Читать книгу: «Тюдоры. Незаконные наследники престола», страница 2

Глава 3. Генрих VII – обретение короны

О детских годах короля Генриха VII известно мало.

Генрих Тюдор, граф Ричмонд, родился 28 января 1457 года в замке Пембрук, сохранившемся до наших дней. Его матери Маргарет Бофорт на тот момент исполнилось не то тринадцать, не то пятнадцать лет, но при этом брак с отцом Генриха Эдмундом Тюдором был для нее вторым. В детском возрасте Маргарет была выдана за Джона, сына своего опекуна Уильяма де Ла Поля, 1-го герцога Саффолка, но этот брак был аннулирован в 1453 году как несостоятельный – по существовавшим в то время правилам в брак разрешалось вступать по достижении двенадцатилетнего возраста, но не раньше. Что же касается родного отца Маргарет Джона Бофорта, 3-го графа Сомерсета, правнука короля Эдуарда III и племянника короля Генриха IV, то весной 1444 года он попал в опалу, был удален от двора и вскоре скончался при весьма туманных обстоятельствах.

После аннуляции брака король Генрих VI передал Маргарет под опеку Эдмунда и Джаспера Тюдоров. По замыслу короля, Эдмунд должен был стать мужем Маргарет, и он стал им 1 ноября 1455 года, вскоре после того, как вспыхнула Война роз, в которой Эдмунд сражался на стороне Ланкастеров. Жених был вдвое старше невесты – ему недавно исполнилось двадцать четыре года, но для того времени это был вполне приемлемый расклад. Женитьба на праправнучке короля Эдуарда III должна была укрепить позиции Эдмунда Тюдора в кругах английской знати, к чему, собственно, и стремился Генрих VI, благоволивший своим единоутробным братьям.

Вскоре после того как Маргарет забеременела, Эдмунд Тюдор попал в плен и 3 ноября 1456 года умер от чумы. Заботу о вдове и осиротевшем младенце принял на себя бездетный Джаспер Тюдор, граф Пембрук. В 1471 году, после того как Эдуард IV, первый король из дома Йорков, вернул себе престол, Тюдоры уехали в Бретань. Оуэна Тюдора уже десять лет как не было в живых – он был обезглавлен 2 февраля 1461 года по приказу Эдуарда, тогда еще носившего титул герцога Йоркского. Главой небольшого дома Тюдоров стал Джаспер, имевший все основания для того, чтобы опасаться как за свою жизнь, так и за жизнь своего племянника.

Генрих и его дядя пользовались покровительством герцога Бретани Франциска II. Формально он считался пленником, но этот статус был всего лишь уловкой, позволявшей Франциску отклонять требования короля Эдуарда о выдаче беглецов. В ноябре 1476 года, когда Франциск тяжело заболел, его окружение передало Генриха посланникам Эдуарда, но ему удалось бежать в порту Сен-Мало и укрыться в одном из местных монастырей, куда англичане не осмелились вторгнуться.

Война роз и суровость Эдуарда IV, считавшего (за редким исключением) смертную казнь единственно возможным наказанием для своих противников, существенно проредили ряды английской знати, и со временем Генрих Тюдор занял первое место среди Ланкастеров, несмотря на свое дважды сомнительное происхождение – во-первых, он был рожден в тайном браке, который признавался не всеми, а во-вторых, его мать была правнучкой Джона Гонта, которому молва записала в настоящие отцы некоего гентского мясника¹³. Слухи эти не имели подтверждения, но оказались невероятно живучими, а у времени есть такое свойство – все, что долго живет, начинает казаться истинным.

