Читать книгу: «Шата», страница 3

Деревенька оказалась довольно крупная. Два ряда деревянных домов с заснеженными крышами стояли вдоль широкой тропы, по которой недавно проезжали груженные повозки: две глубокие борозды от колес сопровождали меня вглубь поселения.

Жители озирались, но долго внимания не заостряли. Наверно, одиночные путники не были редкостью здесь, даже такие странные как я.

Солнце уже клонилось на запад, когда моя нога ступила в местный трактир под оригинальным названием «Трактир».

Ожидания оправдались. Это была гнусная, пропахшая жиром таверна: несколько старых столиков разной формы и ржавые подсвечники, разбросанные по всему залу. Над головой – деревянные балки, держащиеся на добром слове. Слева в камине потрескивал огонь. Длинный прилавок с кучей чугунных сковородок на полках, и хозяин заведения: огромный бородач, с едва заметной сединой и большим носом. Кроме него за угловым столиком сидела пара не менее бородатых завсегдатаев.

Как только дверь захлопнулась, все с подозрением посмотрели на меня и, окинув взглядом с ног до головы, сосредоточились на лице, наполовину закрытом берилловыми очками.

– Из Эбиса? – удивился хозяин, и когда я кивнула, указал на стул за стойкой. – Повезло тебе добраться до нас в такой мороз, девочка.

Мороз? Я его не заметила.

Я села на скрипящий стул и повернулась к двум «зрителям». Они тут же отвернулись, делая вид, что рассматривают подгнившие балки, но как только я перестала смотреть, тут же снова уставились на мою спину. Я чувствовала это.

– Чем могу быть полезен? – улыбнулся хозяин подгнившими зубами.

– Эль есть? – спросила я, откидывая капюшон.

– А то! – загордился хозяин.

– Тогда мне кружку эля и твое фирменное блюдо.

– Мое фирменное – это ребрышки в медовом соусе, миледи! – подмигнул он. – И кое-что еще, но об этом я поведаю тебе позже, если снимешь у меня комнату.

Ну хоть «великие соблазнители» себя не изжили.

– Я здесь проездом. – равнодушно ответила я. – А вот если подскажешь, кто может продать крепкую ездовую лошадь, то в долгу не останусь.

И прежде чем он растянулся в отвратительно-обольстительной ухмылке, я покрутила один золотой перед его лицом.

И точно, золото творит чудеса. Взгляд хозяина из хитро-любопытного превратился в боготворящий.

– Сию минуту, миледи! Добавлю еще грозди красной смородины. Она божественно сочетается с мясом.

– Красная смородина зимой? – удивилась я.

– Ее только вчера привезли из Кейлин-Горда. А там всегда тепло, ты же знаешь.

Я только сейчас поняла, что при разговоре с Вейжом даже не удосужилась уточнить, где мы находимся.

– Слушай…

– Хуго.

– Слушай, Хуго, я столько дней в пути, что уже и со счета сбилась. И кажется заплутала. Не подскажешь, где нахожусь?

–  Как же не подсказать! – засмеялся Хуго, наполняя кружку элем. – Мы сейчас топчем землю Северного Юшена. А наша богом забытая деревушка называется Рокша.

Насчет Северного Юшена могла бы и догадаться: только тут всегда лежал снег. И название деревни мне было знакомо. Кажется, я примерно знала, где я.

– Премного благодарна, Хуго! – я отпила из кружки. – Довольно неплохой эль для богом забытой деревушки.

Хуго аж покраснел от гордости и даже поклонился, уходя на кухню.

И как только его могучая спина скрылась, двое посетителей – бородатых грязных простолюдинов – зашептались. Они пытались говорить тихо, но кое-какие слова я уловила. И слова эти были: «золото… сколько еще у нее… девчонка… разделаемся быстро».

Скрип отодвигаемого стула. Сначала одного, затем второго. Я смотрела на чугунные сковородки и дивилась наивности этих людей.

Как бы Кнарк поступил? Перерезал бы их никчемные глотки, раз уж они сами ими пренебрегают, и наколол головы на пики у входа в Трактир, словно украшения. Этому месту не хватает шарма. Украсить его парочкой трупов было бы превосходно. Идея показалась мне настолько заманчивой, что я невольно усмехнулась и сделала глоток.

Два еще пока живых наглеца крались ко мне сзади. Их даже не смущало, что половицы скрипят под тяжелыми сапогами, давая мне знать, где они.

