Читать книгу: «Уходящие в темноту. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 22», страница 4

С дурным предчувствием Хьюго поднялся на второй этаж и прошел в конец коридора, где дверь кабинета была распахнута настежь, и изнутри доносился громкий высокий голос неприятного тембра. Говорила миссис Аллен невнятно, видимо, по телефону, прикрыв трубку ладонью. Хьюго постучал по торцу двери, голос прервался и, после секундной паузы, директриса сказала начальственным тоном: «Войдите!».

Хьюго вошел и увидел белую книгу, лежавшую в центре директорского стола между плоским экраном компьютера (слева) и вазой (справа), похожей на китайскую, в которой стояли три огромные лилии.

– Садитесь, Эйч-Эм, – предложила миссис Аллен. – Что за странная история с этой книгой?

Хьюго рассказал. Он не старался придать истории таинственность, но и изображать случившееся, как очевидную мистификацию, тоже не собирался.

– И вы решили вынести книгу из библиотеки? – неодобрительно заключила миссис Аллен, глядя не на Хьюго, а куда-то левее его головы. Там, у дальней стены, стоял плазменный телевизор с экраном в сорок два дюйма. Какая сейчас шла передача? Звук, естественно, был выключен, но по выражению не столько лица, сколько взгляда директрисы, Хьюго заключил, что, скорее всего, показывали ее мужа, ректора университета, в фантастическом ролике о вручении ему Нобелевской премии по физике. Оборачиваться, чтобы проверить свое предположение, Хьюго, конечно, не стал, это было бы неприлично, как неприлично показалось ему и подвергать сомнению слова начальства, тем более, что фактически они соответствовали действительности.

– Да, – признал он и объяснил: – Я был уверен, что книга не библиотечная.

– Она действительно не библиотечная, – миссис Аллен с сожалением перевела взгляд – и опять не на Хьюго, теперь куда-то вправо, где стояла у окна большая кадка с фикусом. – К сожалению, миссис Кауфман не смогла дать объяснения, каким образом книга, не зарегистрированная в каталоге, оказалась помечена нашим кодом.

Значит, с утра директриса уже успела провести небольшое расследование?

Поскольку не было задано вопроса, то и ответа от Хьюго миссис Аллен не дождалась, хотя посмотрела, наконец-то, мистеру Мюллеру в глаза взглядом, как она, видимо, считала, способным вызвать раскаяние даже у закоренелого убийцы.

– Так что вы обо всем этом думаете?

– Я думаю, – сказал он равнодушно, будто белая книга интересовала его так же, как судьба списанных в конце прошлого года никому не нужных микрофильмов, – это чья-то шутка. Вы знаете, – добавил он, увидев в глазах директрисы активную поддержку этой нелепой версии, – студенты и не на такое способны. Особенно сейчас, когда сессия позади, и хочется отмочить что-то экстравагантное…

– Скорее всего, – согласилась директриса. – Вы полагаете, это не может оказаться раритетом?

– Нет, – уверенно произнес Хьюго. – Бумага обыкновенная, печать тоже, ясно, что это симуляция. RFID-код… Ну, при помощи современных технологий можно имитировать и радиометку. Метка, кстати, не прощупывается – явно из самых последних моделей. Мы заказали такие и получим в конце августа первую партию.

– Я в курсе, – энергично кивнула миссис Аллен. – Но если кто-то смог имитировать код, он может и избавиться от кода на библиотечной книге? Вынести книгу, и охрана не заметит?

– Это исключено, – покачал головой Хьюго. – Для деактивации метки нужна достаточно сложная аппаратура. Принести аппаратуру с собой в библиотеку, да так, что охрана не обратит внимания…

Хьюго пожал плечами, показывая, что обсуждать подобную возможность не имеет смысла.

– Хорошо, – директриса окончательно вернула себе ощущение внутреннего равновесия и смотрела теперь поверх головы Хьюго на часы, висевшие над дверью. – Будем считать инцидент исчерпанным. Скажите Баззу, что я разрешила снять с книги RFID-код. Книга не наша, делайте с ней, что хотите. Шутка, конечно, неумная, в этом я с вами полностью согласна.