При жизни Эдуарда IV у Ланкастеров не было возможности для реванша, но всему в этом мире приходит конец. 9 апреля 1483 года Эдуард скоропостижно скончался, не дожив трех недель до своего сорок первого дня рождения. Обстоятельства его смерти неясны, но те, кто подозревают отравление, вряд ли далеки от истины, хотя более осторожные историки считают, что Эдуард умер от воспаления легких. Согласно воле покойного короля, его преемником стал двенадцатилетний сын, которого тоже звали Эдуардом, а опекуном при нем стал родной дядя Ричард, герцог Глостер. Мать юного короля Елизавета Вудвилл, происходившая из не самого знатного семейства Англии, но отличавшаяся большими амбициями, решила, что она лучше справится с управлением государством, нежели младший брат ее покойного мужа. Однако Ричарду удалось переиграть вдовствующую королеву, причем весьма элегантным образом – вдруг выяснилось, что Эдуард IV был помолвлен с леди Элеонорой Батлер, дочерью 1-го графа Шрусбери, и что эта помолвка не была расторгнута к моменту венчания покойного короля с Елизаветой Вудвилл. В результате брак с Елизаветой оказался незаконным, а рожденные в нем дети стали бастардами. Король Эдуард V автоматически лишился престола, который парламент при поддержке жителей Лондона предложил занять Ричарду, как единственному законному наследнику Эдуарда IV. 6 июля 1483 года Ричард короновался и получил третий порядковый номер.

В народе Ричард III вроде бы пользовался популярностью (так, во всяком случае, утверждают летописцы), но в кругах знати у него было много противников. В октябре 1483 года Генри Стаффорд, 2-й герцог Бекингем поднял восстание против короля, но уже 2 ноября того же года поплатился за свою опрометчивость головой. В пору подготовки восстания Елизавета Вудвилл решила выдать свою старшую дочь от Эдуарда IV Елизавету за Генриха Тюдора, чтобы объединить в одном лице симпатии Йорков и Ланкастеров. Мотивы вдовствующей королевы или незаконной вдовы короля были понятны. Ричард сверг ее сына Эдуарда, который, согласно наиболее распространенной версии, был убит в Тауэре вместе со своим младшим братом Ричардом. При таких обстоятельствах безутешная мать была готова пойти не только на союз с Ланкастерами, но и с самим дьяволом, лишь бы отомстить.

План с женитьбой на йоркской принцессе был хорош, несмотря на то что формально Елизавета считалась незаконнорожденной. Генрих принял предложение, публично поклялся в намерении жениться на Елизавете сразу же после заполучения английского престола и, при поддержке французов, начал готовиться к вторжению в Англию. Энергичный Ричард, при котором Англия быстро начала набирать утраченную было мощь, вызывал большое беспокойство у французов, которыми в то время правила принцесса Анна де Валуа, исполнявшая обязанности регента при своем малолетнем брате Карле VIII. Мы не будем останавливаться на характеристике Анны, скажем лишь, что она заслуживала данное ей прозвище «Великая Мадам».

В разгар восстания герцога Бекингема Генрих отправился в Англию с войском, преимущественно состоявшим из французских наемников, но известие о подавлении восстания и казни Бекингема вынудило его вернуться обратно в Бретань. Но отступление не означало поражения. 1 августа 1485 года Генрих Тюдор высадился в Уэльсе с четырехтысячным войском, преимущественно состоявшим из французов и отчасти из шотландцев. Место для высадки было выбрано с умом – валлийцы охотно поддержали потомка Оуэна Тюдора. А по мере приращения сторонников Генриха к нему начали присоединяться и представители английской знати, недовольные деспотизмом короля Ричарда. Сам Генрих не имел полководческого опыта, ибо ему никогда еще не приходилось воевать, но среди его сторонников был такой опытный полководец, как сорокатрехлетний Джон де Вер, 13-й граф Оксфорд, участвовавший в Войне роз на стороне Ланкастеров.

