Читать книгу: «Шата», страница 2

Но это место наспех покинули. Из-за меня? Не тот ли это был человек, с которым мне пришлось биться?

Ни под старым матрасом, ни внутри него ничего не оказалось. Как и во всей пещере. Это было ясно и без горящего факела. Тот, кто тут прятался, забрал все с собой, оставив лишь то, что неудобно или бесполезно тащить.

Я недолго пробыла в пещере, но когда вылезла, солнце уже было под горизонтом, а мутная луна лениво залезла на черный небосклон. И глянув на звезды, я поняла, что умею ориентироваться по ним не хуже, чем по солнцу или деревьям.

Обойдя скалу с пещерой, я увидела следы, уводящие в лес. И снегу не удалось, как следует, укрыть их, ведь тот, кто их оставил, тащил что-то большое за собой. Это похоже на след от мешка – он довольно широким углублением вел прямо от пещеры вглубь леса.

Следов от копыт лошади уже не найти, поэтому было не ясно, с какой стороны появилась я, да это и не особо важно. Куда важнее узнать направление мешка и человека, волокущего его. Пройдя по нему с половину лиги я поняла, что обитатель пещеры ушел в деревню, которую я видела с обрыва.

Ночью в деревне делать нечего. Если я не собиралась вламываться в каждый дом со спящими жителями, то никаких сведений мне не получить, а я не собиралась этого делать, хоть и могла.

Вернувшись к подножью утеса, я сорвала плащ Ясналии с ветки и, натянув до носа капюшон, направилась к их с Вейжом дому.

Им осталось потерпеть меня всего одну ночь. Уверена, завтра утром все мои раны полностью затянутся, и злоупотреблять гостеприимством станет неуместно. И бесполезно – тут я все осмотрела. Следующие ответы надо искать в деревне. Уверена, у них есть какой-нибудь трактир, где любят посплетничать или рассказать нечто стоящее за хорошую плату. Мои десять золотых в кожаном мешочке послужат этой цели. Точнее девять, потому как один золотой перейдет в добрые руки моих спасителей – Вейж это заслужил.

Хочется верить, что эта монета не станет наживой для воров или убийц, снующих в этой местности. Пожалуй, вместе с золотым я дам Вейжу совет, чтобы он убирался из одиночного домика у речки. Пейзаж красивый, не спорю, но его семье здесь слишком опасно жить. Лучше поближе к людям и факелам, горящим всю ночь.

Когда я подходила к дому, в заледеневших окнах бликовал слабый свет. Вейж, должно быть, ждал меня и не тушил свечи. Или это Ясналия не могла заснуть, боясь, что я, словно Бадзун-Гра, блуждаю вокруг их дома вместе со своими темными слугами.

И чем ближе я подходила, тем больше понимала… Вейж не ждал меня, и Ясналия не пыталась уснуть.

Их дети плакали и скулили. Ясналия тоже. А Вейж молил кого-то не трогать его жену и семилетнюю девочку.

Они были в доме не одни. Мой совет устарел прежде, чем я успела дать его.

Тихо подойдя к окошку, я увидела всю семью, забившуюся в угол у стола, и пятерых мужчин. Судя по тому, что верхняя юбка Ясналии была разорвана в клочья, ее и ее маленькую дочку ожидало изнасилование, а затем смерть.

Все имущество бедной семьи было перевернуто вверх дном, и не найдя ничего драгоценного, преступники собрали в свои сумки даже деревянную и глиняную посуду.

У Вейжа было разбито все лицо, слепой глаз заплыл багровым отеком, а во рту уже не было заметных зубов.

Я отвернулась от окна и глянула на мерцающую ночную реку.

Я могла бы просто уйти, и догадывалась, что в прошлой жизни сделала бы именно так. И сердце бы не дрогнуло, и сны не наполнились кошмаром и виной. Но сейчас жар разлился в груди. Жар справедливости для Вейжа и его семьи. И еще чуть выше – посреди горла – стоял толстый комок долга. Я должна Вейжу за свое спасение. И даже если он сгинет с этого света через неделю, месяц, год… Именно завтра он проснется в своем доме со своей семьей и даже со всей своей дешевой посудой.

