Читать книгу: «Шата», страница 4

Глава 4

Сон был крепкий, но наполнен жуткими кошмарами.

Люди… разные люди, мелькали в тумане, то выходя вперед и что-то говоря мне, то растворяясь в белой мгле.

Я их не слышала и не могла остановить. Когда я пыталась схватить одного, второго, моя рука проходила сквозь их плоть, как сквозь пар.

Я не помнила их имен. Не помнила, кто они мне, но во сне будто знала каждого.

Потом туман рассеялся, и я оказалась в ветхом доме. В ушах стоял визг женщины… матери. Она держала свою окровавленную дочь на руках и истошно вопила, моля, чтобы к ребенку вернулась жизнь.

Моргнув, я уже шла по дремучем лесу. В моей руке что-то было. Опустила взгляд и увидела на ладони плетеную веревку. На ее другом конце привязан человек: мужчина, с разбитым лицом и, кажется, переломанными ребрами. Он не поднимал головы и послушно брел туда, куда тянула его линь из толстой пеньки.

Не успела я выпустить веревку, как уже сидела на выступе высокой башни. Подо мной простирался целый город. Люди спешили по своим делам или медленно ковыляли от безысходности. Дети бегали, играли в войнушку. Повозки с торговцами проезжали по улочкам. Они выкрикивали что-то, завлекая покупателей. А я сидела на башне, прямо над большим окном, и внимательно слушала то, что из него доносилось. Запоминала. Мне было необходимо знать то, что знали они. Или не мне? Но кому-то это нужно знать.

Снова моргнула и снова иду. В этот раз не по лесу. По страшным руинам, которые еще вчера были деревней. Теперь это лишь груды пепла и непродыхаемой пыли. Изредка видела не до конца сгоревшие брусья. Где-то сохранились каменные печи. И везде, абсолютно в каждой груде золы можно различить останки обгоревших трупов: мужчин, женщин и детей.

Эти сны казались настолько реальными, что я проснулась с клинком в руке, но в захудалой комнате (которую толстуха нарекла лучшей) никого не было, кроме меня, кровати и полчища огромных тараканов.

Первым делом, я стряхнула их со своих доспехов. Во-вторых, из своих волос. Таракашки недовольно разбежались по щелям.

Подо мной была гостиничная конюшня – я видела ее из маленького окна, как и конюха. Он сидел у ворот, чистил яблоко кривым ножом и приговаривал что-то ласковое лошадям, которые беспокойно топтались в хлеве.

Никакого снега, падающего с неба; никакого ветра. Лишь зима во всей своей красе: холодная, спокойная и терпеливая.

Довольные жители расхаживали туда-сюда, здоровались друг с другом, улыбались. Их жизнь настолько проста, настолько… понятна, что меня пробрала зависть. Свидетели мне все мертвые и живые боги, я бы хотела быть обычным человеком с обычными глазами, пусть даже самого отвратительного цвета.

Отвернувшись от окна, я начала собираться.

Направляясь сюда, я на самом деле не верила, что обнаружу человека с мешком. Я просто решила, что буду спрашивать о нем в каждой деревне на пути в Таццен, Город Мудрости.

Теперь я знала, как человек с мешком выглядит, но искать его бессмысленно. Старуха – ведьма, и довольно одаренная. Ведьм и так сложно обнаружить, а эта еще и знает, что ее ищут.

Нет, в ближайшее время мне ее не видать, поэтому нет нужды оставаться тут. Буду следовать плану и дойду до храма Харсток в Таццене. А после – когда Бетисса подумает, что я о ней забыла – я случайно окажусь за ее прямой спиной. Пусть прячется, где пожелает. Я все равно найду ее.

И хорошо бы помыться в следующем поселении. Встряхнув нижнюю рубаху, я поняла, что сильно воняю. Не смертельно, но и обзавестись кучкой кожных вшей не хотелось бы. А с волос уже можно выжимать жир прямо на сковородку и смело жарить омлет.

Если не дойду до деревни в ближайшие два дня, решила я, то искупаюсь в снегу. Без мыльнянки, но сойдет.

Я надела верхнюю рубашку, которой тоже пора стираться, застегнула наплечники и наручи, затянула портупею и вставила клинки с мечом в ножны.

