что каждый второй хочет потрясти дерево и сбить высоко растущие спелые яблоки.

Алисия расправляет складки своего тёмно-синего платья, её тонкие ноги обтягивают чёрные кожаные колготы, острые носки сапог смирно направлены вперёд. Родители, однако, выглядят пышнее дочери. Все трое – за спиной самого властного покровителя в сфере. «Владыка носит на голове корону, в то время как его правая рука умело управляет им, разделяя позолоченный головной убор».

– Эй, девка, – окликает меня Владыка. – Почему он с тобой, а?!

Он машет ручищей на Грэма, не стесняясь осматривать его, как мусор. Слюна брызжет с его рта, как вода из поломанного фонтана.

– Ваше владычество, он мой наставник и сопроводитель, – оповещаю я самым покорным, каким только возможно, голосом.

– Ах, так?! – Флавиан смеётся, вытаращивается на своих высших подданных, и они следуют его образцу.

Смех Алисии я слышу впервые, и он тошнотворнее звука туалетного смыва.

– Ты кем себя возомнила? – выкрикивает мать. – Ты терроризировала мою дочь, хотела обвинить её в разрушенном священном символе. Каждая печать не должна быть тронута и пальцем. А ты что учинила, погань? Где это произошло, дочка?

– Скажу так: седьмой Владыка сферы Чёрного Оникса самолично расписывал стену. Милдред специально разбила наше знамение, чтобы подставить меня. – Глаза Алисии становятся взволнованными. – Выяснив… о нашем прошлом с её учителем, она заревновала, что я вернусь к нему, обещала расправу, когда станет покровителем. Каждый раз, когда мы встречались, Милдред находила минутку, чтобы оскорбить меня. А сегодня… она поставила меня в пример разрухе – это моя участь, когда она возвеличится. Весь этот погром она собиралась свалить на меня. За столько времени Хейз достаточно освоилась, чтобы узнать о наших обычаях. Не сомневаюсь, она знала, куда бьёт и с кем разговаривает. Девочку поддерживают, поэтому она высокомерна.

Я теряю дар речи: она убедила их своей красноречивостью. Я не осмеливаюсь смотреть на Грэма. Откуда ему знать меня настоящую? Но доверия к Алисии у него тоже нет, уж это очевидно. Девушка нервно моргает, бросая незаметный взгляд на того, кого любит.

– Это ужасно, – мурлычет Владыка, а затем берёт под ногами бутылку с вином и принимается жадно высасывать напиток.

Отец и мать переглядываются и едва приметно кивают друг другу. Флавиан выпил, значит, можно надеть позолоченный головной убор.

– Её нужно убить. – Владыка громко икает и без стеснения выпускает кошмарную отрыжку.

Правая рука всем составом никак не реагирует.

– Этого не произойдёт, – объявляет Коши, умело контролируя низкий баритон.

– Почему его ещё никто не вытурил? – Владыка косо всматривается в своих посыльных – они возбуждённо пересматриваются и покаянно опускают головы.

– Никому не хочется участвовать в схватке, не подняв меч выше пояса, – так же спокойно говорит Грэм.

Я избегаю даже боковым зрением наблюдать за ним. Куда угодно: на барельефные потолки, встревоженное пламя свечей, вытянутые стрельчатые окна, но не Коши в лицо. Пускай ничего позорного в его отношении я не делала, не допускала непристойных мыслей, мне стыдно. Он вполне мог поверить в россказни Алисии, потому что я тоже недостаточно хорошо его знаю.

– Сегодня я разбираюсь не с тобой. Сойди на второй план. И это… мой прика-с-с. – Владыка жестикулирует рукой в воздухе, больше не находя слов в своём пустом пропитом черепке, и Грэм без колебаний отходит.

– Что прикажете делать? – задаёт вопрос отец, мерзко лыбясь.