Хьюго не помнил, чтобы он назвал шутку неумной, но спорить не стал. Разговор, судя по всему, был окончен.

Хьюго вышел в коридор с книгой под мышкой и ощущением, что закончился важный этап в его жизни. Мысль, пришедшая ему в голову, когда он слушал наставления миссис Аллен, казалась совершенно фантастической, совершенно естественной и настолько увлекательной, что Хьюго поспешил к себе, чтобы немедленно, отставив прочие дела, заняться проверкой – если получится – странной и возбуждающей воображение гипотезы.

На первый этаж он спустился по боковой лестнице, чтобы не проходить через читальный зал. Зашел в закуток к Баззу, где охранник сидел, повесив на спинку стула пиджак и расстегнув ворот рубашки. Жары еще не было, Базз любил, когда по комнате гулял относительно прохладный утренний ветерок – часа через два, когда начнет парить, он, конечно, закроет окна и включит кондиционер, но пока это возможно, человек должен наслаждаться природным, а не искусственным воздухом. Таким было жизненное кредо Базза Хостера, и Хьюго порадовал охранника информацией о том, что английские ученые недавно обнаружили, будто кондиционированный воздух дурно влияет на умственные способности, в то время, как естественный эти способности возбуждает, что и показали эксперименты над тремя сотнями добровольцев, половина которых решала задачи, сидя под кондиционером, а другая, контрольная, – на природе.

– Я всегда это знал, Эйч-Эм, – прогудел Базз. – Вам хуже, в вашей комнате даже окна нет, дышать нечем.

«И незачем», – хотел сказать Хьюго, но поостерегся вступать в ненужную дискуссию.

– Вот, – сказал он, положив книгу перед охранником, – миссис Аллен приказала снять код, поскольку книга не библиотечная.

– Да, я знаю, – рассеянно произнес Базз и небрежно сунул книгу под луч аппарата. Должен был, по идее, послышаться короткий гудок, означавший, что операция прошла успешно, но сигнала не последовало.

– Наверно, кто-то уже… – не договорив, Хостер провел корешком книги над считывающим устройством. Звонок сообщил о том, что RFID-код деактивирован не был. Базз бросил взгляд на экран компьютера, а Хьюго и смотреть не стал – он знал, что вместо вызванной кодом информации о книге (автор, название, год выпуска, издательство, группа, местонахождение на полке, кому выдана в последний раз) не появилось ничего, кроме, возможно, сообщения о том, что «информация не считывается».

– Хм… – прогудел Базз. – Наверно, Дона ошиблась, когда записывала книгу в каталог.

Хьюго не стал объяснять, что Доната не могла ошибиться, поскольку никогда, скорее всего, не держала книгу в руках и в каталог ее не записывала: как она могла это сделать, если у книги не было ни названия, ни автора, никаких иных идентификационных данных?

– Что-то с RFID-кодом, – прокомментировал Хостер очевидное. – Сообщить миссис Аллен?

– Не стоит, Базз, – торопливо сказал Хьюго. – Это не библиотечная книга. Метка поставлена по ошибке. Миссис Аллен приказала метку уничтожить, но если не получается…

– Забирайте, – сказал Хостер, – и если захотите взять себе, то выносите через склад.

– Конечно, – согласился Хьюго.

* * *

Хьюго отсканировал несколько страниц наугад – из начала книги, середины и конца (если он правильно понимал, где у книги начало), – написал письмо с просьбой определить, на каком языке написан прилагаемый текст, и разослал послание с прикрепленными файлами в двадцать шесть адресов из списка ученых, работавших в университетах Соединенных Штатов, Британии, Франции, Швейцарии и Канады. Он не ожидал, что ответы начнут поступать раньше следующей недели, и не очень понимал, что может сделать с книгой сейчас, кроме как разглядывать значки, пытаясь понять их смысл, если в значках хоть какой-то смысл действительно существовал.

