Читать книгу: «Смерть по частям», страница 2

3

– Ба, да это Харлан Стэнли! Ну как, успешно учите юных леди шинковать покойников?

Голос прозвучал так громко и неуместно, что кое-кто из собравшихся в фойе Академии музыки обернулся.

Был вечер вторника; в свете газовых рожков фойе казалось призрачным, словно во сне. Слышался сдержанный говор светских дам, их шелковые платья шуршали по ковру. Мужчины были во фраках, там и сям поблескивали то цепочка золотых карманных часов, то булавка в галстуке. В главном зале сцену украшал позолоченный просцениум с портретом Моцарта, по обе стороны от которого расположились олицетворения Поэзии и Музыки. Вдоль стен полукружьями тянулись ярусы лож. Академию открыли в 1857 году, архитектор Наполеон Лебрун взял за образец интерьеры миланского Ла Скала как дань уважения европейским пристрастиям публики. С тех пор в Академии проводили лекции и общественные собрания, она видела даже Национальный съезд Республиканской партии. Но сегодня вечером это место, исполненное музыки, было особенно прекрасно, сегодня давали Бетховена и Брамса – роскошная программа.

Мясистая ладонь доктора Джозефа Бледшо шлепнула Харлана по плечу и крепко сжала его.

– Как дела, дружище? Надеюсь, медички вас не обижают?

– Неплохо, – ответил Харлан. – Дел, как всегда, много. А у вас?

– Не жалуюсь. Учим лучших студентов в лучших условиях, за что спасибо Пенсильванскому университету.

– Вы знакомы с моим другом, доктором Лидией Уэстон? – спросил Харлан.

Бледшо молча, с пренебрежительным видом взглянул на Лидию.

– Не знаком, – сказал он и кивнул ей.

Джозеф Бледшо был одним из самых неутомимых критиков Женского медицинского колледжа. Он без устали писал о предполагаемой некомпетентности врачей-женщин, подкрепляя свою точку зрения соображениями о том, что слабый пол подвержен истерии и оттого не способен выдержать тяготы медицинского образования. Лидия слышала о нем – доктор Бледшо славился как выдающийся хирург с практикой, на которой он разбогател. Тридцать лет назад они с Харланом были соучениками по медицинскому колледжу, однако больше ничто их не связывало.

Бледшо приблизил свое лицо к Харлану, обдав того резким запахом виски.

– Столько лет прошло, а я все еще поражаюсь, что ты разменял на пустяки такую карьеру, – сказал он.

Лидии стало любопытно, что думает Харлан. Оскорбление, казалось, почти не задело его.

– У каждого из нас свой путь, и мы должны по мере сил следовать ему. Передай привет Мэриэнн и детям.

– А ты от меня – Антее.

Говорить больше было не о чем, и Бледшо ретировался в толпу.

Харлан повернулся к Лидии:

– По-моему, мы заслужили еще по бокалу.

В открытые на Броуд-стрит двери вливался прохладный вечерний воздух, и дышать в густом сигарном дыму становилось легче. До Лидии доносились приятный перезвон бокалов в буфете и гул голосов, который то нарастал, то становился тише.

В Харлане было чуть больше шести футов росту. В черных как смоль волосах пестрела седина, а костюм из тонкого сукна выглядел столь же свежим, как утром, когда Харлан надел его. Однако импозантная внешность не вязалась с добросердечием Харлана. Профессор хирургии и анатомии, один из старейшин Женского медицинского колледжа, Харлан, страстный любитель концертов, после дня, проведенного в операционной, искал отдохновения в музыке. Лидия, стоя рядом с Харланом, смотрела, как он не торопясь наливает из графина кларет. Бокал медленно наполнялся темной жидкостью.

– Лидия заботится о тебе куда больше, чем я, – добродушно произнесла Антея Стэнли, присоединяясь к ним в буфете. – Я бы и минуты разговора с этим мужланом не вынесла.