Уличную дверь я распахнула с грохотом. Пусть знают, что кто-то идет, и перестанут наконец тискать маленькую девочку. Ее визг… Слышать его было невыносимо.

Дверь из моей комнаты в главную была открыта. Оттуда теперь не было слышно ни звука, и как я предполагала, к шеям всех членов семьи уже было приставлено по ножу.

– Вам следовало взять все, что успеете, и уйти. – сказала я, ступая внутрь большой комнаты.

Пятеро разбойников, Вейж, Ясналия и детишки уставились на меня. Первые тут же глянули в окна, чтобы узнать, с кем я пришла.

– Там нет никого. Можете не отвлекаться. – произнесла я и скинула капюшон.

Все пятеро вздрогнули, отступили назад и переглянулись. Значит, все же что-то на моем лице есть. И это что-то заставляет их глаза заливаться ужасом, жидким и тягучим.

– М… мы уй…дем. – еле выговорил самый крупный. – Мы оставим… оставим все и уйдем.

Не знаю, с каким трудом ему удалось это произнести, ведь после последнего слова он чуть не задохнулся. Все его дружки тут же побросали сумки на пол… мол вот, берите, все ваше.

Я проследила взглядом на их нажитые грабежом пожитки, а затем посмотрела на тех двоих смельчаков, что держали хнычущих детей.

– Отпустите ребятишек. – кивнула я и перевела взгляд на Ясналию и Вейжа. – И взрослых. Дети должны быть с родителями.

Я, конечно, удивилась, но мой приказ тут же выполнили, и родители уже сжимали в объятиях своих двойняшек, оттаскивая их к двери. Пятеро разбойников же скучились у стены и ошарашено таращились на меня.

Вейж тоже поднял ко мне здоровый глаз.

– Спуститесь к реке. – сказала ему я. – Она так красиво мерцает… Полюбуйтесь пока, а я скоро подойду.

Прежде чем я договорила, входная дверь уже хлопнула. Остались только я и пятеро воров-насильников.

– Мы все отдадим. – пробормотал один из них. – И уйдем. Больше никогда сюда не вернемся.

Я спокойно покачала головой, осматривая немалое количество ножей, висящих на их поясах. Некоторые уже держали руки вблизи них, но выхватить не рисковали.

– Вы собирались изнасиловать женщину и маленькую девочку на глазах их мужа, отца, сына и брата… Кем же я буду, если позволю вам уйти и совершить подобное где-нибудь в другом месте.

– Мы… мы больше никогда…

– Что, больше никогда не тронете ни одну женщину или девочку? – искренне улыбнулась я, развязывая плащ и позволяя ему упасть с плеч.

– Нет! Никогда! – пообещал самый крайний и даже осмелился тихонько вытащить кинжал из ножен. – Клянусь!

– Тут ты прав. Вы уже никогда никого не обидите.

– Мы даже не…

Он не успел договорить. Да, и мне было не особо интересно, чем же заканчивалось его предложение. Тем более, что энергия, бурлящая во мне, требовала выхода. И возмездия. Не только за Вейжа и его семью, но и за мою потерянную память и за все загадки, что не давали покоя.

Этим пятерым просто не повезло. Приди они завтра или даже позавчера…

Все произошло быстро. Быстро для меня. Для них же, уверена, эти мгновения длились мучительно долго.

Сначала я подумала, что они слишком медлительные и никудышные, но потом поняла, что это я вижу время иначе. В то мгновение, когда обычный разбойник успел единожды моргнуть, я уже преодолела три шага.

Пока самый крупный из них смог лишь дотянуться до кинжала на поясе, двое других уже истошно орали: один с переломанной рукой, второй со своим же ножом в боку.

Пока крупный вытаскивал свой кинжал, у третьего уже была свернута шея, а четвертый отползал от меня под стол, держась за ногу.

Пока крупный наконец-таки занес свой кинжал над головой, другой, одолженный у его дружка, уже вонзился в его спину, прямо между лопаток.

Думаю, Вейж еще до реки не дошел, а я уже облегчала муки тех, кто не умер с первого удара. Они визжали, как поросята, и пытались просочиться сквозь стены…

И вот стало тихо. С тишиной пришло осознание того, что я сделала, даже не вспотев. На мне не было ни царапины. Волосы, что я заплела в свежую косу, не растрепались. Я убила пятерых людей за пару мгновений, а чувствовала лишь урчание голодного желудка. Надеюсь, Вейж приберег для меня суп или кашу.