Идея, пришедшая в голову вчера вечером, укреплялась в сознании Хьюго, хотя он отлично понимал ее зыбкость, необязательность и недоказуемость. Тем не менее, он был почти уверен… нет, уверен на все сто – так, как можно быть уверенным в том, что дважды два – четыре…

И еще он почему-то был уверен, что, если сейчас – именно сейчас, а не полчаса назад и не через несколько минут – выйдет в читальный зал, то непременно встретит там черноволосую девушку по имени Мария Барбьери, которой хотел задать несколько вопросов, никак, впрочем, не связанных с книгой, обнаруженной на полке с сочинениями Барбары Картленд.

Хьюго не считал себя человеком, подверженным импульсивным поступкам и склонным к предчувствиям, но сейчас у него не возникло сомнений. Он положил книгу, как и вчера, в верхний ящик стола, запер дверь, чего обычно не делал, и пошел в зал, где, конечно же, сразу увидел синьорину Барбьери, сидевшую за первым столом у окна, державшую в руках книгу, но смотревшую, тем не менее, не на строчки текста, а в ту сторону, откуда вошел Хьюго – будто ждала его появления. Когда их взгляды встретились, девушка улыбнулась, кивнула и поднялась навстречу.

– Доброе утро, – сказала синьорина Барбьери, протягивая руки для пожатия.

– Доброе утро, мисс Барбьери, – сказал Хьюго, пожимая протянутые ему тонкие пальцы.

И оба смутились.

– Я нашел ваше имя в библиотечной карте, – объяснил Хьюго.

– Я хотела спросить… – начала девушка, но Хьюго не дал ей договорить.

– Я тоже хочу побеседовать с вами о книге, – сказал он. – Пойдемте в мой кабинет, там никто не помешает разговору.

– А это не…

– Все в порядке, – улыбнулся он, вызвав ответную улыбку, которую смог бы описать разве только популярной цитатой из романа Барбары Картленд, например, из того, что остался лежать на столе в читальном зале.

– У вас даже окна нет, – констатировала синьорина Барбьери, переступив порог кабинета.

– Зато ничто не отвлекает. Кондиционер включен, и микроклимат у меня такой, какой я хочу. Немного прохладнее, чем любят многие, но мне нравится такая температура. Если хотите, я сделаю теплее.

– Нет-нет, – сказала синьорина Барбьери, – я тоже люблю прохладу. А где…

– Садитесь сюда, – Хьюго усадил девушку за стол, на свое рабочее место, придвинул стоявший в углу пластиковый стул и, прежде чем сесть, вытащил книгу из ящика.

– Я хотел бы, – начал он со стеснением в голосе, – спросить вас… Только не обижайтесь, если вопрос покажется вам…

– Да-да, – рассеянно произнесла синьорина Барбьери, перелистывая страницы, – спрашивайте.

– Вы точно никогда раньше не видели и не держали в руках эту книгу? – выпалил Хьюго.

– Никогда, – спокойно сказала синьорина Барбьери. – И вы знаете об этом так же хорошо, как я.

– Откуда… – начал Хьюго и замолчал, потому что девушка была права: он точно знал, что она никогда не видела эту книгу, прежде чем сняла ее с полки в библиотеке.

– Извините, – пробормотал он, – я должен был спросить, потому что…

– Чтобы все было ясно, – кивнула синьорина Барбьери и посмотрела Хьюго в глаза. Все стало ясно между ними, и Хьюго сказал:

– Получается странная вещь. В одиннадцать часов книги на полке не было. В это время Эмма, вы ее видели, обходит полки с художественной прозой и проверяет, не упала ли какая-нибудь книга на пол… в общем, наводит порядок. Если бы эта книга стояла на полке, то… она так выделяется белым корешком без названия, что Эмма должна была заметить. Вы пришли…

– Сразу после обеда, примерно в половине третьего. Направилась к полке, чтобы взять «Выше звезд»…

– И сразу обратили внимание?

– Конечно.

– Значит, кто-то поставил книгу на полку между одиннадцатью часами и половиной третьего.

– Разве в библиотеке нет камер слежения? – удивилась девушка. – Я видела одну в холле.

