Читать книгу: «Уходящие в темноту. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 22», страница 5

– Хью? – голос Марии почему-то звучал, как показалось Хьюго, напряженно, будто она была не одна или не хотела говорить, и его настроение испортилось сразу и навсегда. – Я вас слушаю, есть что-нибудь новое?

– Да, – сказал Хьюго таким же напряженным голосом. – Вы были правы, Мария, среди пиктограмм нет одинаковых.

– Я же говорила…

Почему такой сухой голос?

– Извините, если я не вовремя.

– Господи, Хьюго, о чем вы! – воскликнула Мария. – Я говорю с вами и одновременно считаю до трехсот, вот уже и досчитала. У меня испортился таймер в микроволновке, надо отнести в починку, но все забываю. Вот и приходится считать в уме, чтобы не подгорело или не пережарилось.

– А что у вас…

– Пицца – что еще может приготовить себе на ужин простая итальянская девушка?

Хьюго рассмеялся.

– А я подумал… Послушайте, Мария, я тоже голоден и очень хочу настоящего кофе.

– Я думала, вы любите пиво.

– Потому что я из немцев? Ничего подобного, терпеть не могу. Так может, мы сходим, поужинаем?

– Конечно, – согласилась Мария. – И книгу захватите, хорошо?

– Э-э… – смутился Хьюго, вспомнив, что вопрос о том, как вынести книгу из библиотеки, пока не решился. – Хорошо. Давайте встретимся через час на углу Четырнадцатой авеню и Северного Бродвея.

– Договорились.

Он сказал «хорошо»? Значит, теперь точно придется последовать совету Базза и выйти через служебный ход – обычное дело для персонала, но почему-то так получилось, что Хьюго ни разу этим входом не пользовался, и сейчас ему казалось, что он собирается сделать что-то предосудительное. Странно устроена человеческая психика – обычное для всех он считал неудобным для себя… почему?

В почте появились еще два ответных письма – одно из Австралии, другое из Японии, вот и противоположное полушарие подключилось. Видимо, там начался рабочий день, а здесь как раз заканчивается.

Разнообразием письма не отличались. «Нет такого языка». Отстучав всем общее «спасибо», Хьюго вернулся к единственному письму, отличавшемуся от остальных. Ходжсон написал коротко: «Позвони». И все. Номер телефона Хьюго нашел в информации о пользователе и подумал, что сейчас звонить, наверно, не стоит – на восточном побережье разгар вечера, Боб наверняка уже дома. Возможно, занят семейными делами.

Решив позвонить Бобу завтра утром, Хьюго аккуратно положил книгу в рюкзачок, выключил компьютер, запер кабинет и, почему-то нервно глядя по сторонам, направился в кафетерий, откуда вел на улицу служебный выход. Ему казалось, что Базз или его вечерний сменщик Метью непременно догонит его и остановит словами: «Почему вы, мистер Мюллер, нарушаете инструкции?».

Разумеется, никто его не остановил, и, оказавшись на улице, Хьюго окунулся в вечернюю городскую духоту. Марию он увидел, подъезжая к перекрестку, – она сидела на скамейке в окружении детских колясок и радостных мам, рассказывавших соседкам о том, какой замечательный у них ребенок.

– Боже, – воскликнула Мария, опускаясь на сиденье рядом с Хьюго, – я даже не подозревала, что у таких маленьких детей может быть столько талантов и столько болезней!

Хьюго рассмеялся.

– Вы не считаете талант болезнью? – спросил он, выруливая на Северный Бродвей и притормаживая у платной стоянки возле кафе «Сакакавиа».

– А вы считаете? – вопросом на вопрос ответила Мария: – Если болезнью считать любое отклонение от среднего значения…

– Не любое. Я читал, что существует распределение людей по способностям, математики называют его гауссовым, а биологи определили, что болезненным отклонением от нормы можно считать отклонение, равное трем стандартным. Не спрашивайте меня, что это означает.

– По-моему, – заявила Мария, выбираясь из машины, – все это чепуха, потому что никто толком не определил, где конкретно проходит граница между человеком способным и уже талантливым.

