Читать книгу: «Буры против англосаксов. Воспоминания Президента Южно-Африканской Республики», страница 2

– Я научу тебя читать свои послания.

После этого я взял лист бумаги и нарисовал на нем линии.

– Длинные линии, – сказал я, – будут означать дыни, средние – апельсины, а короткие – лимоны.

Затем я добавил, что он должен посылать мне время от времени столько этих плодов, сколько линий я укажу в своих письмах, которые будет доставлять посыльный. Он, в свою очередь, также должен будет сообщать мне с помощью линий, сколько и каких плодов он отправляет мне. Свои послания он должен был надежно запечатывать. Кафр был чрезвычайно горд своими «научными познаниями», и с этого момента стал считать себя неизмеримо выше всех других кафров. Не было никакой необходимости предупреждать кафра о том, чтобы он не разболтал кому-либо наш секрет: ничто не смогло бы заставить его проговориться. Позже я направил к нему двух посыльных и напутствовал их:

– Передайте это письмо Априлу; он даст вам то, что мне нужно.

Когда они вернулись, я сказал:

– Дайте мне послание, которое написал Април, и я узнаю, смошенничали вы или нет.

Они были чрезвычайно поражены – новое умение Априла было источником их бесконечной зависти и восхищения. Они повсюду рассказывали о мудрости Априла, который так неожиданно «выучился читать и писать».

В ту пору в нашей стране не было миссионеров; но один образованный благочестивый кафр, по имени Давид, озаботился распространением среди своих соплеменников основ праведной веры. Когда этот Давид появился и в нашем округе, чтобы рассказывать кафрам о Библии, они часто бегали к нему учиться читать и писать.

– Почему, – спрашивали они Давида, – мы для начала начали изучать «книгу», затем стали постигать письмо и овладевать чтением, и все время неустанно учились, а кафр Пауля Крюгера читает и пишет без всякого знания «книги» и без того, чтобы учиться?

Давид пришел ко мне и поведал о своих проблемах. Чтобы разрешить ситуацию и предупредить ропот кафров, мне пришлось раскрыть Давиду наш секрет. Април долго не мог забыть мне этого поступка, ведь его весомое положение среди товарищей осталось в прошлом.

В первые годы Трека и во время наших странствий, мы постоянно вынуждены были защищать земли, предназначенные под пастбища, от диких животных, которые в ту пору свободно бродили наравне с примитивными расами по отвоеванной стране. В этом принимали активное участие все буры, не исключая детей. Наши юноши, в которых любовь к приключениям сочеталась со страстью к охоте, делали великое дело, позволившее превратить эту землю в пригодную для жизни страну.

Сейчас, конечно, невозможно точно сказать, скольких диких животных я убил. Сложно назвать точное количество львов, буйволов, носорогов, жирафов, ведь с того времени, когда я в последний раз участвовал в большой охоте, прошло более пятидесяти лет. Не могу я припомнить и все подробности этих охот. Насколько я помню, мне удалось добыть, по крайней мере, тридцать-сорок слонов и пять гиппопотамов. Я знаю и то, что лично убил пять львов. Отправляясь на охоту, я всегда брал с собою спутника, а также хороших лошадей. Кроме того, во время больших охотничьих экспедиций я, как правило, снаряжал с собой пару-тройку фургонов, в которых ехали наши слуги. Они помогали нам и, заодно, получали возможность позабавиться³⁴.

Я застрелил своего первого льва в 1839 году, когда мне было 14 лет. Лев напал на наше стадо и лишил нас нескольких коров, которые паслись на берегу реки Реностер (еще до того, как эта местность вошла в Оранжевое Свободное Государство). Шестеро из нас – не считая меня – решили поквитаться с хищником. Команда разделилась на две группы – по три всадника в каждой. Я ехал четвертым вместе с отцом, дядюшкой и братом. Лев заметил нас раньше, чем мы его, и страшно зарычал. Взрослые тут же спешились и повернули лошадей так, чтобы они не видели приближающегося льва. Оно и понятно: ведь если бы лошадь увидала льва, она бы испугалась и понесла.

