Читать книгу: «История одного философа», страница 2

С виду ему было лет пятьдесят, когда он прикуривал, то в свете зажигалки я увидел суровое, в глубоких морщинах лицо, он метнул в меня грозный взгляд и смотрел, не моргая мне в глаза, как показалось, вечность.

Я снова откинулся на поручень и глядел в темноту, переодически затягиваясь, разве что звездочки в глазах не появлялись. И ведь кто-то же додумался и реализовал весь этот механизм. И все пытаются запрыгнуть на дрезину, не понимая даже, куда ведёт дорога. Наверное, это какая-то неотъемлемая часть нашего существования, как желание есть или пить – неувядающая надежда, без неё, наверное, и жить невозможно станет, как без еды или воды. И хоть сотни раз проверяй всё логикой, всё равно на краю бездны единственной поддержкой будет надежда: алогичная, фантастическая, но именно она, в казалось бы безвыходных ситуациях, подталкивает двигаться дальше – шаг за шагом.

Хорошо ехать на дрезине – можно дать отдохнуть сбитым и уставшим ногам, в то же время становится страшно оставаться наедине со своими мыслями: я начал понимать тех, кто, не выдержав, спрыгивает и некоторое время продолжает путь пешком – это отвлекает, в отличие от практически неподвижного сидения. К тому же я совершенно не помнил, как попал сюда, и, возможно, не я один, что так же давит грузом неизвестности, и вместе с тем гнетущая, постоянная тяжесть на душе, как будто в ожидании не объявленного приговора – только кто бы озвучил.

Впереди показался яркий свет, склонившегося сверху над дорогой в поклоне, фонаря. Рядом с ним, стоял, как на посту, одинокий силуэт. Мой сосед сказал мне, что мы приближаемся к заставе.

– Ещё одна, восьмая на моём счету, – грустно подытожил он.

– Что там? – растерянно спросил я.

– Ссаживать будет, а то и проедем, – он злобно сплюнул.

– А кого ссаживает? – спросил я в нетерпении, выпрямившись и машинально подтягивая рюкзак. А сосед как сидел сгорбившись, так и оставался в прежнем положении, и казалось, что событие это вовсе и не событие для него, а так, едва заметная мелочь, как пролетевшая муха.

– Если остановит, то точно знает, ради кого. Он даже не посмотрит на тебя, а только на багаж: сумки там всякие, мешки, всё, что есть, в общем. Оформит быстро и ссаживает.

– И что потом?

– Чёрт его знает, что потом, – он едва не выругался. – Этого никому не ведомо. Но видно только, что сам багаж он не трогает и даже указывает на него какому-нибудь растерявшемуся от такой неожиданности, чтобы не забыл ничего. А дальше всё как обычно. Только на заставе этот – один и тот же, как-будто. И думается мне, – продолжал он, потирая нос, – но доказательств никаких не имею, только личные догадки, что дорога-то совсем не прямая, а замкнутый круг. Понимаешь? И если бы не эта застава, то катались бы мы без остановки, как на детской карусели, только длиною в вечность. Хотя этот круг, если таковым является, от и до заставы – вечностью и ощущается. Он едва слышно пробубнил себе злобно под нос: