Читать книгу: «Загадай желание. Книга I. Дитя», страница 4

Глава 4. Пропажа

На следующий день начали готовить угощение к праздничному столу. Дарёна убегалась уже с утра: то принеси из лавки муки, то подмети, то тесто для пирога замешай, а то бросай всё и срочно беги за водой, бочка в сенях неожиданно показала дно.

На самом деле Дарёна была рада убраться из душной избы, там и крик и дым стояли коромыслом, не продохнуть. На улице тоже было жарко, к полудню зной сгустился, повис над деревней дрожащим маревом, но тут хотя бы не обжигало жаром из раскалённой печи. Дарёна шла мимо поникших деревьев, смахивала со лба пот и думала о том, что от судьбы не уйдёшь. Завтра всё-таки станут праздновать новоселье, и что на нём случится – одной богине известно. Или – не богине вовсе.

Дарёна прислонила коромысло к колодезному срубу, поставила вёдра так, чтобы потом было удобно переливать воду. Открыла крышку сруба. Снизу на неё дохнуло прохладой, и девочка с наслаждением наклонилась ей навстречу.

Пока новоселье откладывалось, Дарёна чувствовала немалое облегчение. Чужим неудачам радоваться плохо, но она не радовалась, а знала, что после будет ещё хуже. Чтобы читать такие знаки, не нужно быть ведьмой, неужели ни тётка, ни бабушка не подумали собрать все беды вокруг нового дома в одно? Девочка вздохнула и потянула вниз жердь с колодезным ведром. Журавль недовольно заскрипел, но наклоняться стал исправно, противовес на другом его конце медленно пополз вверх.

Всё, что Дарёне, пожалуй, сейчас оставалось, – это загадать желание птичке. Только как правильно пожелать, нужно было ещё придумать. Хорошо бы загадать так, чтобы всё исправилось: чтобы несчастья в доме случаться перестали, чтобы жилось там новой семье гладко… но такое птичка точно не осилит. Это надо дом разбирать, сруб сжигать и на новой земле строить, иначе не выйдет.

В ладонь Дарёне впилось что-то острое, она пискнула, отдёрнула левую руку. Удержать противовес оставшейся рукой сил не хватило, Дарёна отпустила его, оставив скрипеть и наклоняться – вверх-вниз, вверх-вниз, – посмотрела на ладонь. Поковыряла тонкую, как заусенец, занозу ногтем, сжала пальцами, послюнила. Еле вытащила. Как заноза оказалась на отполированной руками всех деревенских жердине – загадка. Вот что значит Смерть рядом подолом махнула: даже в мелочах не везёт!

А может, попросить, чтобы в день новоселья никакой беды не произошло? Дарёна снова взялась за жердь, с досадой прикусила губу. Не то. Даже если в новоселье ничего не случится, кто сказал, что и дальше гладко пойдёт? Что не будут беды нарастать комом?

Чей-то заливистый смех заставил Дарёну снова выпустить жердь и оглядеться. На деревенскую улицу из-за угла старостиного дома вышла Златка, за ней – кузнецовы близняшки. Дарёну они ещё не заметили, и девочка присела, спрятавшись за сруб. Ну их. Путь идут себе мимо.

Девочки не торопились, Дарёна прислушивалась к их голосам, а сама думала: раз ничего больше в голову не приходит, то, может, попросить, чтобы в этих бедах не обвиняли её саму, как пытался Путята? Только ведь в том, что в доме поселилось зло, на самом деле есть её вина. Её там кровь. Правильно ли будет так загадывать? Не смолчи она, может, всё по-иному и обернулось бы. Нечестное это будет желание, наверняка не исполнит его птичка. Девочка вздохнула и обняла колени руками. Сидеть на мокрой приступке было даже приятно, но тётка наверняка опять станет ругаться, что она копается…

– Смотрите, журавль качается, там есть кто-то! – зашипела одна из близняшек.

Дарёна прикусила губу и осуждающе глянула вверх на предателя. Ну вот так всегда, её же почти пронесло!

– Пошли смотреть кто! – скомандовала Златка.

