Хиллингар

ХИЛЛИНГАР

1.ПрNкосНов3ниЕ

Есть такое необъяснимое явление – полуденный кошмар. Это странный эффект сознания, когда яркое солнце, тишина и умиротворение залитой светом равнины вселяют в тебя невыносимый животный ужас. В городке на краю земли меня посещало такое не раз, хотя ни безмятежных равнин, ни даже солнца тут толком нет. Только глубокое море и ледяные дюны. И, казалось бы, ни то ни другое не может быть неизбежной угрозой и вселять страх. Но только в первую неделю пребывания здесь я мог погибнуть четырежды, а сделал это всего один раз и вряд ли хотел бы такое повторить.

У меня не осталось ничего, кроме воспоминания о том дне, когда все закончилось. Мы сидели и пили кофе на летней веранде, припорошенной снегом, и смеялись над какой-то только нам известной и понятной ерундой. Я сидел не очень удачно – солнце светило прямо в глаза, и я почти не видел лиц своих друзей, только слышал их голоса.

– Нужно вернуться в заброшенный шахтерский поселок, – говорил я. – Пожалуй это лучшее, что мы сняли за все время. Потому что самое первое. Ну, с чего начали тем и закончим. И не надо так морщиться и подмигивать друг другу – я все еще у нас главный и потащу вас туда за шиворот если потребуется, – я засмеялся и сжал в пальцах чашку с давно остывшим кофе. Теперь скорее не она грела мои руки, а наоборот. – Ладно, сдаюсь. Вы вдвоем сильнее, но у меня все еще есть мозги. По крайней мере до тех пор, пока мы не встретили каких-нибудь зомби, разумеется. Что с вами? Чего вы застыли? – я медленно опустил чашку на стол.

Вспоминая тот последний свой день, я улыбаюсь. Шутка про зомби была удачной. Жаль, что ее так никто и не оценил. В те минуты на террасе солнечный полдень еще не был кошмаром.

В моей жизни почти никогда не происходило вещей из тех, которые принято называть жуткими и необъяснимыми, поэтому я вырос скептиком, не боящимся темноты. Почти – потому что однажды, когда мне не было еще десяти, нас разбудил громкий, но сдавленный смех где-то в глубине дома. Я помню свое заспанное лицо в зеркале, отца, застывшего посреди пустой кухни с увесистой настольной лампой в руках и перепуганные глаза мамы. Сам я все еще считал, что это сон и не испытывал никакого страха. Но все закончилось так же внезапно, как и началось. Ругнувшись на пыльную решетку вентиляции, отец отправил всех спать и на всякий случай проверил замок на входной двери. Позже, когда я вспоминал этот случай, я натыкался на молчаливую улыбку мамы и ворчание отца, что у меня слишком плохая память и чересчур богатое воображение.

Почему-то теперь, спустя десять лет после того случая, я вспоминал родителей именно такими как в ту ночь – тревожные со следами недавнего сна. Только морщины на их лицах становились в воспоминаниях все глубже и серебряные волоски все сильнее искрились на их висках и вокруг глубоких залысин отца, которые всегда меня настораживали. Я понимал, что однажды у меня появятся такие же. Они будут все больше и светлее, пока однажды не сомкнутся на затылке посреди совершенно белой головы. Но пока в отражении стекла я видел свою черную густую шевелюру, слегка волнистую. И на сотни километров вокруг нет ни одного парикмахера чтобы состричь этот позор.

Зато есть холодное северное море. Оно лежало серым неподвижным свинцом там за окном под таким же глубоким темным небом и по нему неспешно плыли осколки льдин. В мое бедро упиралась дорожная сумка, а стакан черного несладкого кофе обжигал пальцы. Я следил за тем, как среди льдин бесшумно движется баркас, пока не пошел крупными хлопьями снег и за окном не повисла непроглядная пелена.