Я отставила кружку эля. Похоже, они нечасто кого-то убивали. Чем же еще оправдать такую нелепицу? Может, показать им, как надо? Научить убивать, как подобает? А то даже стыдно за них.

Первый был на расстоянии руки и уже вытащил что-то (должно быть, неприлично острый нож) из-за пояса, когда я спокойно развязала плащ, стянула его, положила на соседний стул и преспокойно продолжила пить сладко-горький эль.

Когда Хуго появился с тарелкой и новым бочонком, то спросил, где же те двое. «Им, видать, не понравились мои доспехи, и они решили уйти… или им не понравился мой меч. Одно из двух» – сказала я и подвинула пустую кружку, которая тут же наполнилась свежим элем.

Бараньи ребрышки еще шкворчали, а аромат мяса, меда и масла заставил рот наполниться слюной. И на всем этом совершенстве покоились сочные грозди красной смородины.

Харчи Ясналии тут же канули в небытие, и я уже раздирала мясо зубами.

– Отличный аппетит, миледи! – порадовался Хуго. – И отличные доспехи. Ты из рыцарей что-ли?

Я кивнула, не в силах утруждать рот словами вместо еды.

– А кто твой хозяин?

– А что? – невнятно спросила я.

– Нет, ничего. Так, любопытствую.

– Не стоит.

Хуго прищурился, посмотрел на стол, за которым не столь давно сидели несостоявшиеся убийцы-грабители, а потом на меня:

– А они… они, правда, сами ушли? Или ты…

– Они живы и здоровы. Скорее всего, уже воркуют со своими женами.

Хуго кивнул, но заметно напрягся.

– Расслабься, хозяин! Я никого не убила и не убью. – сказала я, зубами стянула ягодки с грозди и, проглотив кислое блаженство, добавила. – По крайней мере, сегодня.

Хуго нервно посмеялся, подбросил дров в камин и убрал мою пустую тарелку за прилавок.

– А через это вообще что-то видно? – он указал на берилловые очки.

– Что-то видно.

Вытерев рот рукавом, я допила эль и отдала пустую кружку Хуго. Когда он обернулся, то на стойке уже лежал один золотой. Я пальцем пододвинула его хозяину.

– А теперь поговорим. – сказала я.

Хуго кивнул и налил себе эля.

– В деревне недавно был путник. – начала я. – Он заходил сюда?

Хуго почесал бороду, поджал губы и покачал головой, ответив:

– Вроде не припомню никаких путников, кроме тебя и купцов, что проезжали вчера.

– Чем торговали купцы?

– Фруктами, овощами, мехами, – перечислял он, вспоминая. – Добротной шерстью и красной смородиной, которая украсила твои бараньи ребрышки.

Я кивнула:

– Сколько было торгашей?

– Я видел троих.

– Повозка одна?

– Одна.

– И уехали они втроем? Никого случайно не прихватили? Кого-то с большим мешком, например?

Хуго озадачился пуще прежнего. Долго ковырялся в памяти и затем покачал головой:

– Не припомню такого. Они напоследок забегали за бочонком брусничной настойки, и их по-прежнему было трое.

– Они уехали на закате?

Хуго кивнул. Я раздраженно вздохнула и, не снимая очки, почесала под ними зудящую кожу.

Если торговцы уехали на закате, то сейчас могли быть уже в пятидесяти лигах отсюда. И это в том случае, если делали привал. Если же не делали, то еще дальше.

Было бы полезно задать им те же вопросы, что Хуго. Торговцы обычно имели талант собирать разносортные сплетни и знать чуть больше, чем местные жители. Вдруг тот, кого я искала, вчера еще был в деревне и прикупил что-то у купцов. До Кейлин-Горда – месяц пути. Я бы могла нагнать их и расспросить, но это лишь в том случае, если они возвращались в Кейлин-Горда, чтобы набрать новый товар, а не ехали куда-то еще.

– Ты же можешь снять их. – Хуго указал на очки, под которыми я расчесывала потную кожу. – Клянусь, никому не скажу, какого цвета у тебя глаза.

Я перестала чесаться и посмотрела на него:

– И какого же цвета у меня глаза, Хуго?

Бородач растянулся в обольстительной улыбке и подмигнул:

– Я уверен, что зеленые. К твоим волосам очень подойдет. Я угадал? Они зеленые?