Убежать Дарёна ещё успела бы, запас в десяток шагов у неё был. Да только вот девочки наверняка спрячут вёдра, сколько Дарёна будет их искать? Тётка её потом точно прибьёт! Дарёна вздохнула и осталась на месте. В конце концов, Златка не Ванёк, вряд ли станет драться. Скорее всего, они посмеются, а потом пойдут дальше играть. Не в первый раз. Главное – снова не вестись на приглашение поиграть вместе, всё равно ведь никогда по-настоящему не возьмут.

Девочки появились с разных сторон – с одной близняшки, с другой Златка, зафыркали, затянули: «Опять ты! Вечно не вовремя!»

– Следила за нами? – Златка пнула ногой, обутой в лапоть, одно из вёдер, оно покатилось прочь. Дарёна поспешно схватила второе, прижала к себе, замотала головой. Златка презрительно посмотрела на неё сверху вниз, процедила сквозь зубы:

– Только попробуй взрослым скажи, что нас видела!

Дарёна удивлённо моргнула: что они задумали, чтобы от взрослых прятаться?

– А скажешь, – влезла одна из близняшек, – мы тебя в лес заведём и ведьму позовём!

Вот тут Дарёна вздрогнула: а ведь правда, могут насильно в лес отвести, а взрослые даже внимания не обратят, скажут, играются девочки.

– Что, боишься ведьму? – спросила вторая близняшка. Презрительно вздёрнула подбородок. – А мы – нет! Смотреть её идём!

– Ты чего болтаешь?! – взъярилась Златка, толкнула подружку в плечо.

Дарёна от удивления даже трястись перестала. Они это серьёзно? Ведьму смотреть? Она им зверь диковинный на ярмарке, что ли? Златка отпихнула близняшку и наклонилась к Дарёне, схватилась за край ведра, словно хотела его отнять, но даже не попыталась дёрнуть.

– Если хоть кому скажешь, – прошипела она Дарёне прямо в лицо. Та не выдержала её взгляда, потупилась. Стала смотреть на красную обережную нитку на Златкином запястье. Поп, как водится, мельничиху за такие нитки ругал, она каялась, но делать продолжала по-своему, а Златка носить – ни у кого ж таких больше не было!

– Если растреплешь кому, – продолжила Златка, – я всем скажу, что ты к ведьме в ученицы ходишь!

Воздух у Дарёны в горло не вошёл, она вскинула на Злату глаза. Близняшки засмеялись: мы подтвердим, мол. Им троим поверят скорее, чем ей, это Дарёна знала точно.

После того как девочки ушли в сторону частокола, Дарёна поднялась и стала скорее набирать воду. Ой, попадёт ей от тётки, ой, попадёт! Первый страх отошёл, и Дарёна подумала, что Златка, наверное, снова поспорила с Ваньком, кто храбрее. Сейчас они с близняшками выйдут за ворота, схоронятся так, чтобы их не заметили, посидят до вечера, а потом враки будут баять, как ведьму встретили и как от неё убегали.

Дарёна наполнила вёдра, подцепила на коромысло и поспешила к дому. Ну их, пусть играют как хотят. У неё других дел навалом, ещё мельничиху или кузнечиху искать по всей деревне не хватало, чтобы рассказать!

Тем более готовки к новоселью хватило до самого позднего вечера.

– Ох, ну всё, – тётка выдвинула из зева чугунок с недошедшей кашей: доготовить её нужно будет уже в новом доме. Прислонила ухват к печи и плюхнулась на табурет, по-мужски широко расставив ноги. Грузное тело её, словно квашня из переполненной кадушки, оплыло вниз складками. Тётка поддёрнула подол старой замызганной юбки из грубого полотна, открывая отёкшие и посиневшие лодыжки, и махнула рукой Глашке. – Иди спать, тягостная.

