Читать книгу: «Шата», страница 5

Вместе с грохотом падающего дерева, криками служителей и топотом ног, я схватила того, кто, к своему несчастью, все же завернул за угол, и свернула ему шею. Служителю не было больно, он ничего не понял. Его глаза остекленели прежде, чем зрачки успели расшириться от ужаса.

Под нескончаемый грохот, я выбила решетку клетки с бесценными книгами, схватила одну под названием «Дагган», и оставшись абсолютно незамеченной, просочилась из библиотеки, словно меня никогда там и не было.

Стеллажи еще падали, а мои ноги уже пробежали по тенистой аллее, перепрыгнули через ограду и скрылись в грязных проулках Мудрого Города.

Постепенно крики стихли, как и звон колоколов. Когда я добежала до оживленного района, то уже слышала новые звуки: люди хулиганили в трактирах, стукались бокалами, лапали девок в подворотнях и бросали пошлые шуточки.

Подходя к центральной улице, я стянула чью-то сохнущую рубаху и обернула в нее драгоценную книгу. Меньше сияет – меньше внимания.

А людей близ таверн было много. Я аккуратно пробиралась между целующимися парочками, блюющими путниками, шутами в маскарадных костюмах и попрошайками, которые лишь прикидывались таковыми. На деле, они были искусными воришками. Ты давал им монетку, а в это время кто-то незаметно залезал в твой карман и утаскивал еще три.

Завернув в более узкий переулок, пришлось расталкивать людей локтями. Как пчелы в улье, и с таким же назойливым гулом.

Пока я продвигалась сквозь людскую кашу с ароматом пота и блевотины, почувствовала, как чья-то рука попыталась отвязать мешочек с золотом с моего пояса. Я не стала утруждать себя предупреждениями, просто сломала эту руку. Еще чьи-то пальцы хрустнули, когда попробовали выдернуть мою книгу, завернутую в рубаху. Ее владелец еще долго орал, когда я выбралась из тошнотворного переулка и скрылась в другом.

На мне будто остались следы сотен рук. Даже проведя две недели в лесу, я не чувствовала себя такой грязной. В больших городах всегда буянят, дерутся и воруют, но я надеялась, что хотя бы середина ночи разгонит людей по домам. Хотя может, они уже дома. Улица – их дом.

Тропы до моего ночлега стали чище. Чем дальше от главных дорог, тем меньше людей, меньше гомона, меньше вони. Последнее особо радовало. Обоняние Кнарка было слишком чувствительным для такого смрадного разнообразия.

На новой улочке мне встретился лишь один человек. Высокий и толстый, словно бочка, мужик подпирал стенку и неистово рыдал.

Я миновала его и направилась дальше, но жирная рука схватила меня за плечо и повернула обратно.

Занеся кулак, я отправила его в сердце незнакомца, но остановилась, едва коснувшись шерстяной жилетки, когда услышала:

– Мама проснется?

Слов почти не разобрать: жалкий простолюдин безутешно всхлипывал и слизывал языком сопли, словно ребенок.

– Чего? – оторопела я, чудом успев остановить свой удар, который бы стоил ему сердечного приступа.

– Мама… – надрывался взрослый мужик, заливаясь слезами. – Моя мама когда проснется?

Аккуратно, безболезненно для него выбравшись из крепкой хватки, я развернулась и продолжила шествие.

– Так, ты пойди разбуди ее. – посоветовала я, не оборачиваясь.

– Я будил! – еще громче заскулил тот.

– Тогда подожди, пока протрезвеет. – напоследок бросила я и нырнула в последний проулок, ведущий прямо к моей таверне

– А когда протре… – стих крик взрослого детины.

Сжимая замотанную книгу, я шла быстрым шагом и гадала, на кой она мне сдалась. Но это была та же чуйка, которая попросила не попадаться служителям на глаза. Словно тихий шепот у самого уха. Может, это приказ Бадзун-Гра? Так Кнарки его слышат? Не различая, свои это мысли или чужие?