Я расслабилась и сказала, что он угадал.

– Как цвет изумрудов или травы по весне? – не унимался «соблазнитель».

– Как цвет дохлой жабы.

Хуго басисто рассмеялся, схватившись за живот. Его деревянная кружка шлепнулась на пол, расплескав эль по нижним сковородкам.

Я искренне улыбнулась. Этот мужик мне нравился. Простой и довольно смелый. Душой не кривил. Славный бородач и шикарный повар.

– Ты мне нравишься, девочка! – он будто прочитал мои мысли. – Оставайся на ночь. Дам тебе лучшую комнату. В счет этого золотого.

– Благодарю, Хуго! Но давай лучше в счет этого золотого исключим твои обольстительные шуточки?

Он поднял руки:

– Сдаюсь и каюсь! Не могу удержаться, когда вижу молодую красавицу. Привычки не пропьешь.

– А ты постарайся. – я кивнула на эль. – И вернемся к тому, где закончили.

– Спрашивай, девочка! Я весь внимание. – Хуго налил себе новую кружку, обошел стойку и сел на соседний стул.

Ходить вокруг да около уже не было смысла. Солнце садилось. Мне пора выдвигаться в путь.

– Недалеко отсюда есть домик. В нем живет Вейж. Ты знаешь его?

– Знаю, конечно. Вейжа и Ясналию знаю.

– Между их домом и деревней есть утес, а на утесе пещера. В ней кто-то жил. Ты знаешь, кто это был, Хуго?

Хуго удивленно помотал бородой.

– Я и о пещере впервые слышу.

Не густо сведений.

– Когда к вам в последний раз приходил Кнарк?

Всего лишь одно слово из пяти букв заставило брутального мужика побелеть и, кажется, еще больше поседеть на глазах. Вся кровь отлила от его лица, а зубы непроизвольно клацнули друг об друга.

Сглотнув необъятный ком, Хуго тихо ответил:

– Три недели назад.

– Как Кнарк выглядел?

Глаза Хуго расширились еще больше. Зрачки чуть ли не вылезли за границу карего цвета.

– Э… Он выглядел…

Хуго сказал «он». Кнарк был мужчиной, а значит, не я собирала тут дань три недели назад.

– Спасибо, Хуго! Теперь мне пора.

Ничего не поняв, напуганный бородач наблюдал, как я накинула плащ, подхватила седло и направилась к выходу.

– Последний вопрос. – у двери обернулась я. – Кто продаст мне лошадь?

Ему до сих пор было сложно связывать слова, поэтому Хуго просто указал пальцем в правую сторону и еле выдавил:

– Предпоследний дом. Старик Тургас.

И услышав это имя, я вышла из Трактира.

Начиналась пурга. Снежинки закручивались в маленькие вихри, а те затягивались в приличную метель. Значит, скоро потеплеет, и мой будущий конь не замерзнет насмерть.

Старик Тургас оказался ворчливым скупердяем. Пока я молча доставала золотой из мешочка, он раз двадцать сказал, что никакую лошадь мне не продаст. Разок обозвал оборванкой – не знаю, по каким отличиям я походила на оборванку – и трижды угрожал прирезать меня прям в конюшне.

Стоило старикашке узреть блеск золота…

Из деревни Рокша я выехала верхом на лучшей лошади из всех имеющихся. Вороной красавец быстро принял новую хозяйку и послушно следовал моим движениям.

Вместе с лакомствами для лошади, я так же получила солидный кусок вяленой говядины и новую черную накидку с медвежьим мехом. Мне она была без надобности, но старик Тургас разве что свою душу мне не продал за золотой. Пытался впихнуть в мои руки все, что ему попадалось на глаза. В итоге, взяв со старика слово, что прежний плащ он отнесет Ясналии, я согласилась на новый.

Пурга усиливалась. Липкий снег сбивался в юркие ураганы и рассыпался поверх сугробов как пена. Ноги лошади утопали в снегу по голень – мы двигались медленно, но конь не противился дикой дороге.

Солнце село. Лес погрузился во мрак. Но как это может остановить того, кто видит в темноте и настойчиво намерен, как можно скорей, попасть в Таццен?