Бабушка и Марыська с младшими девочками ушли спать в подклёт уже давно: бабушка устала, от младших ещё не было особого толка, Марыська заныла, и тётка сжалилась, отпустила и её. От Глашки в последний час тоже не было никакой помощи. Она сидела на лавке у красного угла с иконой, поддерживая не праздное пузо, и жаловалась, как устала носить ребёночка и поскорее бы ей разродиться. Даже лик богини, казалось, уже взирал на страдалицу из-под слоя пыли не сочувственно, а с отвращением. Дарёна тоже поспешила сесть, пока её снова никуда не погнали. Она выбрала место под оконцем с открытой задвижкой и подальше от пышушей жаром печи. Душная ночь совсем не приносила прохлады, а полная луна, глаз мертвеца, висевшая над забором, нескромно заглядывала в избу, но казалось, что дышать тут чуточку легче.

– А ты куда? – окликнула её тетка. – Тебя я не отпускала, бестолочь рыжая. Уберись сначала!

Девочка с тоской посмотрела на гору грязной посуды и заляпанный стол. Они весь день возились втроём, а убирать теперь ей одной.

– А утром, – продолжила тётка, – не забудь кошку поймать. Пожрать ей в сарае поставь и закрой там. Как пойдём в новый дом – достанешь.

Дарёна поёжилась. Полудикую кошку в доме боялись едва ли не больше цепного пса, но подкармливать продолжали: крыс она давила исправно. Дарёне кошка давалась в руки только потому, что девочка однажды отбила её у того самого пса, а потом выходила. Но тётка считала, что подпускает её кошка к себе исключительно потому, что племянница её – ведьма. Ну конечно, иначе-то быть не может – если уродился рыжим, значит, нечистая сила тебя отметила. Девочка почесала нос, словно надеясь стереть с него конопушки. И ничего она не рыжая. Русая. Ну, почти.

Глашка поднялась, начала выбираться из-за стола, но зацепила плечом полку с иконой, та покачнулась и шлёпнулась ликом вниз. Глашка ойкнула, на дворе зашёлся лаем пёс.

– У, дура, – тётка схватила грязное полотенце и запустила им в невестку. – Накликала, бестолочь!

Глашка, потирая ушиб, молча и привычно увернулась от полотенца, а Дарёна прильнула к оконцу. Федот боялся за хозяйство, поэтому обнёс двор высоким, выше, чем принято внутри общедеревенского частокола, забором. Из-за этого Дарёна могла разглядеть только отсветы факелов между досок да расслышать тревожные голоса.

– Ну, – спросила тётка, – какого там ляда?

Девочка пожала плечами и сжалась, уверенная, что и за это незнание ей перепадёт. Не угадала. Тётка встала и ругаясь пошла во двор. Глашка подняла икону, наскоро осенила её по полукругу символом богини и сунулась следом.

Зыбкая дрожь огней приковала к себе взгляд девочки. Блики их то показывались в щелях забора, порождая уродливые тени, что змеями извивались по земле, то пропадали. Сердце Дарёны заполошно билось им в унисон. Просто так ночью никуда не пойдут, тем более под полной луной. Что-то случилось.

Дарёна хотела остаться у печи, тут было спокойно и светло, но из-за брешущего пса не могла различить ни слова из разговора на дворе. Пару секунд девочка боролась с зудливым чувством, пришедшим от низа живота. Не вытерпела, встала и на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, открыла дверь в полутёмные сени. Оттуда на неё глянуло что-то огромное и горбатое, девочка оцепенела, съёжилась, не осмеливаясь дышать, не то что бежать. Но чем дольше она вглядывалась, тем больше её глаза привыкали к полумраку. Постепенно она поняла, что распахнутая зубастая пасть – это пара грабель у стены, а горбатое туловище – куча тюков с полотном на продажу. Дарёна шагнула через порог, закрыла за собой внутреннюю дверь, отчего сени полностью погрузились во тьму, и почти бегом добралась до двери наружной. Приоткрыла её, выглянула в щёлку.