Король Ричард решил сыграть на опережение и выступил навстречу Генриху. Такое решение казалось обоснованным, поскольку войско Генриха росло с каждым днем и для Ричарда промедление было подобно смерти. Сражение между королем и претендентом на престол состоялось 22 августа 1485 года на Босвортском поле в Лестершире¹⁴. У Ричарда было больше войска (десять тысяч против пяти или шести тысяч сторонников Генриха), но Генрих, а если точнее, то граф Оксфорд, успел занять более выгодные позиции и распорядился своими силами гораздо умнее, чем Ричард. В результате войско Ричарда было разгромлено, а сам он пал на поле брани. Многие историки склонны считать сражение при Босворте финалом Войны роз, но на самом деле конец этой затянувшейся войне был положен 16 июня 1487 года, когда на поле близ лестерширской деревни Стоук сошлись войска короля Генриха VII и Джона де ла Поля, графа Линкольна, старшего сына Елизаветы Йоркской, сестры Эдуарда IV и Ричарда III. Упомянутому выше в связи с первым браком Маргарет Бофорт Джону де ла Полю, этот Джон приходился сыном.

Понять суть происходивших событий нельзя без знания предыстории.

В конце правления Ричарда III, после того как от тяжелой болезни (скорее всего – от туберкулеза) умер единственный ребенок Ричарда и его жены Анны Невилл принц Эдуард Миддлгемский, Джон де ла Поль был объявлен следующим по очереди претендентом на трон, поскольку он являлся ближайшим совершеннолетним родственником короля. Ричард вообще благоволил своему племяннику, осыпал его пожалованиями и всячески отличал, но при всем том после сражения при Босворте, в котором Джон участвовал на стороне своего дяди, король Генрих даровал ему прощение. Ничего удивительного в этом не было, ведь от нового короля, собиравшегося жениться на йоркской принцессе, следовало ожидать каких-то милостей по отношению к Йоркам. Да и вообще государю нужно быть выше распрей между его подданными, ведь все они – слуги одной и той же короны.

Не ко всем Йоркам король Генрих был столь снисходителен. Десятилетний Эдуард Плантагенет, 17-й граф Уорик, сын Джорджа Плантагенета, 1-го герцога Кларенса и внук Ричарда Плантагенета представлял для Генриха большую опасность как последний законный представитель дома Йорков и династии Плантагенетов по мужской линии. Казнить ребенка Генрих не стал, а заточил его в Тауэре.

Реваншистам из йоркской партии подвернулся под руку некий Ламберт Симнел, обладавший внешним сходством с королем Эдуардом V. Сходство было настолько выраженным, что в Симнеле впору было заподозрить одного из бастардов чересчур любвеобильного короля Эдуарда IV. Симнела обучили всему, что полагалось знать принцу, и подкрепили его статус признанием со стороны Маргариты, дочери Ричарда Плантагенета и супруги герцога Бургундского Карла Смелого. Маргариту Бургундскую можно назвать идейным вождем йоркистов, а реальным их предводителем был Джон де ла Поль, рассчитывавший использовать Эдуарда в качестве козырной карты. Другим козырем Джона стала поддержка Елизаветы Вудвилл, которая к тому времени успела разочароваться в своем зяте, оказавшемся слишком властолюбивым, на ее взгляд.

Надо сказать, что правление Генриха VII подверглось весьма серьезному испытанию. Он попытался было погасить мятеж, предъявив жителям Лондона в феврале 1487 года подлинного Эдуарда Уорика, но эта мера уже не могла остановить раскрученный маховик.

Концом мятежа стало поражение йоркистов при Стоун-Филде¹⁵. Джон де ла Поль и большинство видных сторонников йоркской партии пали на поле брани, а Ламберт Симнел попал в плен. Все ожидали, что Генрих прикажет казнить его, но король проявил милосердие – причем в весьма остроумной форме. Симнел был отправлен на королевскую кухню и со временем сделал карьеру при дворе. Умер он около 1535 года, в правление Генриха VIII.