Гораздо больше времени потребовалось на то, чтобы выволочь все тела за дом. Детям незачем видеть такое. И когда дело было сделано, я спустилась к четырем бедным людям, обнимавшимся у реки, и сказала, что они могут вернуться домой и привести себя и комнату в порядок. Я бы помогла им и в этом, но что-то мне подсказывало, что теперь они боятся меня еще больше.

Поэтому я подождала у реки, пока свечи в окнах не погасли, и направилась к своей соломенной подстилке. У нее я обнаружила тусклую свечу, таз с еле теплой водой, свою выстиранную одежду и тарелку с бобами и даже крошечным кусочком баранины.

Глава 2

– Как твой глаз? – спросила я, зачерпнув кашу ложкой.

Вейж тускло улыбнулся и кивнул. Выглядел он ужасно. И двигаться ему было тяжело: он плел сети для ловли рыб с таким усилием, что обливался потом, а ведь в доме было довольно прохладно.

Мне было позволено позавтракать с ними. Конечно, дети сидели на самой дальней от меня стороне стола и пугливо переглядывались.

Ясналия же будто успокоилась. Несмотря на фиолетовый подтек на скуле и разбитую губу, женщина держалась с достоинством. И вела себя как истинная хозяйка дома. Она не следила за мной, как вчера, и даже предложила добавку тыквенной каши. Я по-прежнему раздражала ее, но хотя бы не пугала как в первый день.

– Почему вы живете здесь? – спросила я, отодвинув пустую тарелку.

– А где нам жить? – с полуулыбкой произнес Вейж.

– В деревне или в городе.

Ясналия молча забрала мою тарелку.

– Мы любим наш дом. – продолжил Вейж, перебирая сеть трясущимися пальцами. – И мы любим уединение.

– То есть, вы не уйдете отсюда? Даже после вчерашнего?

Вейж покачал головой, а Ясналия попросила детей набрать снег для растопки.

– Только не отходите от дома ни на шаг! И если кого увидите, сразу возвращайтесь. – скомандовала она, прикрыла за ними дверь и развернулась ко мне. – Когда ты уйдешь?

– Сегодня.

– Чудесно! Уходи!

Я искренне улыбнулась ей и указала на соседний стул.

– Присядь, Ясналия.

– Ты смеешь приказывать мне в моем доме?!

– Сядь! – уже без тени улыбки сказала я. – Вы все равно ответите на мои вопросы. И чем быстрее сделаете это, тем раньше я уйду.

Женщина смерила меня сердитым взглядом и не менее сердито опустилась на стул. Вейж отложил сети и приобнял жену.

– Спрашивай, девочка. – мягко сказал он. – Мы расскажем то, что знаем.

– Девочка! – фыркнула Ясналия и отвернулась.

Я бы напомнила ей о том, как спасла жизнь и честь ее семьи, и посоветовала бы быть благодарной, но ближе к цели меня это не сделает. Да, я и не чувствовала к ней никакой ненависти. Лишь жалость.

– Итак, почему вы живете здесь? – повторила я, внимательно следя за реакцией. Если Вейж еще раз соврет, я увижу. Надеюсь, он это понимает.

Ответ я получила не сразу. Сначала я подумала, что Вейж выдумывает новую ложь, но потом поняла, что он просто не знает, с чего начать.

– Ты, – медленно произнес он. – Ты очень многое не помнишь. Уже давно бедняки перебираются в безлюдные места, строят себе дома, растят в них детей…

– Почему? – удивилась я, потому что это был какой-то бред: гораздо безопасней жить в поселениях.

– В деревнях живут только те, кто может что-то заплатить. – туманно ответил Вейж и стыдливо опустил голову.

– Кому?

– Таким как ты! – взорвалась Ясналия, вскочила со стула и начала яростно протирать стол.

Она вложила весь гнев в эти слова, и надо признать, добилась успеха. Я словно получила пощечину.

Люди из деревень платят дань таким как я?