– Баркас над баркасом, – сказал кто-то позади. – Смешно. Тут очень глубоко. В прошлом году такой же затонул на этом же месте,

Мне это смешным не показалось, но я молча кивнул голосу и достал из кармана толстой теплой куртки телефон. Ничего – ни звонков, ни писем. Только батарейка горит красным и неловко жмется к углу экрана одно деление сети. Тут на краю мира вообще удивительно, что есть связь. В наушнике ревел Van Halen со своим «Jump», но нахлынувшую меланхолию от вида за окном никак не разбавлял.

– А я не тебе говорю. Я так, размышляю.

Я все же обернулся. Тощий старик с жиденькой бородкой смотрел, как и я в окно на его шее дрожал острый кадык в такт глоткам холодного пива из запотевшей бутылки. Я поежился, перевел взгляд низкий потолок забегаловки, которая служила тут и столовой, и кофейней и баром. Под потолком горел желтый фонарь в железной решетке. От него деревянные полы и стены светились теплым желтым янтарем, а за окнами дрожала ледяная серо-синяя мгла. Почти никого за пустыми столами, кроме меня, старика с глупым в такую погоду пивом и троих за дальним столиком в меховых куртках. Я не видел их лиц. Они сидели тихо, надвинув капюшоны на глаза и пялились в тусклый экран ноутбука. Его свет отражался в стеклах очков того, что сидел посередине и также как и я грел пальцы о стакан с кофе.

Дверь распахнулась, нарушив теплый уют. Вслед за человеком в толстом свитере и в фуражке влетел ветер, холод и сырость. На его плечах и голове лежал мокрый снег.

– Три места на баркасе. К причалу живо, отбываем через пятнадцать минут.

Трое! Надо было подсуетиться раньше. Я с легкой завистью и неприязнью взглянул на троицу у входа, захлопнувшую ноутбук и поднявшуюся с места. Их бодрое шуршание рукавами дутых курток означало одно – я застрял тут до утра, а то и до следующего вечера. Капитан прошел мимо меня, оставляя на полу мокрые следы. Он налил себе чай из пузатого чайника и долго возился с пакетом сахара, пытаясь его открыть толстыми замерзшими пальцами.

– Почему только три? – не слишком громко, но вызывающе спросил я. Чего терять? Самое страшное – буду спать прямо тут, положив сумку под голову. Гостиниц здесь нет. Ничего нет, кроме серой крупной гальки, причала и свинцовых волн. Капитан даже не взглянул на меня. Он наконец открыл сахар, рассыпав половину на стол.

– Может еще один поместится? – без особой надежды добавил я.

– У меня грузом все заставлено. Через залив ходу полчаса, а терпеть в рубке больше троих не буду, – он хлебнул кипятку, поморщился и вытер усы ладонью. – Не влезешь ты туда, парень. Ты на баркасе хоть раз бывал?

– На грузе посижу, – уверенно сказал я.

Капитан усмехнулся, кинул в рот дешевый леденец и показал три пальца.

Черт! Я застегнул молнию на куртке и в твердой решимости не сдаваться направился к двери. Задел болтающейся на плече сумкой кого-то из троицы, но они не заметили. Я готов был вцепиться в горло любому, кто меня окликнет, но дверь со скрипом закрылась. Ветер облепил мокрым снегом мое лицо. Я едва различал темную полосу пирса перед собой, но торопливым шагом шел вперед, рискуя сорваться в воду со скользких досок.

Впереди маячил борт баркаса, а за ним лениво покачивалось ледяное море. Оставалось ждать, поглядывая на перекинутые к пирсу железные сходни, ощущая, как медленно улетучивается накопленное за часы ожидания тепло и промокает куртка. Все не так уж важно, если меня не оставят тут на пирсе. Всего полчаса хода, а там за проливом есть гостиница и даже не одна – я уточнял по картам, а значит будет теплая вода и крепкий сон. Глянцевый рекламный буклет показывал уютные номера, но мне достаточно сейчас было и обычной кровати. В краю, где самое редкое природное явление – обыденность, пока только это казалось настоящим чудом. Я закинул сумку за спину, нацепил лямки на плечи и бьющий по лопаткам ветер стал не таким ощутимым.