Сознаюсь, я вздрагиваю от его неотрывного взгляда, заточенного как клинок: мужчина не мигает, а ухмылка тянется до самых ушей.

– Нам требуется определённый срок, не так ли? – предлагает Владыка. – Разобраться с ситуа-а-ацией.

– Зачем нам время? Ясно же, кто неправ, – настаивает младшая Бодо.

– Время, чтобы вынести ей наказание. А над таким надо хорош-о-о пораскинуть умом.

– Конечно, – мягким лицедейским голосом отвечает мама девушки. – Выметайтесь.

Учитель без шума открывает дверь, пиная её носком сапога, тем самым он облегчает работу посыльных. Я вылетаю, пока она не захлопнулась.

– Они играют с огнём, – злится он.

– Меня будут пытать? – предполагаю я.

– Ожидай чего угодно. Зачастую людей лишают того, что им было дорого.

– Нет… Они на это не пойдут. Мы обязаны что-то сделать, решить эту проблему. Выставить… Алисию виноватой.

– У меня есть идея. Организуем небольшое представление. Например, драка на виду у всех.

– Я должна с ней драться?! Одуматься не успею, как она меня по стене размажет. Сумасшествие, да это самоубийство!

– Я вовремя приду.

Как по мановению волшебной палочки я отключаюсь: неимоверно устала и зверски проголодалась. Идти в трапезную долго и тяжело: такой роскоши, как перемещаться из одного места в другое, у меня, к несчастью, нет.

Наутро я просыпаюсь с бесконечными мыслями о кончине, последнем вдохе, недавней съеденной вкусности. Сегодня я могу погибнуть, так и не начав свой путь. Я стою перед зеркалом, смотрю себе в глаза и мысленно твержу успокоиться. Грэм сидит в кресле из чёрной кожи, закинув ногу на ногу, пальцами он потирает ощетинившийся за ночь подбородок.

– Она всегда тренируется ранним утром, – оповестил Коши перед сном. – Я освежил свои связи, и завтра там соберётся много покровителей.

Каждый второй в сфере станет обсуждать унижение Милдред Хейз бывшей любимой её прославленного учителя. Алисия только этого и жаждет.

– Мне страшно, – бесшумно признаюсь я.

Грэм отрывается от глубоких раздумий.

– Это несерьёзно. Бойся худшего.

– Ничего грандиознее в моей жизни не случалось. Разве что бабушку в школу вызывали за очередной шлепок по лицу.

– Привыкнешь, – просто кидает покровитель и выходит из комнаты.

В тренировочной оказывается пусто и тихо. И пускай покровители не спят вовсе, зал будто вместе с ними отсыпался.

Я открываю дверь и стою так некоторое время. Могильная тишина вынуждает мозг создать противный гул в ушах.

Где-то далеко слышатся громкие шаги и разительный женский смех – идут. Сердце подпрыгивает, и я отхожу от входа ближе к гардеробу.

– Ничего такого, – голос Яфы выражает восторг.

Она проходит первая, как неглупый глава стаи со своими глупыми волчатами, и когда видит меня, сощуривается. Её друзья становится позади неё. Они переглядываются, а затем кучкой продвигаются в центр.

– Ты одна практикуешься? – спрашивает Яфа, и закидывает длинные розовато-коричневые волосы за спину. Другая сторона неестественных ржавых прядей рассыпается у неё на груди.

– Пока что да, – стараюсь звучать уверенно.

– Не хочешь поучаствовать в бою?

Она не воплощение дружелюбия, но и не олицетворение злобы. Что-то нейтральное… Либо ей нет до меня дела. Совсем.

– Она физически неспособна противоборствовать нам, – возглашает друг Яфы, угадав содержание нашего диалога.

– Мы вполне можем сражаться не силой, а навыками.

– Успокой своё любопытство, Яфа. Рвёшься сразиться с новым человеком – дождись, когда она станет сокрушительной.