Антея, как и ее муж, была опытным врачом и преподавала в колледже. Маленькая, но с пышными формами, сегодня она облачилась в изумрудно-зеленый шелк. Антея считала, что безупречное чувство стиля – броня, которая пригодится в любой жизненной ситуации. Широкое лицо разрумянилось, из аккуратного пучка выбилось несколько прядей. Лидия отпила вина, и Антея, взглянув на нее, заметила:

– Ты сегодня какая-то задумчивая.

– Прости. Я устала.

– Ты можешь скрыть что-то от других, но не от меня. Тебя что-то тревожит. Что?

Лидия поставила бокал на стол.

– Ты права. Сегодня вечером я пришла сюда не ради музыки. Мне хотелось поговорить с вами насчет одной пациентки.

И Лидия рассказала чете Стэнли и о том, что Анна не явилась на прием, и о том, какой странной вышла их последняя встреча почти две недели назад.

– Юные девушки вечно из-за чего-нибудь тревожатся – то из-за денег, то из-за назойливого ухажера… Справиться с этими неприятностями у них нет возможности, поэтому тревоги проявляются в болях и загадочных лихорадках. Запасись терпением. Она появится снова как ни в чем не бывало.

Антея была права. Жизнь молодой служанки состояла в лучшем случае из неопределенности. В ней отсутствовала всякая уверенность в завтрашнем дне, обстоятельства могли перемениться в любой момент, и девушка могла в одночасье лишиться места из-за того, что у хозяев возникли денежные затруднения, или потому что кто-то заболел или умер.

– Но если ты за нее тревожишься, можно обратиться к ее нанимателям или родным, порасспрашивать их, – прибавила Антея.

– Я бы не советовал, – заметил Харлан. – После вмешательства Лидии девушка может оказаться в куда более уязвимом положении.

Антея сердито надулась.

– Единственный способ узнать, не стряслось ли что-нибудь с Анной, – это спросить людей, с которыми она живет.

– Не нужно торопиться. Неурядицы часто проходят сами собой.

– Чем дольше Лидия будет ждать, тем вероятнее, что с девушкой случится что-нибудь ужасное или вовсе непоправимое.

Всем им были знакомы истории молодых женщин, отчаянно хотевших покончить с нищетой и непосильным трудом. Их наивные попытки завоевать большой город заканчивались или болезнью, или падением.

– Тебя что-то особенно беспокоит. – Антея не оставляла попыток узнать правду.

– Анна выполняла свои обязанности легко – казалось, они ей не в тягость. Ее брат прикован к постели, с ним день и ночь старшая сестра. Насколько я знаю, они жили на ее жалованье. Анна никогда не бросила бы их.

– Не сомневаюсь, что вы высокого мнения об Анне, – мягко сказал Харлан, – но не нужно поддаваться тревоге, в этом мало проку.

– К тому же ты преподаватель и врач, подумай о своих обязанностях. – Антея предпочитала говорить напрямую. – Один бог знает, что из всего этого выйдет. Вряд ли тебе пристало быть замешанной в какой-нибудь нечистой полицейской истории.

Лидия не смогла совладать с гневом.

– Ну-ну, Антея. По-моему, уже поздно изо всех сил изображать леди.

За десять лет медицинской практики Лидии случалось без содрогания выполнять самую грязную работу. Она смело ходила по трущобам, чтобы принять трудные роды или облегчить муки умирающего; она ассистировала во время операций; пока хирург производил ампутацию, она ноющими от напряжения руками удерживала на месте ретракторы, и теплая кровь пропитывала подол ее фартука. Она анатомировала бесчисленное множество трупов, добытых на кладбище для бедных, – и все во имя медицинской науки. Многие в приличном обществе стали бы доказывать, что ее собственная деятельность граничит с преступной.

– Не сердись на меня, дорогая Лидия. Ты сама знаешь – я забочусь только о твоих интересах. – Антея сжала руку подруги.