Капитан шел по пирсу, а за ним семенила троица. Я влез на борт, скинул сумку пол ноги и принялся ждать громких возражений, но капитан прошел мимо. Он взялся за трос и принялся отматывать его от покрытого снегом столба. Троица встала в паре шагов от меня. Они о чем-то разговаривали, затем обнялись. Прикрывая лицо рукой, невысокий человек в капюшоне поднялся на борт, остальные неспешно двинулись обратно с желтым окнам, из которых лился на пирс теплый свет.

– Тебе билет выдать или что? – буркнул капитан.

Баркас заурчал мотором и медленно двинулся в воды пролива. Я не спешил заходить в рубку, чувствуя себя паршиво и неловко. Присев на край коробки, накрытой плотным грязным брезентом, я смотрел как удаляется берег и скрываются в снежной дымке желтые окна. На темно-синем, почти черном небе виднелись очертания высоких дюн, за которыми лежала почти бесконечная равнина. Действительно край мира. Сказал бы мне кто-то полгода назад, что я окажусь здесь, когда сквозь окна смоленской кофейни я смотрел на залитую солнцем кладку крепостной стены, я сказал бы что моя тяга к северу заканчивается стрелкой Васильевского острова. Но север на то и север – его всегда мало. Не помню на каком сайте я прочитал про это место – городок среди льдов, где постоянно виден мираж хиллингар – невозможная и в тоже время притягательная для каждого путешественника точка на карте.

Холодный ветер пробирал до костей. Тут не так страшны морозы, как ветра – по крайней мере это писал каждый первый путешественник. И я напишу, если не слягу с пневмонией в месте далеком от нормальной медицины. Я продолжал жаться от холода и изредка поглядывал на окно рубки. Видел седой косматый затылок капитана над высокой горловиной свитера и руки на замотанном синей изолентой штурвале. Избавившийся от капюшона пассажир оказался девушкой. Она сидела вполоборота ко мне, и я видел только остриженные до плеч каштановые волосы и кончик носа, на который норовили сползти очки. Прекрасно! Я снова почувствовал укол совести, но порыв ветра добавил еще как минимум миллион холодных игл, прошедших насквозь.

***

Это был странный порт, да и не порт вовсе – такая же пристань, как и за проливом, только чушь шире. За ней двухэтажное здание, сложенное из кирпича и бревен. Во окнах второго – бревенчатого этажа горел яркий свет, в котором бешено вертелись снежинки. К высоким холмам жались еще несколько домов и радиовышка, но сквозь снег их почти не было видно.

К счастью, здание оказалось гостиницей, пусть и не такой, к которым я привык. На первом этаже было темно. В свете фонаря, лившемся из окна, застыли пустые деревянные столы. Я расстегнул куртку, впуская под нее тепло фойе. Впрочем, фойе – слово громкое. Скорее – толстые стены, наполненные теплом, за которыми можно спрятаться от вездесущего пронизывающего ветра. Я долго пытался отыскать в полумраке стойку администратора, все время натыкаясь на небольшой, но уютный бар, пока не понял, что это она и есть. На стойке закипал электрический чайник. Рядом беззвучно мерцал белым экраном старый кнопочный телефон. В книге посетителей на этот день была заполнена лишь одна строчка – Анна Стрельникова. Видимо ее администратор отправился провожать вместе с багажом куда-то в недра здания. Не задержись я на пристани, вглядываясь в затянутый туманом горизонт, на котором где-то за облаками скрывалось то, ради чего я сюда прибыл, мое имя, возможно было бы первым.

Администратор вернулся через пару минут. Он был удивительно худым, что проглядывало даже сквозь толстый пуховик – из воротника торчала тощая шея. Впалые, выбритые до синевы щеки и маленький подбородок завершали образ. Он спрятал телефон, достал из глубин пуховика ручку и попросил паспорт.

– Ждан Сергеевич? – неуверенно спросил я, сомневаясь либо в моей фотографии, либо в том, что правильно почитал имя.

– Верно.

– Надолго к нам?

– Пока не надоест.

Он усмехнулся и вздохнул каким-то своим мыслям. Видимо слышал подобное уже очень много раз.

– Номер на одного, так понимаю. Остался только один и без вида на море.

Я пожал плечами.

– Мне все равно.