Трактир, где был мой ночлег, кишел назойливыми гостями. У скрипучей калитки топтались пьяные завсегдатаи, лапая не менее пьяных распутниц. Свет лампад из окон падал на грязную тропу, и я все больше сокращала дистанцию между нами.

Когда до линии света осталось три шага, раздался натужный скрип. Дверь впереди отворилась, преградив мне проход и заслонив собой свет.

Я не сбавляла шаг и была готова снести любого, кто выйдет из этой двери и встанет у меня на пути, будь то пьяница, вор или целая орда рыцарей.

Передо мной выросла Бетисса. Лоб в лоб. Мы были одного роста. Все те же распущенные белые волосы, коварный взгляд и искривленные в усмешке губы.

Опешив от неожиданности, я резко затормозила и едва не снесла ведьму своим телом. Грязь из-под моих зарывшихся в землю ног забрызгала подол ее балахона, но старуха не опустила взгляд и никак не изменилась в лице.

Я потеряла долю секунды. Одну лишь долю. Моя рука только дернулась, чтобы схватить ее за глотку, когда она молниеносно подняла ладонь перед моим лицом и дунула на нее.

Последнее, что я видела, это сухое лицо старухи и пунцовую пыль, летящую с ее ладони мне в нос.

Последнее, что слышала, когда упала на спину, это: «Я дам тебе имя, мерзкая тварь. Мой последний подарок».

И я утонула в омуте смазанных лиц, загадочных картинок, незнакомых мест, лживых слов и несбывшихся обещаний.

Искаженная память лопнула, как склянка, и ее колючие осколки вонзились в глаза изнутри. Заставили их видеть закрытыми.

Веки наполнились нестерпимой болью.

Уши заложило сплошным гвалтом смеха, криков, разговоров, причитаний и ругани.

И среди всего этого неописуемого хаоса я услышала свое имя.

Глава 5

Я лежу в изумрудной траве, укрытая полуденным солнцем. Меня не найти, если только не знать, где я. Но об этом месте почти никто не знает.

Так хорошо здесь. Шустрые рыбки плещутся на поверхности озера. Я их слышу. Должно быть, радуются, что я наконец вылезла из их вод.

Как жаль, что еще разок не поплавать. Не успею обсохнуть и конец: все догадаются, где я так подолгу пропадаю. Да, и домой пора возвращаться. Мамка, наверно, уже трезвонит коровьим колокольчиком, созывает нас всех готовиться к торжеству.

Тоже мне торжество! Вообще не понимаю, зачем они сюда приезжают. Сидели бы у себя в Дарнагаре и сидели. Нет, они все ездят сюда, будто им тут рады.

Фыркнула и подобрала льняное платье. Конечно же, им тут рады. Все, кроме меня. Мне они не нужны с их подарками странными. Я даже не знала, когда можно носить их щедрые подарки. Мамка запрещала касаться шелковых тканей и красивых украшений. Мамка говорила «Это на праздник, не трогай», а других праздников-то и не было, кроме их приездов. И то, нас не пускали в главный зал.

Волосы еще не высохли – пришлось спрятать под косынку, пока не залезу в проклятую ванну. Мамка слишком горячую воду делала. Я визжала, пока она натирала меня мыльнянкой. А мыльнянка-то, ой, как жжется, когда побегаешь по камням и набьешь себе ссадины на босых ногах.

Спустилась к изгороди, отодвинула дощечку и, как мышка, шмыгнула в заднюю дверь для слуг.

– Опять ты опаздываешь! – крикнула Рея, кухарка, когда я пробежала мимо кухни. – А ну, бегом мыться! Гости уже подъезжают.

– И пусть! – крикнула я, взбираясь по винтовым ступенькам и вдыхая ароматные пары из кастрюль. – Захочу, не пойду!

Рея посмеялась и посоветовала мамке это не говорить. А я и сама знаю, что не надо. Мамка по шее надает.

Когда я вбежала в комнату, увидела Алику. Она уже искупалась и прикладывала зеленый шелк к разгоряченному лицу.

