Читать книгу: «Таинственное Андлинское дело»

Что остаётся после человека? Воспоминания, хорошие или плохие, стираются из памяти после смерти, разрушаются и превращаются в ничто вместе с телом. Сохранять тело тоже не имеет смысла, ибо то что делало человека человеком давно мёртво. Я отказываюсь верить в жизнь после смерти. Человек просто умирает, исчезает навечно, вот и всё.

А что насчёт наших детей, или вернее потомков. Но ведь они не унаследуют личность предков, конечно, какие-то черты характера передаются по наследству и только, да и те размываются чужими генам спустя поколения.

Исчезают и воспоминания о нас. Если о своих братьях мы знаем многое, то о родителях вдвое меньше, о дедушках с бабушками владеем информацией уже вдесятеро меньше, а у прабабушек хорошо если припомним имена. Пройдёт не более ста лет и любой человек исчезнет из памяти живых навсегда.

Так что же остаётся после нас? Единственное что мы можем оставить после смерти  – это наши дела и свершения, хорошие или плохие, богоугодные или бесчеловечные, открытые или потаённые, лишь они одни могут жить вечно. Мы не знаем о чувствах, переживаниях и страхах ушедших, и только поступки и деяния вынуждает помнить их имена. Однако среди подобных поступков есть такие, которые сами совершившие предпочли бы скрыть. Пожелали бы, чтобы они канули в небытие вместе с ними самими, а познавшие их возжелали бы подобного вдвойне.

Я плохо знал своего отца. Родители разошлись когда я был слишком маленьким, чтобы понять причины их поступка. Большую часть детства мне пришлось расти только с матерью. Отца же после расставания видел только пару раз. Один раз живым, когда встрял в серьёзные проблемы и во второй раз лежащим в гробу. Теперь я понимаю, что не могу припомнить даже его голос. Быть может из-за того, что он мало говорил, имеется ввиду разговаривал по настоящему, по человечески. Но вот его взгляд до сих пор стоит перед глазами: угрюмой, мрачный, вынуждающий говорить правду и сознаваться даже в мельчайшем проступке. Он не столь выуживал у тебя признание, сколько высверливал из головы, испепелял глазами, пока ты не вынося этого напряжения начинал говорить, правду или ложь без разницы, но начинал говорить, словно сами мысли обретя самосознание покидали твою голову, ошпарившись об раскаленный лоб. Спустя года я понимаю, что причиной расставания скорее всего была его неприкрытая скрытность и при этом неукротимое стремление разузнать больше о других. Он всегда пресекал любые попытки окружающих больше разузнать о себе, при этом сам мог выпрашивать у других такие подробности их жизни, которые люди не сказали бы даже под дулом пистолета.

Но несмотря на грозный взгляд, по словам моей матери он оставался порядочным человеком и истинным семьянином. До тех самых пор пока к нему не попало в руки одно дело, после которого тот сильно изменился. Что именно за дело в подробностях никому не сообщалось. Лишь журналистам удалось каким-то образом выудить крупицы информации и опубликовать статейку в местной газете. Однако это дело обрело более широкую известность, когда оперативник что вёл это дело, вскоре повесился. В предсмертной записке он написал, что видел такое, чего его рациональный склад ума не сможет понять, а попытки принять и осознать правду вынудили пойти на такой крайний шаг.

Из общеизвестного была лишь единственная статья в газете причастная к этому делу. Когда-то вырезка этой самой статьи хранилась и у нас, однако мать выбросила его до того как я сумел научиться читать достаточно, чтобы осмыслено её прочесть. Что касается общественного резонанса, то ему не дали случиться. Власти ловко уняли шумиху и отвлекли народ какой-то иной, более волнительной на первый взгляд событием. Сам отец, никогда об этом не говорил, а мать не знала больше общественности, если верить её заверениям.

Быть может, непростой характер отца был последствием долгой работы следователем в полицейском управлении Андлина, небольшого северного городка, в котором, как я раньше думал, не происходит и не может произойти ничего выходящего за рамки естественного. Будучи подростком я угодил туда за мелкое хулиганство. Тогда я отделался лишь штрафом и не благодаря моему отцу. С тех пор я вовсе его возненавидел и перестал надеяться на кого-либо кроме себя. Возможно, именно этот случай вынудил меня повзрослеть, но всё же обиду на отца я хранил до самой его смерти и не согласился прийти к нему, когда тот позвал меня лёжа на смертном одре. Однако кем бы он не был, в первую очередь он был моим отцом, а я его родным сыном и как единственному наследнику он завещал мне всё нажатое имущество.