Первое, что она увидела, – Глашкина спина. Глашка осталась на крыльце, а вот тётка стояла у калитки бастионом, за которым плескалось целое море факелов. Дарёне показалось, что по ту сторону забора собрались все пятнадцать дворов деревни. Народ галдел и напирал, тётка отругивалась в ответ. Заводилой в толпе был кузнец Колай, огромный, как медведь, мужик, рядом с ним стояла какая-то из женщин, Дарёна в темноте никак не могла её опознать, и рыдала.

– Совесть поимей, Марфа, – гудел Колай. Пёс отзывался на его голос остервенелым лаем. – Подумай, что перед ликом богини говорить будешь, когда в Садах у неё окажешься!

– Да нет у неё совести, – крикнул кто-то из толпы. – У какого лавочника она бывает?

На доброхота зашикали, но поздно, тётка услышала.

– У меня совести нет? – завелась она. – А у тебя, Потап, есть? Или ты, паразит, думаешь, я не помню, сколько ты нам задолжал? Или, думаешь, не знаю, как ты, паскуда, брагу у Мартына покупаешь, а нам потом говоришь, что тебе отдавать нечем? Да я тебе…

– Хорош уже! – гаркнул Колай. Пёс в ответ рванулся на цепи, брызжа слюной.

– А ну, не ори, – взъелась теперь уже на него тётка. – Весь дом перебудишь!

Женщина рядом с кузнецом сказала что-то, но лай перекрыл её тихий голос.

– Раз время дорого, – огрызнулась тётка, – так и проваливайте! Мне вам помочь нечем!

Она потянулась к калитке, но собеседница схватила её за рукав и упала на колени.

– Не унижайся, Забава, – Колай попытался поставить её на ноги, но она не далась. А Дарёна наконец поняла, что это жена мельника.

– Всё равно мне, – голос у мельничихи был слаб и дрожал, повезло, что на время замолчал пёс. – Ребёнок мой пропал, я унижаться и просить буду, только помогите!

Дарёна отступила в темноту сеней, по спине её побежали мурашки. Неужели девочки не соврали? Неужели действительно пошли в лес ведьму смотреть?! Мельничиха говорила что-то ещё, но Дарёна уже не слушала. Если Златка не вышла из леса засветло, то всё. Остаётся только поминки справлять. Всем известно: ночь – не человечье время, тем более в лесу. Тут уже никакие советы Желана не помогут, тем более если Златка с близняшками в чащу ушли.

– Да чем я помогу-то? – тётка вырвала рукав из цепких пальцев и попыталась отпихнуть мельничиху ногой. – Федот ночью в лес не пойдёт! Пропадёт же, как есть! Экий размен, за сопливую девчонку взрослого мужика гробить! В поле работать кто будет?

Мельничиха зарыдала в голос, с места даже не сдвинулась. Было у неё четверо детей, но только Златка пережила младенчество, и вся деревня знала, как она над дочкой тряслась. Тётке, впрочем, всегда было всё равно. Она попыталась захлопнуть калитку, но мельничиха стояла на самом пороге, и дверь ударила её по плечу.

– Если бы, – задыхаясь от всхлипов, завыла она, – а если бы… твоя кровиночка, твоё золотце, в лесу пропала? Всей, всей бы деревней помогать пошли, а ты…

– Ах ты, ворона! Ты каркать будешь? – Тётка шагнула вперёд, схватила мельничиху за волосы. Та закричала, вцепилась ей в руку, но тётка оказалась сильнее: тряхнула её, ударила об калитку. Кто-то из просителей заохал: «Убивают», бабы с той стороны забора завизжали. Колай попытался обойти мельничиху, чтобы оторвать от неё тётку, и рявкнул на них, мол, уймитесь, пёс в ответ зашёлся лаем и рванулся до скрежета цепи.

Только чудом среди гвалта Дарёна услышала, что в горнице за её спиной скрипят половицы, шарахнулась к вешалке, затаилась среди старых тулупов. Дверь отворилась, выпуская в сени Федота. Он прошёл совсем рядом с Дарёной, обдав её запахом пота и крепкого табака, сунул ноги в башмаки и как был, в исподнем, вышел на улицу. Дарёна подождала, пока он спустится с крыльца, снова приоткрыла уличную дверь.