Плащ с медвежьим мехом высох, но мерзкий запах сохранился, хоть и не такой явный. Если пойдет снег, то замотаю и спрячу его. Медвежья накидка в лесу мне лишь для красоты: я не замерзну без нее. А перед поселком надену снова, дабы скрыть доспехи и оружие от любопытных зевак.

Выходя из «лучшей» комнатушки, я надела берилловые очки и спустилась вниз к прилавку, за которым уже хозяйничала толстуха.

– Приготовила? – спросила я.

Хозяйка, стоявшая ко мне спиной, взвизгнула от испуга и злобно повернулась, но узрев, кто стоит, на пухлом розовощеком лице тут же растянулась боготворящая улыбка.

– Миледи! – пропела она. – Уж выспались шо ли? Только ж недавно петухи погорланили…

– Мне пора. Ты приготовила все, что я просила?

– Канешно, миледи! – песня продолжалась, пока хозяйка доставала мне еду, бурдюк и лук со стрелами из-под стойки. – Я эта, еще пирога вам брусничного завернула, который вчера пекла.

– Спасибо. – напоследок сказала я, взяла все добро и направилась к выходу.

– Эта вам спасибо, миледи! Большое спасибо! А вы эта, все узнали-то вчера, шо хотели? – донеслось мне в спину, когда я одной ногой была на заснеженном пороге.

– В смысле? – не оборачиваясь, спросила я.

– Ну, эта! – выкрикнула хозяйка. – Когда со старой леди говорили?

Я медленно повернулась обратно, вернула ногу в трактир и сосредоточилась на крысиных глазках.

– Ты помнишь старуху у камина? – осторожно спросила я.

Толстуха вжала подбородок в шею и судорожно затрясла им:

– Канешно ш, помню, миледи! Я ш не такая старая, как эта, ваша! – захихикала она. – Бабка-то чей, совсем не помнит ничё. А большая Ролла-то все помнит, все зна…

– Куда она ушла во время нашего разговора? – перебила я.

– А куда ушла? – не поняла большая Ролла.

– Когда мы с ней говорили, она пропала. Ты видела, как это произошло?

– Куда пропала? – закудахтала толстуха, тряся щеками. – Я ш эта… Как бы… Она ш… Вы, миледи…

Пока она мямлила, я уже вернулась к прилавку, положила свои вещи на стул и безмятежно улыбнулась:

– Ролла… Не будешь ли ты так любезна, – тут толстуха зарделась от смущения. – Расскажи мне, все, что ты видела вчера. По порядку. В точности, как было. Ничего не упускай.

Большая Ролла закивала и заволновалась от такой поистине серьезной просьбы.

– Итак, – по слогам произносила я. – Когда ты принесла мне брусничный пирог, после этого… Что случилось после этого?

Ролла не успела скрыть из глаз мысль, а не больная ли я на голову.

– Ролла? Рассказывай. По порядку. – холодно повторила я.

Хозяйка сглотнула, отошла на пол шага и заговорила:

– Я принесла пирог вам, миледи.

– Так.

– Потом вы ш спросили, не приходил ли кто с мешком.

– Дальше.

– Я вам на старуху указала. У камина.

После каждого предложения она зачем-то затыкалась и ждала одобрения. Я кивнула.

– Вы ш потом к ней пошли, к старухе этой. И потом попросили принести эль. И вам, и ей.

– Что было дальше, Ролла?

– Ну, я все ш принесла вам, миледи, как просили. А потом еще пирог принесла этой старой грымзе.

– Дальше давай.

– Потом я ушла прятать золотко, которое вы так великодушно подарили большой Ролле.

– А когда вернулась, то…

– То вы там и сидели, где сидели. Молча, миледи. И смотрели на старуху.

– Смотрела на старуху? – нахмурилась я. – Она все это время оставалась на месте?

– Ну, да! А куда ш ей деваться-то?! Дряхлая чей. Не улизнула бы из-под носа большой Роллы.

Мои черные глаза едва не вылезли за пределы берилловых стекол. Знаю, что следующий вопрос будет полнейшим бредом, но обязана спросить:

– Ролла, я уточню на всякий случай… Сейчас ты эту старуху нигде не видишь? Тут, в трактире?