– Так ведь границу между здоровьем и болезнью тоже определить трудно, не так ли? – Хьюго пропустил Марию вперед и пошел следом к ярко освещенному входу в кафе. Столики были расставлены и на тротуаре, но Хьюго предпочитал кондиционированный воздух в помещении уличной духоте.

Свободных мест было немного, они сели у дальней стены – здесь можно было хоть как-то ощутить свою отделенность от общей суеты.

– Когда человек утверждает, что нечто возникает из ничего, – сказала Мария, сев так, чтобы видеть не зал, а только Хьюго, расположившегося напротив, – это норма или болезнь?

– Не знаю, – серьезно сказал Хьюго. – Сегодня я все время думал… Искал варианты. Кстати, я получил ответы почти от всех, кому посылал скан страницы.

– И все сказали, что такого языка нет?

– Вы этого ожидали?

– Вы – нет?

– Нет, не ожидал, – Хьюго отодвинулся от стола, чтобы подошедший официант смог поставить бокалы и кувшин с апельсиновым соком. Меню Хьюго раскрывать не стал, он знал, что здесь нужно заказывать, и посоветовал Марии: – Попробуйте запеченную говядину, не пожалеете.

Мария покачала головой, перелистывая страницы.

– Мне овощной салат, – сказала она официанту, – и авокадо в соусе. И двойной кофе.

– Вы вегетарианка? – поинтересовался Хьюго, когда официант отошел.

– Вовсе нет, – улыбнулась Мария. – Просто в такую жару… Не хочется. Дома я тоже летом почти не ела мяса, а мама меня пыталась накормить чем-нибудь калорийным…

– Расскажите о себе, – попросил Хьюго. – Вы жили в Милане, а я всю жизнь мечтал попасть в этот город.

– Увидеть собор, замок Сфорцеско, – подхватила Мария.

– Нет-нет, – запротестовал Хьюго. – Это, наверно, странно, но меня никогда не интересовал знаменитый собор, хотя свой путь по Милану я мечтал начать именно с этой площади. Но повернуться к собору спиной, пройти по галерее Наполеона, выйти к театру Ла Скала и долго стоять, разглядывая фасад и представляя, как к зданию подъезжают красивые экипажи, из них выходят мужчины во фраках и помогают выйти дамам в вечерних нарядах… И вместе с ними в театр входят Пуччини, Леонкавалло… Верди…

– Вы любите оперу? – спросила Мария и продолжала, не дожидаясь ответа: – А я была в Скала только раз – приезжал Большой театр из России и показывал балет Чайковского.

– Вы любите балет? – спросил Хьюго немного обескураженным тоном, не очень понимая, как можно, живя в Милане…

– Нет, – призналась Мария. – Меня повел приятель, он себе все ладони отбил, а я слушала музыку, закрыв глаза, потому что балерины мне мешали. Музыку очень люблю, но всегда слушаю одна, дома, закрыв глаза… Это болезнь, доктор?

– Что вы, – смутился Хьюго. – Если честно, то сейчас я тоже слушаю музыку именно так. Просто нет другой возможности. А почему вы занялись историей религий?

– А почему вы стали библиотекарем? Вспомните себя, когда вы принимали решение, и все поймете. Это не зависит от конкретной специальности. Просто что-то начинает шевелиться в душе, детские желания соединяются с взрослыми расчетами будущей карьеры.

Официант принес заказ, и разговор на время прервался. Хьюго пожалел, что не заказал вина, он почему-то подумал, что это лишнее, вино можно будет заказать потом, если… Что «если», он не очень понимал, возможно, никакого «если» не будет…

Они ели, то и дело поднимая глаза друг на друга, и едва заметно улыбались. Этого было достаточно для общения, и когда вилки были положены на тарелки, Хьюго, пожалуй, знал о Марии больше, чем она могла бы за то же время рассказать словами. Почему-то он был уверен, что она росла без отца, а мать у нее была женщиной властной, иначе нельзя, если растишь ребенка одна, и нужно еще делами заниматься, наверняка Мария мечтала вырваться из-под материнской опеки… Господи, какие только фантазии приходят в голову.

– Я почему-то подумала, – сказала Мария, – что вы женились не по любви, а чтобы доказать себе, что… бывает так у юношей… кажется, что никому не нравишься, и женишься на первой же девушке, которая не смотрит на тебя презрительным взглядом.