– Тебе нравится? – спросила она, когда я стянула платье и прыгнула в приготовленную для меня воду. – Зеленый мне лучше красного, да?

Алика пыталась говорить, как высокородная леди. И руками так же водила, бесила меня. Я брызнула на ее платье водой.

Поднялся визг и, как обычно, началась драка. Мамка вбежала, разняла нас и дала подзатыльники.

– Это все она! – выла насквозь мокрая Алика, пытаясь вытереть капли с зеленой материи. Только хуже делала: платье тоже насквозь.

– Тихо! – шикнула мама. – Обе! Они уже здесь! А ну быстро намывайся, несносная! Где опять шлендала?

– Гуляла. – коротко ответила я и показала сестре язык.

Алика показала в ответ и выбрала новое платье, фиолетовое. Оно хоть и лучше зеленого и прошлого красного, которому я изорвала весь подол, но все равно ей не подходит. Алика совсем некрасивая. Ей ничего не идет, кроме колпака на всю голову.

Я хихикнула от своей шутки, бурля водой из-под носа.

Когда мамка вышла, сестра тут же скривилась:

– Я выйду замуж за благородного красавца, а ты нет!

– Больно надо. – сказала я, натягивая серое платье из хлопка с коричневым поясом.

– Мамка сказала, чтоб ты желтое надела.

– Сама надевай желтое.

– Козявка!

– Брюзга!

– Слабачка! – победно произнесла Алика, и я свалила ее с ног.

Никто не смеет называть меня слабой! Никто!

Мамка снова влетела в комнату и снова нас разняла.

Хоть она и старшая, в драках побеждала я. Всегда.

Ревущую Алику вывели из комнаты, а я получила пощечину.

– Сдурела?! – орала мать. – Что ни праздник, ты мне выходки свои показываешь! Хоть раз можно без них?

Я молча терпела, пока меня переодевали в желтое платье. Чистый шелк, поговаривала мамка. Дорогая ткань. Вышивка самой Хозяйки.

Фыркнула еще раз. Еще раз получила оплеуху.

Пушистые волосы заплели в настолько тугую косу, что аж виски онемели.

Меня вывели ко всем остальным в обеденный зал. Поставили рядом с Аликой и другими детьми прислуги.

Обеденные столы уже ломились от еды. Столько мяса, овощей, фруктов, вина… А запахи! От них голова шла кругом! Невольно сглотнула слюну и услышала урчание животика. Почему в обычные дни нельзя так есть?

Бархатные флаги висели на каменных стенах. На гигантской подвесной люстре горели все свечи до единой. Они еле заметно колыхались от сквозняка из узкой трещины в большом витражном окне. Я до сих пор обожала разглядывать скачущих оленей, хитрых лис и певчих птичек на этом цветном стекле, когда кушала.

За столы уселись гости. Все нарядные, в дорогих шелках и мерцающих украшениях. А я выгляжу как конюшонок, и даже атласный наряд не спасает.

Вижу Юю. Она помахала мне и показала, что мое платье ужасно. Я прыснула со смеху и получила толчок в ребра.

Руру сидел рядом с ней и пытался не заржать. Он показывал мне на соседнее место. Видимо, думал, что я как-то смогу быстрее сбежать и присоединиться к столу хозяйских детей. А я уверена, что сегодня мне не разрешат туда сесть. В обычные дни я всегда с ними кушаю, но сегодня необычный день.

– Это Алика, старшая дочь нашей талантливой портнихи. – представил Хозяин в красивом темно-бирюзовом камзоле, который сшила наша мама.

– О, я наслышан об умелице. – сказал высокий дядя. – Говорят, ее руки творят чудеса?

– Это так! Благодарю! – поклонился гордый Хозяин.

Его высокий гость выглядел иначе. Не похож на хозяина. Дядя был одет в черный парчовый кафтан с твердым высоким воротом. В жизни не видела такой красивой вышивки желтыми нитками! А на груди дорогущего кафтана висели золотые цепи, переплетенные словно качели. Вот бы маме это увидеть так же близко, как мне… Мама любила шить модные вещи. Попрошу ее сшить мне такой! Где же только достать такую негибкую ткань?