Лидия взглянула на Стэнли; как всегда в их присутствии, ей стало спокойно. Она познакомилась с Харланом и Антеей, когда только-только приехала в Филадельфию. Антея вела группу, в которой училась Лидия. В дни одиночества, в дни, когда Лидия сомневалась в своих силах, Антея и Харлан были ей опорой. Стэнли согрели ее своей дружбой, она провела с ними столько выходных, что знала их дом, словно родная дочь. Они заменили ей семью.

– Я знаю, – смягчилась Лидия. – Но Анну что-то сильно тревожило, и я не придала этому значения. А ведь мне ничего не стоило расспросить ее подробнее.

– Похоже, эта загадка как раз для нашего инспектора Фолькера, – сказал Харлан.

Помимо прочих своих занятий, Харлан консультировал полицию, проводя вскрытия в случае подозрительных смертей. Участвуя в расследованиях, он сблизился с инспектором Томасом Фолькером – Лидия знала, что он считает полицейского своим другом.

– Он может отправить констебля в дом нанимателей Анны. Так лучше, чем вам самолично туда заявляться. Я сам с ним поговорю, – решил Харлан.

4

Сквозь туман пробилось тусклое солнце. Дорожка на этом участке берега шла в гору. Немудрящая ограда отделяла ее от крутого склона, покрытого густой растительностью и валунами. Капитан Логан успел рассказать, что по утрам, после тренировок в гребном клубе, часто возвращается от лодочных сараев пешком. Тело он обнаружил в воде – его прибило к камням. Логан повел полицейских туда, где он оставил труп.

Похолодало, в деревьях засвистел холодный ветер, от реки полетели брызги.

– Сэр, поблизости никого. – Полицейский в форме подошел к трупу, лежавшему бесформенной кучей, и резко остановился. Увидев лицо утопленницы, он побелел.

– Прекрасно, – сурово отозвался Дейвис. – На дорожку никого не пускать.

Дейвис опустился на колени, протянул руку и потрогал шерстяное платье. От холода его румяные щеки раскраснелись еще больше. Казалось, что сам ветер внезапно стих при виде его внушительной фигуры.

Неизвестная погибшая оказалась очень молодой. Дейвис понимал, как им повезло, что Логан оказался на месте первым. Единственный широкий след на берегу, в жидкой грязи, оставили юбки покойной, когда ее тащили из воды.

Фолькер разглядывал тело с разных сторон. Кожа на лице женщины уродливо вздулась и блестела, как восковая. Казалось, на них с ухмылкой уставилось чудовище, чьи глаза и рот являли собой отечные щели, а темные пряди волос, прилипшие к лицу, походили на щупальца.

Подол и рукава платья были изорваны. Фолькер приподнял подол, тяжелый от пропитавшей его влаги.

– Что думаете, сержант? – спросил он и присел на корточки возле тела, покачиваясь на пятках. Остроносый, со скрещенными на груди руками, он походил на большую птицу на жердочке; его поза выражала внимание.

– Ну что ж, сэр. Из того, что мы увидели, осмотрев место происшествия, можно сделать вывод о самоубийстве. И одежда, и тело насквозь пропитались водой. Кожа вздулась – значит, покойная пробыла в воде довольно долго, – начал Дейвис.

Фолькер кивнул, и Дейвис продолжил говорить:

– Верхнее течение реки – место уединенное. Люди, которые прогуливались по дорожке, вряд ли заметили бы утопленницу. Течение здесь стремительное, а глубина изрядная. Должно быть, женщина утонула быстро, если таково было ее намерение, а потом река унесла тело вниз.

Фолькер раскрыл небольшой саквояж, который он захватил из участка. В саквояже были инструменты, которые могли пригодиться при осмотре места преступления. Фолькер достал сложенный брезент и знаком попросил Дейвиса взяться за угол. Встряхнув брезент, они расстелили его на земле возле тела.

– Мне нужна ваша помощь. Возьмитесь с этой стороны. На счет “три”, – скомандовал Фолькер.