Вернемся немного назад, к событиям, последовавшим после победы при Босворте, которую Генрих одержал в качестве законного короля. Да, именно так, поскольку датой своего восшествия на престол он объявил 21 августа 1485 года, день, предшествовавший сражению. Зачем? Затем, чтобы сам Ричард и его сторонники оказались бы изменниками, выступившими против своего законного короля, а владения изменников подлежали конфискации (недаром же говорится, что в корне всего происходящего лежат финансовые интересы).

Обещание жениться на принцессе Елизавете Генрих сдержал, предварительно восстановив ее и других детей Эдуарда IV в их законных правах. При этом со свадьбой Генрих не торопился – она состоялась только в январе 1486 года, а коронации Елизавета удостоилась только в конце 1487 года, после рождения сына Артура, названного в честь легендарного кельтского короля, предводителя рыцарей Круглого стола. Таким образом Генрих продемонстрировал гордость своими валлийскими корнями¹⁶, а также выразил надежду на то, что правление его дома будет столь же славным, что и правление короля Артура (в существовании которого большинство современных историков обоснованно сомневаются).

Пышные крестины Артура подчеркнули единство Ланкастеров и Йорков, отраженное в королевском гербе, где белые розы были соединены с алыми в один цветок. Крестным отцом принца стал Джон де Вер, 13-й граф Оксфорд, один из наиболее видных Ланкастеров, а крестной матерью – вдовствующая королева Елизавета Вудвилл, представлявшая дом Йорков. Никто тогда не мог знать, что судьба отпустила Артуру недолгий срок жизни. Все, и в первую очередь – король, видели в нем наследника престола, в жилах которого кровь Ланкастеров смешалась с кровью Йорков, чтобы положить конец былой вражде.

Угли этой вражды продолжали тлеть. В 1490 году при бургундском дворе объявился не кто иной, как Ричард, младший сын Эдуарда IV, которого «признала» герцогиня Маргарита. Ричард рассказывал, что его брат, король Эдуард V, был убит, а сам он остался в живых по причине своего малолетства – Тюдорам-де не хотелось обагрять свои руки кровью невинного младенца. Самозванец был принят не только при бургундском, но и при французском дворе, несмотря на пункт мирного договора, по которому король Карл VIII обязывался не оказывать поддержки врагам Генриха VII. Но разве мог французский король упустить еще одну возможность посеять раздор на английской земле?

К шестому году правления Генрих VII успел хорошо укрепить свою власть, но воскресший из небытия принц Ричард внушал королю сильное беспокойство. Настолько сильное, что за поимку самозванца была назначена невероятно высокая награда в тринадцать тысяч фунтов! А самозванец тем временем был принят и при дворе императора Священной Римской империи Максимилиана I, который был отцом бургундского герцога Филиппа I (он же – Филипп I Австрийский). Признание со стороны двух могущественных европейских держав много значило, но свои претензии лже-Ричарду предстояло отстаивать в Англии, а не на континенте. А в Англии у него дела пошли не лучшим образом. 3 июля 1495 года лже-Ричард высадился в Кенте¹⁷ с небольшим отрядом наемников, надеясь на то, что ему удастся поднять народ против Генриха, но этим надеждам не суждено было сбыться. Жители Кента предпочли сохранить верность королю Генриху, войска которого вынудили самозванца отступить в Ирландию, а затем – в Шотландию, к королю Якову IV Стюарту.

Яков вел свою политическую игру, главной ставкой в которой был союз с Испанией. Претендент на английский престол пришелся шотландскому королю весьма кстати. Для того, чтобы покрепче привязать лже-Ричарда к себе, Яков женил его на своей родственнице леди Кэтрин Гордон, которая, по свидетельству современников, отличалась невероятной красотой. При поддержке Якова IV лже-Ричард в сентябре 1496 года вторгся в Нортумберленд¹⁸, располагая гораздо бо́льшими силами, чем при высадке в Кенте, но и в этот раз не смог поднять англичан против короля.