Мои родные оставили меня с лошадьми, дабы я прикрывал их со своей винтовкой от возможного нападения льва с тыла. Действительно, вскоре лев появился рядом со мной: я увидел его, припавшего к земле и готового к прыжку. В то мгновение, когда он уже был готов оторваться от земли, я выстрелил. Мне посчастливилось убить его сразу, иначе он неизбежно рухнул бы на меня. Мои спутники поспешили ко мне на помощь, но я не нуждался в ней, ибо лев был уже мертв. Это был могучий зверь.

Вскоре на выстрел прибежали и другие; и вот мы стояли вокруг льва, полагая, что приключение на этом закончилось. Некий Хуго опустился на колени, чтобы измерить льву клыки, которые по виду были чрезвычайно велики. Не предполагая ни малейшей опасности, я взгромоздился на поверженное животное. В тот же миг раздался леденящий душу рев, так напугавший Хуго, что он отшатнулся назад и свалился на спину. Все другие затряслись от смеха, ибо каждый охотник осведомлен о том, что, если навалиться на тело льва в течение короткого времени после его смерти, он издаст последний рев – будто он все еще жив. Ведь в теле еще сохраняется воздух, который посредством выхода из нутра в горло и производит шум. Хуго, конечно, знал это, но от неожиданности позабыл, и теперь ужасно стыдился своего испуга. От досады он повернулся ко мне, чтобы дать мне хорошую оплеуху. Но другим удалось помирить нас: все сошлись на том, что лишь мое невежество привело к конфузу.

Второго льва я добыл на реке Хекс, в подгорьях массива Магалисберг. В тот день мой дядя Тёнис Крюгер и я охотились на антилоп и преследовали большое стадо. Моя лошадь выбилась из сил, отстала, и я оказался один. Через какое-то время я наткнулся на нескольких львов. Не было и речи о том, чтобы ускакать от хищников на обессилевшей лошади. И вот, один лев поднялся и бросился в мою сторону. Позволив ему приблизиться на двадцать шагов, я выстрелил в него. Пуля попала льву в голову, он упал, но быстро вскочил и вернулся к своим товарищам. Не добежав нескольких шагов, он свалился замертво. Приободренный таким успехом, я стал стрелять по другим львам, но тщетно: они бросились бежать и скрылись в зарослях у подножья горы. Спустя несколько лет я охотился в этом же самом месте на львов, сожравших нескольких наших быков. Мне удалось убить двух львов, а остальные, как и в прошлый раз, нашли спасение в густых зарослях.

Своего пятого льва я застрелил в округе Линденбург, во время перехода на Слоновью реку. Мы преследовали животное, которое утащило у нас нескольких волов. В ту пору моим постоянным спутником был добрый и верный пес, которого я натаскал для выслеживания львов в буше³⁵. Когда пес обнаруживал льва, он останавливался и начинал громко лаять, вынуждая льва рычать на него. Когда я подходил, собака отбегала в сторону. Лев бросался на меня, но в этот момент собака вцеплялась в него сзади, а пуля, выпущенная с близкого расстояния, делала свое дело.

Во время похода против Моселикатсе, который незадолго до этого столь неожиданно напал на наш народ и убил многих буров, мне было приказано разведать позиции противника. Для этого нам надлежало отправиться с усиленным патрулем в Вондерфонтейн, где мы оставили наши фургоны. На Слоновьем перевале, в окрестностях Рустенбурга, мы наткнулись на большое стадо слонов (к слову, своим названием этот перевал и обязан нашей встрече). Мой отец пошел было за ними, но командант Потгитер запретил ему стрелять, поскольку враг мог оказаться ближе, чем мы предполагали. Это были первые увиденные мною слоны.

Со своим первым носорогом я также столкнулся во время этой экспедиции. В тот момент мы находились в наступлении, и мой дядя Тёнис Крюгер дал мне разрешение открыть огонь. Я был столь удачлив, что поразил животное с первого выстрела.