Пока я молчала, никто не сказал ни слова. Вейж продолжал пялиться в пол глупым взглядом, его жена усердно убиралась, а я размышляла, какой следующий вопрос будет правильным, и готова ли я услышать ответ.

– Пожалуй, пора начать с главного. – сказала я, поняв, что не готова, но должна. – Кто я?

Вейж не изменился в лице. Ясналия же наконец перестала натирать дерево и подозрительно глянула на меня.

– Ты правда ничего не помнишь? – усомнилась женщина. – Вейж сказал мне, но… Ты действительно потеряла память? Не помнишь совсем ничего?

– Помню обрывки. – честно ответила я. – Помню какие-то лица. Они иногда мелькают перед глазами, словно снежинки. Еще помню фрагменты истории, но, как сказал твой муж, это история тридцатилетней давности, так что… – я покачала головой. – Получается, я не имею ни малейшего понятия, кто я, и в каком мире живу. Даже имени своего не знаю.

Сама скривилась, насколько жалко это прозвучало, но никак не ожидала, что Ясналия заливисто рассмеется. Она даже за живот схватилась – настолько ее смех был диким и искренним.

Пока я сидела и закипала гневом, Вейж пытался утихомирить жену и пугливо поглядывал на меня, мол не зарежу ли я ее. Такая мысль возникла, но я терпеливо дождалась конца этого истерического припадка и спокойно сказала:

– Рада, что подняла тебе настроение, Ясналия, а то ты уж больно хмурая ходишь.

Женщина тут же ощетинилась, хотя еще краска смеха не сошла с ее лица.

– Это твоя кара, убийца! – процедила она сквозь зубы. – Всем воздается за содеянное! Ты заслужила!

– Заслужила потерять память? – скептически заметила я. – И в чем же тут кара, Ясналия?

Она коварно улыбнулась и моментально перестала быть красивой. Мерзкая ухмылка исказила всю ее природную красоту.

– Потерять память – это потерять себя. – сказала она, не прекращая улыбаться. – Причины в твоей голове стерлись, и последствия тоже стерлись. Ты будешь узнавать о себе ужасные вещи по кусочку, но не сможешь понять, почему ты это сделала. Ты можешь узнать, что убила собственную мать, но никогда не поймешь зачем. Это и есть самое страшное наказание… Забвение и есть кара! Видеть на своих руках чужую кровь, которую не смыть ни одной мыльнянкой, – она наклонилась ко мне. – И даже не знать, чья это кровь.

– Да, ты философ, Ясналия. – равнодушно ответила я.

Женщина победно вздернула голову и продолжила уборку.

Если скажу, что ее слова не тронули меня, то совру. Они зацепили самые глубинные струны, и звон до сих пор стоял в ушах. Но, во-первых, я уже и так об этом думала – Ясналия не открыла мне ничего нового. Во-вторых, ее отвратительный монолог ни на шаг не придвинул меня к мало-мальски важным сведениям. Зато, судя по ее лицу, выговорившись, Ясналия наконец успокоилась. Даже не проклинала меня взглядом каждую секунду, пока намывала посуду в тазу.

– Вернемся к вопросам и ответам, – снова начала я. – Кто я? И прошу ответить коротко, насколько это возможно.

– Ты Кнарк. – безразлично выдала Ясналия, постукивая тарелками.

Вейж тут же дернул ее за фартук, а я прыснула со смеху. Теперь моя очередь смеяться, стало быть. Но веселье долго не продлилось – лица обоих супругов были нелепо серьезными.

Протерев лицо, я покачала головой:

– Кнарк… Темный слуга Бадзун-Гра, блуждающий самыми лютыми ночами и пожирающий младенцев… – я подавила новую волну смеха. – И еще вроде девственниц. Или это из другой сказки?

– Так значит, ты помнишь, кто такие Кнарки? – прищурилась Ясналия, не прекращая натирать тарелку.

– Я же сказала, что я помню давние времена. А страшилки про Кнарков появились задолго до начала правления Дагганов. Так что, да, я помню. Как и мифы про водяных чудищ, дабы дети тайком не бегали к озерам; байки про ведьм, которые крадут непослушных детей; и еще что-то там про гигантских волков, затаившихся под окнами.

