Читать книгу: «Трисказ», страница 3

– А кто этот «Он»?

– О, его имя не должно звучать в этих стенах.

– Хорошо, а в чем тогда Ваша служба, Старейшина?

– Моя-то? Я являюсь духом и хранителем комнаты, в которую ты вошел. Но что-то я разболтался, – старик встал со стула и подошел к стене с неизвестными Служителю инструментами, и снял один из них. Переломил пополам, вставил внутрь что-то, свел длинные трубы обратно и направил их на Годми. – Ты видел такое раньше? Наверняка. Это называется ружье. Отправляйся на встре… Встре… Ччуууу… Кххх… Эхххх… – Старейшину повело, он потерял равновесие. Ружье выпало у него из рук. – Ааааааххххрррр! – он схватился за горло, затем – за голову, лицо его, и без того страшное, исказилось в гримасе боли и ужаса. Он издал истошный вопль, вены его на всем теле вздулись и разом лопнули, тело старика рухнуло на пол в лужу собственной крови.

Годми опешил. От увиденного его едва не вывернуло наизнанку, но последствия смерти старика быстро привели в чувства. Пространство комнаты начало искажаться, по центру стены с картой появилась черная воронка, и в нее стало закручиваться все: стол, стул, картины, уже прилегающая стена стала уходить в эту воронку. Годми быстро отступил к двери, дернул ручку, дверь не открылась, но упала с петель и рухнула на пол. Прежде чем воронка добралась до Служителя, он оказался за порогом и, оглянувшись, не увидел ни двери, ни комнаты. Перед ним была зияющая пустота. Путь был один – по коридору, прямо в Покои Настоятелей. Но будут ли ему там рады, если хотели скормить Старейшине? Ответ можно было узнать только вернувшись туда. Годми аккуратно двинулся по коридору к двери. Приоткрыв ее, ответ он получил мгновенно – настоятелям было абсолютно все равно на его возвращение. Все они лежали в лужах собственной крови. А у Древа Жизни стояла черная фигура человека. Он впился руками в ствол исполина, голова его была запрокинута, а седые прямые волосы опускались, почти касаясь пола. Годми показалось, что незнакомца окружают всполохи черного пламени. Кровь со всего зала стекалась к его ногам, попадала в водоворот под Древом и впитывалась в его ствол и ветви. Листья меняли свой цвет с желтого на красный. Прежде чем пред глазами у Служителя Ашшура появился рой белых точек, он заприметил неподалеку от фигуры в черном огне девушку. Волосы ее были рыжего цвета, а сквозь них выступали два длинных рога. Любопытно, что в этот же момент и она заприметила его. Годми уже не управлял своим телом, он посмотрел на руку, вены на ней вздулись, боль пронзила все тело. Упав на пол, еще в сознании он увидел лицо той незнакомки, она склонилась над ним и улыбнулась.

– О! Надо же! Это кажется мое, – взяв из руки бедняги красную панаму, она чудно примостила ее между рогов. Это было последнее, что видел Служитель. Боль отключила сознание, вены и артерии его лопнули, забрызгав белое платье и лицо девушки.

Сказ 3. Зарево

Часть, в которой непреодолимое желание приводит к необратимым последствиям

1983 год был годом, когда правил Андропов, годом, который сам он называл, с присущей его голосу сталью, годом торжества дисциплины и порядка. Торжество это, как станет известно, продлится недолго. Будут посажены гастрономические начальники, люди научатся приходить на работу заранее, а «в рабочее время – работать», но уже к осени разучатся делать и то и другое. На большее ни сил, ни здоровья у генсека не хватит. Завершение строительства газопровода по маршруту Уренгой-Помары-Ужгород сделает Советский Союз империей газа. А речь Рейгана – империей зла. Ротару и итальянская эстрада в тот год не единственные, кого обожают. На верхних этажах высотки своей популярности, да что там – на ее крыше – стоит Юрий Антонов, и с этой высоты на всю страну разносятся шлягеры, слова которых наизусть знают в стране Советов все, от мала до велика. На экранах – Янковский и его мужчины средних лет, непонятые и грустные. На термометре метеорологической станции «Восток» рекордные -89,2°С. В радиоприемниках – «В рабочий полдень» и «Радионяня». В небе – Астрон и Союз Т-8. В сердцах – Саманта Смит, девушка, достойная Нобелевской премии, но никак не трагической участи. 200 лет отметил Георгиевский Трактат. Второй день своего рождения отметил Ленинградский рок-клуб, а вместе с ним и такое явление культуры, как «Русский Рок». Станислав Петров спасает мир от ядерной войны, молча, как делается любой героический подвиг, совершенный не ради славы, а ради жизни. Жизни своей, своих близких, и, в случае Станислава, жизни всех людей планеты.