Нам впервые разрешили поглазеть. Раньше, когда эти приезжали, нас запирали в душной комнате. Алика умирала, как хотела увидеть нарядных персон. А я тоже умирала, но от скуки. Ни погулять, ни покупаться, ни подраться с мальчишками на палках.

– А кто эта юная красавица? – дядя обратился ко мне, раскрыв ладонь.

Я не дала ему свою руку. Грозно посмотрела, чтоб он понял, какая я смелая.

– Да, тут настоящая бунтарка. – улыбнулся он и отошел в сторону, пропустив какого-то мальчика вперед. – Думаю, тебе будет приятней познакомиться с ним. – предложил он, подталкивая мальчонку в спину. – Это мой сын. Вы как раз одного возраста. И оба бунтари.

Мерзкий лордик в темно-сером, похожем на отцовский, наряде смотрел на меня не менее злобно, чем я на него. Да, вот только манеры не позволяли ему держать кулачки за спиной, как делала я. И мальчик нехотя протянул мне руку.

Я не успела ничего понять, когда Алика выхватила мою ладонь и впихнула в его. Несносный мальчишка быстро и холодно чмокнул мою руку, оставив противные слюни. Я, кривясь, вытерла мусляки о платье. Его отец засмеялся. У мальчика дернулся уголок губ в ухмылке.

Я уже хотела двинуть ему в глаз, но тогда еды мне не видать два дня. Я стиснула зубы.

– Прошу прощения! – мягко сказал хозяин. – Это младшая дочка портнихи. Она… необычная, да.

– И как же зовут это необычное сокровище? – наклонившись, спросил дядя.

– Ее зовут…

Грохот и крики заполнили весь зал.

Я вздрогнула от неожиданности и ничего не поняла.

Мужчина тут же выпрямился и загреб сына за спину. Защищал его.

Все побежали в сторону окна. Кто-то звал лекаря.

Проталкиваясь между людьми, я вынырнула вперед и увидела маму. Она лежала у окна и дергалась. Так страшно дергалась. Изо рта пенка какая-то шла. Надо стереть эту пену, а то потом мамка разозлится, что предстала перед гостями в таком виде, а мы с Аликой не помогли.

Я поползла под стол, под суконную скатерть. Платье порвала.

Уже почти подползла.

Рядом с ней сел лекарь. Начал щупать шею и все тело.

А я под столом сидела. Меня никто не видел. Я чуток не доползла. Ну, ничего. Сейчас лекарь отвернется, и я быстро промокну пену на маминых губах рукавом желтого платья.

Наступила тишина. Хозяин сел рядом. Дядя с сыном стояли позади него. Мальчишка увидел меня, но промолчал. Только он один видел.

– Умерла. – сказал лекарь, и я посмотрела по сторонам, чтобы понять, кто умерла.

– Уведи ее дочек наверх! – шепнул хозяин надломленным голосом.

Я смотрю на маму. Глаза у нее стали странные. Мама проснется? Она ведь проснется? Она просто спит. Или устала. Да, она потеряла сознание от усталости! Сейчас проснется.

– Где младшая??? – крикнула кто-то. – Алика со мной! А младшую не могу найти!

Началась какая-то суета, все почему-то спрашивали, где я.

А я сидела под столом и смотрела на маму. Ждала, когда заморгает. А то нельзя так долго не моргать! У меня никогда не получалось так долго.

Меня не видно под скатертью. Только этот мальчик знал.

С трудом перевела взгляд от мамы к нему. Он неотрывно глядел на меня.

– Где она? Где девчонка? В желтом платье! Кто-нибудь видел? Куда она делась? – кричали разные люди с разных концов зала.

Я смотрела на мальчика, он на меня. Не знаю, зачем, но я помотала ему головой.

– Сын, ты не видел, куда маленькая побежала? – дядя в черно-золотом кафтане развернул его к себе.