– Завтрак в восемь, – он протянул мне старомодный железный ключ и паспорт. На бирке красиво черточками в виде оленьих рогов была выведена семерка.

– Багаж? – спросил он, потянувшись через стойку и заглядывая мне под ноги.

– Ничего нет. Я сам багаж.

Я поднялся на второй этаж, постепенно ощущая, как отступает накопленный в теле холод. Там было светло. Широкий коридор, в который выходили четыре одинаковых деревянных двери. Под моей не было коврика – вместо него кто-то постелил вырезанный квадратом кусок шубы.

Номер оказался на удивление неплохим, хотя обошелся совсем недорого. За куда меньшие номера в городах по пути сюда просили почти вдвое больше. Я бросил сумку на узкую кровать, застеленную толстым теплым пледом, занавесил плотной шторой окно, скрыв безрадостный снежный пейзаж. В комнате остались только теплый свет люстры, отражаемый лакированными бревнами стен и запах дерева и соли. Хозяин постарался и сделал номера тематическими. Мой был морским. В углу застыл настоящий якорь, на который я повесил куртку. Картины бушевали зеленью волн и сияли голубизной штилей. Большой деревянный компас на краю стола скорее всего был исправен и указывал стрелкой на слепую стену, к которой был приделан старомодный штурвал. Что ж, по крайней мере нет гамаков под потолком – уже хорошо. Вместо гамака обычная кровать, пахнущая теплой шерстью.

Наверное, мне следовало лечь и проспать до утра, отдыхая от долгой дороги. Не вместе с ощущением тепла вернулось любопытство. И чувство голода тоже. Вполне возможно, что в баре в такой час нет уже никакой еды, но все равно шансов было больше, чем найти съестное в моей сумке. Я сменил свитер на кофту, прислушался к звукам за стеной – там кто-то включил телевизор и торопливо убавил звук, сунул ноги в ставшие ненавистными холодные ботинки и отправился вниз.

В баре горела одинокая лампа в углу над столиком у окна. Девушка с тонким ноутбуком смотрела в экран и пила горячий чай из большой кружки. Возле нее лежали на тарелке два наспех сделанных бутерброда – неровно порезанная колбаса на толстых кусках хлеба. На удивление аппетитно выглядело и я взял такой же. Мелочи в кармане хватило и на стакан кофе без сахара. Я опустился за соседний столик. Девушка бросила на меня равнодушный взгляд и вернулась к ноутбуку. В ее очках плясали строчки текста и цветные картинки. Она покусывала губы и торопливо открывала, и закрывала страницы. Я приветственно поднял стакан с кофе и улыбнулся. Она снова бросила на меня взгляд.

– Предлагаете мне свой кофе или хотите познакомиться? – спросила она, свернув очередную страницу и быстро забарабанив пальцами по клавиатуре ноутбука.

– Я уже с вами знаком, – сказал я. – Вы Анна. Так было написано в журнале регистрации.

Она пожала плечами.

– Да, это я. А вы – парень, который пытался оставить меня ночевать на пирсе, верно?

В другой день я опустил бы стаканчик и перестал улыбаться как идиот, а задорное настроение стыдливо уползло бы под серый камень, обосновавшийся на душе. Но не сегодня. С прибытием сюда на край света пришла какая-то странная эйфория и удовлетворение от того, что долгий путь наконец закончен.

– Да, это был я. И если вам интересно – мне правда очень жаль.

Она рассеянно кивнула, глядя в монитор. То ли приняла скупое извинение, то ли соглашалась со мной.

Я уставился в непроницаемую ночь за окном. Снег прекратился. Теперь где-то там колыхалось ледяное море, ворочая льдинами. Небо скорее всего затянуто тучами, так что вряд ли фата-моргана появится завтра. Можно доедать бутерброд, пожелать неразговорчивой собеседнице спокойной ночи и отправляться в номер, чтобы спать пока не надоест. А потом… Так далеко в своих планах я не заглядывал.

– Можно вас на секунду?

Мне не послышалось – Аня просила подойти и присесть рядом. Она слегка развернула ко мне ноутбук.

