Читать книгу: «И смех, и грех на афганской войне», страница 2

5. О роли матюгов на войне

Как известно, связь в современной войне вещь необходимая, однако, хреновая связь – это, наверное, куда хуже её отсутствия. Рассказывал мне один мой друг, как это бывает.

Ситуация. Идёт операция в зелёнке. Бравые спецназовцы сосредоточено работают по кишлаку. Уже почти прошли с прочесыванием небольшой кишлак и собрались было переходить на следующий, как вдруг из кяриза на краю кишлака выскочило трое духов и в дуру, или от того, что ослепли с темноты давай палит в спецуру в лице передового отряда в три человека. Да, от такого невежливого отношения слегка опешила, и на всякий случай ответила. Как потом оказалось их тоже было троё, и эта троица шла к своим из соседнего ущелья с новостями, ну, типа курьеры, или посыльные из штаба. А кяриз как раз выходили в стыке между двух кишлаков. Ну, знаете, как это бывает в Афгане, когда воды мало, ущелья узкие, и народ селится тесно прижимаясь друг к другу, да так, что порой не поймёшь, где заканчивается один кишлак и начинается второй. Одним словом, на пострельбушки как тот Саид на звук сбежались товарищи с обоих сторон, то есть спецназовцы к своим, духи к своим. Только вот оказалось так, что группа наших, что нашла духовских связных оказалась между этими тремя, которых, правда после первых же очередей стало только двое и самой бандой, что резво подошла со стороны того, кишлака, что спецназ лишь собирался чесать следующим.

Ситуация, знаете ли красивая, как торт Наполеон, всё слоями. Наши по семейной традиции вызывают низколетящую винтовую авиацию в лице «восьмёрок», те, как ребята, дисциплинированные прибыли примерно к середине встречи и спрашивают, мол «кого мочить».

Среди спецуры как обычно один заточен на общение с авиацией, говорит сейчас переключу на ту группу, что духи зажали. Что там было с переключением никто так и не понял, но связь с бортами резко просела по качеству.

Орёт радист тех троих, что мол мы за большой каменюкой возле реки и рядом с нами большое дерево, а куда ударить укажем трассерами, но летун и половины не разобрал и решил, что именно туда, в эту каменюку и надо лупить.

После того, как ведущий вдул небольшую эдак штук в шесть серию НУРСов в направлении «главного» удара, в эфире раздался такой мат, с таким эмоциональным накалом, что ведомый этот информационный посыл разобрал и решил по камню всё-таки не стрелять. Второй заход был не быстрым, так как ущелье было очень узким и вертушками пришлось делать набор высоты, и лишь потом делать развороты и возвращение на боевой курс. За эти три минуты, все стороны конфликта успели обменяться любезностями и информацией и следующий залп положили в нужное место.

Одним словом, если вас, друзья подводит связь, переходите на общепринятый в России русско-матерный и связь наладиться.

6. Восток дело, такое, тонкое

Всё-таки заграница для советского человека всегда была манящей. Странные чужие лица, языки, города привлекали наш народ изначально любопытный, но и поход по магазинам, он же будущий шопинг, за пределами Родины привлекал не меньше. При всей бедности Афганистана в магазинах, они же дуканы можно было найти практически все. Как в своё время в песне пелось «от недельки до движка от вертолёта», всё можно было купить в объектах торговли нищего Афганистана – были бы у тебя деньги. Вот с деньгами-то у русского солдата были всегда проблемы. Так как приехать из-за границы и не привести с собой чего-то такого, заграничного было «полный западло», то добывать деньги на покупки и приобретать дембельские товары было главной задачей солдата на последних полгода службы. Опять же добывать их можно было законно, полузаконно и совершенно незаконно. Последнего метода, правда побаивались, а первые были практически невозможны, и потому процветали серые схемы обогащения.

Среди них, экономия топлива была чуть ли не самой распространённой, так как бензин афганцы брали всегда охотно, особенно если тот поступал к ним вместе с отличными (с их точки зрения) советскими канистрами. Наэкономить бензин, ну или соляру, было порой нетрудно, прихватизировать канистру с машин соседней роты было чуть ли не делом чести, а вот чтобы продать всё это добро надо было ехать на рынок. Предположим, срослись добыча трофеев, ну у тебя есть бензин в соседской канистре, которую руки чешутся продать ушлому дукандору, но вот как к нему попасть?