– Верно, – кивнул Хьюго. – Это на случай, если кто-то захочет вынести… и еще есть две камеры в отделе редких книг, в торце читального зала, там дверь…

– Я видела, – кивнула синьорина Барбьери. – А в читальном зале…

– Нет. Отсутствует повод, понимаете… Свободный доступ. Любую книгу можно взять с полки, можно зарегистрировать у библиографа – на случай, если захотите книгу отложить, – а можно просто посидеть, почитать.

– Понимаю, – протянула синьорина Барбьери. – Значит, если кто-то захочет не украсть книгу, а наоборот, принести свою, то система…

– С этой книгой такой номер не прошел бы. На ней радиометка библиотеки. Если бы кто-нибудь принес ее и попытался войти в зал из холла, начался бы трезвон.

– Значит, – заключила Мария, – кто-то принес книгу без метки и уже здесь…

– Не получится! Книги сначала заносят в компьютер, потом ставят метку. У этой книги есть метка, но нет номера по каталогу, она не зарегистрирована.

– То есть…

– Никто это книгу не приносил, – отрезал Хьюго.

– Но не могла же она…

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно пожали плечами.

– Странно, правда? – сказала синьорина Барбьери.

– Вам, наверно, здесь очень скучно? – спросил Хьюго и удивился своему вопросу. – По сравнению с Миланом наш Фарго – безнадежная провинция…

Синьорина Барбьери будто ждала такого вопроса – ответила сразу, не задумавшись ни на секунду.

– О, нет! Мне здесь замечательно! Почти каждый день езжу по резервациям, их так много, до ближайшей всего полчаса езды автобусом!

– Парагнель? – уточнл Хьюго. – Не знаю… По-моему, от прежнего индейского духа не осталось ничего, кроме национальных костюмов, пошитых у Бекберна на фабрике.

– Да-да, я все это знаю, конечно. Но мне не нужен специфический индейский дух, все эти трубки мира и разрисованные физиономии. Я – историк религий, изучаю верования, обычаи – не те, что были когда-то, во времена первых колонистов или раньше, а нынешние. Я исследую, как менялись религиозные представления индейцев сиу, как христианство проникало в мир их духовности, сейчас это такая уникальная смесь… Индейцы, в основном, христиане, вы, конечно, знаете…

Хьюго кивнул, с удовольствием наблюдая, как, рассказывая, синьорина Барбьери повышала голос, начала жестикулировать, помогая жестами в тех случаях, когда ей казалось, что произнесенная фраза недостаточно эмоциональна.

– Я говорила с мистером Пидвиком, это настоятель церкви святого Иеремии.

– О, – улыбнулся Хьюго, – мы с ним знакомы. Обаятельный старик, верно? Знаете, синьорина Барбьери…

– Мария. Зовите меня по имени, а я могу вас звать… как?

– Хьюго. Это немецкое имя… я вижу, вам оно показалось странным.

– Вовсе нет.

– Мои предки – выходцы из Баварии. В Фарго много немцев. И шведов. Население у нас довольно странное для Штатов – почти нет англосаксов, это не Вашингтон или Филадельфия. И афроамериканцев вы почти не встретите.

– Ваш охранник…

– Метью. Кстати, он не афроамериканец, если говорить этнически. Он приехал лет пятнадцать назад из Конго, отец его там довольно известная личность, денег у него много, и он послал сына учиться в Штаты, а тот выбрал Фарго – ткнул, говорит, пальцем в карту, которая висела у отца на стене в его офисе в Конго-сити. Приехал, проучился на историческом полтора семестра, решил, что история его совершенно не интересует, и бросил. Домой, в Конго, не поехал – у него тут случился роман с… Неважно. В общем, он остался, год назад получил гражданство, работой доволен… я так думаю.

– В Америке, наверно, много таких, как Метью. Это не настоящее имя?

– Я знаю его, как Метью. Но, наверно, вы правы, Мария, в Конго детей так не называют.

– В Конго так детей не называют, – медленно, пробуя слова на вкус, повторила Мария, и фраза в ее исполнении прозвучала на гораздо более чистом английском, чем у Хьюго, хотя сказано было то же самое. Удивительный эффект, подумал Хьюго, так бы и слушал…

– У меня ощущение, – продолжала Мария, – что мы оба старательно говорим о чем угодно, только бы не сказать то, что каждый из нас считает важным, но слишком фантастическим, чтобы произнести вслух. Да?