– Ладно. Не забудьте напомнить мне как-нибудь, – басовито отвечает девушка.

– Я с удовольствием одержу над тобой победу, – говорю я и стукаю по полу мечом.

Звук, как церковный колокол, эхом раздаётся по всему помещению. На него реагирует толпа, затихая.

– Мне нравится твой настрой, Милдред. Пожелаю успешного обучения и блестящего выпуска. Грэм, случаем, не изводит тебя тренировками?

Он постоянно ворчит, какой искалеченной я хожу на занятия. Иногда он может переусердствовать, и я устаю до изнеможения. На самом деле, я вижу в этом больше пользы, чем вреда. Просплюсь, наштукатурюсь ониксовой мазью, залеплю повреждения пластырем и наутро очнусь чистой, как новорождённая.

– Уверяю, всё в порядке.

В эту секунду в тренировочную входит мой желанный гость.

– О да, это я. Чего уставились? – Алисия закатывает глаза. – Продолжайте бездельничать вместо того, чтобы сокрушать.

Гурьба покровителей всё так же глазеет на неё с нескрываемым отвращением. Даже до меня дошёл запах тотального всплеска – яда и ненависти. Не удивлюсь, если каждый присутствующий здесь подвергся её жестокости, интригам и манипуляциям. Эдакая девочка, превозносящая себя над всем сущим из-за своей влиятельной семейки.

Покровительница быстро разминается. На ней утягивающие шорты и висячая чёрная майка, волосы заплетены в высокий хвост, который мне так и хочется раскромсать мечом, преобразовав в грязный песок.

– Поучаствуешь в бою? Знаю, обычно ты обходишь это стороной, но разве сегодня не особенный день? – Яфа наклоняется и подзывает Алисию, но та стоит на месте. Это не мешает огненноволосой перейти на шёпот. – Запугай её, покажи, что умеешь.

Две покровительницы многозначительно переглядываются и поворачиваются ко мне. Выражение лица Бодо становится злорадным, левый уголок губ судорожно приподнимается.

– Если обещаете, что будет жарко, поиграюсь с вами. А потом сотрите из головы этот день: мне такой позор ни к чему.

Яфа кивает, но её друзья недовольны изменением в их планах: слышится негромкий протяжной гул – народ яростно возмущается. Алисия устремляет на них строгий взгляд, и шум исчезает. Точно проклятая ведьма.

– Эй! – встреваю я и подхожу к покровителям. Сердце подскакивает от ужаса. Один вдох и меня затягивает в зыбучие пески: я готова наводить суету. – Не думай, что я зажмурюсь, как бездомный котёнок, Алисия. Если хочешь похвастаться умениями, то лично проведи мне урок. Драться – наравне.

– Уже успели погрызться?

– Что за разлад между ними?

– Как новенькая могла ввязнуть в неприятности с дочерью правой руки?

Голоса из толпы исходят прерывисто, их много. Одно обвинение за другим.

– Затихните, – как змея шипит Алисия.

– Её проблема – ревность к учителю Коши, – я обращаюсь к толпе. – Кто начал эту войну, так это Алисия Бодо. Я не знаю, что произошло между вами, но зачем втягивать меня в ваши дрязги? Ты жалкая. Подлая. Грубая. Безумная. Безвкусная. Отвратительная. Существо, которое заслужило статус особо ненавистного покровителя в сфере, пробудило во многих желание безжалостно убивать. Разве не так?

Публика безмолвна. Только слышатся шаркающие звуки, шумное сопение и вздохи.

– Молчат, потому что боятся. Поэтому и хотят твоей кончины. Кому как не мне озвучить мысли загнанных в угол покровителей?

– Я убью тебя. – Я не ждала честной битвы, хотя так жаждала её. – Я убью тебя! – рычит Алисия.