Федот сделал крюк в сторону, пинком загнал пса в будку, откуда тот продолжил рычать, только после этого подошёл к калитке. Там уже подуспокоились. Колай всё-таки оттащил тётку от мельничихи и держал её за локти, не давая снова кинуться на обидчицу.

– Ну что? – спросил дядька, встав напротив кузнеца. Несмотря на то что Федот был и пониже, и в плечах поменьше, Колай поспешно отпустил тётку и сбавил обороты:

– Помощь твоя нужна, соседушка.

Тётка оправила сбившуюся рубаху и отвесила кузнецу тумака. Попала по плечу, тот даже не почесался.

– Ну? – морщась поторопил его Федот. – Я до зари из тебя по слову буду тянуть? Ты либо говори, либо выметайся.

– Батюшка, – влезла мельничиха, наскоро прикрывая растрёпанные волосы платком. – Помоги, батюшка! Жизнью тебе обязана буду! Златка моя в лесу пропала! Поискать бы её…

– Я-то чем помогу? – слегка попятился Федот.

– Ну как же, – всхлипнула мельничиха. – Пёс у тебя охотничий, притравленный, зверя в лесу не боится, след умеет брать. Глядишь – и Златку мою учует.

– А сам ты, – поддержал Колай, – на деревне первый боец, сколько лет у князя в дружине отходил. Обозы свои сам охранял.

– Через лес ездил, – добавила мельничиха.

– В лесу я по дорогам ездил, а вглубь дальше дуба не ходил, дура ты бестолковая, – огрызнулся Федот. – В бурелом я не полоумный лазать, как вон…

Он уже взялся за калитку, совершенно очевидно собираясь захлопнуть её перед носом просителей, но замолчал на полуслове и обернулся на дом.

– Знаешь, а помогу я тебе, Забава, – сказал он.

Кузнец, собравшийся держать калитку, сделал неловкий шаг вперёд, мельничиха замерла, перестав всхлипывать, тётка набрала в грудь побольше воздуха – облаять мужа покрепче. За забором заволновались:

– Что? Что он сказал? Поможет сказал? Или пошли в жопу?

– Дарёнку с тобой отправлю, – продолжил Федот. – Вот она-то весь ближайший лес исходила и не только по дорогам.

– Дарёнку! – подхватила тётка, выпустив разом весь воздух. – Точно, эта знает!

Девочка снова отшатнулась от щели. Ночью? В лес? Она никогда не перечила взрослым, выполняла всё, что ей говорили, но сейчас поняла отчётливо: хочешь жить – прячься! Дарёна попятилась к чердачной лестнице, но входная дверь распахнулась, Глашка шагнула за порог и схватила её за руку.

– А вот она, здесь! – крикнула Глашка. Потянула наружу. Девочка сделала пару неловких шагов, но опомнилась, упёрлась ногой в косяк. Рука её почти выскользнула из чужой хватки. Ещё немного – и!..

По крыльцу загрохотали тяжёлые шаги, Дарёна рванулась ещё раз, но оказалась в крепких тисках мужской руки. Федот выволок девочку на крыльцо, схватил поперёк туловища, закинул на плечо. Уцепиться за косяк у Дарёны не вышло, Федот вынес её к калитке и поставил на землю. Коленки у девочки подгибались, устояла она только потому, что окаменела под чужими взглядами. Схватилась за рубаху, там, где над пояском у тела лежала птичка.

Сколько человек стоит вокруг, понять было невозможно. Дарёна видела только факелы и силуэты под ними. Какие из них блики и тени, а какие люди – поди угадай. Все они колебались и шуршали недобрыми голосами, словно единое хищное существо. Проглотит сиротку, кто о ней через год вспомнит?

– Не сутулься, ведьма рыжая, – буркнула тётка и отвесила ей подзатыльник.

Дарёна пошатнулась, шагнула вперёд и попала в цепкие объятия мельничихи. В расширенных зрачках женщины болотными огнями плясали отсветы факелов, и девочка невольно выставила руки, не давая ей прижать себя к груди.