Не имея возможности подчинить Шотландию своей власти, король Генрих сделал оригинальный ход, предложив Якову жениться на своей старшей дочери Маргарет, которой на тот момент шел восьмой год. Этот брак открывал перед Стюартами возможность законного получения английской короны при отсутствии наследников у английского короля, что в конечном итоге и произошло. Окружение Генриха выступало против династического союза двух корон, но Генрих не видел ничего плохого в том, что в будущем английский престол может занять шотландец, ведь Англия все равно, при любых обстоятельствах, будет стоять выше Шотландии.

Яков принял предложение. Первым шагом к союзу Англии и Шотландии стало заключение пятилетнего мирного договора, сопровождавшееся высылкой лже-Ричарда, которому пришлось отбыть в Ирландию. В сентябре 1497 года неугомонный самозванец предпринял очередную попытку вторжения во владения английского короля – на сей раз в Корнуолле¹⁹, но снова был разгромлен и на этот раз попал в плен. Выяснилось, что он фламандец и его настоящее имя Перкин Уорбек.

Там, где это было возможно, Генрих VII предпочитал обходиться без казней. Все ожидали, что Уорбек, доставивший королю столько неприятностей, будет показательно казнен, но самозванец признался в обмане, изобразил раскаяние и король оставил его в живых. Более того, Уорбек жил не в темнице, а при дворе, правда – под строгой охраной. Весной 1499 года он попытался бежать, но был схвачен и помещен в Тауэр, где вошел в сговор с содержавшимся там Эдуардом Плантагенетом, 17-м графом Уориком (выше о нем уже было упомянуто). Уорбек планировал очередной побег и новое выступление в образе принца Ричарда, а граф Уорик обещал ему поддержку вассалов своего отца. Заговор был раскрыт в ноябре 1499 года и на сей раз Уорбека повесили, а графу Уорику, сообразно его высокому положению, отрубили голову. Так, на рубеже XV и XVI веков были устранены все угрозы, исходившие от Йорков. Прямых законных потомков Плантагенетов по мужской линии больше не оставалось, карты короля Эдуарда V и принца Ричарда были разыграны, а «воскрешение» Ричарда III не представлялось возможным, поскольку перед захоронением в церкви монастыря Грейфрайерс его тело выставлялось на всеобщее обозрение в Лестере²⁰.

Символизм играет в политике важную роль. Борьба за символы и образы имеет такое же значение, как и борьба за власть. В конце октября 1494 года трехлетний принц Генрих, второй сын Генриха VII, получил от отца титул герцога Йоркского. Этот титул вошел в обиход в августе 1385 года, когда король Ричард II пожаловал его своему дяде Эдмунду Лэнгли. Король Эдуард IV сделал герцогом Йоркским своего второго сына Ричарда, а король Генрих VII превратил пожалование титула второму принцу в традицию, которая существует по сей день. Таким образом, принц Генрих, будущий король Генрих VIII, стал формальным главой дома Йорков, на что имел право и по крови, поскольку к этому дому принадлежала его мать.

В завершение этой главы можно сказать о Генрихе VII следующее.

Первое – он умел ждать и умел воспользоваться моментом.

Второе – у него не кружилась голова от побед; завоевав престол, он сумел усидеть на нем в сложной ситуации, когда все соседи были против него, а внутри страны, в ожидании лучшего часа, затаились уцелевшие сторонники Йорков.

Третье – он умел мыслить масштабно, как и положено государю, и мог жертвовать личными амбициями ради блага государства. Согласитесь, что далеко не каждый правитель способен предложить злейшему врагу руку своей дочери.

Четвертое – он не был жестоким и кровожадным, несмотря на то что вырос в сложной обстановке, когда неожиданный удар мог последовать с любой стороны (жизнь под гнетом постоянной опасности развивает в человеке подозрительность, которая служит лучшей почвой для жестокости).