– Так и было, – подтвердил Хьюго, не удивившись проницательности Марии. – А я подумал, что отец ушел от вашей матери, когда вы были маленькой.

– Что вы, – рассмеялась Мария. – Папа нас не бросал, но он палеонтолог, и очень много времени проводит в экспедициях. Сейчас копает в Алжире – нашли интересные кости. Я очень любила маму, она была, как капитан корабля, с которого сбежала команда. Все нужно было успеть самой, за всем уследить, и собственную дочь воспринимаешь не как личность, а как… скажем, котел в машинном отделении.

– Мария, – Хьюго решил вернуться к главной теме, хотя ему было очень интересно и важно знать, как Мария жила раньше, был ли у нее кто-то. – Я хотел спросить… О чем вы подумали, когда взяли в руки книгу? Вы увидели ее на полке…

– Да, и сразу поняла, что это не обычная книга, – задумчиво произнесла Мария. – Я еще и в руки ее не взяла, но уже знала, что сейчас начнется необычное. Странное ощущение. А когда я взяла книгу в руки и раскрыла… Знаете, Хью, я совсем не удивилась, увидев значки. Мне кажется, я удивилась бы, если бы на странице оказался обычный текст женского романа, что-нибудь вроде «Он прильнул губами к ее губам», ну, вы понимаете. И в это время появились вы.

– А если бы не появился? Вы бы поставили книгу обратно?

– Нет! Не знаю, что бы я сделала, но у меня возникло ощущение, будто это моя книга, понимаете?

– Да, – кивнул Хьюго. – У меня появилась та же мысль, когда я взял книгу из ваших рук. И почему-то я уже тогда был убежден: книга возникла на полке сама по себе. Не материализовалась из ничего, это глупости. И тем не менее…

– Она у вас с собой? – спросила Мария.

Хьюго достал книгу из рюкзака, лежавшего у ног, будто верная собачонка, и положил на стол.

– Что с ней делать? – спросил Хьюго не столько Марию, сколько себя. – Специалисты утверждают, что это не символы какого бы то ни было языка. Никто не заинтересовался, откуда значки, никому не стало интересно, что они могут означать.

– Может, спрашивать нужно было не лингвистов, а специалистов по криптографии?

– Им я тоже написал, – кивнул Хьюго. – Трое были специалистами именно по криптографии.

– Вы сообщили, откуда взяты пиктограммы?

– Конечно. Иначе мне не ответили бы. Мария, я думал, знатоков расхолаживает то обстоятельство, что книга по всем прочим параметрам совсем обычная: бумага, печать, клей, даже библиотечный код. Да, непонятно, как книга оказалась помеченной, но сама метка обычная, в нашей библиотеке книги помечены именно таким образом.

– За исключением того, – задумчиво добавила Мария, – что остальные книги занесены в каталог, а эта – нет.

– А эта – нет, – повторил Хьюго.

Мария осторожно взяла книгу и раскрыла посредине.

– Может быть, каждый значок все-таки обладает собственным значением? Каждый значок не часть слова, не слово даже, а целое предложение. Или абзац. Или даже история. Это возможно? Как в каталоге – вы придаете книге номер или иное кодовое обозначение. Видите код и понимаете, какому тексту он принадлежит.

– Понимаю. Каждый значок может символизировать целую историю, если знать код, вы это хотите сказать?

Мария кивнула.

– Для шутки или мистификации это уж совсем…

– Но мы решили, что это не шутка и не мистификация? Вы говорили о появлении идей из ничего…

– Не из ничего, – покачал головой Хьюго. – Из уже имеющейся информации, которой стало слишком много. Как в первородном океане зарождается жизнь и начинает развиваться сама собой… Смысл рождает смысл. Почему новый смысл должен быть изложен человеческим языком? Любым из человеческих языков?

– Большая часть книг в библиотечной сети, – перебила Мария, – это книги на английском, да? Вот видите. Если следовать вашей логике, то и эта книга должна быть по-английски. Если она что-то такое, среднестатистическое… Среднестатистическая бумага, среднестатистический клей… то и язык…

– Наверно. С другой стороны, если информация может сама себя рождать… Может, существует некий природный язык?

