И пришли немцы…

Военный в фуражке выволок за косу из соседнего дома её подругу Нинку и потащил в амбар. Она кричала и сопротивлялась, за что получала неоднократные пинки сапогами. Светка в панике осмотрелась. На столе лежал небольшой нож, которым она обычно резала яблоки. Девушка схватила его со стола и сжала так, что пальцы на руках побелели. Её сердце было готово выскочить из груди, а в глазах потемнело от напряжения. Она беспомощно уставилась на дверь, когда в неё грубо постучали. Раздались удары и грубая брань, единственное препятствие, отделявшее её от военных, вот-вот сломается. Света села на стул и безнадёжно опустила голову.

Командир потерял рассудок

«Пусть земля ему будет пухом», – подумал Алексей, кинув по старинному обычаю в неглубокую могилку горсть земли. Несмотря на острую неприязнь к человеку, которого они только что похоронили, сержант РККА испытывал чувство глубокого сожаления. Уход любого человека – это трагедия, и не важно, каким он был при жизни. Так рассуждал молодой красноармеец, прощаясь с бывшим товарищем по оружию. Причём он был вынужден расправиться с ним собственноручно. И виной тому стала отнюдь не кровожадность советского солдата. Просто шла война, а на ней, как известно, нет места предательству. Лежащий в могиле человек совершил ошибку, решив сдаться в плен к немцам, за что и поплатился своей жизнью. Одно дело, если бы он подставлял только себя одного. Но, собираясь уходить в сторону врага, он ставил под угрозу всю их группу, которая уже третьи сутки пыталась выйти из окружения.

Сержант Алексей Ванюшкин был мехводом танка БТ-2, который остался дымиться где-то в районе советско-польской границы. Его дивизия была брошена в контратаку без поддержки авиации и артиллерии. Ко всему прочему, все подразделения корпуса вводились в бой не единым мощным ударным кулаком, а поочередно, поэтому быстро уничтожались врагом. В результате немцы, существенно уступая в технике, без особого труда расстреливали советские боевые машины, с дальних дистанций при помощи 88-мм зенитных орудий. Прямо как в тире.

Алексей был в шоке от того, как быстро растаяло их огромное преимущество перед немцами. Он даже не понял, как поразили их танк. Просто в определённый момент машина перестала слушаться рычагов, резко встала, как вкопанная и задымилась. Никто из экипажа не пострадал и все без труда смогли покинуть железный гроб. Картина, представшая перед их глазами, ужасала. Всё поле было сплошь и рядом было усеяно дымящейся советской техникой. Кое-где виднелись суетливо бегающие фигуры людей. Это были экипажи израненных машин, которые искали спасения от прицельного огня противника. Многим удалось укрыться в близлежащем лесу. Ситуация осложнялась тем, что враг продолжал наступление, взяв в кольцо остатки их корпуса. И теперь танкистам предстояло выбираться из окружения, но никто не знал, в какую именно сторону нужно идти.

Красноармейцы сбивались в разношёрстные кучки, состоявшие преимущественно из пехотинцев и танкистов, и принимали решение продвигаться на восток по ночам. Некоторые из них, которых, впрочем, было меньшинство, сдавались в плен добровольно. Большинство же попадали туда не по своей воле, попросту натыкаясь на вражеские войска. Человек, лежащий сейчас в могиле, был командиром танка. Командиром, который с самого начала стал подначивать остальных сдаться в плен. Мол, сопротивление не имело никакого смысла, а если и удастся добраться до своих, то их расстреляют, как трусов и предателей.

Алексей меньше всего ожидал услышать такие слова от зрелого тридцатилетнего офицера, поэтому поначалу старался не вступать в споры со старшим лейтенантом. Но со временем его уговоры переросли в нытьё, сопровождавшееся приступами паники. Он несколько раз порывался уйти ночью из лагеря, но все понимали, что отпускать командира ни в коем случае нельзя. С большой вероятностью он без промедления выдаст немцам остальных членов отряда, который всё больше приобретал черты полноценного партизанского соединения. Они прорывались к своим с тяжёлыми боями, а этот хлюпик был готов всех сдать в обмен на спасение своей шкуры.

Поэтому в одну из ночей, когда мехвод Ванюшкин стоял в карауле, он решил пресечь очередную попытку бывшего командира сбежать с помощью винтовочного выстрела. Сержант посчитал, что давно пора было это сделать, и лучше станет абсолютно всем, включая самого старшего лейтенанта. Товарищи не проронили ни слова и с молчаливым одобрением отправились рыть могилу для потерявшего рассудок офицера.

Комбриг был уверен в скорой победе

В ноябре 1939 года в Ленинграде было очень холодно. Листья с деревьев уже опали, и мороз тут же дал о себе знать. Не было длительных и унылых осенних дождей, а, следовательно, грязи и распутицы. Снег укрыл пушистым белым ковром ленинградские улицы, дороги схватились морозом и превратились в надежные трассы.

Комбриг Леонид Гаврилович Воробьев смотрел на зимний пейзаж сквозь стекло своего служебного автомобиля. Он хоть и родился в январе, но морозы переносил плохо, поэтому всегда с сожалением ожидал наступления очередной осени. Недавно он вернулся из монгольской командировки, где консультировал местных военных по тактике танковых боев. В августе там стояла невыносимая жара, что устраивало командира намного больше, чем промозглая ленинградская погода.

Леонид Гаврилович был очень молод для своего высокого звания и относился к новой военной элите, которая выбилась в люди после чисток 30-х годов. Воробьеву было всего 35 лет, и он являлся убежденным коммунистом. В силу возраста ему не довелось побывать на фронтах Гражданской войны, зато Леонид активно участвовал в строительстве новой страны после её окончания. С большим энтузиазмом он отправился на службу в РККА, окончил танковое училище и совершил стремительный взлёт по карьерной лестнице: от командира машины до командующего бригадой.

Уверенности в своих силах придавал боевой опыт, полученный в боях с японцами на реке Халхин-Гол. Там его бригада успешно выполняла поставленные перед ней боевые задачи, а её командир был замечен в самом Кремле. Поэтому сейчас, накануне войны с Финляндией, офицер не испытывал какой-либо серьезной тревоги. Он уже успел убедиться в мощи советских танков, которые в состоянии взломать любую оборону противника. Ему было известно о финской полосе укреплений, сооружённой под руководством бывшего генерала царской императорской армии Маннергейма, но она не вызывала серьезного опасения. Комбриг даже успел вкратце ознакомиться с донесениями разведки об основных участках финских позиций. До наступления оставалось ещё несколько дней, но для успешной и молниеносной войны, по его мнению, всё уже было готово.

Правда, немного тревожили прогнозы метеорологической службы, о предстоящей холодной зиме. И в связи с этим было бы не лишним дополнительно утеплить красноармейцев, отправляющихся воевать с Финляндией. Но Воробьев был уверен, что руководству армией обо всем хорошо известно, и соответствующие распоряжение уже поступили в службы снабжения.