Это место прозвали Городом Мудрости. Так Вейж рассказал. И в Таццене, в главном его храме Харсток, хранились портреты всех правителей Баата. До Беспросветной войны Харсток был главной защитой горожан. Этот замок имел самостоятельную оборону и мог годами выдерживать осаду врагов. После войны, за ненадобностью замка, в котором нет ни одного рыцаря, его превратили в кладезь самого ценного, что осталось в мире: книг, монументов и других произведений искусства, древних рукописей и портретов всех королей, когда либо правящих Нефритовой империей.

Мне было необходимо взглянуть на один из них. Ведь я как-то связана с человеком, изображенным на нем.

С большим удовольствием стянув очки, я и мой новый спутник скрылись вместе с вьюгой под покровом ночи.

Глава 3

– Ты из Эбиса шоль? – спросила толстая хозяйка таверны под названием «Цветущая Липа».

Стянув намокший от снега капюшон, я кивнула ей и села за единственный свободный стол сбоку от прилавка.

Этот трактир был больше, как и сама деревня. Центральная тропа ответвлялась несколькими дорогами, и вдоль каждой тянулась череда бесконечных крошечных домиков. Много детей бегали и кидались снежками, а в Рокше я не видела ни одного юного лица.

Путь сюда был долгий и почти весь сопровождался снегопадом. Моя одежда не просыхала, конь негодовал, костер горел еле-еле и быстро потухал.

Вяленное мясо осточертело на пятый день, но пришлось довольствоваться им еще столько же – у меня не было лука и стрел, чтобы добыть грызуна или редкую птицу. И последние три дня я питалась лишь снегом и жесткими кедровыми орехами.

Дни были наполнены вьюгами, а ночи – голодными хищниками. Они выли, беспокойно скитались, но ни разу не приблизились ко мне или к лошади. Что-то отталкивало их. И это что-то было запахом Кнарка. Волки и медведи боялись меня больше, чем голодную смерть, но их вой мешал спать. Все эти долгие ночи я лишь прикасалась к поверхности сна, но ни разу не утонула в нем.

Однообразие зимнего леса утомляло. Сосны сменяли кедры, кедры сменяли ели, ели сменяли сосны. Пушистая хвоя разрослась так высоко и густо, что в полдень внутрь леса просачивались лишь жалкие остатки солнечных лучей.

Когда я увидела первые домики, то ощутила прилив искреннего облегчения. Голод, злость и недостаток сна были единственным, что занимало мой разум сейчас. Все разговоры, вопросы будут после. А сейчас лучше, чтоб никто мной не интересовался. Вся мощная энергия во мне требовала подпитки, отдыха и тишины. Кнарк был силен и вынослив, да, но нервы, кажется, теперь у меня были человеческие.

Рок судьбы: таверна была доверху набита посетителями. Войдя в нее, я едва удержалась от разочарованного вздоха и попыталась дать себе обещание, что каждый гость трактира сегодня вернется домой.

Все взоры обратились ко мне, когда медвежий плащ переместился на отдельный стул. Можно было оставить его поверх доспехов и оружия, но будь я проклята: накидка насквозь промокла, а местами заледенела. Ей необходимо просохнуть. Отвратительный запах мокрой шерсти уже въелся мне в ноздри.

– Шо будешь? – сбоку раздался скрипучий голос толстой хозяйки, фартук которой был грязнее, чем пузо свиньи.

– Что есть?

– А плата имеется?

Я подняла взгляд и пожалела, что темные бериллы скрывают глаза Кнарка. Вот была бы потеха.

– Имеется. – сухо ответила я.

Толстуха подбоченилась, обведя меня крысиными глазками, и брякнула:

– Хорошо бы узреть, чем платить шоль будешь.

На ее последнем слове кожаный мешочек со звоном упал на стол. Не стоит показывать им золото, пусть гадают, что там за металл. Хотя если сегодня кто-то захочет стать вором, я не стану препятствовать. К слову, я буду только рада, но крошечный просвет разума подсказывал, что ближе к цели я от этого не стану, а вот молва обо мне разойдется далеко.

Разочаровавшись несбывшимися мечтами, я еще раз вежливо уточнила, чем эта женщина может меня накормить.

– Народу вижь скока? – хвастливо повернулась толстуха. – Остался только тушенный фенхель с имбирем.

– Мяса нет?

– Никакого мяса! Ты шо?!

– Давай что есть. – раздраженно согласилась я. – Двойную порцию. И кружку эля сразу.

Толстуха что-то невнятно промямлила и удалилась в свои чертоги.