Дейвису показалось, что они перетаскивают огромный валун, столько воды впитала толстая ткань. Пошатываясь под неожиданной тяжестью, полицейские уложили тело на подстилку.

“Понадобится прорва времени, чтобы узнать, кто это”, – подумал Дейвис. Черты лица просматривались с трудом. Кто знает, сколько времени тело пробыло в воде? Однако гладкая, упругая кожа рук указывала на молодость жертвы.

– Что скажете насчет вот этих отметин, сержант? – Фолькер указал на лицо жертвы.

Дейвис рассмотрел едва видные неровные и широкие ссадины на щеках и лбу.

– Видимо, это от камней и веток. Когда тело несло вниз по реке, его наверняка протащило по камням, – заключил он.

– Возможно. А почему вы так уверены, что это самоубийство?

От вопросов Фолькера Дейвис всегда терялся. Он помялся и поднял глаза:

– Может быть, перед тем, как она бросилась в реку, на нее напали?

– Говорить об этом пока еще рано. Сначала надо произвести более тщательный осмотр тела.

Дейвис вздохнул. По справедливости, заниматься заявлением Логана следовало бы им как полицейским, которые первыми оказались на месте происшествия. Этот берег Виссахикона входил в их юрисдикцию, именно их полицейское управление следило за порядком в этой части города. Но если девушка погибла в воде, то это сфера ответственности речной полиции. В деле наверняка не было ничего сложного, погибшую, без сомнения, толкнули на этот поступок несчастливые обстоятельства. Вот и все. Но Дейвис уже знал, что будет дальше: тело увезут в морг, а они с Фолькером примутся прочесывать окрестности в поисках возможных доказательств того, что девушка была убита.

Фолькер обошел тело вокруг и снова присел.

– Взгляните-ка, Дейвис. – Фолькер рассматривал бледную руку утопленницы. – Если ее протащило через быстрину, то руки должны быть в ссадинах. Смотрите, сколько царапин на лице. Почему на руках их нет?

Слова Фолькера подстегнули интерес Дейвиса, и он опустился на колени, чтобы поближе взглянуть на руки покойницы. Ногти аккуратно подстрижены, грязи нет, как нет ни признаков борьбы, ни ссадин.

– Молодая женщина спускается к реке, чтобы покончить с собой, – проговорил Фолькер, глядя на Дейвиса.

– Она знает, что на дорожке ей вряд ли кто-нибудь встретится, – подхватил Дейвис. – Если она бросится в воду выше по течению, то река утащит ее тело вниз далеко не сразу. Труп обнаружат лишь спустя какое-то время.

– Вот именно. Скорее всего, тело застрянет в наносах из веток и камней.

– Отсюда и царапины на лице.

– Да.

– Значит, она тонет сразу. Тело погружается в воду, течение тащит его вниз, оно попадает в наносы, на лице остаются отметины, – рассуждал Дейвис.

– И если она погибла именно так, то почему ссадин нет на руках? – спросил Фолькер.

5

Лидия, как всегда, вышла из омнибуса за несколько кварталов до колледжа – прогулка позволяла ей освежить ум перед долгим учебным днем. Этот район совсем не походил на узкие мощеные улочки и тенистые тротуары старого центра, где она жила и где железнодорожные конторы соседствовали со стоящими бок о бок опрятными кирпичными домами. На углу Ридж-авеню расположились мраморная мастерская и склад лесоматериалов, промышленный дух Филадельфии проявлялся здесь в полную силу. Лидии этот напор совсем не мешал. Порой ей приходилось уступать дорогу рабочим, которые, как муравьи, тащили неструганые доски в строгальный цех на другой стороне улицы. Под ботинками у Лидии шуршали опилки и стружка. Дальше путь Лидии лежал по Норт-Колледж-авеню, мимо невысокой каменной ограды, за которой начиналась обширная территория колледжа Жирара Стивена, благотворительного учебного заведения для мальчиков-сирот.