– Да.

Это было правдой. Марии он мог сказать. Она не станет смеяться. Возможно, даже примет его идею всерьез.

Он взял книгу в руки, и она показалась ему вдвое тяжелее, чем была на самом деле. Если идеи обладают массой, то, поняв суть, ты делаешь предмет тяжелее. Глупая мысль, конечно, но если судить по ощущениям…

– Знаете, Мария, – сказал он, раскрыв книгу на середине и переводя взгляд с одного значка на другой, – я еще много лет назад…

– Много лет назад… – повторила Мария, улыбнувшись, он понял ее улыбку и сказал:

– Ну… шесть-семь, если быть точным… я учился в Гарварде…

– О! Вы окончили Гарвард?

– Представьте. И похоронил себя в этой дыре. Долгая история. И не интересная.

– Вы мне расскажете! – воскликнула Мария и прикрыла рот ладонью.

– Простите, – сказала она. – Это не мое дело, конечно.

– Я расскажу, – кивнул Хьюго. Ему действительно захотелось рассказать о себе все, но не сейчас. Они пойдут куда-нибудь… к Шерпу лучше всего… закажут по порции мяса, и он…

– Я расскажу, – повторил Хьюго, – потом. А сейчас хочу сказать, что еще в университете думал о книгах, о том, как возникают идеи, замыслы, мне было не интересно представлять, как в мозге взаимодействуют аксоны и синапсы, или что там еще… нейроны. Мне нравилось думать, что новые идеи подобны живым существам. Зарождение идей – будто зарождение жизни на Земле. Когда неживая клетка становится достаточно сложной, эволюция приводит к новому качеству – возникает жизнь.

– Возникает жизнь, – повторила Мария, и Хьюго послышалось в ее словах осуждение.

– Так и в мире идей, слов, в общем, того, что называют информацией, – когда ее становится очень много, наступает некий предел, и – как в мире биологических систем – может возникнуть новое качество: идеи, знания начинают воспроизводить себя самопроизвольно. Я, наверно, не очень понятно…

– Говорите, – тихо сказала Мария и сделала жест, который Хьюго, скорее всего, понял неправильно: подняла руку и хотела коснуться его ладони, но в последний момент… И все равно Хьюго показалось, что между пальцами пробежали тоненькие, как нити, огоньки святого Эльма. Должно быть, что-то отразилось в его лице, потому что Мария все-таки коснулась его ладони тонкими пальцами.

– Вам, наверно, не интересно, – пробормотал Хьюго.

– Говорите, – требовательно сказала Мария.

– Как-то я рассказал о своих соображениях знакомому студенту-биологу, и он… в общем, мы поспорили, и я понял, в чем ошибался. И вот – эта книга. Ее никто не приносил в библиотеку, я в этом уверен. Она просто возникла на полке. Не знаю, удалось бы увидеть этот момент, если бы в зале стояли камеры слежения.

– Чудо? Магия?

– Нет! Вы знаете, что произошло вчера утром? Наша библиотека подключилась к мировой библиотечной сети GLNS, стали доступны сразу миллиарды книг, журналов, рукописей – в электронном виде, конечно. Тогда и появилась эта книга.

– Бумажная, – напомнила Мария. – На обычной бумаге. С библиотечным кодом.

– Вот именно! С кодом, который никто не ставил и от которого невозможно избавиться!

– Но как…

– Господи, Мария, откуда я знаю? Это… Послушайте, – сказал Хьюго спокойно, – у вас есть другое предположение?

– Да, – кивнула Мария. – На каждой странице равное число знаков, видите? На странице девятнадцать строк, в каждой строке двадцать девять символов.

– Вы считали?

– Я люблю считать, – пояснила Мария. – Само собой получается. Иду и считаю деревья, высаженные вдоль улицы. Вхожу в зал и сразу обращаю внимание – сколько рядов, сколько мест в каждом ряду. Специально не считаю, я не маньячка, вы так сейчас на меня посмотрели… Но мозг сам оценивает. Сколько окон, например, в фасаде дома, мимо которого я прохожу… Я всегда это знаю, достаточно бросить взгляд.