– Нет, пап. – сразу же ответил мальчик, кинул на меня последний взгляд и вышел из зала.

Я снова посмотрела на маму. Только сейчас до меня дошло.

И внутри, там где детское сердечко, вспыхнула зверская боль.

Я открыла глаза и увидела прогнивший потолок.

Где я? И что это было за воспоминание? Оно мое, я знаю. Уверена, что мое. Целый отрывок памяти вернулся. Как?

Бетисса. Эта злобная ведьма и ее красная пыль что-то сделали со мной. И она сказала мне какие-то слова, но я не могла собрать их в памяти. Что-то про подарок, но…

Я села и потерла ноющие виски. Самочувствие такое, будто во мне сейчас бочка эля, вместе с бочкой. Еще этот смрад… Незнакомая кровать насквозь провоняла мочой. И во всей комнате жутко воняло. Откуда тошнотное зловоние? Тут же ничего нет, кроме дряхлой кровати на шатающихся ножках, сломанного стола и дыры в полу. Та комната, что я снимала в трактире у Роллы, была королевской опочивальней по сравнению с этим. Хотя, не улица, и на том спасибо. Но как я тут оказалась?

– Ты проснулась! – от восторженного баритона чуть перепонки не лопнули. – Вставай же! Вставай!

Я протерла глаза, пытаясь понять, не чудится ли мне. Ибо передо мной стоял тот самый рыдающий толстяк и махал пухлыми руками, чтобы я шла за ним.

– Помоги разбудить! Ты сказала, что она проснется, когда протрезвеет! Помоги протрезветь маму!

Протрезветь маму…

Книга!

– Где книга? – вскочила я, озираясь по сторонам.

– Какая книга? – спросил толстый идиот.

– У меня в руках была книга. В рубахе. Где она?

Вернув на миг утерянное самообладание, я в один шаг преодолела расстояние между мной и мужиком, схватила его за шерстяную жилетку и холодно прорычала:

– Где книга, что была со мной?

Остолоп никак не изменился в лице. Пытался что-то там думать, но у него не получалось. Мысли покидали разум, не успев сформироваться. Он слабоумный. Это я поняла еще в переулке, когда он безудержно рыдал. Но сейчас он тот, кто знает побольше моего.

– Ну? – я сильнее встряхнула его, но никак не удивила. Дурачка не ошарашило, что я трясу его словно ребенка.

– Я… я не знаю… – стыдливо признался он и поджал губы. – У меня нет книг. Я читать не умею.

– Кто бы сомневался. – вскипела я, выпустив слабоумного тупицу. – Ты пошел за мной следом?

– Пошел.

– И притащил сюда?

– Притащил.

– Кого ты видел?

– Тебя.

– Да, нет же… – раздраженно вздохнула я. – Кого ты видел рядом со мной? Старуху? Она взяла сверток с книгой?

Мужик поводил тупыми глазками, подумал и помотал головой.

– Чтоб тебя… – выругалась я и пошарила в поисках кожаного мешочка с золотом. Его тоже не оказалось, как и всего оружия. Меня обокрали, пока я валялась, вновь одурманенная этой седовласой тварью. Ни меча, ни клинков. Лишь лук остался – он в трактирной комнате, до которой я так и не добралась.

Я раздраженно протерла лицо и только сейчас поняла. Очков не было. Ни на лице, ни на шее, куда я стаскивала их, чтобы не потерять. Их тоже украли – они же из берилла, а он довольно ценный.

И слабоумный детина видел мои глаза, но в ужасе не убежал.

Я повернулась к нему, внимательно наблюдая. Он стоял в дверном проеме, закрывая его весь, и чуть ли не восхищенными глазами смотрел на мое лицо.

– Тебя не смущают мои глаза?

– Красивые! – воскликнул мужик и захлопал в ладоши от радости.

– Мои глаза красивые? – скептично уточнила я.

– Да!