– Или… – сказала Мария и замолчала, закрыв книгу, положив на нее обе руки и глядя перед собой. Хьюго обернулся, чтобы увидеть, на что смотрит Мария, но там была белая стена, будто экран, на который легко проецировать собственные мысли.

– В этой книге, – медленно произнесла Мария, будто в трансе, – столько же знаков, сколько в Пятикнижии. Бог продиктовал Моисею Тору на горе Синай, и Моисей записал то, что слышал, – на своем языке, конечно. Но говорил ли Бог на любом из человеческих языков? Или это были образы, которые Бог вкладывал Моисею в голову? И Тора была изначально создана Богом на его языке? На языке с бесконечным количеством смыслов? На языке, каждый знак которого соразмерен Вечности? Математики находят в тексте Ветхого завета указания на события, которые тогда еще не произошли…

– Я знаю, – поспешил проявить свои познания Хьюго, – Рипс? Я читал «Библейский код» Дрознина и не согласен с…

– А если это лишь малые осколки реальных бесконечных смыслов? – продолжала Мария, не слыша Хьюго. – Если эта книга и есть истинное Пятикнижие, написанное на единственном языке, охватывающем все пространство и все время? На языке Бога?

– Мария…

Девушка вздохнула, провела ладонью по белой обложке и отдернула руки.

– Вы на самом деле думаете…

– А почему нет? – с вызовом сказала Мария. – Разве не появилась книга из ничего? Разве не написана она на несуществующем языке? Разве хоть один символ повторяет другой? Разве число символов…

– Да-да, – нетерпеливо сказал Хьюго. – Но бумага… Брошюровка…

– Разве книга книг непременно должна быть написана на папирусе, пергаменте или другом экзотическом носителе? А если бы это оказался файл в вашем компьютере?

– Было бы естественнее, – кивнул Хьюго. – Когда у меня возникла идея о том, что информация самопроизвольно родила информацию, я сразу сказал себе: «Почему книга? Это должен быть файл».

– Должен? – переспросила Мария со странным выражением лица, которое Хьюго не смог понять: сказано было то ли с легким презрением, то ли с таким же легким недоумением, то ли, напротив, с участием и согласием.

– Вы правы, «должен» – не то слово, но я подумал…

Хьюго окончательно смутился и замолчал, глядя на белую матовую поверхность обложки. Показалось ему или действительно книга за прошедшие часы стала немного темнее? Белый цвет не был уже таким ярким, в нем возникла не определимая пока серость, это могло, конечно, казаться из-за не очень яркого освещения в кафе, нужно было вынести книгу на солнечный свет, но сейчас и это было невозможно – на улице стало совсем темно. Это кажущийся эффект, убеждал себя Хьюго, прекрасно понимая, что ничто, связанное с книгой, не может быть кажущимся – до сих пор она не обманывала органы чувств, значит, и сейчас…

– Мария, – сказал он, проведя пальцем по обложке, – вам не кажется…

– Кажется, – девушка не позволила Хьюго закончить фразу, ему даже хотелось, чтобы Мария перебивала его, продолжала его слова, дополняла его мысли – приводила их в порядок, придавала нужное направление.

– У белого цвета, – Мария провела пальцем по обложке и натолкнулась на палец Хьюго. Соприкоснувшись, пальцы исполнили танец расставания и сближения и, наконец, прильнули друг к другу.

– У белого цвета, – повторила Мария, когда танец пальцев закончился, – множество оттенков, как у всякого другого.

– У белого цвета, – возразил Хьюго, – не может быть оттенков. Это сложение всех цветов, символ совершенства. Любой оттенок – искажение совершенства…

– Белый цвет, – прервала его Мария, – состояние неустойчивого равновесия, вершина цветовой горы, и достаточно появиться любому оттенку…

Она замолчала, Хьюго не стал заканчивать фразу, смысл которой был понятен обоим. Пальцы их, всего лишь прижавшиеся друг к другу, сплелись, Хьюго и Мария поднялись, соединив ладони над книгой, и обоим показалось, что обложка заискрила огнями святого Эльма, они отдернули руки и посмотрели друг другу в глаза.