– Прочитайте это. Пожалуйста.

Я придвинулся к ноутбуку и побежал глазами по тексту, спотыкаясь на редких опечатках. Сначала решил, что это история вроде коротких рассказов, которые отправляют на бесплатные литературные конкурсы, не сильно рассчитывая на победу, но огорчаясь по поводу каждого отзыва. Но потом понял, что это заготовка для поста. Девушка вела блог. И это очевидно – из-за краешка документа выглядывало окно браузера, а в нем страница вполне узнаваемой платформы дневников. Да и кроме того – кто в здравом уме поедет сюда на край света за фата-морганой, прихватив только ноутбук вместо десятка теплых свитеров.

История была отдаленно знакомой – об отеле-убийце, который вроде бы даже существовал в действительности больше века назад в Чикаго. Сухие факты причудливо сплетались с домыслами и версиями, отмеченными тут курсивом, и статья походила не на страницу из подробной, но скучной энциклопедии, а на короткий и погружающий в лабиринт неоднозначности суждений детектив. Я остановился на последнем абзаце, пока, не читая его, взглянул на Аню. Она теперь была совсем близко, и я видел ее серые прищуренные глаза под стеклами очков и тонкий прямой нос. Она пристально смотрела на меня, недоверчиво поджав губы. Мне это показалось смешным, как кажется забавным рассерженный ребенок.

– Ну как?

– Это очень неплохо, Анна! – не соврал я. – Я слышал об этом месте и вроде бы его уже нет, но то, как ты об этом пишешь…

– Это полная чушь. Я понимаю.

Я ожидал, что она захлопнет крышку ноутбука и торопливо направится к лестнице, обдав меня потоком прохладного воздуха и гнева. Но она просто смотрела в монитор, как-то обреченно, с жалостью и неприязнью к собственному тексту, но при этом еще не утратив надежды что-то в нем изменить или исправить.

– Текст хороший, – осторожно сказал я, понимая, что скорее всего Аня не ответит, погруженная в редактуру.

– Нет. Он вторичен.

Успокаивать я не умел, да и вряд ли Аня нуждалась в этом. Сделав глоток кофе, я уставился в окно. Снег прекратился. Теперь там было немного светлее – белый заснеженный пирс отражал свет фонарей. На баркасе горели огни. На его палубе суетились какие-то люди в плащах, хотя разгрузку уже давно должны были закончить. Прочертив дугу, сверкнул огонек сигареты туда, где покачивался на волнах и ударялся о пирс моторный катер.

– Там что-то происходит, – сказал я.

Аня оторвалась от текста, удивленно взглянула на меня, словно не ожидая, что я все еще сижу рядом.

– Там, на пирсе, – уточнил я, указав стаканом на окно.

Она поправила очки.

– Как тебя зовут?

– Если это вопрос вежливости, то я лучше промолчу, – ответил я.

– Думаю, мы тут надолго. По крайней мере я. Мне же надо тебя как-то называть.

Она была права, а я снова почувствовал себя дураком.

– Ждан.

– Что, прости? – не расслышала или не поняла она.

– Меня так зовут. Ждан.

Смеяться она не собиралась. Только убрала в сторону ноутбук, не закрыв крышку и теперь смотрела на меня, положив подбородок на скрещенные перед собой пальцы. На ее безымянном пальце поблескивало тонкое золотое кольцо.

– Редкое имя. И необычное.

– Настолько редкое и необычное, что я его ненавижу.

– Так поменяй, – пожала плечами Аня.

Я не удержался от смеха.

– Так просто? А как же утешать меня и говорить, что оно прекрасно?

Аня улыбнулась.

– Ты не слишком спешил с утешениями насчет моего текста.

Все верно. Эта девушка определенно начинала мне нравиться. Хотя абсолютно не в интимном смысле, а скорее в каком-то профессиональном. Я подумал о том, что это видимо потому, что я сперва увидел ее текст, а не, например, грудь. Я с трудом подавил смех.

– Что с тобой?

– Имя. Оно действительно странное.

– Только заметил? – Аня тоже взглянула в окно, за которым мелькали тени. – Сколько тебе, лет двадцать пять?