– Наверно, это как-то называется… – начал Хьюго и замолчал. Не очень умно с его стороны – спрашивать, как психиатры называют такой синдром. У каждого в голове тараканы, у Джорди были свои – она не могла видеть немытой тарелки или пепельницы, в которой лежал окурок, – хоть один, пусть маленький. Нужно было сразу выбрасывать и мыть. Из-за этого Хьюго в свое время бросил курить, ну что это, в самом деле – не дай Бог бросить окурок в блюдце или на картонную подставку от пива.

Может, потому они с Джорди и развелись, что… Нет, конечно, хотя и это тоже сыграло свою роль.

– Это называется обсессивный синдром, – спокойно сказала Мария. – На самом деле я не считаю все подряд, так что не думайте, что я уже пересчитала пуговицы на вашей одежде.

– Я не…

– Хотя могу сказать, что их семнадцать, – с улыбкой закончила фразу Мария. —Число в мозгу само собой возникает, понимаете?

– Да, – кивнул Хьюго. – То есть, нет. Неважно. Вы говорили о книге.

– Девятнадцать строк и двадцать девять знаков в строке. Это сколько получается? Не смейтесь, Хьюго, с таблицей умножения у меня проблемы.

– Что вы, Мария, я не смеюсь, я тоже не умножу в уме!

Он вытянул из кармана телефон и нажал нужные клавиши. Быстрее было бы посчитать на калькуляторе, лежавшем в нижнем ящике, но пока достанешь…

– Пятьсот пятьдесят один, – сообщил Хьюго. – Ну и что?

– Сколько в книге страниц?

– Не знаю… – растерялся Хьюго. Что-то около пятисот пятидесяти, он считал, но наверняка сбился. – Пересчитать?

– Да, пожалуйста, – кивнула Мария и немного отодвинулась, чтобы не мешать Хьюго листать страницы.

Одна, две, двадцать, пятьдесят, сто… Легко ошибиться, когда на тебя смотрят черные глаза, в которых… Он не хотел знать – пока не хотел, – что скрывалось в глазах девушки. Триста двадцать… Четыреста пятьдесят…

– Пятьсот пятьдесят три, – сказал Хьюго.

Мария взяла книгу из его рук, открыла на последней странице.

– Здесь еще три полные строчки и пятнадцать знаков на неоконченной.

– Хотите, я подсчитаю?

– Да, – нетерпеливо произнесла Мария. – Мне кажется, я знаю результат, но вы перемножьте.

Почему-то Хьюго был уверен, что Мария действительно знает, сколько в книге знаков. Если она интуитивно…

– Триста четыре тысячи восемьсот пять, – сказал он. – Не так много, вообще-то. Примерно семь с половиной листов. Небольшой роман. А книжка толстая… Мария, что с вами?

Девушка сидела, закрыв глаза и шевеля губами. Пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Хьюго подумал, что Мария молится, он услышал что-то похожее на «Libera me Domini…». Наверно. Почему бы ей не быть набожной, она итальянка, они все католики, но почему Мария именно сейчас решила читать молитву?

– Это… потрясающе, – сказала девушка, открыв глаза и сразу переменившись.

Хьюго молча ждал.

– Я специалист по истории религий, – будто извиняясь, произнесла Мария. – Сама католичка, мы с мамой ходим… ходили в церковь каждое воскресенье, когда мама была жива. Сейчас я редко… как-то так получается… разве что на концерты в Миланском соборе, я там слушала Реквием Верди, это было в последнем году прошлого тысячелетия.

– Девятьсот девяносто девятом?

– Нет, – Мария бросила на Хьюго недовольный взгляд. – В двухтысячном, конечно. Я не принадлежу к тем гуманитариям, которые уверены, что нули в конце числа означают новое тысячелетие.

– Простите, я не…

– Неважно. Пел Паваротти, дирижировал Аббадо, а других солистов я не помню. Это было… Простите, Хью, я только хотела сказать, что…

– Я понял.