Крысиные глазки в ужасе, не двигая лицом, осмотрели пустую таверну, и Ролла помотала головой. Да, теперь она точно считала меня сумасшедшей.

– Ладно, Ролла. Что потом было? Я молча смотрела на старуху, а дальше?

– Вы шо-то сказали всем, миледи, но я не слышала! Да, и никто бы не расслышал! Такой ш гул стоял, мамочки мои! Гостяки-то вчера буйные попались. Услышишь тут, как же ш?!

Я стиснула зубы до скрипа и сделала глубокий и успокаивающий – насколько возможно – выдох.

– Дальше.

– Ну, так эта… Вы потом шо-то пошарили повсюду и побежали куда-то, но там-то я уш не знаю, шо делали, куда бегали. Я тут оставалась. Большая Ролла всегда в своей таверне, миледи!

Я коротко кивнула и спросила:

– Старуха все это время сидела у камина?

– Ага. Весь пирог-то умяла и свой эль допила. Ваш-то не тронула. Я пристально ш наблюдала! Думаю, ага, если сечас за вашу кружку-то возьмется, старая карга, то я ей быстро половником по голове надаю! Я ш следила, пока вы не вернулись с мороза.

Кожа под очками жутко зудила, и я уже чувствовала себя изможденной от слишком густой неразберихи.

– Ну, а потом-то, – теперь Роллу было не заткнуть. – Вы потом эта, спросили, в какой комнате старая поселилась-то.

– Да, и ты мне сказала, что не знаешь никаких старух.

Ролла покраснела от возмущения, едва не уронив все кружки, что намыла.

– Вы шо, миледи, вы шо??? Я ш вам сказала! Про эту, шо она в самой нижней комнате под лестницей.

Ролла еще не договорила, когда я уже направлялась к лестнице. Толкнув обшарпанную дверь, я очутилась в крошечной комнате без окон и кровати. Лишь тонкая грубая подстилка лежала у стены. Больше ничего. Никаких вещей. Старуха покинула эту таверну раньше меня.

– Когда она ушла? – взорвалась я.

– Ночью, наверно. На рассвете ее уже не было.

Мои кулаки, обрушившиеся на стойку, напугали Роллу так сильно, что она завизжала и чуть не бросилась наутек. Прилавок раскололся под моими руками так сильно, что в трещины можно было вставить по вилке, и они бы провалились.

Мне полегчало, а вот за стойку было немного стыдно. Даже мне.

– Извини, Ролла. – искренне сказала я, остывая.

– Ничё страшного! – трясясь от страха, пропищала Ролла.

Я мельком глянула на нее и потом на тот стол, за которым все это время сидела Бетисса и наблюдала, как я бегаю туда-сюда в ее поисках, как идиотка.

Она не людей одурманила, а только меня. Как она это сделала? Она же не внушала свою нечестивую магию через мысли? Или через прикосновения? Она не трогала меня, ни разу не прикоснулась.

Кулак снова сжался, хрустнув суставами, когда я поняла.

– Ролла? – снова повернулась я.

– Шо? – тревожно отпрянула толстуха.

– Последний вопрос, и я уйду. Обещаю.

Хозяйка коротко и быстро кивнула.

– Тот эль, что остался в моей кружке вчера? Ты вылила его обратно в общую бочку?

– Нет, миледи! – загоготала она. – Я ш хотела перелить, когда убиралась со стола… Вы ш почти полную оставили! Но там эль сбродился… В жизни так быстро-то эта не случалось! А тут на те! Я ш когда кружку взяла, эль уш свернулся сгустками … Я ш его и вылила в помои, шоб кого не стравить!

Медленно выдохнув, я кивнула:

– И думаю, я угадаю, если скажу, что когда поворачивалась к тебе, чтобы попросить второй кусок пирога, старуха дотронулась до моей кружки, верно, Ролла?

Толстуха нахмурилась, кажется, понимая, к чему я клоню, и тихо сказала:

– Она ничё не подсыпала, миледи! Я б тотчас сказала вам, клянусь же! Старуха просто коснулась кружки вашей одним пальцем и эта, сразу взяла свою. А то я б вам сказала! И сама бы ей космы-то седые повыдёргивала! Травить моих людей-то в моей таверне!