Толчком в плечо она ставит меня на колени. Боль пронзает не только ноги: я слышу, как внутри что-то с громким щелчком трескается. Такое повреждение можно починить – мою гордость она всего лишь задела. Бодо тыкает пальцем в мой лоб, и я пошатываюсь назад от её невероятной силы.

– Ты умрёшь за свои слова. Голоштанку запросто облапошить, нейтрализовать – ещё проще, – продолжает Алисия, а затем заливается смехом, прерывисто аплодируя собственному представлению.

Представлению, устроенному по моей воле.

– Смелей, – шиплю я и сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу.

– Ты передо мной на коленях. Не отдавай приказы из ямы – я и только я смогу подать тебя руку. Как знаешь, я не сама душка и без колебаний пну землю тебя в лицо.

Алисия обхватывает руками мою шею и, повисая надо мной как голодный волк, некрепко сдавливает её. Стерва не хочет скорей прикончить меня, она хочет, чтобы я мучилась, жадно хватала воздух и надеялась на спасение. Она даёт понять: здесь целая толпа, никто не окажет помощь, а она без сожалений, подобно кровожадному вампиру, будет высасывать из меня жизнь.

Глава 8

Воздух выходит из меня с каждой секундой. Как будто десяток озлобленных грабителей выбивают из лёгких последние глоточки жизни. Время кажется тягучей вечностью. Я прилагаю все усилия, всевозможно сопротивляюсь: бью Алисию по рукам, бултыхаю ногами, как утопающий, обязательно нуждающийся в спасении. Покровители замерли, взор застелила пелена, поэтому я не в состоянии рассмотреть их физиономии – вдруг они равнодушно смеются и ждут трагического окончания кошмарной пьесы. Я озираюсь по сторонам… И пустота.

– Не убивай её, – взволнованно просит Яфы.

Да кто тебя услышит?..

Это точно не конец. Не такой. Из меня уходит жизнь, я чувствую, как натянутая струна вот-вот оборвётся, отвратительно тренькнув.

– Лис! – выкрикивает её мать. Нападающая смягчает хватку.

– Мама, я всё объясню. Моей вины в этом нет, – с небывалой твердостью уверяет младшая Бодо.

Вдыхая грамм воздуха, моё тело инстинктивно вынуждает меня приподняться и громко закашляться. Я ощущаю прикосновение мягких пальцев Грэма на моих плечах. Покинутая надежда возвращается и врезается в меня с неимоверной скоростью. За его спиной я замечаю Владыку, черноволосую женщину и её крупного мужчину. Справа от них отрешённо мнутся посыльные.

– Ты как? – шёпотом спрашивает Коши.

– Нормально, – осипший и скребущий, как наждачная бумага, голос доказывает обратное.

Учитель помогает мне подняться с тёплого пола, и я смело принимаю его помощь.

– Она мерзавка! – рычит Владыка. – Схватить и убить! – приказывает он своим посыльным.

Я крепко сжимаю рукав учителя, давая ему понять, что ни в коем случае не отпущу его, если ко мне посмеют дотронуться.

– Алисия отрицает свою вину, – начинает Грэм, осторожно убирая мою руку, и отец жестом останавливает посыльных. – Я достаточно знаю Милдред, чтобы убеждать вас в её невиновности. Действия этой девушки были бы нелогичны. Не исключаю возможность словесной перепалки, зачинщиком которой очевидно является Алисия. Она собиралась убить человека, – неожиданно Коши издаёт звериный рык. – А это непростительно.

– Думаешь, мы будем верить твоим догадкам? – выпаливает отец.

– Можете, Генри.

Народ оборачивается к входу, заслышав тяжёлые шаги. Зейн подходит к Коши, от него приятно пахнет резким парфюмом, волосы уложены, щёки наголо выбриты, черный камзол с меховой опушкой возносит парня и превосходит его владычество. Глаза выражают решительность и полную вразумительность, в отличие от того самого проклятого вечера.