Менее успешно сложилась вторая встреча с носорогами, на которых мы решили поохотиться вместе с моим свояком, Николасом Тёниссеном. Я должен отметить, что между нами было заключено шуточное соглашение: если один из нас проявит на охоте безрассудство или трусость, второй вправе «наказать» его с помощью плети.

Еще утром я обнаружил, что моя винтовка неисправна, поэтому я был вынужден взять двустволку. Один ее ствол был поврежден, поэтому его бой был значительно слабее. Кроме того, я отдавал себе отчет в том, что выстрел по носорогу может быть результативным только тогда, когда приходится на те места, где кожа тоньше.

Мы заметили трех носорогов – самца и двух самок. Это были белые носороги, самые опасные твари. Я велел Тёниссену преследовать двух самок, и не спускать с них глаз. Сам же я собирался вначале убить самца, а потом присоединиться к погоне за самками. Время от времени мой товарищ стрелял из винтовки, чтобы я имел представление, где он находится, ибо уже вскоре он скрылся в густом лесу. Обогнав носорога, я спрыгнул с лошади и изготовился для стрельбы. Мой расчет заключался в том, что носорог пробежит от меня на расстоянии примерно в десять шагов, что даст мне отличную возможность произвести выстрел в наиболее уязвимое место. Так оно и вышло: носорог был убит первой же пулей.

Я вскочил на лошадь и помчался туда, откуда доносились выстрелы Тёниссена. Когда я подскакал, он уже дважды выстрелил в самку носорога. Раненное животное попыталось скрыться в буше, и я помчался за ним. Когда я проезжал мимо своего товарища, он крикнул мне:

«Не спешивайся перед этой тварью, она ужасно злобная».

Я не обратил особого внимания на это предостережение, ибо знал, что Тёниссен отличается излишней осторожностью. Увидев носорога в нескольких метрах от меня, я спрыгнул с лошади. Как только я оказался на земле, раненая самка бросилась на меня. Подпустив ее на три-четыре метра, я прицелился и нажал на спусковой крючок, но произошла осечка. Носорог был уже слишком близко, чтобы попытаться перезарядить оружие. Я повернулся и бросился бежать, что есть мочи, но споткнулся о корень и упал. Падение спасло меня от неминуемой смерти: в то мгновение, когда я падал, носорог попытался поддеть меня рогом. Рог только скользнул по одежде, не причинив мне никакого вреда. Я лежал ничком, а носорог придавил меня мордой к земле, явно намереваясь растоптать. На какой-то миг страшная сила, прижимавшая меня, чуть ослабла, и мне удалось перевернуться на спину и выстрелить из второго ствола прямо в сердце нависавшего надо мной зверя. Я был обязан своим чудесным спасением тому, что не выпустил оружие из рук во время падения. Носорог отпрянул, а через несколько секунд упал замертво.

Мой свояк живо поспешил ко мне, поскольку был уверен, что я получил смертельное ранение. Но увидев меня целым и невредимым, он взял плеть, и в «соответствии с договоренностью» принялся охаживать меня, приговаривая, что я действовал опрометчиво, пренебрегнув его предупреждением. Мои оправдания он не хотел и слышать. В итоге, я был вынужден пуститься наутек в колючий буш. К слову, за все годы совместной охоты с Тёниссеном, это был первый и последний раз, когда он получил возможность отлупить меня.

Вспоминаю, как я добыл своего первого буйвола. Однажды стадо этих животных пришло из долины и паслось на берегу ручья. Я возглавил охоту на них. В тот момент как я спешился, чтобы начать стрельбу, самка буйвола пошла прямо на меня. Я был, однако, готов к этому. Она пронеслась прямо над моей головой, по счастью, не наступив на меня. Животное попыталось скрыться на противоположном берегу ручья, но мы настигли и убили его.

Еще одно приключение с буйволами случилось со мною возле фермы Бирскраальспрёйт. Как-то раз, в буше высотой от четырех до пяти футов объявились буйволы. Мы отправились на охоту вшестером. Я продирался через буш, пытаясь увидеть буйвола и подойти к нему на расстояние выстрела, но заросли были настолько густы, что я прошел мимо стада, даже не заметив животных. Через какое-то время я буквально наткнулся на еще одно стадо. Старый буйвол угрожающе пошел на меня. К счастью, его рога были настолько велики, что все время цеплялись за ветки и стволы. Это не только мешало ему напасть на меня, но и, в свою очередь, позволило мне благоразумно отступить и скрыться в зарослях.