– Спасибо, Ролла. – сквозь гнев, улыбнулась я. – За все.

Ролла трусливо улыбнулась в ответ и выдохнула от облегчения, когда я и мои вещи покинули таверну.

И когда я проезжала на своем коне мимо окон, заметила, как толстая хозяйка внимательно провожает меня взглядом. Следит, точно ли я уехала.

Да, большая Ролла, я уехала, но, скорее всего, еще вернусь.

Спустя два дня, голая я сидела посреди бескрайнего леса и натиралась ледяным снегом. Нижнюю рубаху я тоже извозила в снегу и подвесила на прутьях у костра, чтоб хоть немного обсохла.

С волос капала талая вода. Они не стали чистыми, но хотя бы посвежели. Как и я. Пушистый снег вычистил из моей башки всю дурь, а ее за эти два дня там скопилось с излишком.

Бетисса не покидала мои мысли. Я думала о ней днем и ночью. Уже без приливов гнева, а даже с любопытством.

Она меня знала. Знала хорошо и была готова к нашей встрече. Эта мысль посетила меня еще в таверне, но только спустя сутки в одиноком пути я начала подозревать, что возможно, это не я искала ее, а она выслеживала меня.

Я начала чаще оборачиваться, чаще останавливаться. Иногда возвращалась на пол лиги назад, чтобы проверить, нет ли чужих следов, но тщетно: за мной никто не шел, как и рядом, или впереди меня. Дрянная старуха довела меня до паранойи, и обе ночи мне снились одни и те же сны, будто я сплю, а проклятая Бетисса нависает сверху и бормочет свои заклятья.

Я не боялась ее. Хотя, может, зря? Может, и зря не боялась, но Кнарк не знал страха. Ее присутствие в моей голове крайне нервировало, но суеверным ужасом не терзало.

Вспоминая вечер в таверне, я никак не могла понять, как позволила так легко себя одурачить. Сначала не заметила, как она, тронув мою кружку, заколдовала ее какими-то чарами. Потом так просто поддалась на обман, прекрасно понимая, что старуха никуда не могла деться.

И все же… Ни один инстинкт Кнарка не сработал. Я не видела ее, не чувствовала и не додумалась, что дурман мог быть лишь на мне. Пока я спала в верхней комнате, Бетисса еще долгое время находилась прям подо мной. Все ответы, что я жажду, были в узкой каморке под лестницей.

Ничего, ведьма, я уверена, мы еще встретимся, и очень скоро. Ты можешь быть самой могущественной колдуньей во всем мире – это тебя не спасет. В следующий раз я буду готова. В следующий раз ты не проведешь меня. Ты расскажешь мне, с кем ты была на утесе. Кем был тот, кто сразил Кнарка. А в том, что Бетисса была с ним заодно, я точно уверена.

Пока я «мылась» в снегу, конь крайне подозрительно взирал на меня. Должно быть, он, как и большая Ролла, считает меня сумасшедшей.

– У меня и самой такая мысль мелькала. – сказала я лошади и протянула горсть сухих яблок.

Шершавый рот слизал угощение с ладони и благодарно фыркнул. Ты, хозяйка, мол можешь купаться в снегу, сколько душе угодно, но яблоками угощать не забывай.

Я улыбнулась вороному. У него была дерзкая, но благородная душа.

Снег очистил не только тело, рассеченное шрамами, но и не менее рассеченную душу.

Душа… Интересно, она у меня есть? Скорее всего, нет. Душа предполагала милосердие, но ничего подобного я к старухе не ощущала. Как и ко всему миру, ставшему мне возмутительно чужим.

Я прибыла в незнакомый город спустя еще три дня, но по изменению климата поняла, что нахожусь уже близко к границе Тарты. Ветреные холода сменились на сухую прохладу с частыми проталинами, а когда я выходила из города, снега в лесу уже и вовсе не было. Хвойный лес потихоньку превращался в голый, но лиственный.

Если в Кейлин-Горда всегда теплое лето, а в Юшене – зима, то в Тарте – вечная весна. Лишь месяц в году здесь бывает жарко, но все же не так, как в Эбисе с его ослепляющим солнцем и невыносимым зноем.