– Это правда. – печально сказал Вейж.

– Что, все? – притворно ужаснулась я. – И водяные чу…

– Ты треклятый Кнарк! – Ясналия перебила меня, и всплеск от ее таза долетел до потолка. – Хочешь верь, хочешь нет!

Тишина. Я все ждала, что кто-нибудь из них признается в глупой, не смешной шутке, но…

– Так, – я внимательно посмотрела на них. – Вы верите, что Кнарки действительно существуют, ладно. Не стану переубеждать. Но почему вы решили, что я одна из них?

– Что ты помнишь о них из преданий? – вопросом ответил Вейж, поднялся и, хромая, направился к потайному погребу.

Я покачала головой:

– Немного. Кнарки – слуги Бадзун-Гра, владыки мрака. Тени следуют за ними по пятам. – перечисляла я, напрягая память. – Они уродливые, с мраморной кожей, вздувшимися венами и глазами, такими же черными, как и их души.

Пока я вспоминала, Вейж пошарил рукой под полом, достал погнутую тарелку и протянул ее мне.

Взяв тарелку, я покрутила ее над столом и вопросительно посмотрела на Вейжа.

– Это все выдумки. – сказал он. – Кроме глаз. – мужчина кивнул на тарелку. – Она из чистого серебра.

Тарелка из чистого серебра… До меня не сразу дошло, но дошло, и я поднесла тарелку к лицу.

Мурашки сковали все тело. Холод пронзил внутренности, а ведь я по природе не могла замерзнуть.

Серебряная тарелка служила хорошим зеркалом. Пусть мутным и с царапинами, но себя я видела отлично.

Черные глаза. От внутреннего уголка до внешнего. Никакого белка. Большие черные лепестки без намека на зрачок. И этот цвет был чернее, чем уголь, и глубже, чем самое необъятное море.

Ни вздувшихся вен, ни мертвенно-бледной кожи, ни уродств. Лишь бесконечно черные пустоты вместо глазных яблок.

Невольно сглотнув, я аккуратно поставила тарелку и посмотрела на Вейжа.

– А теперь давай по порядку. – медленно произнесла я, и собственный голос оказался хриплым. – Рассказывай.

Вейж взъерошил волосы:

– С какого момента?

– С падения династии Дагганов.

И как только Ясналия брякнула тарелку о таз, но прежде, чем она успела открыть рот, я пнула ногой дверь и указала на женщину.

– Советую тебе впредь следить за каждым словом, Ясналия. – сказала я тем тоном, от которого глаза Вейжа наполнились ужасом, а его жена побелела, как мерзлый труп. – Если не можешь находиться со мной в одной комнате, то вон дверь. Иди занимайся делами. Либо оставайся тут, но с закрытым ртом. – я пристально посмотрела на нее. – С плотно закрытым ртом, Ясналия. Не надо проверять, насколько гибкое у меня терпение. Поверь, я еще сама этого не знаю.

Они напугались до смерти. Думаю, у Ясналии даже крутилась мысль извиниться, но извинения – это сродни их вонючей мази на мертвеце. Бесполезно, и пустая трата времени. Лучшее лекарство от смерти – это следить за тем, что говоришь и кому.

В любом случае, люди, трясущиеся от страха, мало чем полезны, поэтому, достав кожаный мешочек, я выудила две золотые монеты.

– Это, – одну монету я положила перед Вейжом. – За твое милосердие и доброту. А это, – второй золотой я подтолкнула к женщине. – Чтобы ты молчала.

Зрачки супругов одновременно расширились. Видимо, они прежде никогда не видели золото так близко.

Женщина тут же сгребла сверкающие монетки, пугливо посмотрела в окно и быстро запрятала новое богатство в подпол. И вместо таза и тарелок, на столе оказались два стакана и пыльная бутылка бренди. Я всего лишь хотела смягчить обстановку и заставить Вейжа говорить, а оказалось, надо было сразу с золота начинать.

Через мгновенье входная дверь хлопнула, и мы с Вейжом и бренди остались один на один.

– Знала бы, сразу дала ей монетку. – удивленно сказала я, наблюдая, как Вейж откупоривает бутылку.

Аромат сброженных фруктов и фиалок тут же ударил в нос.