Но было на углу Двадцать седьмой улицы одно здание, при виде которого Лидия каждый раз испытывала прилив гордости. В новом здании с красивым фасадом красного кирпича и высокими окнами, смотревшими на улицу, в этом году разместились аудитории и лаборатории Пенсильванского женского медицинского колледжа. Рядом были женская больница и бесплатная лечебница, квартал разросся в целый кампус, где студентки могли учиться и работать. Как далеко они продвинулись с 1850 года – года открытия колледжа, когда шестеро врачей-квакеров и небольшая группа студенток проводили занятия в съемных комнатах на задах дома на Арк-стрит. В 1866 году колледж возглавила одна из бывших студенток, доктор Энн Престон, и с тех пор этот пост занимали только врачи-женщины. Вот оно, сердце революции.

Лидия поднялась по ступенькам; войдя, она потопала, чтобы согреть ноги. По всему вестибюлю стояли компании студенток, одетых в черное и серое – форму, приличествующую серьезной работе. Начало года казалось радостным, словно семейная встреча, в воздухе витала энергия, передававшаяся от человека к человеку. Студентки готовились снова вместе работать и путешествовать. Лидия, улыбаясь, кивала коллегам, которые что-то обсуждали, собравшись в группки.

До начала лекции еще оставалось несколько минут. Лидия внимательно изучила доску объявлений: афиши сообщали о многочисленных развлечениях, обещая представления в театре на Уолнат-стрит, увеселительные прогулки по реке Скулкилл, экскурсии на выставки в Академии изящных искусств и в Институте Франклина. Здесь же было печатное расписание на 1875/1876 учебный год.

На этой неделе им предстояли лекции по основам медицинской науки: топографической анатомии, химии, физиологии, фармакологии и общей терапии. Колледж придерживался трехгодичного “Прогрессивного курса”, отказавшись от устаревшей системы “наставник – ученик”. Женский медицинский колледж равнялся на самые авторитетные медицинские школы Филадельфии – Медицинский колледж Джефферсона и Пенсильванский университет. Лидия отметила расписание практических занятий – основу основ для получения медицинского образования. Студенткам предстояло приобрести опыт работы в больничных палатах, в операционной и в амбулаториях. Рядом с привычными названиями отделений Женской больницы Лидия с удовольствием увидела кое-что новое – отделения Пенсильванской больницы. Скупые строчки никак не передавали ощущения триумфа: Женский медицинский колледж много лет сражался за возможность проводить занятия в этой легендарной клинике.

Лидия, с конспектами лекции наготове, медлила, сжав ручку двери. Из лекционного зала доносились возбужденные голоса. Лидия толкнула тяжелую застекленную дверь и вошла. Перед рядами сидений в зале имелось просторное место, “яма”, где помещались смотровая кушетка и несколько стульев, на стенах висели большие школьные доски. Этот зал был истинным сокровищем колледжа, другой такой же располагался на втором этаже. Дважды в неделю на факультете медицины и хирургии устраивались практические занятия, на которых будущие врачи осматривали приведенных в зал пациентов, записывали историю болезни и подробно обсуждали каждый случай.

Лидия оглядела ряды уходящих вверх деревянных скамей. Сегодня зал был полон. Лидия вспомнила, как сама сидела на краешке скамьи, пристроив на колени дорожный секретер и вытянув шею, чтобы не пропустить ни слова. Ее доброе сердце разрывалось при виде несчастных, которые один за другим проходили перед ними во имя науки; такие занятия казались Лидии каким-то чудовищным представлением. Но в глазах ее преподавателей клинический диагноз имел первостепенное значение. Они еще помнили, что совсем недавно медицинскую степень можно было получить, не прикоснувшись к пациенту, даже не осмотрев его. Студентки покупали билеты на лекции своих любимых преподавателей, в числе которых Лидия с удивлением обнаружила себя.