Усомнившись в происходящем, я все же понадеялась, что Бетисса каким-то образом вернула мне врожденный цвет глаз. Она же сказала что-то про подарок. Это он? Пунцовая пыль изменила внешность Кнарка?

– Какого цвета мои глаза? – уточнила я.

– Очень красивые! Самые красивые! Черные! – заверещал идиот и запрыгал от восторга, от чего весь дом заходил ходуном.

Попытаться стоило. Я ничего не потеряла, за исключением крохотной надежды на нормальную жизнь. Черные глаза по-прежнему со мной. Если этот дурачок считает их красивыми – его дело. Хоть перед кем-то можно не скрываться.

– Как тебя зовут? – спросила я, садясь обратно на вонючую кровать.

– Янни-пом-пом!

– Янни-пом-пом? – мои брови задрались на лоб.

– Янни-пом-пом! – еще более воодушевленно захихикал толстый простачок, будто это самое веселое имя на свете. – Меня мама так зовет!

Глядя на него исподлобья – на рослого недоразвитого мужика сорока пяти лет – я могла представить какое угодно имя, но только не «Янни-пом-пом».

Волосы темные, грязные и длинные. Борода такая же. Он жевал нижнюю губу, как ребёнок, а взгляд был… хаотично парящим. Глупые глаза с трудом фокусировались на одном месте. Как и все слабоумные, он не умел контролировать эмоции, и его лицо постоянно искажалось, следуя за несвязными мыслями. То он скалился, то морщился, то улыбался одними деснами, то вытягивал губы в трубочку.

Янни был слишком нескладный: одно плечо задиралось к уху, а другое висело, как парализованное. Косолапые ноги безостановочно переминались на месте, будто в дырявых башмаках завелись мыши.

На нем были огромные штаны. Он постоянно подтягивал их на толстый живот. Прям каждое мгновенье. А сверху грязнущая рубаха и шерстяная жилетка на пуговках.

Дурак постоянно на что-то отвлекался и, кажется, пытался что-то вспомнить.

Он вспомнил. Поняла я это по тому, что мужик подпрыгнул на месте, всколыхнув хрупкие стены, поднял палец вверх и громко – громче, чем нужно – спросил:

– А как тебя зовут?

– Митра. – тихо ответила я, разглядывая нелепого имбецила.

– Чегось?

– Мое имя – Митра. – повторила я.

Так меня зовут. Воспоминание, которое Бетисса великодушно предоставила мне, вернуло два имени. Мое и моей сестры.

У меня есть сестра. Или была сестра. Я смутно помнила ее лицо, но мы точно не были похожи. Мы часто ссорились. Алика ненавидела меня. Почему? Если я доставала ее и портила платья, могли такие детские шалости привести к непреодолимой злобе? Может, да, а может, тут было что-то другое.

У меня была мама. Я не вспомнила, как ее звали, но точно знаю, что очень ее любила. Даже несмотря на постоянные оплеухи и наказания, моя мама была святой для меня.

В груди глухо аукнулось горе. Нестерпимая скорбь от ее потери. Никто толком и не понял, почему она умерла в тот день, выдернутый из моей памяти этой старой ведьмой. Когда меня нашли и заперли вместе с Аликой, скупой страж лишь проронил, что у портнихи случился приступ, и сердце не выдержало.

И еще я теперь знала, что родилась не в Йосе. Этот город находился в Северном Юшене. А там, откуда я родом, было всегда тепло. Это либо в Кейлин-Горда, либо в приближенных к нему регионах Тарты. Йос был связан с чем-то другим, но точно не с моей родословной.

Это воспоминание мне не только имя вернуло. Оно показало самое важное. Когда-то я была человеком. Ребенком. Значит, я родилась и выросла в чьем-то доме. Значит, там меня должен кто-то знать.

И самое яркое озарение было в том, что я не могла быть причастна к убийству Гонника Даггана и его семьи. Если я была ребенком и человеком, значит, родилась уже после их гибели. Получается, я угодила в армию Бадзун-Гра совсем недавно. Может, пару лет назад…

Почему-то от мысли, что я не убивала Дагганов, стало легче. Должно быть, история Баата была моей любимой сказкой в детстве – поэтому я так близко приняла ее к сердцу.