В минувшем городе я сняла просторную комнату с деревянной ванной, которую слуги доверху наполнили подогретой водой с жасминовой солью. От меня еще долго веяло цветочным ароматом после купания.

За один золотой в городе я получила все удобства, ужин, завтрак, новый паек в дорогу, лакомства для коня, легкий хлопковый плащ с большим капюшоном, небольшую карту Баата и кучу благодарностей.

Все простолюдины кланялись и называли меня «миледи», стоило им приметить блеск золота. В кожаном мешочке, между тем, осталось четыре монеты.

Ни в одном из девяти трактиров, хозяева не видели старуху с длинными белыми волосами, поэтому, покидая город, я решила, что мы с ней движемся по разным тропам.

Отсюда до Таццена – примерно неделя. Город Мудрости находился на самой границе Кейлин-Горда, и чем ближе к нему, тем чаще на пути встречались деревеньки. В холодных регионах, поселения – редкость, а вот ближе к столичному краю – их пруд пруди. Глаза Кнарка теперь всегда были скрыты под очками. Даже на лесных тропах я их не снимала: слишком много путников и повозок с торговцами.

В одной проходящей деревушке не нашлось ни трактира, ни свободных комнат, и я ночевала в лесу, который уже больше был похож на летний, чем весенний.

Там, на рассвете, на меня напали разбойники. Их было восемь, все – отпетые и кровожадные. Я услышала их еще за десять ярдов, когда под ногой одного хрустнула ветка.

Бежали они быстрее, чем перепуганные кролики, когда я сняла очки. Один обронил мешочек с украденными кольцами и браслетами. Среди них не было особо ценных, но для оплаты мелких нужд сгодится.

Привязав второй мешочек к поясу, мы с моим верным вороным не спеша отправились дальше. Конь ржал всю дорогу до новой деревни, будто потешаясь над улепётывающими бандитами. Он на редкость остался невозмутим, когда тоже услышал крадущиеся шаги. Лишь сонно взглянул на меня, мол ты, хозяюшка, будешь как-то решать проблему или нет.

В каждом поселении я спрашивала про Бетиссу. Такую никто не знал и не видел.

Деревянные постройки сменились каменными. Низкие здания выросли в несколько этажей. Куда ни плюнь, попадешь или в таверну, или в храм, или в роскошное поместье какого-нибудь местного барона.

Трактиров здесь было как снега в Юшене. Торговцев на центральной площади – еще больше. Скрипучие повозки гоняли туда-суда, постоянно били медные колокола, люди что-то кричали, ругались. Низкосортные распутницы завлекали клиентов в темные переулки. Мужчины, женщины – не важно. Меня трижды пытались соблазнить упругими формами, пока я искала приличную таверну.

Разнообразие запахов заставляло то скривиться от отвращения, то жадно вбирать в себя носом. Здесь пахло всем: от свежей выпечки, жареного мяса и цветочного парфюма до ядовитого табака, вареных свиных ушей и людских испражнений, выливаемых в сточные канавы.

Город Мудрости… Такое название ему дал тот, у кого прекрасное чувство юмора.

Одно преимущество все же у него было. На меня никто не смотрел. Мои очки никого не интересовали. Чем ближе к Таццену, тем реже я слышала вопросы про Эбис, а в самом городе ходило столько эбиситов в похожих очках, что я почувствовала себя почти нормальной.

Первым делом оплатив тесную комнату и еду теми кольцами, что остались от воров, я пристроила коня и направилась искать Харсток.

Нашла его на другом краю города. Серый замок с высокими башнями, узкими бойницами и полукруглыми балконами возвышался в центре большой огороженной территории. Все вокруг замка было усеяно раскидистыми деревьями и пахучими цветами, но никакой гармонии в этом не было: сам Харсток выглядел совершенно отталкивающе.

Как рассказал Вейж, раньше это место имело репутацию самого охраняемого замка в государстве. После королевского дворца, разумеется, хотя по размерам Харсток ему не уступал. И тот, и другой построил один правитель, и он же сделал их равными по укреплениям и величине. Но все это было в прошлом, и сегодня Харсток был ничуть не надежней, чем любой другой замок послевоенной эпохи.