– Я давно знаю Алисию, – говорит Зейн, после того, как поклонился правительству. – Мы дружим с детства. Я бы ни за что не стал лгать, но в этот раз она заслуживает наказания. Она заложница собственного языка и распущенных кулаков. Я видел, как Алисия многократно подстрекала Милдред.

– Хейз не грешна, – выходит вперёд Яфа. – Я отвечаю за всех присутствующих. Мы видели, как Алисия без веских причин набросилась на неё.

– Да!

– Так и было!

– Это правда.

Голоса из толпы звучат громче, чем в прошлый раз. Я замечаю раздосадованные лица семьи Бодо и Владыки.

– Какой занятный спектакль! – возглашает отпрыск Бодо. – Кто вам верить будет?

– Мы примем нужные меры, – решает мать.

Дочь вопросительно смотрит на неё, а затем невинно хмурит брови.

– Грэм…

Он стоически смотрит на того, кого раньше любил: она обратилась к нему за помощью. Алисия резко отворачивается, как от пощёчины: мучительное осознание беспомощности. В глазах мужчины мелькает малозаметное злорадство.

– Мы хотим наблюдать процесс выговора, – предъявляет Коши.

– Этому не бывать, – возражает Владыка.

– Откуда нам знать, что она получит по заслугам?

– Она отсидит за решёткой семь дней, – тихо объявляет Флавиан, не обращая внимания на взбешенных подданных. Муж придерживает отчаявшуюся жену, поглаживая её по спине. – Потом проверишь. Хоть каждый день навещай.

– Тебе потом это обернётся, – угрожает мне Алисия.

Двое посыльных хватают её за предплечья, но она вырывается. За ней из тренировочной уходит вся верхушка сферы.

– Ты вернула долг – теперь мы в расчёте, – обращается учитель к Яфе.

– Этого недостаточно, чтобы расплатиться с тобой. Я не горю желанием выполнять мелочные поручения и предлагаю постоянное сотрудничество.

– Это возможно.

Яфа оголяет зубы, и её веки целиком накрывают глазное яблоко.

– Я не буду благодарить, – полушёпотом заявляю Зейну. – Ты этого не заслуживаешь.

– Я пытался искупить вину.

– Впредь не мельтеши передо мной, иначе лишишься своей бесскелетной пятой конечности.

– Идём, Милдред, – говорит Грэм, явственно услышав моё жестокое предупреждение.

Мы переносимся в неизвестное мне место, далекое от замка. Небо источает жаром, и я интуитивно дую себе на лицо, выпятив нижнюю губу. Кругом подсохшие деревья, только несколько жёлтых листьев на тонких ветвях колышутся под дуновением слабого ветра, большинству всё-таки удаётся приземлиться на высушенную почву, а некоторым судьба уготовила воздушное приключение.

Поодаль виднеется чёрная ротонда. Когда мы входим внутрь, я обнаруживаю её просторность: сюда вместилась бы половина друзей Яфы. Полукруг ротонды занимает потускневшая каштаново-коричневая лавка.

Грэм не сказал мне, зачем мы здесь. Взгляд покровителя говорит, что это место доставляет ему дискомфорт. Возможно когда-то, в моменты одиночества, он обращался к живым деревьям, находил утешение в забытой всеми глуши и одном единственном месте здесь, где можно спокойно усесться.

Коши медленно поворачивается вокруг своей оси, с поднятой головой осматривая ротонду.

– Здесь хорошо, – произношу я.

– У тебя, должно быть, много вопросов. – Он опускается на скамью, жестом приглашая меня сесть.

Я соблюдаю, наверное, желанную Грэмом дистанцию, усаживаюсь с краю и расслабляю ноги.

– Разве я могу? Ворошить болезненное прошлое…

– Моё прошлое меня не задевает, – категорично говорит Грэм. – Спрашивай всё, что хочешь услышать.

– Вы сами говорили, что мне не позволено соваться не в своё дело. Предаёте свои же слова?