Самым ценным приобретением из полученного наследства была двухкомнатная квартира в центре города, в шаге от администрации, площади и местного отдела полиции. Разумеется, всё что находится в квартире тоже отныне принадлежит мне. Машины у него уже не было, он продал её, возможно чтобы купить новую, но не успел. Последнее можно было заключить по солидному банковскому счету. Счёт был открыт на минимальные проценты, но с условием, что можно забрать деньги в любой момент без потери накопленных процентов – верное решение, если ты собираешься что-то приобрести в ближайшее время.

Когда нотариус вычитал список всего что мне причитающееся, он отложил завещание, снял очки и произнёс:

– Ваш покойный отец ещё кое-что вам оставил, а точнее завещал.

Я нахмурил брови и вопросительно взглянул на своего собеседника. Он не спешил с ответом. Нотариус встал, подошёл к двери, запер её и даже проверил действительно ли та заперлась. Затем он зашторил все имеющиеся в кабинете окна, перед этим внимательно высматривая что-то на улице, будто кто-то может случайно подслушать наш разговор или вовсе намеренно шпионить. Когда все меры безопасности были приняты, он достал из запертого сейфа тяжёлый и толстый конверт, запечатанный бумажной печатью на которой стояла размашистая подпись моего отца.

– Помимо написанного заявления он попросил передать вам это, с условием, что никому не сообщите содержание этого конверта и уничтожите всю связанную с ним информацию после её изучения. Я точно не знаю что в нём находится, однако смею предположить, тут содержаться материалы касающиеся того странного дела, произошедшего около 15 лет назад, которому ваш отец имел непосредственное отношение. Тогда ещё полицейский, который также вёл это дело, покончил собой, оставив после себя жуткую предсмертную записку. Быть может подробности той истории сразу стали бы достоянием общественности, но шумиху быстро замяли и видимо причины для этого были. А теперь ваш отец, по какой-то причине решил передать это вам, к тому же через меня. Знаете, не будь он другом, я бы отказался даже выслушать подобную просьбу. Но возможно он подозревал, что при жизни и вы не будете слушать его. В любом случае, помните, это дело замяли не спроста и вы должны пообещать, что уничтожите всё содержимое этого пакета, а также дадите слово никому не говорить о том, что узнаете. Если всплывёт какая-то грязная правда или ужасная истина я не желаю быть причастным к этому.

После этих слов он поспешил распрощаться и выпроводил меня за дверь. Видно было, этот толстый конверт сильно беспокоил его. Я только выйдя понял, что нотариус всё это время был в перчатках, думается, чтобы не оставить отпечатков и если в конверте скрывается что-то способное поднять шум он ни в коем случае не признает свою причастность.

 Мне никак не удалось вразумить в чём будет состоять его вина. В конце концов, он просто передал запечатанный пакет, выполнил последнюю просьбу усопшего, пускай и неофициально. Возможно, помочь в разглашении закрытого дела могла, если не посадить нотариуса в скамейку обвиняемых, то хотя бы подпортить безупречную репутацию. Поразмыслив, что лучше будет выполнить завет отца, я направился прямиком в новообретенную квартиру.

Как таковой радости от бесплатной квартиры я не испытал. Возможно причина была в моём молодом возрасте, я недостаточно пожил в съёмных квартирах, чтобы возликовать от получения собственного жилья. Кроме того, это приобретение пришло ко мне через утрату. Пускай я всю жизнь держал обиду на своего отца, но в конце концов он оставил всё мне, а это что-то да значило, по крайней мере заставляет задумываться над тем действительно ли я был безразличен для него. И только теперь, взглянув на него с другой стороны, я начинаю понимать, что все воспоминания о нём относятся к тому времени когда он начал меняться. Возможно моя обида к нему стерла все хорошие воспоминания с ним. К тому же, мать говоря об отце что-то хорошее, всегда вспоминала воспоминания случившие до тех злополучных событий и тосковала именно по тому мужу, за которого вышла замуж и прожила в счастливом браке почти шесть лет.