Здесь жили мудрецы, которые носили бордовые рясы и массивные цепи с ключами. Они поддерживали храм Знаний и своими силами охраняли его. Или пытались охранять. С сочувствием глядя на скромное оружие мудрецов, я направилась к воротам Харстока.

И меня туда не пустили. Даже после демонстрации золотой монеты. Войти в кладезь Знаний можно лишь ее служителям или по письменному позволению короля. Когда мужчина в бордовой рясе, насмехаясь, посоветовал мне наведаться за разрешением в тронный зал Руолана Тинга, я едва не раздавила его шею.

Между Кнарком и человеком была слишком хрупкая грань. Люди быстро взрывались, и с каждым днем я чувствовала, что вбирала в себя все больше человеческого, нежели сама желала. Я могла бы с легкостью проложить себе путь через стынущие трупы, но терпение Кнарка было прочнее, чем у людей, и только поэтому голова служителя Харстока осталась на своем положенном месте.

Я великодушно поблагодарила мудреца и вернулась в свою комнату, чтобы дождаться ночи.

Ботинки бесшумно опустились в цветник, когда я перемахнула через высокую ограду. При мне был лишь меч с кинжалами. Лук и плащ я оставила в таверне, чтобы легче передвигаться.

Темный неприступный Харсток, вместе со своими острыми башнями и лепными балконами, погряз в дремоте ночного Таццена. Все служители, должно быть, спали в скромной караулке у ворот. Если же нет, и в самом храме остался часовой, то ему не повезло. Он уже умер.

Пробежав по мозаичной дорожке, как невидимка, я с кошачьей легкостью запрыгнула на балкон второго этажа. Сначала у меня было сомнение, допрыгну ли, но оно развеялось еще на земле: как только я подумала о прыжке, мышцы подсказали, что допрыгну. Смогла бы я выше? Пока неизвестно.

Массивная дверь тихо скрипнула. Я оказалась в кромешной тьме Харстока и сняла очки.

Передо мной предстал колонный зал с темными силуэтами, рамами, горшками и факелами, висящими вдоль шероховатых стен.

Здесь пахло стариной: историей всей Нефритовой Империи, покрытой тайной и пылью.

Проходя по мраморным коридорам вдоль разномастных картин, я внимательно высматривала те, что с лицами. Читая под ними подписи, я кралась дальше.

Один зал с картинами закончился, начался другой. Теперь я пробиралась между драгоценными вазами и статуями из терракоты и слоновой кости. Люди, лошади, мифические существа, дворцы – все было исполнено в гладком камне и насыщало храм призраками. Они проплывали мимо меня, как лодки по реке. Звали, шептались и провожали слепыми глазами.

Целый кусок многовековой истории был заточен здесь – эпохи скитались от стены к стене и возвышали древние войны со своими эпическими героями. Пережив многие восстания и набеги, Харсток и сам стал легендой. И теперь одна легенда впитала тысячи других. Кажется, я сама постарела, пропустив многоликие столетия через себя.

Переходя из комнаты в комнату, я ощущала, как меняется настроение замка. В одной я чувствовала лишь мучительную смерть, в другой – надежду и спасение. Третий зал дарил живительное тепло, а четвертый напускал мурашки. Все эти вещи обладали беспокойными душами, и не все из них, были чистыми, непорочными. Были и такие, от которых хотелось отойти подальше. Не знаю, как, но я чувствовала эти души своими пальцами, я слышала их беззвучные голоса.

Очутившись в зале двухэтажной библиотеки, я вдохнула древесный запах и тут же зашла за гранитную колонну, прижавшись к ней спиной.

Я была не одна.

Я стояла за колонной, когда мимо нее тихо простучали две пары ног.

Выглянув из-за белого камня, я увидела две мужские спины, утянутые в кожаные портупеи, вроде моей. У каждого был приличный набор кинжалов: от короткого акинака с рубиновой рукоятью до крошечных метательных ножей. Никакого рыцарского оружия. А также никаких факелов, лампад и неудобных ряс. Они, как и я, передвигались в темноте. Не так быстро, конечно, и не так смело, будто видели сквозь мрак: они просто отлично знали Харсток, а значит, были часовыми и патрулировали комнаты. Ради их блага, я бы посоветовала им прозевать следующий обход.