В это чудесное время для страны и не менее чудесное утро для ее столицы по улице Стромынка от Большой Черкизовской к Русаковской шла девушка. Ее прямые рыжие волосы распускались по ветру, который то и дело дул теплым воздухом с юго-запада. На ней было легкое белое платье, красная панама, а в руках – плащ с капюшоном. По радио объявили о надвигающейся с запада буре и дожде. Возможно, поэтому в воскресный погожий день на улице было мало людей. Девушка мерным шагом миновала ГКБ №33 им. Остроумова, человека, безусловно, выдающегося и достойного, чтобы в его честь назвали ГКБ. Подчеркнем: назвали, а не переименовали. К переименованию исторических памятников в нужные для политиков и времен имена мы относимся с осуждением, ибо нет ничего более лицемерного, чем забвение истории, ее переиначивание и искажение в угоду корыстным целям настоящего. При одном режиме человек – герой, при другом – враг. При одном – в честь него называют города. При другом – отправляют в ссылку. Это лицемерие истории мы и осуждаем.

Итак, называя своими именами здания, комплекс которых расположился по адресу город Москва, улица Стромынка, дом 7, уточним: девушка мерным шагом миновала больницу имени братьев Бахрушиных.

Ближе к метро в округе стало людно. Под тенью тополей несколько человек прятались от летнего зноя. Солнце ползло к полудню, воздух прогрелся сильно, в нем не осталось и намека на утреннюю прохладу. Вдалеке, у входа в вестибюль станции «Сокольники», названной в честь исторического района, к автомату с водой выстроилась очередь. Стромынка осталась позади, вперед устремилась Русаковская, красным восклицательным знаком в ее конце, домом под номером 26, возвышалась дореволюционная пожарная часть с каланчой. Так как девушка зашла на улицу с конца, последний дом улицы стал для нее первым. Она осмотрела здание с противоположной части улицы, проходя мимо, не удостоив его более никаким вниманием. Дунул очередной сильный поток ветра, поднялась пыль, девушке пришлось придерживать руками панаму, чтобы та не улетела прочь. В этот самый момент из пожарной части выехали две машины, вой сирен разнесся по улице. Где-то в Москве вспыхнул пожар. Эта мысль взволновала, но быстро улетучилась. По правую руку вдаль устремилась аллея, ведущая к парку. По обе ее стороны лавочки облюбовали жители близлежащих домов: родители с детьми, старики, молодежь – словом, люди всех возрастов. И стар и млад ели мороженое. Позже девушка так и не сможет припомнить, почему в тот день она свернула с улицы и отправилась в парк, и спишет все на непреодолимое желание полакомиться.

– Вам пломбир или шоколадный? Ау! – мороженица окликнула покупательницу. Та замерла в глубокой задумчивости. Так бывает, когда из одной комнаты приходишь в другую и вдруг понимаешь, что не помнишь зачем, собственно, ты в эту комнату явился.

– Пломбир, – тремя секундами позднее прозвучал ответ – именно столько понадобилось девушке, чтобы вспомнить, где она и зачем. Женщина протянула вафельный стаканчик.

– С вас 20 копеек, – получив деньги, мороженщица скомандовала, – Следующий! – а под нос тихонько проворчала, – Двадцать, то ли дело раньше – девятнадцать. Копейка, а карман грела.

Девушка села на лавку. Странное чувство не покидало ее, она будто выпала из реальности и оказалась в омуте, силам которого не могла сопротивляться, силилась вспомнить, куда шла, но не могла. Такое расстройство удалось списать на легкое недомогание, а неспособность вспомнить цель своей прогулки – оправдать и вовсе ее отсутствием. На душе стало спокойнее, и коль скоро стало ясно, что гуляет она бесцельно и беспечно, доев мороженое и собрав распустившиеся волосы под панаму, девушка поддалась воле омута, говоря по-простому – пошла куда глаза глядят.