– Не злись на Ясналию, она просто волнуется. – тепло попросил Вейж, от страха в котором не осталось и следа. Золото творило чудные вещи.

– Твоя жена невыносима, ты же в курсе.

– Ты даже не представляешь насколько. – с улыбкой сказал он и подвинул мой стакан. – Но укажи мне на безгрешного, и я…

– Первым преклоню пред ним колено. – закончила я старую поговорку. – Безгрешных нет, но следи, чтобы язык Ясналии не довел ее до гибели. И всех вас.

Мужчина понимающе кивнул и сделал глоток. Его лицо озарилось осязаемым наслаждением. Вейж даже глаза закрыл, чтобы ничто не мешало смаковать напиток.

Они не часто позволяли себе маленькие радости вроде бренди. Если я когда-то окажусь тут снова, то обязательно прихвачу для них медового вина.

Я не торопила мужчину. Пусть вдоволь насладится. Потом ему придется долго говорить. И еще я видела в его глазах летящие назад годы, десятилетия и целые эпохи, наполненные болью. Вейж мысленно выстраивал историю.

Я уже опустошила первый стакан, когда поседевший полуслепой мужчина заговорил.

Снег хрустел под ногами.

Еще раз поднявшись на утес, я спускалась по снежному склону к деревне с седлом от мертвой лошади в руке. Я очистила его и осмотрела: вполне годное, кожа и выделка хорошие. Грешно такое бросать где попало.

Когда я попрощалась, семья облегченно выдохнула. Не думаю, что Вейж еще в состоянии заниматься делами: он изрядно напился. Скорее всего уже спит и видит чудесные послеполуденные сны. А когда он проснется, я уже буду далеко. И Вейж никогда не узнает, что сам подсказал мне, куда направиться после деревни.

Мир изменился. И хоть я смутно помнила, как было раньше, слова Вейжа меня поразили.

Боясь, что фрагменты памяти начнут путаться, я вновь и вновь мысленно проговаривала услышанную историю, пока шла через зимний лес.

Все началось со смерти короля Гонника и его семьи, сказал Вейж. Хоть он тогда и был подростком, но хорошо помнил, как в Баате наступила пугающая «тишина». Гонник Дагган был достойнейшим правителем, и вся страна пребывала в трауре. Но это было лишь затишье перед бурей.

Не успели выбрать нового правителя, сказал Вейж, как в Восточной Тарте стали исчезать люди. День или ночь – не важно. Люди уходили за дровами, козами, молоком и не возвращались. Исчезновения стали настоящим кошмаром тартанцев, и вскоре уже весь Баат говорил об этом. Рыцари постоянно патрулировали деревни, города и окрестные леса, но тщетно. Никаких следов и тел.

В Тарте люди перестали пропадать так же внезапно, как начали. А потом разом пропало много людей в Северном Юшене. На этом моменте Вейж печально улыбнулся и надолго замолчал. А когда продолжил, то я узнала, что он родом из Западного Эбиса – самого тяжелого для жизни и самого драгоценного края Баата.

В Эбисе добывалось всё: платина, сапфиры, железо, золото, обсидианы, мрамор… Ни один край не приносил столько ресурсов, сколько Эбис, и он вполне мог быть главенствующим, но условия для жизни в нем никак нельзя было назвать приемлемыми. Весь Эбис был похож на бесконечную горизонтальную гору, состоящую из всех тех благородных металлов, которые в нем добывали. Солнце опаляло Эбис почти полные сутки и, отражаясь от драгоценной поверхности, ослепляло любого неподготовленного путника быстрее, чем плавилась свеча. Ночи там до смешного короткие, поэтому все жители Эбиса почти круглосуточно носили защитные устройства для глаз – два круглых стеклышка из темного берилла, которые соединялись платиновой перемычкой между собой и обрамлялись кожаными лентами, чтобы стеклышки не спадали с лица. Вейж назвал это очками.

И теперь одни очки, которые в молодости принадлежали Вейжу, висели у меня на шее. Он отдал их мне, чтобы я могла появляться в деревнях, скрывая черные глаза. Вейж верно заметил, что никто не сможет разговаривать с Кнарком, если будет убегать от ужаса. А если кто-то заинтересуется моими очками, то скажу, что я пришла из Эбиса. Мол привыкла носить их всегда.