Когда нетвердые шаги стихли во мраке, я вышла из укрытия и посмотрела на бесчисленные книги. Можно порыться в них, но на это уйдет месяц или два. На меня уставилось такое количество потрепанных переплетов, что я не знала подходящего числа. Оставлю эту затею на тот случай, решила я, если не окажется нужного портрета.

После библиотеки я попала в зал с громоздкими свитками и разноязычными письменами. Здесь воняло книжными клещами. Полистав некоторые летописи, я определила их в категорию смертной скуки и двинулась дальше.

Новый зал с бронзовыми статуями; с картинами; снова со статуями. Еще одна монастырская библиотека, приведшая меня в уныние. Еще зал с безрадостными картинами и пергаментными свитками. Комната с музыкальными инструментами. Снова картины, снова книги, снова свитки.

Зал за залом. Этаж за этажом. Я прошла их все от и до. Бесшумно и быстро, каждое мгновенье прислушиваясь к посторонним звукам или часовым. После первой библиотеки тишина ни разу не нарушалась, лишь запахи менялись с каждым шагом.

Последний этаж и последняя надежда. Харсток сужался кверху, поэтому каждый новый этаж был меньше предыдущего. На пятом передо мной раскинулся лишь один длинный зал, увешанный сотней портретов. Кажется, я нашла, что искала, и медленно зашагала вдоль картин, читая подписи по обе стороны зала.

Пройдя все незнакомые имена, я остановилась перед внушительной картиной в позолоченной раме и победно улыбнулась.

С него началась династия Дагганов. Первый портрет с первым правителем – Алакером Дагганом.

Ботинки, не торопясь, ступали по мрамору, и я наклонялась к каждой бронзовой табличке в темноте.

Ботич Дагган с женой и детьми. Кристан Дагган с женой и детьми. Лик Дагган с женой и детьми. Берин Дагган. Агидон Дагган. Юри Дагган. Велиант Дагган.

Сотни имен с одной и той же фамилией рябили перед глазами, пока я не увидела нужное.

Золотая рама, как у всех прочих, но лишь три темных силуэта с еле различимыми чертами в то время, как на всех остальных было изображено минимум четыре человека. У всех представителей Дагганов было несколько детей. У всех, кроме одного – самого последнего.

Сняв масляный факел со стены, с помощью стальных наручей я высекла искру. Огонь вспыхнул, и лица, изображенные на портрете, озарились золотым светом.

С мирной картины, под которой было написано «Гонник Дагган с женой и сыном», на меня смотрели две пары голубых глаз. На темно-каштановой шевелюре короля мерцала широкая корона из белого золота с нефритовой гравировкой, а на его королеве… на Юнсу была тонкая, почти незаметная нежная тиара. Она выделялась на ее темно-русых волнистых волосах словно полумесяц.

Юнсу держала клубочек расшитых одеял, из которых выглядывало лицо спящего младенца, совсем крохотного человечка.

Гонник стоял величественно, как титан, и смотрел с типичными для королей спокойствием и достоинством. Но приглядевшись, я увидела, что рука короля мягко сжимала кусочек детского одеяльца. Должно быть, там как раз оказалась пухлая ножка новорожденного наследника.

Я всматривалась в лица, пытаясь вспомнить их. Думала, что, увидев, пойму, почему я так точно помнила их имена, хотя своего не знала.

Видела ли я королевскую чету при жизни? И почему, все больше рассматривая полотно, понимала, что художник не смог изобразить их, как должно? Отчего-то мне казалось, что глаза короля должны быть более глубокими, томными. И цвет должен быть темнее. А у его жены не хватало смешинки в глазах. Кажется, она всегда улыбалась и редко была такой серьезной, как на картине.

Творец этого шедевра хорошо справился с заказом, но не достаточно. Все дольше изучая портрет, я по какой-то причине это знала, хотя главного так и не поняла…

Я надеялась, что, увидев Гонника и Юнсу, пойму: это я стала их палачом или нет? Послал ли Бадзун-Гра своих Кнарков, чтобы стереть последних Дагганов с лица земли? Я хладнокровно убила новорожденного младенца?

Но сердце молчало. Кнарк не испытывал ни угрызений совести, ни вины, ничего. Беспощадная часть монстра твердо укрепилась во мне и вряд ли когда-то изменится.