– Надо проверить, – деловито произнес Хьюго. – Я уверен, что это нам кажется – освещение здесь не очень хорошее.

– Пойдем, – согласилась Мария. – Только на улице темно, фонари искажают цветовое восприятие.

– У меня дома, – сообщил Хьюго, – лампы дневного света. Цвет в их лучах не искажается. Во всяком случае, – добавил он смущенно, – так сказано в инструкции.

* * *

Обложка стала темнее. Ненамного, но все-таки заметно. Появился оттенок серого или, может, синего – если держать книгу к свету под одним углом, казалось, что она становится серой, а если под другим – синей.

– Или желтоватой, – произнесла Мария с вопросительной интонацией.

Они сидели на кухне в квартире Хьюго под яркой белой лампой, и книга расположилась на столе, как ей самой хотелось.

– Может, чуть желтоватой, – согласился Хьюго, хотя ему оттенок казался скорее зеленоватым. Японцы, говорят, воспринимают несколько тысяч оттенков, сейчас Хьюго был уверен, что даже двух десятков не различит.

– Если все так, как мы думаем, – сказала Мария, – эта книга… такая ценность, какой никогда не было. За нее будут предлагать миллионы.

Хьюго молчал.

– Наверно, – продолжала Мария, – нужно все страницы скопировать и показывать экспертам только копии. А оригинал завтра утром положить в банк. Купить сейф на какое-то время. Пусть книга лежит там.

Хьюго молчал, смотрел на Марию, думал.

– Вы представляете, что начнется в научном мире, когда о книге станет известно? – говорила Мария. – Сенсация больше той, что была, когда вышел «Код да Винчи». Ватикан захочет получить книгу и спрятать ее подальше. Евреи потребуют, чтобы книга хранилась в Иерусалиме, ведь это книга Бога. Истинный текст Торы на языке Творца. Язык Творца, понимаете, Хью, что это значит для человечества, а не только для науки?

Хьюго молчал.

– Хью! – воскликнула Мария, попытавшись поймать его взгляд. – Почему вы молчите? Нужно придумать, как сохранить книгу, ведь за ней начнется охота, вы это понимаете?

Хьюго кивнул. Он протянул над столом руки и взял ладони Марии. Он посмотрел, наконец, ей в глаза и, вообще-то, не собирался говорить ничего больше.

– Хью…

– Мария, – сказал он, вернувшись из выдуманной страны, в которой он и Мария давно были женаты и растили троих детей на удаленной от города ферме, где было все для привольной жизни, и главное – книги, которые он и его любимая жена по вечерам читали вслух, а дети сидели на полу, скрестив ноги по-турецки, и слушали так внимательно, как только дети и умеют слушать, уходя всей душой и сознанием в мир, описанный черными значками на белых страницах.

Хьюго дернул головой и повторил:

– Мария, боюсь, все будет не так. Сейчас расплодилось столько романов о таинственных рукописях и книгах, каждая из которых способна изменить историю человечества, и столько сейчас вышло фильмов… Сформировался стереотип, понимаете? Помните сказку о мальчике, который кричал «Волки, волки!»? Когда напали настоящие волки, никто ему не поверил.

– Это разные вещи! То романы, их публикуют по штуке в день, у вас в библиотеке целая полка…

– Три, – поправил Хьюго. – Исторические триллеры занимают стеллаж, а книги о таинственных книгах – три полки сверху. Слева от кафедры библиографа, пятый ряд.

– Это всего лишь книги, придуманные…

– И это тоже, – пальцы Хьюго коснулись теплой бумаги, – всего лишь книга.

– Вчера и сегодня, – продолжал он, – я разослал больше сотни сообщений о том, что случилось. Послал специалистам – лучшим в мире! – скан одной из страниц. Спросил у самых надежных экспертов по древним и экзотическим языкам, что они могут сказать о пиктограммах. Две трети не ответили вообще.

– Хью! – воскликнула Мария. – Прошел всего день! Они не успели.