Вейж сообщил, что первых Кнарков увидели именно в Эбисе. Солнце не влияло на их глаза, а несметные богатства местных кланов стали первой целью для загадочных слуг Бадзун-Гра.

Они появлялись перед часовыми, говорили сколько нужно собрать дани и к какому времени. Если дань выплачивалась в срок, то Кнарки уходили и возвращались лишь в следующее полнолуние. Если кланы бунтовали, то их вырезали с корнем: от глав семей до слуг и собак. Головы бунтарей расставляли на пиках у следующих деревень. Простые работяги, как Вейж и его семья, бежали из Эбиса в надежде, что на нем Кнарки остановятся, но надежды не сбылись.

Была война. Весь Баат, все четыре стороны: Тарта, Эбис, Юшен и Кейлин-Горда направили свои легионы уничтожить Кнарков и самого владыку мрака.

Война длилась два года и получила название «Беспросветной». В любой борьбе качели побед всегда переходят то к одной стороне, то к другой. Но Беспросветная война стала исключением. Хоть Кнарки и не нападали первыми, люди не выиграли ни одной схватки, ни единого боя, ни времени, чтобы восстановить силы.

Один Кнарк мог убить сотню солдат прежде, чем его повалят, а в это время другие три Кнарка убивали тысячу. Они не ранили и не оставляли без сознания. Ни один боец не уполз с поля битвы. Каждого нашли, догнали и уничтожили.

А потом следующие легионы, и следующие, и следующие, и так два года, пока последний обученный взрослый рыцарь не пал в сражении.

Больше некого отправлять на войну, сказал Вейж, молодые воины еще не готовы, а кроме них остались лишь женщины, дети, старики, никчёмные простолюдины и трусы, попрятавшиеся по самым хитрым местам. Когда я спросила, к кому из них относился Вейж, он пришел в ярость. «Я собирался идти на войну, вступить в ряды своих друзей и братьев, но из-за слепого от рождения глаза главнокомандующий не взял меня. Так меня призвали в кузницу в Кейлин-Горда. Все два года я ковал оружие для легионеров и рыцарей. И именно благодаря этому, остался жив».

Кнаркам было безразлично, была война, не было… На следующее же полнолуние после последней проигранной битвы, у ворот крайнего дома в Юшене уже стоял Кнарк.

Люди стали собирать дань.

Так сложился новый мир. Все, кто мог, платили. Кто не мог, уходили в леса и устраивали свою жизнь там. Даже если Кнарк проходил мимо, то по какой-то причине не трогал жителей одиночных домиков. Никто не верил, что это из-за жалости. Скорее всего, думали люди, это из-за того, что деревни и города давали им все, что нужно.

Тогда и выяснилось, что Кнарки по своей природе равнодушны. Вообще ко всему. Они исполняли приказы и только, больше никаких чувств и эмоций не испытывали. Если кто-то стоял на пути – его убивали. Если же этот кто-то отходил в сторону – черные глаза его даже не замечали.

Как же избрали нового короля, спросила я. Вейж ответил, что из всех более-менее благородных семей в живых остался лишь один представитель. Его не пустили на войну, как и Вейжа, из-за врожденного дефекта – одна нога была травмирована при рождении, и он не мог ни бегать, ни сидеть на лошади – всегда ходил с тростью. Его звали Руолан Тинг, и он был братом покойной королевы Юнсу. Оставшаяся знать и простолюдины избрали его своим новым правителем.

Руолан взошел на престол, женился на девушке из знатного дома, обзавелся парой сыновей и так же, как и все, каждый месяц выплачивал Кнаркам дань за мир и покой.

Достойный ли он король, спросила я. Да, Тинг – хороший король, сказал Вейж, хотя бы потому что в его правление не было ни войн, ни восстаний. Баат смог возродиться, а благородные лорды восстановить свои поместья, дела, торговлю, вырастить молодых рыцарей и создать новые легионы. Воевать с Кнарками они боле не намерены, но любому уважающему себя господину нужны свои защитники.