– Двадцать.

– Значит мне положено видеть тебя в слюнявчике и пинетках. Я на год старше.

Я усмехнулся.

– Я не собираюсь на тебе жениться – ты только имя мое узнала. И, тем более – ты уже замужем.

Аня покусала губу и прикрыла кольцо другой рукой. Мы некоторое время смотрели в окно, и на этот раз мне почему-то совсем не было неловко. Аня оскорбленной не выглядела, скорее задумчивой.

– Там действительно что-то происходит.

Кофе закончился. Темы тоже. Пришло время неловко раскланяться и вернуться в номер.

– Я был поздним ребенком, – сказал я. – Очень поздним. И единственным. Ну и, разумеется, долгожданным. Ничего лучше, чем выбрать для меня это имя, родители не придумали.

– А как же продумать наперед лучший частный садик и лицей, элитный вуз и престижную работу? – без намека на иронию спросила Аня.

– Ты как будто живешь моей жизнью.

Она внимательно смотрела на меня.

– Ну, хвастайся. Кто ты? Юрист, дипломат, финансовый аналитик, инженер-технолог?

– Никто, – я залпом допил холодный кофе. – Школьный аттестат и полтора года скитаний по городкам вроде этого. Хотя нет, в таком я впервые.

Аня продолжала внимательно разглядывать меня сквозь очки и уже с куда большим интересом. Я заметил, что стекла ее очков никак не искажают контуры по краям – наверняка простые, для красоты.

– Так ты странник. Я бы сказала, что путешественник, но путешественник – тот, кто сорит родительскими деньгами, держит дорогую плоскую «мыльницу» на шнурке и начинает каждый разговор с фразы – вот прошлой осенью на Манхеттене… Но твоя куртка явно не из гипермаркета «Все для туриста», да и телефон вряд ли доживет до лета.

– Это имеет значение?

– Никакого. Просто упражняюсь в логике – развиваю детективный навык. Так на что ты путешествуешь? Точнее – странствуешь.

Я развел руками. Все правду говорить не следовало, но часть менее постыдной звучала неплохо.

– Веду трэвел-блог. Ищу бесплатный wi-fi, чтобы не платить за интернет, на вокзалах в кофейнях, из которых редко выгоняют. Если писать убедительно и интересно, то донатов и денег с рекламы хватает чтобы изредка менять города и покупать себе новые джинсы, – последнее прозвучало не слишком убедительно, но Аня заинтересовалась первой частью короткой истории.

– Значит, интуиция у меня есть. Не зря я решилась попросить тебя взглянуть на текст. Догадывалась, что ты в этом профи.

– А ты?

– Я – бездарность, – она слегка подалась вперед заинтересованно, уместив подбородок на переплетенных перед собой пальцах. – Расскажи еще про себя.

– Тебе правда интересно? Я фанат восьмидесятых. Особенно музыки.

– И этому, конечно, есть причина?

– Нет, – я отогнал пульсирующий в голове неоновый свет. – Вообще никакой.

– Может и мне стоит послушать?

Я погрозил Ане пальцем.

– Предупреждаю. Ты открываешь ящик Пандоры.

Она засмеялась.

Возня снаружи теперь отдавалась громкими звуками. Из-за плотно прикрытых дверей и толщины окон доносились голоса, переходящие на крик. Я заметил, что по пирсу бегут люди. Они тащили что-то тяжелое и двигались осторожно, подогнув колени. Еще двое торопливо следовали за ними, запахнув теплые куртки.

– Может им помочь? – спросила Аня.

Я не успел ответить. Распахнулась дверь и в нее мгновенно ворвалась промозглая сырость и ветер. В проем ввалились две мокрые от снега спины.

– Стол! Давайте на стол! – хрипло командовал кто-то за ними. Администратор вынырнул из-за стойки, хотя я был уверен, что он крепко спит, и откинул от стола деревянные стулья. Они с грохотом полетели на пол.

– Сюда!

Что-то темное, мокрое, завернутое в шубу опустили на стол. Распрямившись наконец, трое носильщиков принялись стряхивать с себя остатки мокрого снега.