Глаза глядели в Парк Сокольники, в далеком прошлом излюбленное место охоты царей. Разумеется, во времена охоты это был не парк, а дремучий лес, но большая его часть была со временем облагорожена человеком. Внимание девушки привлекла музыка. Она звучала откуда-то слева, и манила каждого, до кого доносилась. Девушка подчинилась ее зову. На небольшой площадке в глубине парка выступал артист. Вокруг него стояли люди. Количество их постепенно, от песни к песне, увеличивалось. Бард пел о любви, о добре, о зле, о вечном и повседневном, словом, обо всем, что близко и понятно любому человеку. Публика аплодировала, а новоиспеченная поклонница стояла неподвижно, будто околдованная. Ударил гром, и сверкнула молния где-то совсем рядом, внезапный сильный порыв ветра сорвал с ее головы панаму, освободив огненно-рыжие волосы, они, словно жидкий огонь, растеклись по плечам и привлекли внимание артиста. Ветер становился сильнее. И не было такой силы, которая смогла бы остановить его, несущего на своих могучих крыльях дождевые облака. Прогремел еще раскат, слушатели стали потихоньку разбредаться кто куда. Артист спел бы и для одного единственного, но та, ради которой он спел бы хоть под проливным дождем, ухитрилась раствориться в толпе. Он стоял на месте и смотрел вокруг, искал ее взглядом и не находил. Поняв, что вот-вот упустит ее, он дважды резко принюхался, посмотрел влево, принюхался, затем посмотрел вправо, принюхался еще раз, сделал весьма странный жест правой рукой, а если точнее – ногтями, почесал правый висок и стремительно направился в сторону Песочной Аллеи. На том месте, где аллея пересекается с первым лучевым просеком, артист настиг девушку.

– Постойте! – окликнул он ее, – Куда же вы так торопитесь?

– А вы разве не слышали гром? Скоро пойдет дождь.

– Между прочим, если вы хотите выйти из парка, то вам совсем в другую сторону.

– А я знаю, – девушка прибавила шаг, но музыкант не отставал.

– Так выходит, вы не собираетесь покидать парк, несмотря на дождь? – Девушка резко остановилась, развернулась, с решимостью дать отпор незнакомцу, отшить его, говоря по-простому. Их глаза встретились, и она обомлела. Артист околдовал ее своим взглядом. Он положил руку ей на правое плечо, легко улыбнулся, поднял одну бровь и сказал бархатным голосом:

– Я знаю место, где можно укрыться от дождя, пойдем! – легонько повернув ее, незнакомец указал в том направлении, куда уходила тропинка под названием 1-й Лучевой просек. Девушка повиновалась – иначе ее действия назвать было нельзя. Она потеряла собственную волю и беспрекословно подчинились чужой. Артист оказался учтив и представился.

– Александр. Я живу здесь недалеко и буду рад, если вы изволите быть моей гостьей. Обещаю не обидеть, укрыть от дождя и напоить чаем. Вы из толпы очень выделялись. Могу узнать, как к вам обращаться?

– Маруся, – коротко ответила девушка, не добавив ни слова.

– Какая песня из услышанных вам понравилась больше всего?

– Пожалуй, про сокола и охотников, – этот ответ очень возбудил артиста.

– Правда, правда? – запрыгал он вокруг девушки, словно ребенок. Потом вдруг понял, что ведет себя неестественно, кашлянул, поправил задравшуюся футболку с надписью «Сатурн» и с важным тоном сказал, – а вы знаете, Маруся, что история эта случилась здесь, в лесу, на самом деле? Очень давно, в те времена, когда звериных троп здесь было куда больше людских.

– А вы откуда знаете? – Марусе становилось хуже, стал заплетаться язык, фраза вышла не очень разборчивой.

– О, я много знаю об этом лесе, я здесь ро… рос, – оговорился музыкант. – Дом в лесной чаще достался мне по наследству. Дед да прадед мне много историй нарассказывали.

– Они лесничими были?