Сколько было Кнарков, никто не знал. Точно больше пятидесяти, но одновременно можно было столкнуться лишь с одним или двумя. Они не ходили толпами и всегда были налегке: никаких сумок, повозок… Никто даже не знал, как и куда они уносили мешки с данью.

Еще Вейж поведал мне байку, но сразу предупредил, что не знал, правда это или выдумки. Он сказал, из всех битв во время Беспросветной никто не выжил, чтобы рассказать о навыках или стратегии противника, но после войны люди стали поговаривать, что видели странное. Мол одного из Кнарков поглотила река, причем по его воле. А за другим следовала стая гигантских волков. Еще за одним Кнарком подсмотрели, когда он разговаривал с деревом. И еще ходили сплетни, что один из них провел рукой, и гора раскололась надвое, дав ему зайти в ее чрево.

Я спросила Вейжа, верит ли он в это, он ответил отрицательно. «Страшные сказки порождают еще более страшные сказки. Страх перед Кнарками заставил людей видеть в них каких-то богов, а на самом деле, они лишь убийцы. Обученные, наделенные сверхъестественной силой и скоростью, да, но всего лишь душегубы, подчиняющиеся своему страшному хозяину», сказал он.

Откуда они появились, никто не знал. Одни верили, что Бадзун-Гра сплел Кнарков из своей тени. Другие считали, что это его дети. Кто-то думал, что они когда-то были людьми, но доказательств этому не было, ведь лица Кнарков всегда были скрыты повязками, а глаза были полностью черными – как же тут узнать бывшего человека. В конце концов, добавил Вейж, если бы Кнарки и правда были людьми, то хоть один наверняка бы дал знать о себе родным и близким. Человек не может просто перестать быть человеком. Тут я бы поспорила, да вот аргументов для этого не было. Моя память пребывала в хаосе. Я не помнила, откуда взялась.

Но никто ни разу и никогда не видел мертвого или раненного Кнарка. После битв все их тела бесследно испарялись… если они вообще были. И за все двадцать пять с лишним лет Вейж стал первым, кто увидел лежащего без сознания, да еще и раненного Кнарка.

Когда я спросила, как он вытащил шаманскую стрелу и не обжегся, Вейж негодующе посмотрел на меня и пожал плечами. Сказал, стрела как стрела. Он не почувствовал никакого жара от нее, пока вытаскивал из моего плеча. Когда он поинтересовался, почему я спрашиваю, я ответила, что вероятно мне показалось. Вейж кивнул, а я меж тем решила, что сначала выбью ответ про эту стрелу у того, кто ее вонзил, а только потом отправлю его на тот свет.

После рассказа уже изрядно опьяневшего Вейжа, я поблагодарила его за все, надела наплечники, наручи, портупею с оружием, и теперь выглядела такой, какой он нашел меня в лесу: настоящим воином. Прочное железо было частью меня. Я чувствовала связь… слияние. Рыцарские доспехи были более массивные, и покрывали почти все тело. Мои же ковались специально для меня: для моих плеч, спины и рук. Они были легкими, крепкими и позволяли двигаться ничуть не хуже, чем без них.

Проверив, насколько острые два кинжала и меч, а они могли разрубить снежинку, я накинула плащ с прожженным краем и отправилась в путь. Увидев на мне свою накидку, Ясналия было открыла рот, но потом вспомнила, что ей заплатили за молчание. Ни сказав ни слова, женщина проводила меня взглядом и продолжила полоскать одежду в ледяной реке.

Ноги утопали в снегу по щиколотку. Лесная глушь поражала своей тишиной. Лишь белки и лисы изредка нарушали зимний покой, но древние деревья, словно мудрые великаны, снисходительно прощали своих пушистых детенышей. Кажется, я много времени проводила наедине с природой. Все мне казалось знакомым и… моим. Многие люди страшились лесов, но только не я. Среди деревьев мне было гораздо спокойнее, чем среди людей. Всегда ли так было?

За пол лиги до поселения я надела очки и натянула капюшон по самый нос. Хорошо, что мантия Ясналии полностью скрывала пояс с оружием. Люди обладали таким качеством, как скудоумие, и обычно не думали, когда задавали вопросы, основанные на чистом любопытстве. А чем на мне меньше предметов для вызова любопытства, тем меньше вопросов.