– Помоги, деточка, – тихо, но отчётливо произнесла мельничиха. – Помоги, родимая. Я тебе чего захочешь дам. Пряников мешок. Хочешь пряников?

Дарёна помотала головой. Никаких пряников ей не хотелось, до одури хотелось домой – хоть на чердак, хоть в подклёт, главное, не в лес. Девочка, словно запуганный зверёк, оглянулась на крыльцо. Оттуда, подпоясываясь, спускался Федот. Успел накинуть верхнюю рубаху и сунуть под мышку арбалет с колчаном. За ним из избы показался нос Марыськи, Федот погрозил ей кулаком и пихнул в её сторону Глашку: следи, мол. А то сейчас любопытствовать из подклёта вылезут и младшие девочки, или бабушка от шума проснётся.

– Ну что, доброхоты, до леса вас провожу, а там уж сами, – сказал Федот.

Толпа притихла.

– А может, ещё Некраса позовём? Он лес тоже хорошо знает, – предложил Потап.

– Зна-ает, – протянул кто-то из мужиков у Дарёны за спиной. – Оттого и спятил!

Девочка невольно скосила глаза на дом напротив. Среди ухоженных и крепких деревенских домов он смотрелся бельмом. Забор с выломанными досками, покривевшая пристройка сарая, заколоченные ставни, крыльцо с подгнившими ступенями. Только изба ровная, как будто ещё век простоит вопреки хозяину.

– Я его к закату видела, – сказала одна из женщин. – Пьяный был.

Потап разочарованно махнул рукой, остальные начали переглядываться, опускать высоко поднятые факелы. Но тут опомнился Колай.

– А ну, – рявкнул он, – шевелитесь! Ребёнка спасаем!

Он выхватил у кого-то факел и поднял его повыше. Другой рукой поймал Дарёну за локоть, выдернул из объятий мельничихи и, подволакивая девочку за собой, двинулся к частоколу. В один шаг кузнеца помещалось её три, тянул он так, что, казалось, вот-вот руку оторвёт. Следом побежала мельничиха, а за ней потихоньку потянулись остальные. Федот, посмеиваясь, пристроился в хвост процессии. Тётка сделала пару шагов за калитку, но махнула рукой и вернулась на двор.

– Далеко не ходи, лешак старый, – крикнула она мужу вслед.

К воротам дошли бодро, но перед ними застопорились. Долго решали, кому их караулить: ночью нараспах же не оставишь, а то упырь какой влезет! Дарёна смотрела на препирающихся взрослых, и даже ей было ясно: за ворота идти охотников нет, кроме разве что Колая, который пытался соседей торопить. В итоге решили тянуть жребий, и выпал он Потапу. Он, довольный, принялся командовать, чтобы принесли лестницу, ему до верха подняться, ворота открыть помогли.

Спасителей оказалось не так много, как Дарёне показалось у дома. Потап, Колай с Кузьмой, Вторак с сыном Вячко, ещё двое молодых – Данко и Завид, задиры и хулиганы. Дарёне повезло, что парни были её старше, иначе – девочка была в этом уверена – доставалось бы ей от них, мама не горюй. Всего семеро мужиков, не считая Федота, да три бабы: сама мельничиха, её подруга Верея и Немира, вдова, не хуже иных мужиков державшая хозяйство. И они ночью в лес идти собрались? Против ведьмы воевать? По дороге ещё, может, и пройдут, но там ли Златка? Кто осмелится за ней в чащу пойти? Заставят ли идти её? Дарёна сжала сквозь рубашку бабушкину птичку. Сможет ли она от ведьмы уберечь? Эх, не догадалась она спросить у Желана!

Мужики споро, в четыре руки, вытянули из пазов брус и распахнули створки. Дарёна сжалась, ожидая, что снаружи обязательно прилетит морозное дыхание иной стороны, но воздух остался недвижим. Запахло разнотравьем. Девочка всё равно вот так запросто не рискнула бы выйти за порог, но Колай наскоро провёл рукой по полукругу, от сердца до пупка, рисуя богинин серп, снова ухватил Дарёну за локоть и первым шагнул в ночь.