Вариантов было немного. Первый, попросить за часть прибыли разведку, которая по своим делам моталась в город часто. Второй, подъехать к дукану и быстро договориться об обмене без денег во время операции. Третий договориться с кем из своих офицеров, ну типа они по приказу едут, на самом деле на рынок. Вероятно, были и иные методы «рвануть на затарку», но я их не знаю. Главное – у тебя всё срослось и вот ты весь из себя счастливый входишь в дукан.

Надо тут заметить, что все вышеперечисленные операции по добыванию денег или материальных ресурсов для меновой торговли сами по себе несколько поводов для написания рассказов серии «И смех, и грех на Афганской войне». И ночные дежурства на броне с целью не допустить воровства канистр или запасок, и подкручивания карбюраторов с целью сэкономить бензин, и мухлёж зампотехов с целью списать подольше соляры – это само по себе повод постебаться, но всё-таки речь о другом.

Надо заметить, что у афганцев, особенно, когда дело касается зарабатывания денег, способность к языкам колоссальная. Уже через полгода нашего присутствия в стране, большинство дукандоров сносно говорило на русском, а фраза «давай-давай», была на устах местных пацанов уже на второй день после ввода войск. Так вот, только заходишь в дукан и приветствуешь торгаша традиционным «читурасты», как он тебе тут же в ответ на практически чистом русском «Заходи, брат, как твои дела, как здоровье, что хотел купить?». Что и говорить, располагает. Дальше идёт торг, без которого можно человека, извините, дукандора, обидеть. Ибо после того как он тебя три раза обдурить, и обведёт, и впарит туфту, человеком его называть язык не повернётся.

И вот ситуация. Подъезжает к дукану, на самом краю базара тентованный ЗИЛ-131, из него выбирается молодой лейтенант, в ещё невыгоревшей форме, и ушлый сержант. Водила остаётся в машине, ибо, в дукане никто клиента не тронет, но машину на улице, без присмотра через три минуты узнать не сможешь, открутят всё что успеют.

Внутри следует следующий диалог.

– Али, вот новый командир у нас, ему нужен японский двухкассетник, дублёнка на него и шесть пачек Мальборо, сделаешь?

– Алёша-джан, обижаешь, конечно сделаю. Все есть. Чем платить будешь?

– Афгани, немного реалов, чуть-чуть долларов, ну и две канистры.

– Соляра или бензин?

– Бензин.

– Бензин хорошо. – он кричит пацана помощника и отправляет его сделать чай гостям.

– Немного посидите, чай попейте, я соберу заказ.

Лейтенант нервничает.

– Он нас не спалит?

– Ему не выгодно терять клиентов, а с нашими у него дел нет.

Дукандор Али возвращается, пацан наливает чай и ему, он начинает расспрашивать как дела у Алёши дома, как служба идёт, и прочая вежливая чепуха. В конце концов, когда вежливости соблюдены сержант, начинает.

– Али, ты уважаемый купец, но ты и нас пойми, у нас мало времени, скажи, что это будет стоить.

– Алексей, ты знаешь, как я тебя уважаю, и только для тебя 20 000 афгани за всё.

– Али, ты носишь такое святое имя, побойся Аллаха, это же очень много…

Тут начинается главная часть представления – торг, в конце которого, выпито три чайника чая, ценник опустился до трети от первоначальной цены, лейтенант доволен как слон, Али доволен как настоящий дукандор, ибо наварил процентов пятьдесят сверху, а сержант Алёша, знает, что с этого клиента ему на счету Али капнет ещё пять процентов от суммы покупки. В конце, Али делает всем по небольшому подарку включая водилу, сидящего в машине.

Уже возвращаясь в полк, лейтенант на всякий случай спрашивает у сержанта.

– Лёх, а ничего, что мы на базар в одной машине без охраны? Не стрёмно?

– Товарищ лейтенант, рынок контролируется Исмаил-ханом лично.

– Главным бандитом города?

– Ага.

– Так, тем более опасно.