– Да закройте же дверь наконец!

Возможно, что последнее даже я крикнул. Или громко подумал. Но дверь закрыли. В помещении оказались еще пятеро, кроме нас с Аней и администратора. Одного я уже знал – капитан баркаса, только на этот раз в пальто поверх свитера. Он сердито вытирал крупные талые капли с усов и короткой бороды и попросил воды с лимоном погорячее, на что администратор отозвался грохотом чайника.

– Тащите одеяло и запасную одежду, если есть, – скомандовал он. – Переохлаждение – штука неприятная. У меня тоже будет, если чертов чайник не начнет закипать.

Только сейчас я понял, что на столе лежит человек, скрючившийся от холода и наполовину завернутый в шубу. Он не двигался и наверняка был без сознания. На пол капала вода. Я подошел ближе, влекомый скорее любопытством, чем искренним желанием помочь. Что делать в таких ситуациях я не знал. Бедолага на столе слабо шевельнулся. Он был весь мокрый – к впалым щекам прилипли длинные волосы, на узком горбатом носу красовалась рана с почерневшими краями – возможно он был даже сломан.

– Давайте снимем с него мокрую одежду, пока он еще живой, – отозвался парень в синей дутой куртке, все это время вытиравший руки сухим полотенцем. Прозвучало неоднозначно и зловеще, но он не обращался именно ко мне, поэтому я отошел в сторону, пропуская вперед добровольцев. Пока мокрая одежда летела на пол, я внимательно изучал внезапно нагрянувших в фойе отеля людей. Итак, капитана баркаса я уже знал. У парня в дутой куртке было широкое лицо и имя Максим – по крайней мере так его звали остальные. Он не выглядел любителем командовать, но при этом точно знал, что делает, орудуя большим ножом, принесенным с кухни. Только потом я понял, почему мокрые свитер и джинсы нельзя было просто стянуть. Ему помогал безымянный мужчина средних лет с седыми висками. Он был молчалив и сосредоточен. Еще один незнакомец, одетый в легкомысленное пальто, безучастно, как и я, стоял в стороне и вертел в руках сигарету. У него были высокие залысины, несмотря на то что выглядел незнакомец совсем молодо. Сжав тонкие губы в полоску и едва заметно поигрывая гладко выбритыми скулами, он переводил взгляд с бедняги на столе на меня и обратно. Не осуждал, скорее изучал. Из-под широкого воротника выглядывал ворот голубой рубашки. Последней была девушка в полурасстегнутой куртке. Она терялась в толпе высоких мужчин, прижимала руки к груди шмыгала розовым от холода носом. Она мне нравилась. Ее светлые волосы были собраны в короткий хвост, в слегка оттопыренных ушах поблескивали янтарные сережки. Человек на столе был ее братом, но об этом я узнал позже. Сначала раздался голос Максима.

– Вы заметили, что он ранен? Аккуратнее с одеждой и несите бинты!

Ранен? Все это время я полагал, что его выловили из воды. Кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся и совершенно естественным жестом погладил пальцы Ани.

– Похоже, что не такой спокойный городок, как кажется, верно?

Она едва заметно кивнула и сжала мою руку сильнее. Я понял, что она видит то, что скрывает от меня спина Максима и подался вперед.

Парень еще не пришел в себя. Он слабо шевелился, а девушка с коротким хвостом крепко сжимала его пальцы. Он действительно был ранен. На правом боку под ребрами виднелась неглубокая овальная рана, словно бедолага упал на работающую буровую коронку. Еще одна такая же, но глубже, оказалась на плече.

– Минога, – уверенно сказал капитан. Он пил горячий чай из огромной кружки. Его борода утопала в клубах пара.

– Похоже, – Максим пытался стынуть края раны пальцами. Затем открыл флакон с перекисью, который сунул ему вместе с бинтами администратор. – Но не минога. Пока без сознания, буду шить. На всякий случай держите его.

Все происходящее казалось мне нелогичным и очень неприятным сном. Администратор, словно спохватившись, обнял меня за плечо и слегка подтолкнул в сторону лестницы. Ани уже нигде не было видно.