Откинув голову, я закрыла глаза и не обращала внимания на шепотки и хихиканья. Они не пробуждали никаких эмоций. Муха не надоедает, если перестаешь ее замечать. Я сосредоточилась лишь на потрескивании горящих дров в огромном камине. Он успокаивал.

Я не устала, не замерзла, не вымоталась. Если на это злачное место обрушатся горы, я выберусь живой. Сила Кнарка питала меня, но какая-то человеческая частичка (если она была во мне) скреблась о внутренности и просила беречь ее. Поэтому, решила я, сегодня сниму комнату и посплю на кровати. Да, и конь будет счастлив. Сейчас он стоял, привязанный в конюшне у таверны, и жевал сено. Сушеные яблоки, подаренные стариком Тургасом, кончились два дня назад, и первым делом по прибытию я нашла теплый хлев и велела конюху позаботиться о хвостатом друге.

На стол приземлилась высокая кружка с душистым элем, и я разом выпила половину. Удовлетворение растеклось по телу вместе с кровью.

– Вот твой фенхель. – на столе оказалась тарелка, а перед ним засаленная хозяйка.

На вкус это было как сладкий укроп. Горечь имбиря перебивала его, но менее отвратительным блюдо не стало.

Но Кнарк непривередлив – я опустошила двойную порцию непонятного сорняка и с удовольствием влила следом остатки эля.

– Шо-нить еще? – толстуха выросла передо мной, как только пустая кружка опустилась на стол. Боялась, что я убегу без оплаты.

– Да. Ты сдаешь комнаты?

– А как же! Комнаты есть!

– Тогда сегодня я переночую здесь. А к завтрашнему полудню ты достанешь мне солонину, вяленое мясо, сухари, сушеные яблоки, бурдюк, наполненный элем, и еще добротный лук со стрелами.

– Ты ж… Где ж я эта достану? – возмутилась толстуха.

Я подняла один золотой:

– Уж где-нибудь достанешь.

Крысиные глазки засветились, заозирались, и пухлая грязная рука тут же выхватила золотую монетку и сунула ее куда-то в мясистые груди.

– Канешно, миледи! Все достану! И комнатушку та приготовлю сие мгновенье! Самую лучшую! С окном даже! И конюшонку скажу, шоб за лошадкой вашей получше та приглядывал! И еще сейчас вам пирог с маринованной брусникой притащу! Он знать какой вкусный?! Только испекла!

– Тащи свой пирог. – кивнула я. – И еще кружку эля.

Тучная хозяйка, едва не снеся задний столик и взбудоражив гостей, прошмыгнула на кухню с такой ловкостью, будто весила меньше ребенка.

– Вот же ш он! – заворковала она, вернувшись, и грациозно опустила передо мной деревянную тарелку с большим куском ароматного пирога и полную кружку эля. – Миледи желает еще шо-нить?

– Да. – я отломила кусочек пирога, с которого сочился алый брусничный сок. – К тебе никакой путник не заходил недавно? С большим мешком?

Толстуха вскинула руками, мол очевидно же:

– Канешно ш, миледи! Дня три назад ведь!

Не донеся пирог до рта, я остановилась и внимательно посмотрела на толстуху.

– А куда он дальше направился, не знаешь?

– Почему он? – удивилась хозяйка. – Это она. Старуха пришла с большущим мешком.

Надежды развеялись. Старуха с большим мешком… Это точно не тот, кого я ищу. Старуха не могла одолеть меня. Но может она жила в той пещере и видела, что произошло на утесе. Если вообще это она жила в пещере. Людей с мешками нынче как грязи.

– И куда эта старуха пошла, ты не знаешь? – перефразировала я.

– А куда пошла? – нахмурилась толстуха. – Никуда не пошла. Вон сидит же, миледи. У камина.

Кусочек пирога так и завис в воздухе, когда моя голова повернулась в сторону камина.

Большой очаг из камня занимал половину стены. Слева стояли столики, занятые гостями. Справа от камина стоял лишь один стол, в самом углу, с одним лишь стулом. И на нем сидела старая женщина.

Сидела она с невыносимо прямой спиной, а руки были женственно сложены на столе. На пустом столе. Она ничего не ела, не пила. Волосы старухи были ниже колена – белые, как молоко, и прямые, как клинок меча. Они даже седыми не казались, а скорее, лишенными всякого цвета. Одета она была в… непонятно, что это. Похоже на старую мантию священнослужителя, которую перешивали, по меньшей мере, сотню раз. Никакого мешка рядом не было.