Она произнесла: “Доброе утро”, и шум улегся. Зашуршала бумага, студентки приготовились конспектировать. Лидия оглядела море внимательных лиц и заговорила:

– Сегодня мы будем обсуждать следующий случай: женщина тридцати семи лет, прогрессирующая одышка, распухшие ноги. Наша пациентка – молодая мать, которая заметила эти симптомы после рождения шестого ребенка.

Боковая дверь открылась, и ввели пациентку. Студентки притихли, глядя, как женщина с трудом идет к кушетке; пациентка напряженно, со свистом, дышала, каждый шаг давался ей с трудом. Она опиралась на палку и время от времени останавливалась, чтобы сделать несколько прерывистых вдохов. Светлые волосы, стянутые в пучок, серебрились ранней сединой. Женщина была невысокой, но из-за задержки жидкости казалась неправдоподобно круглой. Лицо отекло, распухший живот подпирали две толстые, неуклюжие ноги. Лидия оглядела слушательниц: на лицах, полных жадного внимания, жалость мешалась с завороженностью. Ничто не могло сравниться с жизненной драмой, описание болезни в учебнике не способно заменить наглядный опыт – видеть и слышать больного, касаться его. Лидия показывала все недуги – волчанку, паралич, чахотку, – от которых страдали мужчины и женщины любого возраста, однако самое сильное впечатление производили на слушательниц именно молодые пациенты.

Лидия подошла к пациентке и, глядя ей в глаза, взяла ее за руку. Перед лекциями она не один час готовилась сама и объясняла больным, чего ожидать, – так она успокаивала их. Эту пациентку Лидия подготовила так же старательно. Объявив имя – Кэтрин Портер, – Лидия перечислила условия, в которых жила и работала эта довольно молодая, немногим старше иных слушательниц, женщина. Они должны понимать, что перед ними не подопытный образец, что человеку нужна немалая отвага, чтобы явить свою немощь целому залу незнакомых людей. Миссис Портер, одетая в халат, под которым была хлопчатобумажная фуфайка, заговорила тонким, еле слышным голосом.

Студентки вытянули шеи, чтобы разобрать ее слова.

– Когда родился малыш, я совсем расхворалась, но такое и раньше бывало, – говорила миссис Портер. – Об остальных тоже надо было заботиться, я и решила не обращать внимания на слабость, а там, глядишь, и полегчает. Лихорадка прошла, но у меня начались приступы. Я тогда уже вернулась на фабрику, и мне приходилось прерывать работу, чтобы дух перевести. Управляющий был недоволен. По ночам я тоже задыхалась. Лежу – и чувствую, как грудь мне давит, пройду несколько шагов – и начинается. – Миссис Портер остановилась, чтобы отдышаться.

Окон в зале не было, и между пятен света, изливавшегося из газовых рожков, собиралась тьма, похожая на углубления в стенах.

– Работу на фабрике пришлось оставить. Ноги у меня так распухли, что я с трудом ходила. Сидела дома весь день, даже ради детей не вставала.

Лидия сделала шаг вперед, ободряюще сжала плечо женщины и заговорила:

– Когда миссис Портер впервые пришла на обследование в диспансер, она жаловалась на одышку, которая все усиливалась, и на отекшие ноги. Вы уже знаете ее историю. Какие вопросы вы могли бы ей задать?

Воцарилось неловкое молчание. Будущие врачи еще не привыкли к диалогу. К тому же они ожидали, что их станут учить, но Лидии не хотелось зудеть им в уши. Ей хотелось, чтобы они задавали вопросы.

Наконец одна из слушательниц отважилась – в заднем ряду поднялась рука.

– Как именно проявился ваш недуг после рождения ребенка?

Вопрос был несложным.

– Меня ужасно лихорадило, а глаза будто огнем жгло. Руки болели, ноги тоже, а кашляла я так, что на носовом платке кровь оставалась, – перечислила миссис Портер.