Пятясь назад, я вдруг обнаружил, что нахожусь посреди стада буйволов, которое осталось мною незамеченным. Мало того, я почти наступил на буйвола, отдыхавшего на земле. Разъяренная тварь бросилась на меня, разорвав копытом одежду на спине. В тот же момент мои товарищи схватили буйвола за рога и некоторое время удерживали его в таком положении. По счастью, мне удалось отделаться испугом.

Но самая неприятная встреча с буйволами случилась у меня, когда я вместе со своим свояком Н. Тёниссеном, охотился возле Флешкрааля, в округе Ватербург. Я сделал выстрел по самке буйвола, и она пустилась наутек в плотный колючий буш. Поскольку преследовать животное верхом было невозможно, я поручил свою лошадь Николасу, и пошел за буйволом пешком. Самым главным было не потерять тварь из виду в густых зарослях. Внезапно я увидел, что буйвол стоит буквально в двух шагах и вот-вот нападет. Я изготовился стрелять, но мое кремневое ружье дало осечку, так что мне пришлось бежать. На моем пути оказалось вязкое болото, наполнившееся водой после недавно прошедших дождей. Я не нашел ничего лучшего, как запрыгнуть в него. Мчавшийся за мной буйвол, не задумываясь, последовал за мной и также оказался в трясине.

Моя винтовка оказалась в воде и стала бесполезной. Разъяренный буйвол мотал головой из стороны в сторону, стараясь достать меня рогами. К счастью для меня, один рог вдруг воткнулся в дерево, скрытое под слоем грязи и тины, и буйвол застыл с наклоненной в одну сторону головой. Судьба дала мне единственный шанс, подумал я тогда, и что есть силы ухватился руками за торчащий из воды рог, стараясь опустить голову буйвола в воду, чтобы он захлебнулся. Это было очень трудно, ибо рог был скользким. Затем я попытался одной рукой дотянуться до охотничьего ножа для того, чтобы покончить с тварью. Когда я отпустил одну руку, чтобы дотянуться до ножа, самка буйвола резким движением освободила голову и вытащила ее из воды. Она задыхалась, глаза были залеплены тиной, и в тот момент она ничего не видела. В тот же миг я выскочил из болота и спрятался за ближайшим кустом. Надо сказать, что мой внешний вид ничуть не уступал состоянию противника, ибо я был с ног до головы покрыт грязью и тиной. Тёниссен, разумеется, понимал, что происходит что-то неладное, но он не мог прийти мне на помощь. Когда я немного привел себя в порядок, мне удалось выйти на след другого стада и убить двух буйволов.

Самое опасное приключение в своей жизни я пережил, когда мы охотились на слонов. В один прекрасный день я вместе с Адрианом ван Ренсбургом отправился в вельд³⁶ искать слонов. Когда я увидел первое стадо, ван Ренсбург несколько отстал. Я перешел на галоп, чтобы догнать животных и выбрать лучшую позицию для стрельбы. Я не мог ждать ван Ренсбурга, поскольку мой конь отличался неистовым характером. Он имел привычку бегать вокруг меня после того, как я спешивался. Это требовало большого терпения: проходило какое-то время, прежде чем он успокаивался. Лишь после этого можно было изготавливаться к стрельбе.

Как только я спешился, один из слонов увидел меня, и стремительно побежал мне навстречу. В этот момент я еще не предполагал наличие опасности, попусту не заметив, что слон движется в мою сторону. Ван Ренсбург, однако, видел все, и закричал так громко, как только мог, чтобы предупредить меня. Я обернулся и увидел, что слон своей огромной тушей продирается через буш позади меня. Я попытался было вскочить на коня, но слон уже почти нависал надо мной. Посчитав невозможным оказаться в седле, я ринулся бежать. Слон следовал за мною, отчаянно трубя в свой хобот. Началась смертельная гонка. Хотя мне удалось оторваться от бешеной твари, этот поединок я не забуду никогда.