– Нет, – упрямо произнесла Мария. – Вы знаете, сколько знаков в Моисеевом Пятикнижии? В оригинальном тексте, который евреи называют Торой? Это число никогда не менялось. Когда переписывают Тору, не ошибаются ни в едином знаке, иначе текст теряет сакральность. Если есть свои константы не только в физике, но и в теологии, то это число – одно из немногих. Наряду с шестью днями Творения и десятью заповедями.

– Вы хотите сказать, Мария, что в Пятикнижии триста четыре тысячи восемьсот пять знаков?

– Проверьте, – кивнула Мария. – Это легко сделать, наберите в Гугле…

Хьюго был уверен, что Мария не ошиблась. Через минуту он в этом убедился.

– И еще здесь написано, – прочитал Хьюго с экрана, – что, если учитывать пробелы, то в Моисеевом Пятикнижии шестьсот тысяч знаков – столько душ составлял народ Израиля, когда евреи вышли из Египта. В нашей книге пробелов нет, и… Мария, вы говорили, что в тексте нет ни одного повторяющегося знака. Это тоже довольно легко проверить, хотя придется потратить несколько часов. Вы не торопитесь? – вопрос он задал небрежно, но по ощутимому напряжению в голосе легко было понять, как важно Хьюго услышать положительный ответ.

– Вообще-то, – поморщилась Мария, – у меня в два часа встреча с… одним студентом. У него «хвост» по истории религии, и мы договорились, что я с ним позанимаюсь. Но я могу позвонить и отменить. Хотя…

– Хотя лишние деньги вам не помешают, – догадался Хьюго. Почему-то ему было неприятно не столько то, что Марии приходится думать о дополнительном заработке, сколько то, что клиентом был некий студент, который наверняка будет не только слушать объяснения, но и смотреть… и слушать, конечно, тоже – голос, тембр, интонации…

– Собственно, – сказал он, злясь на себя, – вы мне здесь не очень-то и нужны. Отправляйтесь к своему студенту, а я тем временем инсталлирую программу сравнения изображений – она у меня есть на диске, но пользоваться ни разу не приходилось, – и попробую до вашего возвращения получить хоть какую-то информацию.

Уходить Марии не хотелось, не такие уж большие деньги она зарабатывала на репетиторстве, чтобы держаться за каждый урок, но равнодушный, как ей показалось, тон Хьюго ее немного уязвил.

– Хорошо, – сказала она, поднимаясь. – У вас есть номер моего мобильника? Вы ведь видели мою библиотечную карточку.

– Я не собирался… – смутился Хьюго.

– Значит, номер вы знаете, – заключила Мария. – Если получится что-то интересное – звоните. После четырех, пожалуйста.

* * *

Из разосланных вчера писем вернулись с ответами три: от профессора Ричарда Монтенегро (университет штата Алабама), доктора Присциллы Винтер (институт изучения древних языков, Колумбийский университет) и доктора Хозе Касадоса (музей истории Каталонии, Барселона). Все трое утверждали, что пиктограммы, присланные Хьюго, не имеют отношения ни к одному известному им древнему языку, а к современным – подавно. Скорее всего, это чья-то придумка (возможно, даже ФБР или иной подобной структуры) с целью шифровки информации или, что более вероятно, абстрактные изображения. Современные художники любят ребусы, поглядите, сэр, какая картина была выставлена прошлой осенью в Музее Ван Гога в Амстердаме. Фотографию прислала миссис Винтер – что-то отдаленно общее действительно было у фантазии художника Криспена со значками из книги. Однако, не Криспен, конечно, устроил мистификацию в библиотеке города Фарго, Северная Дакота, Соединенные Штаты.