Знакомство с королем Генрихом VII будет продолжено в следующей главе. Заодно мы познакомимся поближе с королевской семьей и узнаем, как было посеяно зерно, из которого впоследствии выросла англиканская церковь.

Глава 4. Любезный джентльмен из Уэльса

Современники описывали Генриха VII как стройного энергичного человека, невысокого, голубоглазого, с бельмом на левом глазу, которое лишало взгляд короля четкой направленности и вызывало смятение у тех, на кого он смотрел. «Внешне он был привлекателен, чуть выше среднего роста, хорошего телосложения, но худощав, – пишет Фрэнсис Бэкон²¹ в своей “Истории правления короля Генриха VII”. – Его лицо выражало благочестие, что делало его немного похожим на монаха: не будучи отчужденным и замкнутым, оно не было и подкупающим и приятным, а скорее принадлежало человеку благожелательному. Однако оно проиграло бы под кистью художника, ибо выглядело всего лучше, когда он говорил».

Генрих VII отличался большим религиозным рвением. Он не пропускал ни одного богослужения и был верным мужем. Мы знаем только об одном, и то условном, бастарде Генриха – Роланде де Вельвиле, рожденном «некоей бретонской леди, чье имя осталось неизвестным», во время пребывания будущего короля в Бретани. Кто был безгрешным в юности, может упрекнуть Генриха Тюдора, а всем остальным лучше будет вспомнить свои похождения. К тому же наличие добрачных детей свидетельствовало о хорошем здоровье и качественной репродуктивной функции, что было немаловажно для любого правителя, ведь если для обычного человека продолжение рода является сугубо личным делом, то у правителей оно приобретает государственное значение – наличие законных наследников обеспечивает стабильность правления.

Мы никогда не узнаем, было ли благочестие Генриха искренним или же напускным, но тем не менее оно стало одним из основных достоинств первого короля из династии Тюдоров. Другим важным достоинством была рачительность. Всячески стараясь наполнять казну, в том числе и за счет высоких штрафов, налагаемых на провинившихся дворян, король тратил на себя весьма мало и старался держать все расходы двора под контролем. Роскошь пришла к Тюдорам только при Генрихе VIII, а его отец жил как феодал средней руки – не бедствуя, но и не швыряясь деньгами. Лишние расходы король мог позволить себе только в представительских целях, для того чтобы поразить своим величием подданных и иностранных гостей. Так что читая старинные отчеты о стоимости нарядов королевской семьи и ее слуг, надо отделять зерна от плевел – отличать представительские траты от обыденных. Но для интересующихся нужно сказать, что в начале своего правления, то есть – в самое сложное время, когда многое зависело от производимого впечатления, король Генрих тратил на одежду более двух с половиной тысяч фунтов в год. Конвертация денег во времени – занятие неблагодарное, ибо все обстоятельства учесть никогда не удастся и результат всегда окажется условно-приближенным, но применительно к ценам нынешнего времени эта сумма адекватна двум миллионам фунтов, вот как-то так.

К тому, что уже было сказано, можно добавить образ заботливого отца и верного супруга… Но никто не идеален, и наряду с достоинствами у каждого есть недостатки. Авторы, склонные все изображать в розовом свете, обычно упрекают Генриха VII в чрезмерном пристрастии к азартным играм и двойных стандартах. Король любил играть в карты и, бывало, много проигрывал, но при этом своим подданным он играть в азартные игры запрещал. Ослушавшимся грозили солидные штрафы, однако же на деле запрет действовал только в отношении простолюдинов, а дворяне спокойно «управляли мастями»²², беря пример с короля.

К слову будь сказано, Генрих проводил свободное время не только за карточным столом. Известно, что он играл в подобие современного тенниса, более известного под своим французским названием «жё-де-пом»,²³ и вроде бы, играл неплохо.