– Нет, совершенно безопасно. Любая сделка приносит ему пять процентов. Откуда он денег возьмёт на войну если рынок перестанет торговать.

– Так, что мы платим деньги, чтобы нас на них стреляли, а они торгуют с нами и нами же воюют.

– Ну, типа того. Восток дело, такое, тонкое.

7.

О «кулибиных» на войне

На войне смекалка первое дело. А советскому солдату всегда помогала ещё и техническая смекалка. Говорить о том, что перевязывать магазины Калашникова изолентой я не буду, потому как дурацкий совершенно способ, и те, кто его придумал, практически тут же о нём и забыли. Ну, просто не удобно, ни ходить с таким, позволения сказать стволом, ни воевать. Подсумок удобнее. А вот иные способы не только придуманы были прямо на поле боя, но и тут же подхвачены производителями. Итак, вспомним некоторые из них.

В конце января 1980 года и до середины февраля в 101 мотострелковом полку проходил первый рейд на Калай-Нау. Проходил надо сказать по-суворовски, то есть перевал Банди-Сабзак переваливали в последние дни января, когда нормальный душман своего алабая на улицу не выпустить. Толщина снежного покрова на самом перевале достигала 14 метров, и как мы там прошли два километра самой высокой точки перевала в 2517 метров над уровнем моря, ни пером, ни русским матюгом не описать. Ну да ладно, пока не о нём, не о самом перевале. Ситуация. Идём мы в составе разведвзвода (4 БМП), танкового взвода (четыре Т-55 плюс один афганский Т-54), батальон пехоты на ЗИЛ-131, один БАТ (большой артиллерийский тягач, если, что не знает), КШМка гусеничная и пара БТР-60, по-моему, пехотного батальона. Вся эта махина движется в направлении перевала по левой стороне узкого ущелья, а тут справой стороны, какие-то басмачи, едрить их об колено, решили изобразить из себя борцов на веру, ну и пальнули по нам из винтовок. Наш народ исключительной горячности и немереного количества боеприпасов решили ответить обидчикам и открыл стрельбу в их направлении. Однако, просто оголошенной автоматной стрельбы народу показалось мало, а стрелять из орудия «Гром», что стоит на БМП-1 (а других бээмпешек в тот момент в полку и не было) под углом в 70 градусов к горизонту как-то не получается. Нет такого подъёма у ствола. Тогда наши доблестные разведчики в течении минуты сбегали к пехоте, прихватили у неё АГС, который «Пламя», вместе с расчётом и парой коробок с гранатами и кусок толстой железной проволоки, что в избытке валялась в кузовах ЗИЛов (как везли на ЖД-платформах, так и побросали) и прикрутили гранатомёт к башне БМП. Затем открыли стрельбу и заткнули наконец любителей пострелять в советского солдата.

Ротный посмотрел на грубую конструкцию, раскоряченную поверх башни БМП и распорядился впредь не снимать. А следующая БМП-1, что пришла в полк взамен подорванной на фугасе уже имела заводской кронштейн для крепежа АГС-17.

Затем на самую неподходящую технику стали ставить самое неподходящее вооружение, как кассеты НУРСов на БТР и БРДМ, ЗСУ на шасси бортовых грузовиков, а уж потом духи развили эту тему до джихад-мобилей на базе джипа с ДШК.

На самом деле историки техники, могут сказать, что зенитная пушка, или крупнокалиберный пулемёт на шасси грузовика были ещё в Великую Отечественную и будут правы, но мы в тот момент, в 1980-ом году об этом не думали и прикручивали то, что могло помочь на войне, а не об открытии нового типа вооружений.

Тоже касалось и обвесов на танках. Когда количество гранатометов у духов превысило все разумные пределы, а танки всё ещё были без активной защиты, все стали применять противогранатные кроватные сетки, потом на «шестьдесятдвойки» стали ставить промышленные «брови Ильича» и пошло-поехало. Одним словом, только война двигает военные технологии.