Студентки мало-помалу почувствовали себя свободнее. Зазвучали более дельные вопросы: как прогрессировала одышка, была ли она связана с тяжелым физическим трудом, принимала ли миссис Портер лекарства или микстуры, которые могли бы повлиять на ее состояние, как скоро после прекращения лихорадки и кашля проявились новые симптомы? Лидия руководила осмотром – обратила внимание слушательниц на ноги больной, отекшие и затвердевшие до середины икры, на раздувшиеся шейные вены, на медленное, затрудненное дыхание. Она попросила нескольких студенток спуститься и выслушать миссис Портер стетоскопом, обращая внимание на сердечные шумы.

Потом Лидия вернулась на кафедру.

– Прекрасно. Итак, к какому заключению мы придем? Без диагноза мы не сможем назначить лечение.

Студентки, приободрившиеся после вопросов и ответов, начали предлагать возможные диагнозы: миокардит, цирроз, болезнь почек, водянка. Лидия записывала диагнозы на доске. Энтузиазм студенток по-хорошему удивлял ее.

Лидия заранее объяснила миссис Портер, что ожидает ее во время осмотра. Она дала понять, что такая практика служит лишь делу обучения будущих врачей, поэтому сегодня ответов ждать не стоит. Лидия всегда тяжело переживала момент, когда пациент понимал, что другой помощи не будет. Миссис Портер получала лишь то лечение, которое было ей доступно. С тех пор как ей поставили диагноз, она регулярно принимала препараты, содержащие ртуть, – при задержке жидкости мочегонный эффект приносил облегчение. Как следствие, у миссис Портер уже начали проявляться ужасные симптомы: онемение и покалывание в стопах, головная боль, нарушение походки – ее отравляло единственное помогавшее ей средство. Миссис Портер пристально смотрела на Лидию, словно желая сказать: если мне ничем нельзя помочь, для чего вы затеяли этот спектакль? В измученных покорных глазах гасли искры надежды. Как бы Лидия ни подготавливала пациентов, реакция всегда бывала одной и той же. Пройдет не так много времени – и у этой женщины откажет сердце.

Лидия помогла миссис Портер подняться и проводила ее к двери. Служитель уже ждал миссис Портер, чтобы посадить ее в кэб и отправить домой.

Лидии против воли вспомнилось, какой испуганной была Анна во время их последней встречи.

– На сегодня все, – объявила она студенткам. – Прошу вас перечитать конспекты повнимательнее! Случай миссис Портер в той или иной форме обязательно будет на экзамене.

При упоминании об экзаменах послышались притворные вздохи. Лидия улыбнулась и собрала свои записи.

Коридор был полон студенток, которые торопились пообедать, прежде чем начнутся дежурства в лечебнице. Обычно Лидия останавливалась, чтобы переброситься с ними словечком, но сегодня в голове роились тяжелые мысли, из памяти не шел взгляд миссис Портер, полный глухого гнева.

Лидия спустилась по широкой лестнице, ведя пальцами по желобку на перилах. На первом этаже она углубилась было в лабиринт факультетских кабинетов, но внезапно остановилась.

В конце коридора стояла пышущая здоровьем Анна. Лидия так растерялась, что чуть не ахнула.

– Анна!

Почувствовав невероятное облегчение, она бросилась к девушке, но поняла, что обозналась. Перед ней стояла не Анна.

– Прошу прощения, но я должна была прийти к вам, – заговорила молодая женщина. – Я не знала, что делать.

– Ничего страшного, мисс… – Лидия запнулась.

– Уорд. Сара Уорд. Я сестра Анны.

– Ну конечно! – Лидия безуспешно попыталась скрыть неловкость. – Издали вы так похожи!

Сара нерешительно улыбнулась.

– Входите, пожалуйста. – Лидия закрыла дверь, готовясь выслушать ужасную новость. Иначе зачем Сара пришла сюда?

Вблизи разница между сестрами была заметна отчетливее – высокие скулы и светлая кожа Сары пестрели веснушками, глаза были голубыми.