Это действительно могла быть я. Если Владыка Мрака приказал, значит, я выследила семью короля и вырезала их сердца, включая крошечное, принадлежащее маленькому принцу.

Пламя пошатнулось, и картина заиграла переливчатым блеском. Я уже хотела отойти, но кое-что заметила. Подошла вплотную и прищурилась, разглядывая Гонника. Что это такое на его коро…

Звон колоколов разорвал воздух. Они гремели так близко, что картины дребезжали. Это колокола из сторожевой башни Харстока. Служители забили тревогу.

Моя голова повернулась к балкону.

– Воры! Воры! – донеслось с земли, и множество огоньков подсветили ночной воздух желтой дымкой.

Затушив факел в горшок, я выглянула вниз и увидела, как все служители с огнями, словно светлячки, устремились прямиком в Харсток.

– О, Боги… – разочарованно вздохнула я и оценила высоту.

Не знаю, как мудрецы поняли, что я здесь, да, это и не важно. Важно то, сломаю я ноги, если спрыгну отсюда, или нет. Я не сомневалась, что выживу, а вот насчет ног не уверена. Не очень хотелось провести сутки в темнице, ожидая, пока кости срастутся.

Бесшумно пробежав в темноте по залу, я мельком глянула на очертания Гонника и перепрыгнула весь пролет лестницы, оказавшись этажом ниже. Здесь, как и на следующем, не было окон и балконов.

Прибежав к первой библиотеке, я сразу нырнула в самую непроглядную темень, когда с другого выхода появились люди в бордовых рясах. Они поджигали настенные лампады и свечи, чтобы осветить книжный зал.

Я могла бы просто выйти к ним и подождать, пока служители разбегутся в ужасе от моих глаз, но интуиция просила меня этого не делать. Она убедила меня, что нельзя себя выдавать, а значит, придется поиграть в кошки-мышки.

Затаившись за самыми дальними полками, я натянула очки на глаза и отсчитывала шаги служителей. Когда они поравнялись со мной, я перевернулась к другому стеллажу, который они миновали пол мгновенья назад.

Большинство служителей пошли дальше, но с десяток людей остались проверить библиотеку. Может, и больше, но пока я насчитала столько пар ног.

Когда кто-то заворачивал к моей полке, я беззвучно скользила к другой. Потом к следующей и следующей, лавируя между книгами и служителями, словно тень. Я одновременно двигалась с ними, опережая их лишь на один удар сердца.

Ближайший служитель едва не засек меня, когда я, подтянувшись на руках, залезла на верхний ярус. Ему нужно было лишь поднять голову, но он не поднял и прошел прямо подо мной.

Прижавшись к подвесному ярусу, я проползла над шестью служителями, рыскающими туда-сюда как собаки. Меня никто не видел, не слышал.

Дверца передо мной скрипнула, и я тут же свесилась на руках и бесшумно спрыгнула поверх раскрытых книг на столе. Кто-то из служителей додумался подняться наверху, но когда он перегнулся через перила яруса и посмотрел вниз, я уже сидела под столом.

Кожаные штаны тихо скрипнули, когда я встала и незаметно пересекла зал между двумя мудрецами, стоявшими друг к другу спиной. Они не обратили внимания на смещение воздуха. Должно быть, решили, что это слабый сквозняк гуляет сквозь бывшие бойницы.

Завернув за колонну, я чуть не влетела доспехами в клетку. Вовремя отпрянув, я уставилась на это диво.

Передо мной была длинная кованая клетка, внутри которой стоял стол с резными узорами. На столе лежали три объёмные книги в золотых обложках, инкрустированных зелеными нефритами. По одной на каждую правящую династию, включая не особо пока толстую книгу под названием «Тинг». Тут покоилась вся жизнь королей: все их заслуги и тайны.

Шаги ищеек приближались, но я не могла отвести от книг взгляда.

Плохая идея, Кнарк. Очень плохая.

Когда ботинки служителя оказались в шаге от меня, и ему оставалось лишь повернуть за угол, я схватила первую попавшуюся книгу и швырнула в противоположную сторону с такой силой, что вонзившись в стеллаж, она повалила полки друг за другом, как домино.