Кафры, которые в тот момент были с нами, находились на расстоянии около ста ярдов. Увидев, что происходит, они тоже пустились наутек. Картина выглядела так: первыми бегут кафры, за ними – я, а позади – разъяренный слон. Пока я бежал, мне пришла в голову идея догнать одного из кафров (а они вообще неважные бегуны), бросить последнего на растерзание слону, и пока животное будет топтать свою жертву, уничтожить его выстрелом с близкого расстояния. К тому же, моя четвертьфунтовая винтовка была все еще при мне. Но слон к этому времени уже настолько выдохся, что решил сам положить конец преследованию, и остановился.

Подскакал ван Ренсбург, но его лошадь наступила на какую-то нору, скрытую травой, и вместе со своим всадником рухнула наземь. При этом нога ван Ренсбурга застряла в стремени. Между тем, слон исчез. Наконец, когда ван Ренсбург сумел высвободить свою ногу, я произнес:

– Я продолжаю охотиться, а вы попытайтесь поймать моего коня!

Наш слон тем временем двинулся сначала на север, а затем повернул на запад, в направлении, куда ушло основное стадо.

Я сказал ван Ренсбургу:

– Когда вы найдете моего коня, поскорее приведите его ко мне. Я же буду следовать за стадом слонов, и постараюсь не потерять их из виду.

Вскоре я заметил самку того слона, который преследовал меня. Чуть позади нее бежал слоненок. Я попытался настичь его, но, увидев меня, он принялась громко звать на помощь. Его мать быстро обернулась на крик, и мне пришлось вновь скрыться в буше. Я бежал так быстро, как только мог, и вскоре неожиданно наткнулся на ван Ренсбурга, который уже поймал моего коня.

– Я заприметил здесь мух цэ-цэ, – заметил он. – Мы должны возвращаться.

– Хорошо, – ответил я. – Действуйте, как вам угодно, но я должен попытаться хотя бы выстрелить в этих слонов, которые доставили мне столько неприятностей.

Слониха и ее дитя тем временем исчезли, но, прежде чем я повернул назад, мне удалось застрелить двух других слонов. К сожалению, мой конь, которого звали Темпус, был укушен ядовитой мухой, и вскоре после нашего возвращения, в начале сезона дождей, заболел и умер.

На заре моей юности мне также довелось столкнуться с пантерой. Мой дядя Tёнис, его сын и я однажды охотились на антилоп неподалеку от фермы Тийгерфонтейн, в окрестностях Вентерсдорпа. Мой двоюродный брат ехал впереди, а я и дядюшка следовали за ним на расстоянии около сорока ярдов. Вдруг появилась пантера и с бешеной скоростью понеслась прямо на нас, хотя мы ничем не провоцировали хищника. Она кинулась на моего дядю, но тот успел метким выстрелом поразить зверя, причем в тот самый момент, когда он прыгнул на дядюшкину лошадь.

Однажды, во время большой охоты на львов я стал свидетелем замечательного примера собачьей верности. У нас была целая свора гончих. Когда они обнаруживали львов, они окружали их, и принимались неистово лаять. При этом одна из собак не отходила от нас дальше, чем на двадцать шагов. Ничто не могло заставить ее присоединиться к остальной своре: либо она была слишком напугана, чтобы сделать это, либо – слишком верна, чтобы оставить нас. Тем временем, к нам подкрался один лев. И эта собака оказалась единственной, которая не убежала. Она упорно стояла на своем посту, дрожа и воя от страха, ежесекундно озираясь на хозяев. Лев был всего в десяти шагах от собаки, когда мы застрелили его.