– Простите, что явилась без предупреждения, – начала Сара. Скромные слова мало вязались с тем, как держалась молодая женщина, – она смотрела Лидии в глаза весьма уверенно. – Я не могла больше ждать и попросила подругу посидеть с Джоном. Останусь в городе подольше и вернусь домой вечерним поездом.

– Откуда вы приехали?

– Мы живем возле Хейвертауна. Решили, что чем дальше от большого города, тем лучше для Джона. Сказать по правде, наш дом – темные деревенские комнатушки. Зато я могу брать работу на дом и присматривать за Джоном. Живем мы все же недалеко, и Анна иногда приезжает навестить нас.

Сара сбросила пальто, под которым оказалось ситцевое платье в мелких васильках, и села.

– Я знаю, что Анна ходила к вам на прием. У нас она не появлялась две недели. На нее это непохоже, она приезжала регулярно.

По молочному стеклу двери проплывали силуэты студенток, спешивших по коридору.

– Когда я видела Анну в последний раз, она была чем-то очень огорчена. Но ей не терпелось уйти, она отказалась от осмотра.

Лидия была так занята в колледже и больнице, что не успела поговорить с Харланом. Сказал ли он инспектору Фолькеру об Анне?

– Может быть, она решила отдохнуть, погостить у кого-нибудь из подруг? – предположила она.

Сара покачала головой:

– Она все равно дала бы мне знать.

– А в последнее время вы замечали в ее поведении что-нибудь странное?

– Нет. Она приезжала в воскресенье, мы обедали вместе, как всегда. Даже прогулялись, вывезли Джона в кресле. Он стал слишком слаб, чтобы ходить. – Сара неубедительно улыбнулась. – Анна не давала нам пасть духом.

– Вы не знаете, у Анны были друзья в доме, где она служила?

– Я знаю, что она нравилась другим девушкам, Анна мимоходом упоминала пару имен.

– А молодой человек?

– Не знаю. Наверное, вам это покажется странным – мы же сестры, у нас нет секретов друг от друга…

Сара задумалась, Лидия смотрела на нее. Молодая женщина опустила взгляд, пальцы теребили платье на коленях.

– Возможно, у нее кто-то и был. – Сара взглянула на Лидию, ее лицо было затуманено тревогой. – Но наверняка я не знаю.

– Почему вы так думаете?

– В последние несколько раз ей явно хотелось поскорее уехать. Хотя обычно она старалась побыть с нами подольше. Может быть, она собиралась на свидание.

Возможно, Анна держала это в секрете, подумала Лидия, потому что новость могла бы сильно огорчить Сару. Вдруг появление поклонника нарушит зыбкое равновесие их жизни?

– Вы не пытались поговорить с ее нанимателями, навести справки? – спросила Лидия.

Сара покачала головой.

Лидия ее понимала: если Сара, попав в богатый дом через вход для прислуги, начнет расспрашивать, куда делась одна из горничных, ее просто выставят вон.

– Поэтому я и пришла к вам. Я понимаю, что прошу слишком многого, но не могли бы вы поговорить с ними? – Сара заговорила громче, выдержка изменила ей. – Я так боюсь за нее!

У Лидии не было никаких прав являться к нанимателям Анны. Но попытаться выяснить, что происходит со служанкой, которую никто не видел уже две недели, показалось ей разумным.

– Она считала вас своим другом. Прошу вас! Мне больше не к кому пойти.

Лидия поколебалась. Она понятия не имела, что может означать исчезновение Анны. Лидия мало что знала о жизни девушки, за исключением того, что Анна сама ей рассказывала, но думала, что выяснить подробности необходимо. Сара лишь подтвердила ее опасения. К тому же Лидия сама говорила Анне, что сделает все, чтобы помочь ей, стоит только Анне послать ей весточку.

– Продиктуйте мне адрес, Сара. Я сделаю все, что в моих силах.