– Хорошо. Треть ответила. Такого языка не существует, – сказали эксперты в один голос. Это мистификация, – сказали они. Уверяю вас, Мария, остальные ответы, если кто-нибудь еще ответит, будут такими же. Никому это не интересно. У всех свои проблемы и научные задачи. Кто станет возиться с идеями заштатного библиотекаря из заштатного американского города, население которого не дотягивает даже до сотни тысяч?

– Хью, вы так уверены…

– Я знаю, – с горечью произнес Хьюго.

– Тогда мы сами… Это даже лучше! Мы – первые, и мы все сделаем, как надо. Послушайте. Завтра нужно найти лабораторию, в которой исследуют химический состав бумаги и клея…

– У нас, в Фарго? – скептически улыбнулся Хьюго.

– В университете.

– В университете нет химического факультета. Есть сельскохозяйственный, они исследуют урожайность… вы полагаете, кто-то захочет бросить свою плановую работу и заняться…

– Мы заплатим!

– У них, скорее всего, и оборудования нет. Знаете, где могут провести такое исследование? В полиции. Они же изучают улики. Думаете, если мы придем в полицию, расскажем нашу историю, предъявим книгу, они заинтересуются? Мария, нас развернут в направлении выхода быстрее, чем кошка делает оборот вокруг оси, гоняясь за своим хвостом.

– Ну что вы все «будут и сделают»! – возмутилась Мария, встала и принялась ходить по кухне. – Надо начать, надо действовать. «Делай, что должно, и будь что будет!» Да?

– Конечно, – сказал Хьюго. – Так мы и сделаем. Завтра.

– Кстати, – вспомнил он, – единственный, кто хоть как-то отреагировал на мои послания, это мой старый знакомый Боб Ходжсон, он работает в Библиотеке Конгресса, мы с ним учились в Гарварде, но он сделал более приличную карьеру…

– Не говорите так!

– Боб прислал короткое сообщение: «Позвони».

– Что он сказал, когда вы позвонили? – Мария остановилась, облокотившись на кухонный шкафчик, отчего стоявшие на его крышке пустые бутылки тихо звякнули.

– Я еще не звонил. Вечером неприлично, у него своя жизнь.

– Вы меня поражаете, Хью! – заявила Мария. – Сколько сейчас времени? Еще и десяти нет. Набирайте номер.

– Боб живет в Нью-Йорке, – запротестовал Хьюго, – там почти полночь.

– Какой у него номер? Я позвоню сама.

– Не надо! – сейчас и самому Хьюго показалось странным, почему он не позвонил сразу. Да, Боб может быть занят – в крайнем случае, не ответит на звонок.

Хьюго прошел в гостиную, где на журнальном столике стоял подключенный к интернету лэптоп, и через минуту, глядя на экран и сверяя цифры, набирал отдаленно знакомый номер.

– Ходжсон слушает, – Хьюго включил динамики, и усталый, не очень довольный голос заполнил комнату.

– Это Хьюго Мюллер. Боб, ты написал, чтобы я позвонил. Надеюсь, я не очень поздно.

– Хью! – голос мгновенно изменился. – Хорошо, что ты появился. Я получил твой файл. Показал нашим специалистам по языкам и по кодировке.

– Спасибо… – пробормотал Хьюго.

– Видишь ли, в чем дело, Хью, – продолжал Боб. – Года два назад у нас была похожая история. Я тогда работал в отделе регистрации и хорошо помню. Видимо, хакерская атака, так, по крайней мере, это потом расценили. Во всех компьютерах библиотеки одновременно появились довольно большие файлы, содержавшие наборы то ли криптограмм, то ли пиктограмм – самые разные значки, никакой системы. Сотни файлов. Никаких вирусов наши системщики не обнаружили. Отследить адреса, с которых файлы были получены, не удалось. Никакого вреда компьютерам они не нанесли. У кого-то даже идея возникла, будто инопланетяне нам таким образом свои послания внедрили. Глупо, конечно, но когда не можешь решить задачу обычными способами, начинаешь придумывать фантастические.

– И что же… – нетерпеливо сказал Хьюго.

– Хочешь знать, чем кончилось? Ничем. Ты знаешь, у хакеров возникают самые идиотские идеи. Как они проникли в систему, выяснить не удалось, но тогда, помню, поменяли все пароли, усилили защитные программы… в общем, больше ничего подобного не происходило.