Полная луна висела в зените безраздельной хозяйкой небосвода. Свет её был белым и ярким, ярче и чище любой свечи, но деревенские не рисковали поднимать на неё глаза. Даже звёзды и те старались держаться от своего пастуха подальше, оставляя тёмно-синее небо практически чистым. Все знали: через полную луну с того света смотрят мертвецы. Заглядишься на неё подольше, и может случится так, что твоё тело займёт чей-то беспокойный дух.

Но по большому счёту мир за частоколом изменился несильно, не превратился ни в потустороннее царство, ни в чертоги Смерти. Всё так же расстилались перед деревней поля: одно пахотное, одно заливное, слева гребёнкой чернел близкий лес. Всё было так же, как днём… и одновременно совсем не так. У Дарёны было чувство, что её посадили смотреть сквозь мутную воду, а через неё, сколько не вглядывайся, ни деталей, ни цветов не различишь. И – не поймёшь, стоит перед тобою сломанное непогодой дерево или жадное до крови чудище. Свет факелов нисколько не помогал, вычерчивая из мрака только дорогу под самыми ногами и награждая привычные вещи ломаными тенями. Дарёна тряслась как осиновый лист, оглядывалась и сжимала сквозь рубашку бабушкину птичку. Ей казалось, что любая из теней может вот-вот броситься на них. Ещё никогда до этого Дарёна не бывала ночью за частоколом. Ей говорили нельзя, и она слушалась. Тем более и самой страшно было, куда там запреты нарушать.

Деревенские притормозили. Теперь в шаг кузнеца помещалось два Дарёниных и тех неторопливых. Общая решимость таяла, как снег по весне, но Колай не собирался отступать. Он снова прибавил ходу, остальные вынуждены были подтянуться за ним. В молчании дошли до места, где утоптанная дорога скрывалась в лесу и стоял столбик с прибитым богининым серпом и обвязанный косицей из разноцветных нитей: оберег, ограждающий пахотное поле от нечистой силы, что могла прийти из-за деревьев. Остановились. Огляделись. Начали осенять себя символами богини – без этого в лес точно не стоило входить.

Что-то хрустнуло и заскрипело, Дарёна взвизгнула, вжимаясь в кузнеца, её поддержали бабы, мужики заозирались, размахивая факелами.

– Вот заполошные, – засмеялся из последнего ряда Федот.

Дарёна обернулась. Федот, оказывается, заряжал арбалет, а хрустел и скрипел старый тугой ворот.

– Тьху на тебя, – озлился Колай, отодвинул от себя дрожащую Дарёну. – Предупреждать же надо! А ты, дурная, прежде чем рот разевать, подумай!

Федот снова рассмеялся. В смехе его было превосходство человека, который находится в безопасности – не ему сейчас в лес идти. Но Дарёна успела заметить, как он нахмурился и бросил взгляд сначала меж стволов, а потом назад, к частоколу. Впервые девочка подумала о том, что идти назад одному нисколько не слаще, чем лезть со всеми в подлесок.

– Ну, – после некоторого молчания откашлялся Вторак, – покликать, наверное, надо?

– Ну да, – поморщился Колай. – Чтобы на тебя зверьё или леший вышли?

– А где она в лес-то заходила? – спросил Кузьма. – Оттуда бы и искать.

– Не знаю-у-у, – всхлипнула мельничиха. – Если бы она мне сказала, что в лес пойдёт, я бы её так отхлестала, что она на задницу бы сесть не могла!

Дарёну как осенило: кузнец-то про своих дочек не говорит! Неужели Мыська с Иськой вернулись? Почему тогда Златку не начали искать раньше? Наверное, они потеряли друг друга, по лесу ходить не умея, сёстрам выйти повезло, Златке – нет. Рассказать взрослым, что она в лесу, близняшки не решились, а когда мать хватилась вечером и пошла к подружкам, наврали небось. Сказали, что Златка бахвалилась, будто в лес пойдёт, но они не поверили, думали – дома сидит. Если бы повинились днём, может, и получилось бы мельничихину дочку найти. А так… А так пропадёт ещё и Дарёна, да только кому до этого есть дело?