8. О почте на войне

Говорят, что на войне есть всего две радости – баня и почта. На счёт бани может кому-то и везло, но точно не тем, кто в Афган входил в начале 1980 года. Лично я последний раз в 1979 году искупался 9 декабря 1979 года, а первое купание (не помывка, замечу) было 14 мая 1980 года. Вот такие полгода без бани. Мало того, что без бани, так ещё не раздеваясь не разу, просто не было такой возможности. Про санитарию я промолчу, потому как вша и война братья-близнецы. Но выжили.

Однако, речь всё же пойдёт о другой радости, о почте. Последнее письмо из СССР домой я успел отправить тогда же примерно, когда и в последний раз сходил в баню, то есть в начале декабря. Уже с 10 декабря в дивизии начались сплошные тревоги, а 14 дивизию вывели в преддверии ввода в районы запасного базирования, то есть в пустыню. Потом был ввод, потом беспрерывные тревожные выезды в Герат, в общем первое письмо я написал лишь в середине мая, ну то есть тогда же, когда и в первый раз залез в пруд искупаться. Конвертов ни гражданских, ни полевой почты в полку не было, а потому, когда нам сказали, что можно написать письмо домой, все ринулись писать в треугольнички. Самое интересное, что эта фронтовая форма письма пришла к нам ко всем сама собой и почти во всех полках одновременно. Конструкция примитивно проста, на одном листе школьной тетрадки пишешь письмо, потом его складываешь в треугольник, а лишняя полоска бумаги заворачивается во внутрь как если делаешь шапку из газеты. В итоге получается чистый треугольник на той стороне что без загиба пишешь адрес отправления, а мы в тот момент уже знали свой полевая почта воинская часть 51931 или кратко «в.ч. п.п. 51931» и адрес получателя знали все грамотные люди.

Видать фронтовые письма, что массово пошли из Афгане привели в такой шок и почты и райкомы партии, что уже через неделю во всех полках, по крайней мере, как я знаю нашей дивизии проблем с конвертами уже никто не наблюдал.

Мне понравилось в одном из своих фильмов, мой однополчанин и прекрасный актёр Евгений Сидихин сыграл ветерана Афгана и вставил в реплику своего героя полевую почту нашего полка для того, чтобы убедиться, что перед ним однополчанин.

9. Сорванная пьянка

Война – это тяжелая работа, связанная с риском для здоровья и жизни. Однако, на ней на войне есть ещё один фактор который вроде и не виден изначально, но здоровью вредит не менее – нервы. Помню после первого тяжелого боя мне протянули зажжённую сигарету – типа покури отпустит. Я тогда отказался, а ещё трое, кто выскочил со мной из-под огня, но до того не курил сигарету взяли и насколько я понял больше бросить курить не могли.

Нервные срывы после риска для жизни или сцен, которые равнодушно наблюдать нельзя – это защитная реакция организма. Взъерошенные нервы никак не могут успокоится и требуют покоя. Вот его и пытаются дать, как могут. Ведь из части в санаторий подлечить нервишки никто не отпустит, вокруг как была война, так и остаётся. В ход идут традиционные методы – спиртное, а порой и наркота, и не очень.

Знавал я прапорщика, который после боя заваливался в палатку и включал на кассетнике Manfred Mann’s Earth Band, альбом «Watch», впрочем, мы этот альбом тогда звали просто «Манфред Манн 78», по крайней мере так было написано на кассете. По-русски. Надо заметить медитативная музыка. Я альбом слушал и до армии, успел, но там в Афгане 1980 года он мне тоже, что называется «пошёл». Товарищ прапорщик никого на сеанс музыкотерапии не приглашал, но и не прогонял, в сорокаместной палатке места хватало и там, а иногда в курилке у палатки собралось человек по двадцать и молча слушали.

Но вернёмся всё же к выпивке. Организовать пьянку в воинской части никогда не было простым делом, но тяжелее всего в этом сложном процессе добыть спиртное. Путей было несколько. Первый заказать и купить у проезжающего автобата. Автобат, сквозь гератский оазис возил преимущественно топливо для частей дивизии, что стояли дальше на юг по трансафаганской магистрали. Нет, конечно возили и другие грузы, и боеприпасы, и продовольствие, и обмундирование для воюющей дивизии вези всё тем же автотранспортом. Но топлива, в наливниках было до фига. Так, что водка, купленная где-то в Кушке, в военторге или в гражданском магазине сначала попадала на нефтебазу в самой Кушке, как я потом узнал, её попытались сделать закрытой территорией, потом в бензобаках она проезжала таможню, потом во время короткой остановки в оговорённом месте её передавали страждущим «алкоголикам». И на каждом этапе, каждый на чьих руках эта водка успевала на своём пути побывать снимал с её стоимости свою мзду. Впрочем, всех это устраивало. Не устраивал только запах. Дело в том, что за время пути в бензобаках стандартная пробка пропускала соляру внутрь бутылки. Отсюда и без того противная на вкус водка начинала ещё и вонять соляркой.