– А файлы? – голос Хьюго поднялся почти до крика. – Что вы сделали с файлами? Ты мог бы переслать мне…

– Нет, конечно. Нельзя хранить в компьютерах файлы, если нет уверенности в их происхождении. Файлы снесли, так что никаких следов.

Мария все это время теребила пальцами рукав Хьюго, требуя внимания, но он был слишком увлечен разговором.

– Хью! – не выдержала девушка. – Спроси его…

Хьюго недовольно отодвинул трубку от уха.

– Спроси, – быстро сказала Мария, – в тот день, когда появились файлы, не было ли…

– Я понял. Боб, – сказал Хьюго. – В тот день, когда появились эти файлы, не проводились ли какие-то действия с библиотечной компьютерной сетью? Я имею в виду…

– Хорошо, что ты напомнил, – оживился Боб. – Да, нашу сеть в тот день вывели на мировой уровень, именно тогда начала работать – еще не очень совершенная – мировая библиотечная система. О ней, кстати, много тогда писали, рассказывали.

– Тебе не кажется…

– Да что там кажется! Конечно, файлы появились именно поэтому.

Очень хорошо, – подумал Хьюго, – значит, мы одинаково думаем, Боб тоже считает, что информация начала порождать информацию!

– Как только возникла мировая сеть, – радостно говорил Ходжсон, – хакеры сразу и накинулись, это ясно. И то, что потом, когда усилили защиту, подобных атак больше не было, подтверждает этот вывод со всей очевидностью.

– Со всей очевидностью, – пробормотал Хьюго.

– Боб, – сказал он, – тебе не приходило в голову, что причина появления файлов могла быть совсем иной?

– Иной? Что ты хочешь сказать?

– Как тебе такая идея…

Хьюго говорил громко и медленно, почему-то ему казалось, что так его гипотеза – безумная, конечно, если честно, – лучше дойдет до сознания Боба. Он начнет думать, а не пропустит мимо ушей.

– По-моему, это самое естественное объяснение, – заключил Хьюго. – Оно годится и для твоего, и для моего случаев.

– Ты серьезно? – с недоумением произнес Боб. – Информация рождает информацию? Извини, но это… Фантастика. Такого не бывает, ты прекрасно и сам понимаешь, Хью. А твоя книга… Шутка. Конечно, сложная, но бывало и не такое. Как-то Эндрю Докинс, помнишь его, он учился на историческом, курс ниже нашего, кудрявый такой парень, на носу бородавка, он еще потом женился на Софи… впрочем, с Софи ты вряд ли знаком… Так я к чему? На третьем курсе Эндрю подшутил над Уолтером, его ты тоже не знаешь, неважно. Он договорился с бригадой грузчиков, чтобы те вывезли на свалку старый рояль. А рояль стоял в квартире Уолтера и был совсем новым, тот его недавно купил и всем рассказывал, какой это замечательный инструмент. Эндрю объяснил бригадиру грузчиков, что хозяин рояля немного не в себе, реакции у него неадекватные, он может устроить скандал, не нужно обращать внимания.

– Я помню эту историю, – перебил Хьюго. Он не помнил, но шутка (жестокая, надо сказать) с роялем не известного ему Уолтера не имела отношения к произошедшему. Да, бывают какие угодно розыгрыши, он и сам мог рассказать, о многом читал в книгах, но при чем здесь…

А вот так, – подумал Хьюго. Любой человек, не державший книгу в руках (а может, и державший – достаточно вспомнить миссис Аллен), скажет, что это чья-то шутка. Он и сам так думал, разве нет? Чего же требовать от Боба?

– Ну, если помнишь, – облегченно вздохнул Боб, – то понимаешь, что я хочу сказать. Ищи шутника. Наверняка это кто-то из постоянных читателей. Погляди по записям, кто приходил в библиотеку в то утро.

– Хорошо, – сказал Хьюго. – Значит, ты считаешь, что не нужно париться.

– Уверен. Собственно, это я тебе и хотел сказать. Твое послание показалось мне слишком серьезным. Мистификация того не стоит, уверяю тебя.