В 1845 году мои братья Доув и Тёнис, супруга Доува, моя супруга и я остановились на постой неподалеку от крааля³⁷ Секукуни, на севере Трансвааля – там, где река Спекбом впадает в воды реки Стеенпорт. Мы распрягли фургоны, и я отправился на денек поохотиться в вельд. Я был верхом на лошади, и взял с собою свою старую четвертьфунтовую винтовку. Спустя примерно час я наткнулся на носорога и выстрелил в него. Увы, я лишь ранил животное, и оно скрылось в буше. Я быстро спешился, перезарядил оружие и стал медленно красться вперед, в нескольких шагах от моей лошади, чтобы в случае нападения носорога быстро оказаться в седле. Когда я второй раз нажал на спусковой крючок, моя винтовка разорвалась. Большой палец левой руки, замок и шомпол лежали передо мной на земле, а стволы взрывом отбросило мне за спину. Времени раздумывать не было, ибо раненное животное ринулось на меня. Я вскочил на коня и поскакал так быстро, как только мог. Мой преследователь отстал лишь тогда, когда я пересек ручей. Это позволило мне спокойно доехать до наших фургонов. На следующий день наши люди вновь направились к тому злосчастному месту. Там они обнаружили моего, еще живого, носорога, разбитую винтовку и оторванный большой палец.

Моя рука была буквально разорвана, плоть свисала клочьями. Я истекал кровью, как теленок на бойне. По пути к лагерю мне удалось перевязать рану большим носовым платком. Когда я добрался до наших фургонов, моя супруга и свояченица сидели у костра. Я подошел к ним с улыбкой, чтобы не испугать. Свояченица указала на мою руку, которая была похожа на большой кусок сырой говядины, поскольку платок насквозь пропитался кровью, и воскликнула:

– Брат Пауль, что же случилось с тобой на охоте?

Я велел жене, чтобы она принесла из фургона скипидар и промыла рану. Затем я попросил свояченицу снять мой патронташ. Теперь она увидела, что моя рука находится в ужасном состоянии и с тревогой сообщила, что я весь белый из-за того, что потерял много крови. Тем временем, жена принесла скипидар. Любой бур знает, что это надежное средство остановки кровотечения.

Помимо того, я предложил моему младшему брату сопроводить меня до ближайшей фермы – а она находилась примерно в получасе езды от нашего лагеря – дабы занять еще столько скипидара, сколько можно получить. Вместе с нами отправился Герман Потгитер, который впоследствии был жестоко убит кафрами. Когда он зашел в фургон и увидел меня, он воскликнул:

– Какая ужасная рана! Эта рука никогда не заживет!

Они собрались достаточно быстро, но я уже находился в полуобморочном состоянии. Видимо, чтобы успокоить меня, брат сказал:

– Чепуха, я видел раны и похуже.

В конечном итоге, мы добрались до фермы. Там мне все начали советовать послать за доктором, чтобы ампутировать руку. Я решительно отказался, ибо не мог позволить еще более изуродовать себя. Нужно было что-то делать с остатком кости, торчавшей из основания оторванного взрывом большого пальца. Я взял нож, намереваясь собственноручно выполнить операцию, но мои спутники отобрали его. Чуть позже я достал еще один нож и стал удалять с его помощью остатки плоти. Кровотечение удалось остановить, но операция была очень болезненной. Так как никаких болеутоляющих средств у меня не было, я все время твердил себе, что оперирую другого человека.

Рана заживала очень медленно. Женщины присыпали мне раны сахарной пудрой, я время от времени удалял омертвевшую плоть карманным ножом. Несмотря на все принимаемые меры, стала развиваться гангрена. Различные методы лечения не давали никакого результата. Черные пятна начали подниматься к плечу.

Тогда было решено испробовать еще одно средство. Убили козла, извлекли желудок и разрезали его. Я засунул руку в еще теплый желудок и держал ее там в течение некоторого времени. Удивительно, но это старое бурское средство принесло облегчение. Ко времени проведения второй подобной процедуры состояние руки, по мнению врачей, заметно улучшилось. Прошло долгих шесть месяцев, прежде чем рука окончательно зажила, однако еще до полного выздоровления я вновь начал ездить на охоту. Мне думается, что успех лечения следует объяснить тем, что козы, столь удачно оказавшие мне помощь, паслись возле реки Спекбом, где в изобилии растут различные целебные травы.