– Моя личная жизнь по случайности разделилась с тобой. Тебе нужно знать суть действий Алисии.

– Зейн. Почему он такой ужасный?.. И как он может…

– Его девушка погибла, – со вздохом вклинивается Коши. – Сара. Её принесли в тренировочный зал. Ты её видела.

Я ненароком вспоминаю мертвенную красоту покровительницы.

– Отношения у них были ядовитые. Зейн всегда был дьяволом, но после того как Сара ушла, всё кардинально изменилось: стало не над кем измываться. Таких, как она, выносящих его безумство, не нашлось.

– Он сказал, что вы лучшие друзья.

– Ранее он помогал мне, пока не предал.

– Если он изменник, как вы уговорили его помочь?

– Я поставил условие. Он испугался, спас собственную шкуру и бросил друга детства – Алисию.

– Я не буду с ним вежливой. Он заслуживает страданий.

– Разумеется. Ты получишь его, когда придёт час.

– Грэм, думаете, я стану покровителем? – невзначай задаю вопрос, мучающий меня каждую секунду в сутках.

Он переводит глаза с огненного неба на меня, несколько секунд их не отрывает, а затем кивает.

– Я буду стараться, – громко возглашаю я.

– Через пару дней начнём тренировку. А пока изучай историю.

– Читать легче, чем видеть кровь, убийство. Я прочувствовала каждое событие, поставила себя на место Касьяна и Алойза.

– И в чьей шкуре лучше?

– В шкуре убийцы, а не сумасшедшего предателя. Но, по крайней мере, этот преступник позднее совершил поступки во благо, а Алойза интересовали слава и деньги.

– Алойз и Касьян отражают нынешнее общество. Те, кто делает дела во благо, способен на подобный ужас. И лишь бы «во благо». Убить душегуба, вора, насильника, живодёра…

– Мир никогда не поменяется. Люди ни за что не предадут своих тараканов, – я хмыкаю.

– Поэтому мы никого не жалеем. Милдред, когда мы сокрушаем фаугов, позволяем природным явлениям произойти. Умирает невинный народ, младенцы, великие умы с грандиозными идеями, и нам ежедневно приходится допускать такой исход.

– Как я могу так поступать?

Моё сердце сжимается до атомов, когда я представляю горюющие по своим родным и детям семьи. Они лишаются всего, если утрачивают родственников. Кому как не мне знать разрывающее на куски душу чувство.

– Привыкнешь. Судьбой предначертано – они должны погибнуть, а мы не вмешиваемся в людское.

– Но их же можно спасти, если не убивать фаугов!

– Если не убивать фаугов, нарушится равновесие, планета начнёт медленно разрушаться и приблизится к концу. Это будет иметь страдальческие последствия и для человечества. Ты невнимательно читала историю?

– Откуда вам знать, что это правда?!

– Один раз я намеренно пропустил фаугов, чтобы они поглотили цунами. Люди выжили. Но потом их настигла агония в виде туберкулёза. Они умирают в муках, а могли быстро и безболезненно уйти.

– Почему Алисия так ненавидит меня? – Я оставляю разговор о человечестве, не желая выслушивать безжалостные суждения.

Грэм молчит и тихо погружается в раздумья, рассматривая дымчатый туман в конце тропинки, уходящей от ротонды.

– Она раздражена. Ты со мной, она – одна.

– Я попрошу поделиться о том, что между вами произошло. Вы мне расскажете?

– Ничего необычного, – отмахивается покровитель. – Обыкновенная склока.

– Ну конечно.

– Эта история закрыта, – говорит учитель.

– Как пожелаете. Я отправлюсь в свою комнату.

Коши кивает в знак одобрения. Я следую в темницу. Планировка замков сферы Голубой Бирюзы и Чёрного Оникса немногим отличаются, поэтому моя догадка полностью подтверждается. Я спускаюсь по винтовой лестнице-башне, двадцать пять градусов тепла сменяются пятнадцатью… десятью.