Девочка попыталась разглядеть хоть что-нибудь в темноте между стволов, но увидела только белые нити в косице оберега, да странный нарост у ствола одного из деревьев. По её спине побежали мурашки.

Толчок застал Дарёну врасплох. Ловя равновесие, она шагнула вперёд и вместо утоптанной дороги вступила в мягкий мох обочины. Пискнула и шарахнулась назад, словно перед ней был не мох, а самая настоящая трясина, но наткнулась на жёсткие руки кузнеца.

– Ну, – преувеличенно бодро сказал он, – давай, Дарёнка. Иди. Вы же дружили со Златой. Играли вместе.

Девочка сжалась и не посмела возразить. Но и с места не сдвинулась тоже.

– Да погоди ты телят от мамки забирать, – влез Кузьма. – А если она в другую сторону пошла?

– Покликать надо, – упрямо зудел Вторак. – И кусты осмотреть, может, она где зацепилась или обронила чего. Ну или вдруг след остался.

Мужики заозирались, не столько ища следы, сколько оценивая перспективы. Дарёна, наоборот, застыла. Ей показалось, что ветка около странного нароста шевельнулась. Это мог бы быть и ветер, только вот сегодня над разморённой жарой деревней его не пронеслось ни вздоха. Больше было похоже на то, что к ним, шумящим и гомонящим на пол-леса, уже кто-то подкрался. От этой догадки сердечко у девочки пустилось вскачь, ноги примёрзли к жестковатому и колючему мху, а рука сама собой потянулась к птичке. Ей хотелось закричать, но она знала: если снова переполошит всех зазря, получит тумака. А там, среди стволов, ничего не разглядишь из-за слепящего света факелов. Ей не поверят.

– Покликать надо, – поддержала Немира. – А вдруг ответит.

За невысказанное «И в лес идти не надо будет» ухватились все. Колай некоторое время стоял на своём, но когда спорщики начали повышать голоса, махнул рукой. Всё одно шум, так пусть хоть для дела.

– Раз, – скомандовал он.

Федот как бы невзначай попятился, выходя с освещённого места, поднял арбалет к плечу.

– Два.

Дарёна переставила ноги, чтобы удобнее было побежать. Куда, это вопрос другой. Об этом девочка не думала.

– Три!

– Зла-а-та-а-а! – грянул десяток глоток.

Лес ответил им гулким эхом.

С ветки, за которой следила Дарёна, спрыгнула тень. Девочка закричала едва ли не громче недавнего хора и бухнулась на землю. Над её макушкой пронеслось что-то большое, обдало ветром, взлохматив волосы.

– Твою мать! – поддержал её Колай.

– Дарёнку у-убило! – взвыла Немира.

– Спасайся! – подхватила Верея.

– Ведьма! – заорал кто-то из мужиков.

Верея с Немирой бросились наутёк первыми, расталкивая мужиков. Данко с Завидом ломанулись следом, Вячко еле успел убраться с дороги. Федот попытался прицелиться в темноту, но на него налетел Вторак. Механизм щёлкнул, стрела ушла в темноту, Федот ругнулся, но решил больше не испытывать судьбу и даже стрелу не стал искать. Кузьма и Колай подхватили мельничиху под руки с двух сторон и последними побежали к частоколу.

Едва Дарёна поняла, что осталась одна, её словно подбросило. Она в момент оказалась на ногах и припустила к воротам. Ждать её не станут, закроют – и всё.

Расстояния до деревни девочка не заметила. Пятки жгло, словно она бежала по углям, затылок щекотало чужим взглядом. Смелости проверить, кажется он ей или нет, у Дарёны не хватило. Запыхавшаяся, она догнала взрослых, когда те уже входили внутрь. Не сбавляя хода. протолкалась через частокол юбок и ног, зайцем припустила вглубь деревни. Вслед ей летели визг и брань, подстёгивая не хуже давешних страхов.