Поднявшись с кровати, я напрягала память со всех сторон, но никак не могла вспомнить свой дом и имя хозяина, приютившего нас.

– Идем? – Янни-пом-пом активно замахал руками, обрадовавшись, что я встала.

– Куда?

– Мама! – растянул он с искренним осуждением, мол как я могла забыть про такую священную вещь.

– У меня нет времени. – холодно сказала я, проверяя, в порядке ли мои доспехи и портупея. – Нужно найти воришек, что украли мои вещи. Если не потороплюсь, мое добро продадут в какой-нибудь поганой таверне.

Я была уверена, что это не Бетисса. Когда ее соратник сбросил меня с утеса, ведьма не тронула мешочек золотых. Стало быть, богатства ей не нужны. Как и книги. Мои вещи украли обычные воры, орудующие в этом насквозь прогнившем городе. Я их найду. Я переломаю им позвоночники. Не в назидание, нет, а просто так.

– У тебя украли вещи??? – неистово ужаснулся имбецил, закрыв рот руками.

– Представь себе. – бросила я и кивнула идиоту, чтоб отошел от двери.

Он отошел, даже не поняв, что мой кивок был угрозой.

Внутри вскипала неукротимая ярость, какой я прежде не чувствовала. Вместе с потерянным воспоминанием, вернулось что-то еще. И это что-то решило все за меня. Воров пойдет искать Кнарк. Пусть все в этом городе узнают, кто пришел по их души.

– Это очень плохо! Это очень ужасно! – бормотал мужик, следуя за мной в какую-то кухонную пристройку. – Мама говорит, что воровать нельзя! Это плохо! Нельзя воровать!

– Твоя мама права. – сухо сказала я, пытаясь понять, как отсюда выйти.

– Но если твои вещи у Аркина, то нужно просто попросить, и он отдаст! Он мне всегда отдает! Гадкие воришки часто шутят и крадут мои вещи, но Аркин всегда возвращает их. Он хороший! Он меня ценит и уважает!

Остановившись у грязного окна, через которое можно вылезти, я повернулась к слабоумному детине:

– Кто такой Аркин?

Уже задавая вопрос, я поняла, что Янни-пом-пом не сможет ответить. Слишком взрослый вопрос ему не по силам, и бегающие в негодовании глазки тому подтверждение.

– Почему ты решил, что мои вещи у этого Аркина? – перефразировала я.

– Все вещи, что пропадают, у Аркина! Я знаю!

– Он вор?

– Нет! – Янни-пом-пом чуть сознание не потерял, а изо рта брызнули слюни. – Аркин хороший! И он всегда добр ко мне.

– Ясно. – коротко заключила я.

Аркин – вор. Это ясно как день. Причем, он – главарь. У него своя сеть ловких воришек, которые тащат награбленное в общак. А это значит, что ему нужно место, где он чаще всего обитает, защищая прикарманенные богатства. Этот Аркин неплохо устроился. И пора наведаться к нему в гости.

– Янни? – позвала я верзилу, разглядывающего сковородку.

– Янни-пом-пом! – обиженно исправил он.

– Янни-пом-пом, ты поможешь мне? Отведешь меня к Аркину?

Тупенькие глаза засияли, забегали кругом. Идиот захлопал в ладоши и ребячески улыбнулся. Но потом вдруг вспомнил:

– Разбудим маму? Я должен сказать ей, что буду помогать красивой Митре с красивыми глазами! Чтоб мама не волновалась, надо ей сказать!

Чем быстрее отделаюсь от этой проблемы, тем быстрее отправлюсь на поиски Аркина и всех моих вещей. Убивать слабоумного не хотелось, но и объяснять насущные вещи без толку, поэтому я кивнула и сказала:

– Веди к маме, Янни-пом-пом.

Он запрыгал в три раза сильнее, и пол предупреждающе треснул. Дабы не наделать дыр и в этой комнате, я подтолкнула его вперед.