Мрак окутывает весь коридор, сплошь усеянный металлическими дверями. Ноздри обжигает приятный запах ржавого металла.

– Подскажете, в какой камере Алисия Бодо? – спрашиваю я у сторожа.

– В конечной по коридору, – неохотно бормочет он, чавкая овсяным печеньем.

Идти приходится долго. Здесь, должно быть, много заключённых, но я не слышу ни одного крика, даже вздоха или шуршания. Значит ли это, что предполагаемые мною пытки сокрыты звуконепроницаемыми стенами?

Наконец я нахожу нужную камеру, роскошную по сравнению с остальными. Маленькое окошко открывает вид на кровать с белой постелью, на тумбе покоится стакан воды. На подушке сидит Алисия, погружённая в свои мысли, взгляд её сосредоточен на стакане, спина прямая, хотя колени её поджаты, и она окольцовывает их руками.

– Как самочувствие? – деланно спрашиваю я.

Она даже бровью не водит.

– Пришла потешаться?

– Надо же! Тебя поместили в шикарные апартаменты.

– Этого стоило ожидать. Я дочь влиятельных покровителей.

– Без сил и великой власти я одержала верх над «дочерью влиятельных покровителей».

– Это ненадолго, – смеётся Бодо и, наконец, смотрит на меня. – Почувствовала всемогущество? Для такой нищенки достаточно счастья. Я выйду отсюда и отомщу тебе: ни одно насекомое об этом не узнает. Грэм тоже.

– Разве? С твоим контролем над бешенством мне в это с трудом верится.

– Ты представить не можешь, насколько я злопамятна, – она подходит к двери с зарешёченным окном, которое запросто могла бы снести единым ударом кулака. Видимо, здесь что-то нечисто. – Я буду смаковать тебя, растягивать удовольствие, попивая коктейль из твоих органов.

– Спасибо за такую честь. Отправишь мне потом рецепт?

Девушка разъярённо хлопает по решётке, а затем обвивает ладонями толстые прутья.

– Смотри не подавись, если кусочек моего сердца попадёт не в то горло, – предупреждаю я и ухожу, зажигая позади себя мосты.

– Я четвертую тебя, слышишь? Ты даже умолить о пощаде не успеешь. Ты поплатишься за свой поступок. Напрашиваешься, тупая голоштанка, – кричит Алисия, избивая металл.

Громыхание вынуждает сторожа подорваться со стула и поплестись в конец коридора.

Побеждают люди, пропитанные гневом, но умеющие управлять им.

***

Моя рука зажила, как и все раны и царапины на теле. За одну неделю я покалечилась больше, чем за всю жизнь, а такие оплеухи судьбы я отхватывала частенько.

Я не особо жаловала дружбу с соседскими детьми, с одноклассниками беседовала поверхностно, зато была неудержимой, если кто-то бросал хоть одно оскорбительное слово в мою сторону. Вот тогда я получала ободранные локти, синий фонарь под глазом, вырванную белую прядь. И тогда мне с бабушкой приходилось общаться с их родителями, выуживающими из меня извинения. Я, непосредственно, либо упрямо молчала, либо сбегала к Айку. Вечером любимая бабуля ожидала меня после тяжкой работы, с приготовленными вкусностями на кухне.

– Извини, – промолвила я.

– Говорить нужно было перед несчастной девочкой.

– Она обзывала меня беспомощной сироткой!

Бабушка пождала губы и поплелась наверх в собственную спальню.

– Что за гены, – неустанно шептала она, поглядывая на меня за чашкой чая.

Так продолжалось каждый день: каждое утро в процессе сборов в школу, каждый вечер перед сном, когда я не могла улечься в кровать, перелазила через окно и лежала на крыше, выглядывая обещанный новостями метеорный поток.