Но азарт был далеко не главным недостатком Генриха. Главными его недостатками были алчность и пренебрежение законами. Дабы не быть заподозренным в преувеличениях или искажениях фактов, автор предоставляет слово Фрэнсису Бэкону, родившемуся в 1561 году, когда память о делах Генриха VII была совсем свежа. «В короле обнаружилась склонность, – пишет Бэкон, – которую впоследствии вскормили и разожгли дурные советники и министры, вследствие чего она обернулась позором его времени, а именно его пристрастие выжимать деньги из кошельков подданных путем конфискаций по уголовным законам. В то время она привела людей в еще больший трепет, ибо они ясно увидели, что это не вызвано необходимостью, а вытекает из характера короля, так как он тогда купался в богатстве, получив деньги по миру с Францией, добровольные приношения подданных и богатую добычу от конфискации имущества лорда-камергера и многих других. Первым из дел такого рода было рассмотрено дело лондонского олдермена²⁴ сэра Уильяма Кейпела, которому по разным уголовным законам присудили уплатить две тысячи семьсот фунтов, но он помирился с королем на тысяче шестистах».

В 1487 году король Генрих создал чрезвычайный суд, получивший название «Звездной палаты». Принято связывать это название с позолоченными звездами на потолке зала, в котором собирался суд, но есть и другие версии происхождения этого поэтичного названия: возможно, что изначально палата называлась «Охраняемой», а не «Звездной»²⁵. Будучи комитетом королевского Тайного совета, Звездная палата могла выносить любые приговоры, за исключением смертных, по своему усмотрению, не сильно утруждаясь оценкой доказательств вины подсудимых.

Для защиты своих личных имущественных прав Генрих учредил при Звездной палате Совет знатоков права, в котором заправляли делами Эдмунд Дадли и Ричард Эмпсон. «А так как орудия для желаний и прихотей короля найти всегда легче, нежели для служения и чести, – пишет Бэкон, – то он в своих целях, вернее, свыше своих целей, привлек двух исполнителей, Эмпсона и Дадли, слывших в народе королевскими кровососами и обиралами, – мужей беззастенчивых, равнодушных к дурной славе и к тому же получавших свою долю хозяйского дохода. Дадли был хорошего роду и красноречив, один из тех, кто способен благопристойной речью выставить в добром свете любое ненавистное дело. Эмпсону же, сыну решетника, главное было добиться своего, не важно какими средствами. Итак, эти двое, по образованию юристы и тайные советники по должности… обратили закон и правосудие в источник бедствий и средство грабежа. У них было обыкновением обвинять подданных в различных преступлениях, придерживаясь поначалу видимости закона; когда же в суд поступал иск, они тотчас же приказывали заключить ответчика в тюрьму, однако проходили разумные сроки, а его не призывали держать ответ, но подолгу томили в темнице и с помощью разнообразных ухищрений и запугиваний вымогали огромный штраф или выкуп, говоря при этом о полюбовном соглашении и смягчении наказания. Под конец же, предъявляя обвинение, они перестали соблюдать даже видимость правосудия, а рассылали предписания схватить людей и доставить их к себе на дом, где заседал чрезвычайный суд, состоявший из них самих, да кое-кого еще, и посредством одного лишь допроса, без присяжных, вершили скорую расправу, присвоив себе право разбирать как иски короны, так и гражданские тяжбы. К тому же они распространяли королевскую власть на земли подданных… Лицам, пребывающим под опекой короля, далее по достижении совершеннолетия не позволялось вступить во владение их землями, иначе как по внесении огромного выкупа, много превосходившего любые разумные ставки.