Второй путь добычи спиртного заключался в её изготовлении. Причём тут опять же было два этапа, можно было просто гнать брагу и пить её как тот компот с градусом сухого вина, или гнать в самогон, с очищением последнего или такового. И всё это в условиях ограниченного пространства полевого лагеря и полнейшей конспирации. Впрочем, об этом я как-то писал в своём рассказе «Блиндажик».

Одним словом, ситуация. Некая рота в числе своих дедов решила отметить День Победы, как-то и полагается русскому человеку, то есть с наркомовскими ста граммами. Замутили брагу под кроватью на кишмише и с апельсиновыми корочками, да в сорокалитровом бачке из-под полевой кухни – то есть классика. Понимая, что брага, это вам не водка, и даже не самогон, решили перегнать продукт в что-то более крепкое. Тогда трое во главе со замкомвзвода старшиной по званию договорились с кухней о перегоне за десять процентов от объёма продукции. Ночью яки тати перенесли бачок в ПХД (пункт хозяйственного довольствия, если есть такие, кто не знает, или иначе кухня) к тому прапорщику, с кем договорились и через ночь опять пришли к нему за готовым продуктом.

Прапорщик извинился, что их самогон пока ещё не готов, так как прошлой ночью штабные проводили шмон, и они палится не хотели. Но сказал, что мол вот, прям сейчас всю и гонится. Мало того вынес кружку тёпленького и вонючего прям тут же на пробу. Попробовали, оценили, договорились прийти на следующую ночь. Пришли, прапорщик разводит руками, мол штабные вместе с замполитом опять провели шмон и всё изъяли, но он их не сдал.

Тут начался базар, мол мы за твои проблемы отвечать не желаем, мы по рукам стукнули будь добр. Прапор ни в какую. В конце концов делегация перестала требовать и начала просить, мол совесть имей, бачок мы потеряли, самогон мы потеряли, хотя бы литр налей. Поторговались, остановились на 750 граммах продукта. Замок, ну то есть, замкомвзвода, перенёс драгоценную тару в расположение роты, и все стали ждать момента торжества.

Днём 9 мая всё идёт как положено, построение полка, торжественные речи, награждения заслуживших, прохождение торжественным маршем. Вечером офицерский состав батальона удаляется в штабную палатку на продолжение праздничных мероприятий, но старики ждут. Они понимают, что приступать к распитию имеет смысл лишь часа в два ночи, а то и позже. И вот, наконец, всё готово, молодые выставлены на шухер и праздник начался. После традиционного «За Победу!» и «За дембель!» вышли перекурить, и тут чуть ли не бегом к палаткам роты бегут какие-то офицеры, кто именно в темноте не видно, но понятно, что шмон. Однако, все на местах, и всё быстро убирается с глаз долой. Праздник сорван, но зато и залёта нет. Ротный вызывает старшину к себе и начинает пытать кто пил и так далее. Дышать старшина не боится, так как, и заел выпитое конфеткой, и ротный сам явно под шафе. Так и есть пронесло.

– Ну, что? – спрашивают в палатке свои.

– Нормально. – пронесло отвечает старшина и тут наконец понимает, что за запах он учуял у ротного. Запах их собственного самогона.

Post Scriptum. Дабы не сложилось неверное впечатление от вышенаписанного поясню, что подобное действо было предельно редко, что у солдат, что у офицеров. За год службы у меня было примерно двадцать пять рейдов, первые три месяца в Афгане не было дня без тревоги и выезда в Герат, а часто их было две и три, и за год службы у меня была только 1 (одна) «пьянка», а у многих солдат не было таковой никогда.