– Даже если учесть, что число символов в точности совпадает с…

– Хью, о чем ты говоришь! Мало ли что с чем совпадает! Для любого числа можно найти какой-нибудь аналог, в нашем мире столько сакральных и не сакральных чисел, что совпадения неизбежны, и если на каждое обращать внимание… Ты читал книгу Вернера «Магия чисел»? Примеров удивительных совпадений там столько, что…

– Читал, – сказал Хьюго. Бесполезный разговор, подумал он. Стена. Не пробить.

– Спасибо за совет, Боб, – сказал он. – Как ты? Извини, мы столько не общались, что я не знаю. Ты женился?

– Конечно! – радостно воскликнул Ходжсон. – Ее зовут Люси. У нас сын, Патрик. Здорово, правда?

– Почему ты сразу не сказал? – Хьюго почувствовал себя неудобно. Надо бы придумать какой-нибудь подарок, послать по почте. – Поздравляю! Передай от меня Люси большой привет. Вы оба молодцы.

– Спасибо, Хью, – с чувством произнес Боб. – В общем, ты меня понял? Что делать с книгой – тебе решать. Оставь на память. Уверяю тебя, шутник сам объявится, захочет узнать результат розыгрыша.

– Спокойной ночи, Боб.

* * *

– Вот так все и будет, – с горечью произнес Хьюго. – Розыгрыш. Случай. Никому ничего не нужно.

Мария подошла и положила руки на его плечи. Она хотела сказать что-то ободряющее, но глаза говорили немного не о том, точнее, совсем не о том, а о чем – Хьюго попытался понять, для этого надо было быть ближе… еще… и почему-то губы… при чем здесь губы, если глаза… Странно – он так давно не целовался с женщиной, нет, целовался, конечно, с женой, каждый день, легко так, в уголки губ или в щеку, вскользь, будто исполнял ритуал, может, потому они и расстались, что поцелуи их стали ритуальными, не такими, как вначале… как сейчас…

Какие хрупкие у нее плечи…

Мария отстранилась.

– У меня такое ощущение, – сказала она, – будто за нами наблюдают.

Хьюго тоже чувствовал – затылком, – что в комнате находится кто-то третий, невидимый, но внимательный. И добрый – да, добрый, он так чувствовал, взгляд не мешал, но помогал, хотя Хьюго и не мог понять – в чем именно.

Оба посмотрели на книгу.

– Ты думаешь… – Мария помедлила. – Она живая?

– Нет, – Хьюго был почему-то уверен в том, что говорил. – Она не живая, точно. И цвет обложки не изменился. Наверно, все дело в освещении.

– Или в нашем восприятии, – заметила Мария. – Меняется не книга. Меняемся мы. Дай-ка…

Мария отобрала книгу у Хьюго, но не стала рассматривать, а приложила к груди. Закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то в себе. Боже, – думал Хьюго, – какая она красивая. Никогда не видел таких красивых женщин. А ведь вчера, увидев впервые, думал иначе: ничего особенного, чернявая итальянка. Что-то изменилось за день – и, конечно, не в ней, а в нем.

– У книги удивительная аура, – сказала Мария, не открывая глаз.

Хьюго промолчал, он терпеть не мог этого слова, не означавшего, по его мнению, ничего, кроме нежелания человека признаваться в непонимании.

– Я терпеть не могу это слово, – сказала Мария, – оно, по сути, ничего не означает, потому что каждый понимает что-то свое. Но, Хью, мне совсем не хочется придумывать другое слово, которое тоже не будет означать ничего для тебя, пока ты сам… Я хочу сказать, что, когда книга так близко… я чувствую, как бьется сердце… Мое, наверно, но мне кажется, что это сердце книги, и еще я сейчас поняла… Тема моей дипломной работы была «Францисканские монастыри в Ломбардии, их влияние на культуру Северной Италии восемнадцатого века». Я объехала тогда все ломбардские монастыри, меня допустили в библиотеки, большая часть монастырей – мужская, и я удостоилась только беседы с настоятелем, это было счастливое время открытий, но многого я все равно не узнала, потому что я женщина, и сейчас мне пришло в голову то, что могло стать тогда ударным финалом. Я могла…