Не переставая махать рукой, Янни-пом-пом вел меня вверх по лестнице. В такую же маленькую комнату, в которую он уложил меня, когда вытащил с улицы.

Поднимаясь по ступеням, я знала, чего ожидать. Мать слабоумного либо пьяна вдрызг, либо мертва. И все же, маленькая девочка Митра, сидевшая под столом в желтом платьице, надеялась на первый вариант. И если она пьяна, я растолкаю ее с одной попытки.

Надежда развеялась, стоило здоровяку открыть дверь. Я поняла, чем воняло внизу. Это было трупное разложение. И мерзкое жужжание тысячи мух засвербело в ушах.

Я зажала нос рукавом и мельком глянула внутрь. Даже Кнарку стало не по себе. Единственное окно было забито досками, и через них в комнату падали лишь три лучика света, но их было достаточно, чтобы разглядеть кровать, которая начала гнить вместе с влажным трупом. Если бы я не знала, что это женщина, то под роем кишащих мух даже не поняла бы, кому принадлежат останки.

Кашляя, я закрыла дверь и повернулась к улыбающемуся «ребенку».

– Ты разбудишь? – глупые глаза наивно засверкали.

Я молчала и пыталась продышаться. Вонь жуткая.

– Митра? Разбудишь маму? – не унимался Янни-пом-пом.

Я смотрела на него и чувствовала, как крошечная жалость подкрадывалась к горлу. Его мать давно умерла. Должно быть, она ухаживала за недоразвитым сыном и часто приводила его в порядок: стригла, брила бороду, переодевала… И судя по отросшим волосам, эта женщина… то, что осталось от нее… умерло несколько месяцев назад. А он думает, что она спит.

– У тебя есть еще кто-то, кроме нее? Отец? Братья, сестры? Дядя? Кто угодно? – серьезно уточнила я.

– Есть! Собака!

– Кроме собаки, кто-то есть?

– Только она убежала…

– Янни? Есть кто-то, кроме убежавшей собаки?

– Мама!

Я втянула ядовитый воздух, теряя терпение, которое и так почти иссякло.

– Кроме собаки и мамы, у тебя еще кто-нибудь есть из родни?

Янни-пом-пом помотал грязной головой. С улыбкой и гордостью. Он гордился своей маленькой семьей. Семьей, которой не стало.

– Янни-пом-пом…

– Да, Митра? – его глаза сияли чистой радостью.

Сделав паузу, я думала, как сказать, чтобы он понял.

– Твоя мама не проснется. – начала я, и Янни нахмурился. – Она спит очень глубоко. Видит чудесные сны. Блуждает в них по волшебным местам. Твоей маме там очень хорошо. Лучше, чем здесь. Это я тебе обещаю, Янни. Твоя мама очень счастлива и не хочет, чтобы ты будил ее.

В тишине, возникшей между нами, слышался хор мух из соседней комнаты. Я не была уверена, подхватил ли Янни такую же заразу, что его мать. Но даже если я посоветую ему обратиться к лекарю, он вряд ли послушает. Да, и лекарь не станет лечить слабоумного толстяка.

Глупые глазки бегали по моему лицу, переваривая услышанное.

Я уже подумала, что Янни мне не поверил, и нужно добавить что-то еще, как он вдруг радостно заулыбался.

– Если мама счастлива, то я счастлив! – воскликнул он. – Ты уверена, что ей хорошо?

– Абсолютно. – твердо кивнула я.

Янни воодушевился и зашагал вниз.

– Это очень хорошо! Мама счастлива, и я счастлив! Пошли к Аркину, Митра! Аркина попросим, и он все вернет! Он хороший, как и моя мама! А вот воровать нехорошо, Митра! Это очень нехорошо!

– Я с тобой полностью согласна, Янни. – тихо ответила я, кинув последний взгляд на дверь в мамину комнату.

– Янни-пом-пом!

– Янни-пом-пом, да. – исправила я и направилась вслед за сорокалетним дурачком.