Других ответов Хьюго не ждал. Странно – он никогда не был так убежден в том, что прав. Самое уникальное издание в истории. Книга, возникшая ниоткуда. Шекспир прав, утверждая, что «из ничего и выйдет ничего». Появилась книга потому, что информация в сети GLNS достигла критического предела и начала, как когда-то жизнь, воспроизводить сама себя. Нелепо, в принципе. Информация не материальна. Как из знания о чем-то, пусть даже этого знания невообразимо много, могла возникнуть материальная книга: обычная бумага, типографская краска и клей, применяемый в переплетных работах? Стандартная по всем параметрам книга – кроме одной особенности: она содержит текст (значки? пиктограммы?), не соответствующий ни одному известному языку.

Хьюго закончил сканировать все страницы, включил программу сравнения изображений и только тогда почувствовал голод. Третий час – уже и обед прошел, а он не заметил. Вот еще странность – за весь день никто ему не помешал делать то, что он считал нужным. Обычно к нему заглядывали то Дона, то кто-нибудь из библиотекарей – за консультацией, или нужно было найти какие-то места в текстах книг, а он это умел делать лучше прочих, или, бывало, тот же Метью или кто-нибудь еще из охранников заглянет – перекинуться словом, пересказать новости.

Хьюго спустился в кафетерий, расположившийся в полуподвальной части здания, взял пару сэндвичей и кофе и вернулся к себе, съев по дороге половину сэндвича и выпив почти весь стаканчик. На экране, как он и ожидал, красовалась в центре одинокая цифра «0», число просмотренных знаков достигло двухсот тридцати тысяч, не так уж много оставалось до конца, Хьюго прикинул – через полчаса он будет знать точно. Будет знать то, в чем Мария и прежде была уверена.

Самая странная книга из всех, какие он когда-нибудь держал в руках. И самая обычная. Находка для любого библиофила. Уникальная ценность. Какова вероятность того, что число пиктограмм в книге случайно совпало с числом букв в Пятикнижии? Какова вероятность, что кто-то случайно принес с собой и оставил на полке книгу, содержащую, к тому же, уникальный RFID-код, никогда и никем не нанесенный? Нуль – вот какова вероятность того, что все это произошло случайно.

Пластиковый стаканчик Хьюго выбросил в мусорную корзину, неплохо бы взять еще кофе, но до окончания работы программы сравнения оставалось совсем немного времени, и он решил потерпеть. Терпеть пришлось почему-то дольше, чем он рассчитывал. Когда уже все знаки, если верить счетчику, оказались просмотрены, программа минут пять не выдавала окончательного результата, хотя он был ясен – в центре экрана по-прежнему высвечивался большой нуль, но иконка «процесс завершен» долго не появлялась – что еще можно было сравнивать, Хьюго не знал. Может, сравнив основные линии и не найдя общего, программа принялась разбираться в тонкостях, не видимых невооруженным глазом? Хьюго протянул было руку, чтобы остановить практически законченный процесс, но программа сделала это, наконец, сама – иконка с нулем исчезла, и вместо нее появилась надпись: «Просмотр закончен. Одинаковых знаков не обнаружено».

Хьюго достал телефон и набрал номер Марии, поскольку часы на дисплее показывали начало пятого – надо же, как быстро прошел день. Дожидаясь ответа (почему Мария так долго не отвечает?), Хьюго поглядел почту. Пришли еще четыре ответных письма: от профессора Хижняка из Московского университета (специалист по древнеславянской письменности), от доктора Морриса из университета в Детройте (языки народов Америки), от Кэмпбелла из музея «Метрополитен» (классный знаток Древнего Египта) и от Боба Ходжсона, старого приятеля, с которым Хьюго учился на одном курсе в Гарварде. Боб сделал более интересную карьеру, нежели Хьюго, – вот уже три года он работал в Библиотеке Конгресса в должности библиографа-консультанта, и хотя формально это была более низкая должность, чем у Хьюго, на самом деле – учитывая масштабы библиотек – Ходжсон руководил двумя десятками сотрудников и сам занимался не только библиотечными делами, но и научными исследованиями, правда, Хьюго не знал точно, в какой именно области. За три года они с Бобом однажды виделись на конференции в Филадельфии и пару раз случайно пересеклись в интернет-дискуссиях, так и не выяснив ничего о личных делах друг друга. Хьюго знал, что у Боба была девушка, но поженились ли они? Были ли у них дети? Надо будет спросить при случае.