Старуха смотрела на меня. Так пристально, не моргая. Блики огня от камина светились в ее глазах цвета мутного серебра. Или скорее, железа. Да, цвет темного, закаленного огнем железа, из которого куют доспехи и мечи.

Я поднялась, взяла тарелку с пирогом, свой стул и направилась к старой женщине. Сев напротив нее, я поставила между нами тарелку.

– Принеси мой эль, – сказала я толстухе, которая следовала за мной по пятам. – И старой леди тоже. За мой счет.

– Сиё мгновенье, миледи! – послышалось уже из кухни.

Я ничего не говорила и изучала морщинистое сухое лицо. Старуха тоже молчала и разглядывала мое. Мне даже показалось, что она видит сквозь берилловые очки – закончив исследовать меня, она застопорила взгляд именно на них.

– Пирог? – предложила я и подвинула к ней тарелку.

Старуха, не сводя с меня глаз, взяла отломленный кусок двумя пальцами и аккуратно положила в рот. Она и правда была благородного происхождения. Простолюдины так не едят.

– Как тебя зовут? – спросила я, дождавшись пока женщина прожует.

– Бетисса. А тебя?

– Ясналия.

Старая женщина почтительно наклонила голову:

– Благодарю тебя за пирог, Ясналия. У меня кончились все деньги, когда я заплатила за комнату.

– Тогда не стесняйся и доедай весь.

На стол опустились две кружки эля и тень хозяйки.

– Шо-нить еще, миледи?

– Нет, бо…

– А ты не угостишь меня еще одним кусочком пирога, дитя? – старуха перебила меня и улыбнулась на удивление белоснежными ровными зубами.

Я пристально посмотрела на нее и спустя целое мгновенье повернулась к толстухе:

– Еще кусок пирога.

– Сечас будет, миледи!

Бетисса осторожно отламывала по кусочку и медленно попивала эль маленькими глотками. Ела она не спеша, будто и не была голодная… сколько там хозяйка сказала дней? Три? Три дня, если верить Бетиссе, она ничего здесь не ела, раз отдала все деньги за комнату. У нее была своя еда? Может поэтому мешка с ней нет? В нем была еда, и она кончилась?

– Мы раньше не встречались? – я нарушила тишину.

– А что, тебе кажется, что встречались? – вопросом ответила она и как-то странно улыбнулась.

– Да, мне так кажется. – соврала я. Как бы я ни пыталась вспомнить, в моих мыслях мелькали десятки незнакомых лиц, но ее среди них не было.

– Я так не думаю. – сухо ответила старуха и принялась за второй кусок.

– Память иногда подводит пожилых людей. – сказала я. – Вдруг ты меня просто не помнишь?

– Я бы непременно запомнила твои глаза, – она указала на меня, а я напряглась. – Точнее эти приборы на твоем лице. – тут же исправила она. – Как это называется? Очи, вроде? И память, Ясналия, подводит не только пожилых, да? Мы-то с тобой об этом знаем. – добавила она, улыбнулась и сделала глоток.

– С чего ты решила, что меня память подводит? – подловила ее я.

– А кто сказал, что я про тебя? – тут же парировала она.

– Ты сказала, что мы-то с тобой об этом знаем.

– Ну, ты же спросила, не знакомы ли мы, а значит, точно не помнишь, верно? Ты сомневаешься. А сомнения возникают тогда, когда либо слишком много знаешь, либо слишком мало помнишь.

Она игралась со мной.

– Стало быть, ты никогда не сомневаешься? – заметила я.

Бетисса подумала с мгновенье и покачала головой. Белые волосы заструились, словно морские волны, гипнотизируя плавным шелестом.

– Скажи, мудрая женщина, – я наклонилась вперед, тщательно следя за ее реакцией. – Не страшно ли тебе было жить одной в потаённой пещере на утесе?

Ходить вокруг уже не нужно. Она точно меня знала. И она умная. Слишком. Умнее меня. Бетисса лавировала словами так же ловко, как шут жонглировал яблоками. Она недвусмысленно намекнула на мои глаза и память. Просто потом так же ловко выбралась из своих ответов, играя смыслами.

– Не особо. – легко ответила старуха.

Я удивилась, но виду не подала. Бетисса даже не моргнула и никак не выразила негодования, которое обычно возникает у людей, если ты знаешь о них чуть больше, чем они думают.