– Что-то вроде того, – уклончиво ответил музыкант.

Тем временем они свернули с просеки на лесную тропу. Она петляла среди деревьев и уводила Марусю и Александра глубоко в лес. Дождь уже стучал по листьям, а редкие его капли пробивались сквозь зелень и долетали до земли. Часть пути, что пролегала по лесу, Маруся шла будто в тумане. Пейзаж местности у нее перед глазами был расплывчатым. Александр что-то рассказывал, она слушала, но тут же забывала, веки ее отяжелели, и в какой-то момент она начала спотыкаться, ноги не слушались. Одно не давало ей уснуть на ходу – жуткий зуд в левом плече. Все силы, что у нее остались, она потратила на то, чтобы дотянуться до места зуда и почесать. Терпеть было невмоготу. Она сделала два движения, ладонь вдруг стала мокрая, поднеся ее поближе к лицу, чтобы разглядеть, Маруся распознала цвет странной влаги на руке, он был красным, не понимая, что делает, она лизнула руку, вкус оказался соленым. Это была ее кровь. Мир в глазах Маруси померк окончательно, тьма нахлынула лавиной и погребла под собой хрупкую девушку.

Часть, в которой раскрываются истинные намерения

Человек, попавший в передрягу, в критической ситуации всегда действует иначе, чем в обычной жизни, так что если бы вам вдруг довелось видеть кого бы то ни было в обстоятельствах неординарных, поверьте на слово, вы бы узнали его настоящего. Перед лицом смерти все снимают свои маски.

Маруся долго не решалась открыть глаза, боясь увидеть нечто ужасное. Страх парализовал ее, и все, что она могла, – это прислушиваться. Она была не одна. Но тот второй был где-то далеко. Воспоминания возвращались к ней по кусочкам, она паниковала, склеить их воедино не удавалось. Стукнула дверь, и звуки, доносившиеся до девушки, стихли. Было похоже на то, что Маруся осталась одна. Она открыла глаза и осмотрелась: её окружал незамысловатый интерьер одной из комнат дома. Стены из сруба, на одной из них, той, что напротив окна, висел ковер, на соседней – картина с горным пейзажем в обшарпанной раме. В углу стоял ветхий шкаф без одной дверцы, рядом с ним – сервант, в противоположном углу – кресло и раскладная софа, на которой и лежала девушка. Она приподнялась и внимательно прислушалась: в доме царила тишина. В голове судорожно перебирались варианты побега, а в том, что нужно бежать, она не сомневалась. Воспоминания потихоньку обретали ясные очертания: она вспомнила парк, мороженое и странного музыканта, что привел ее сюда. Маруся схватилась за правое плечо, оно оказалось перебинтовано. Проверить, что под бинтом, у нее не получилось, нужно было зеркало. Осторожно подойдя к двери, она повернула ручку, та не поддалась. Маруся запаниковала сильнее. Окно было небольшое, но в него можно было пролезть. Она двинулась к нему. Из окна были видны лишь деревья, Маруся отвернулась, чтобы найти что-то тяжелое, чем можно разбить окно, а когда повернулась обратно, увидела в нем лицо артиста. Он улыбнулся ей нездоровой улыбкой сумасшедшего. Сердце Маруси ушло в пятки, она отшатнулась, споткнулась и повалилась на спину. Лицо в окне исчезло. Чуть погодя стукнула дверь, в доме послышались шаги. Испуганная до дрожи девушка забилась в угол, шаги приближались. Щелкнула задвижка, и дверь отворилась.

– Кто это у нас здесь? – наигранно милым голосом проговорил Александр. – Он шагнул в сторону Маруси, и та, не зная, что делать, выпалила:

– Не подходите, я буду кричать! – это развеселило артиста. – Вчера вы обещали не трогать меня, – Маруся сорвалась и заплакала.

– И я сдержу свое обещание, если кое-кто явится тебя спасать! – эту фразу сумасшедший прокричал что есть мочи, озираясь по сторонам, словно тот, кому этот ультиматум был адресован, находился поблизости. – Мне до тебя нет дела. Но если твой спаситель не явится, что ж, мне нужно что-то есть, – Александр схватил девушку за ее тонкую руку, рука же самого Александра Марусе показалась чересчур волосатой.