Кроме того, они досаждали людям совершенно безосновательными исками по поводу нарушения границ королевских землевладений. Людям, объявленным вне закона за совершенные ими преступления, предоставлялась возможность получить помилование лишь ценой уплаты чудовищных сумм денег; гонители настаивали на строгом соблюдении закона, который в таких случаях предписывает конфискацию имущества. Более того, вопреки закону и здравому смыслу они утверждали, что объявленные вне закона должны понести наказание, предоставив королю в пользование на целых два года половину своих земель и рент. Они также запугивали присяжных, заставляя тех выносить требуемые вердикты, если же те ослушивались, заключали в тюрьму и штрафовали… Однако главным их орудием были уголовные законы; тут уж они не щадили ни великого, ни малого, не разбирались, применим закон или не применим, в силе он или устарел, пуская в ход все новые и старые статуты, притом что многие из них были приняты скорее ради устрашения, чем для строгого их применения. Под рукой у них всегда была толпа доносчиков, сыщиков и лжесвидетелей, так состряпать можно было что угодно: и состав преступления, и обвинительное заключение».

Что можно сказать в оправдание Генриха? Англия, разоренная во время Столетней войны и Войны роз, требовала больших вложений для восстановления хозяйства, а финансовый «кнут» позволял королю держать дворянство в подчинении. Но ни один правитель не вправе допускать попрания собственных законов. Беззаконие – это путь в бездну.

А теперь давайте рассмотрим зерно, из которого впоследствии выросла англиканская церковь. Королю Генриху, как воздух, был нужен союз с какой-то могущественной европейской династией. На Францию надеяться не приходилось, поскольку французы действовали по принципу «разжигай угли до тех пор, пока все не сгорит» и могли поддерживать только тех, кто сеял раздор на английской земле. Священная Римская империя германской нации²⁶ тоже не годилась в союзники по ряду причин, так что оставалась только Испания, возникшая в 1492 году в результате объединения королевств Арагон и Кастилия. Вскоре после рождения принца Артура начались переговоры о его брачном союзе с Екатериной Арагонской, дочерью Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. Этот союз был оформлен договором, подписанным 27 марта 1489 года в испанском городе Медина-дель-Кампо. Если Генриху хотелось ускорить события – он настаивал на немедленном переезде трехлетней принцессы в Лондон – то Фердинанд с Изабеллой заняли выжидательную позицию. Династический союз с английской короной – дело стоящее, только сначала нужно убедиться в том, что корона крепко держится на голове отца жениха.

Корона удержалась на голове Генриха VII, и в начале октября 1501 года инфанта²⁷ Екатерина, которой шел шестнадцатый год, прибыла в Англию, где ей была оказана весьма теплая встреча. 14 ноября того же года в лондонском соборе Святого Павла состоялось венчание Екатерины и Артура, после которого счастье молодоженов продлилось недолго – 2 апреля 1502 года принц Артур скончался, скорее всего, от какого-то инфекционного заболевания. Известно, что Екатерина болела одновременно с мужем, но выздоровела. Большинство историков считают, что принца погубила английская потливая горячка, болезнь, о которой нам не известно ничего, кроме симптомов, описанных в старинных летописях. Фрэнсис Бэкон описывал ее следующим образом: «Болезнь эта была скоротечной как в каждом отдельном случае заболевания, так и в смысле длительности бедствия в целом. Если заболевший не умирал в течение двадцати четырех часов, то благополучный исход считался почти обеспеченным… Это была чума, но, по всей видимости, не разносимая по телу кровью или соками, ибо заболевание не сопровождалось карбункулами, багровыми или синеватыми пятнами и тому подобными проявлениями заражения всего тела; все сводилось к тому, что тлетворные испарения достигали сердца и поражали жизненные центры, а это побуждало природу к усилиям, направленным на то, чтобы вывести эти испарения путем усиленного выделения пота. Опыт показывал, что тяжесть этой болезни связана скорее с внезапностью поражения, чем с неподатливостью лечению, если последнее было своевременным… Эту болезнь считали не заразной, а вызываемой вредными примесями в составе воздуха, действие которых усиливалось за счет сезонной предрасположенности; о том же говорило и ее быстрое прекращение»²⁸.