– Так значит, ты видела меня? На утесе?

– Не видела. – смело соврала она.

– И моего противника ты видела? – не обращая внимания на ее лживый ответ, наседала я.

– Не видела.

– Ты врешь, старуха. – в лоб сказала я и улыбнулась.

Она тоже улыбнулась. Зловеще. И громко произнесла:

– А ты Кнарк! Все мы не без греха…

Как только она произнесла это слово, наступила дикая тишина. В ушах от нее зазвенело. Я сидела ко всем спиной и видела лишь довольное лицо Бетиссы, которая спокойно попивала свой эль. Но я точно знала, что все взоры сейчас прикованы ко мне.

Ни шепотков, ни стука посуды, ни скрипящих стульев. Все замерли, услышав одно слово. Даже поленья перестали трещать в камине. Языки пламени словно застыли, не решаясь колыхаться дальше.

Я медленно повернула голову и посмотрела на испуганных до ужаса посетителей. Они примерзли к стульям, боясь шевельнуться. Если я сейчас скажу «Бу!», все люди ринутся на выход, вопя, толкаясь и сшибая друг друга. Все смотрели на мои очки, гадая, черные под ними глаза или нет.

– Друзья мои, – как можно спокойнее произнесла я, но мужик передо мной едва не потерял сознание. – Я прошу прощения за злую шутку моей бабушки. Она обозвала меня так, потому что терпеть не может мои очки из Эбиса. Верно, бабуль?

Я повернулась к ней, уверенная, что Бетисса поймет, что нужно сказать, иначе, пока все гости будут разбегаться в панике, я прямо здесь перережу ей глотку. Она же умная, а значит…

Старухи не было. Стул пуст. Но она никак не могла пройти мимо меня незамеченной. Я, стол и камин закрывали ей любой проход.

Оглянувшись по сторонам, я осмотрела каждое лицо в этой таверне. Бетисса испарилась, будто ее здесь и не было.

Но больше всего меня ошеломило другое.

Звуки вернулись. Голоса, смех, шепотки, громкие тосты, стук кружек и скрип половиц. Люди продолжали сидеть и пить, как ни в чем не бывало. На меня никто не смотрел, кроме мужика, едва не потерявшего сознание мгновением раньше. Но и он не глядел с ужасом – он подмигнул мне и облизал губы.

Я в упор уставилась на этого смельчака.

– Куда делась старуха, которая только что сидела тут? – выдавила я и указала на пустой стул.

Мужик не ожидал никаких вопросов, ни о каких старухах. Он выпучил глазки, поражаясь, как же его обольстительные чары не сработали, и ответил потерянным голосом:

– Какая старуха? Тут же никого не было!

Я чувствовала, как внутри вскипает ярость. Бетисса обманула меня и чем-то одурманила всех людей в таверне. Чем?

Я обшарила все вокруг ее стола, под ним, у камина, в камине, и даже под соседние столики заглянула, вызвав волну новых соблазнений. Не найдя ничего, я вышла на улицу и оглядела всю таверну со всех сторон. В конюшню заглянула и все ближайшие дома обошла. Ничего и никого. Будто все люди исчезли вместе с Бетиссой. Лишь заснеженные домики, в которых мелькали загорающиеся свечи. Вечер наступал, деревня готовилась к ночи.

Вернувшись в трактир и найдя толстую хозяйку, я схватила ее за пухлую руку и развернула к себе.

– Какую комнату она сняла? – закипая гневом, спросила я.

– Кто? – напугалась женщина.

– Старуха. С мешком. Которую ты показала…

– Миледи, – крысиные глазки тревожно забегали. – Я вам же никаких старух не показывала, вы шо? Вы верно спутали чего?

От ярости я едва не раздавила ее руку вместе с костями, но вовремя отпустила, прошипев:

– Ведьма!

– Кто? Я?

– Да, не ты! – я сделала глубокий вдох и спросила. – Моя комната? Она готова?

– Канешно, миледи! Вон туда по лесенке и на самый верх. Там одна комната. Лучшая самая!

– Не забудь все приготовить, что сказала, завтра к полудню. – напоследок сказала я и направилась к лестнице.

–  Будет все, как сказали, миледи! Все будет! Все достану! – прилетело мне в спину, когда я, кипящая от злости, уже поднималась по скрипучим ступеням.