– Идемте. Тут много людей и мало света. Вы мешаете.

Я не сопротивлялся. Только обернулся на парня на столе. Его укрывал до живота толстый плед, а вокруг бурыми кучками лежали обрывки мокрой одежды. Мне показалось, что он открыл глаза.

– С ним все будет хорошо, не переживайте.

– Может стоит отвести его в больницу?

– Разумеется. Утром.

Я удовлетворенно кивнул и пошел вверх по лестнице. Вскоре толпа, Максим с тонкой сверкающей иголкой и девушка с коротким хвостиком скрылись из виду.

Минога. Что-то знакомое и неприятное. Вроде бы какая-то рыба и люди даже ее едят. Или, наоборот. С этой мыслью я уснул.

А утром все забылось как суетливый и не слишком приятный сон.

2.СмОтрN nA мNраЖ!

Когда я вдруг понял, что хочу стать писателем, мне едва ли исполнилось тринадцать. Я прогуливал уроки ради школьной библиотеки и восторженно смотрел в суровые лица авторов, смотрящих блестящими глубокими глазами с глянцевых обложек. И вглядывался в них так долго, пока сам отчаянно не захотел стать одним из них. Ведь как не крути земной шар, не найдешь на нем профессии лучше, чем писатель. Рассказать о всех трудностях этого ремесла мне было некому, кроме, собственно, тех, кто уже достиг высот и разговаривал со мной с пожелтевших страниц старых книг. Спустя пять лет я покинул большой дом родителей в маленьком уютном городке и перебрался в самый задрипанный район областного центра. В моей сумке лежал только новый ноутбук, школьный аттестат и немного денег. Меня ждал филологический факультет, серьезный разговор с отцом и славная писательская карьера, но для начала – разговор с хозяйкой маленькой пыльной комнаты в общежитии.

– Интернет подключите сами, если нужен. Кастрюли найдете на кухне. Оплата луче наличными – я буду приезжать. Надумаете менять замок – занесите ключ. Я бы поменяла.

Прикрыв за собой хлипкую дверь, она ушла, на ходу пересчитывая деньги. Я остался в узкой комнате с желтыми обоями и огромными пыльными шторами под потолок, а которыми прятался балкон. Диван, стол и два стула – красота! Даже нет нужды в общей кухне. О соседях я пока ничего не знал, но надеялся, что про смену замка хозяйка пошутила.

Насколько минут я лежал раскинув руки, наслаждаясь ощущением от новой жизни и собственного, хоть съемного жилья. Телефон впивался мне в бок и укоризненно подсказывал, что пришло время позвонить родным и отчитаться, что все хорошо. Разумеется, о том, что вместо просторной квартиры в центре в высотке я снял комнату в не самом благополучном районе, как полагается начинающему писателю, знать им было незачем. По крайней мере пока. Поэтому, некоторое время разглядывая запись «мама» в телефонной книжке, я пролистал список в самый верх и выбрал имя «Артур».

– Добрался, обустроился? – спросил сиплый голос.

– Привет, Артур, – ответил я. – Тебя почти не слышно. Ты в пещере?

Артур замолк, потом в трубке раздались щелчки и треск.

– Сейчас, подожди… А так?

– Немного получше. Опять пытаешься обмануть систему и наколдовать бесплатную связь?

– Почти угадал. Сейчас перезвоню и поговорим как типичные рабы общества потребления.

Артур позвонил через минуту. Удивительно, что не через час и вообще перезвонил – особой пунктуальностью он не отличался.

– Ты уже в городе или звонишь сказать, что бросил эту идею насчет универа и будешь работать курьером в фирме отца?

– Я звоню сказать, что не видел тебя почти два года и хорошо бы это исправить. И если ты все еще называешь себя моим другом, то хватай себя за шкирку и тащи сюда.

Артур пощелкал в трубку языком.

– Я нашел тебя на карте. Район так себе, да и вечер скоро – не хотелось бы потерять только что отремонтированные зубы.

– Так приедешь или нет?

В трубке повисла долгая пауза. Затем ее прервал тяжелый вздох.