Читать книгу: «Взаправду», страница 3

Кеклик Нах

Действия будут происходить в некотором царстве, в некотором государстве. Не господствующим, но и не бедном. С ресурсами, с военной мощью, с союзниками и локальными проблемами. В царстве этом государстве уживаются вместе народы с разными этносами. В общем-то, как и в любом другом крупном или около того царстве. И вот в одной из восточных провинций степного ландшафта и был рождён наш герой, которому имя дали – Кеклик.

Он рос в семье среднего достатка. Когда Кеклику было лет 10, его родители развелись. После этого у него начались проблемы с успеваемостью. Учёба шла тяжко. Кеклик был невнимательным, слишком подвижным, и не мог усидеть на месте. На уроках он постоянно кривлялся и пытался развлекать одноклассников, которые хоть и смеялись над его выходками, но это было больше от стыда. Скорее всего, Кеклик страдал СДВГ, но в его детстве и уж тем более в захолустье, где он жил, такого диагноза не существовало.

Когда отец ещё был в семье, он отдал Кеклика на греко-римскую борьбу. Был разговор между его родителями на кухне:

–– Нужно отдать Кеклика на спорт, – сказал сурово отец и засунул себе в рот ложку с какой-то едой. – А то он хилый какой-то, – продолжил отец, кивнув головой на ребёнка, который сидел на полу с игрушками.

–– Может на танцы его отдадим? – предложила мать. – Мне кажется, ему бы понравилось.

Отец насупился.

–– И чё? Вот будет он с девчонкой идти по улице, нападут на них хулиганы, допустим. А он? Станцует что ли перед ними? На борьбу его надо, – подытожил отец и громко хрустнул огурцом, показывая, что разговор на этом закончен, и уставился в телевизор.

Ну и мать смирительно согласилась. Против такого аргумента идти было сложно. В целом против любого аргумента отца было идти сложно. Если мать и пыталась отстоять своё мнение, то разговор перерастал в ссору, после которой женщина чувствовала себя побитой и искорёженной рохлей. На такую только ноги ставить или пинать со злости после получения заносы под кожу от резкого контакта с необработанной деревянной поверхностью.

Кеклик послушно ходил на греко-римскую борьбу. Даже после ухода отца из семьи. На борьбе ему не особенно нравилось. Он был хиленьким и боролся слабо. Кеклик был слишком нежным и слабохарактерным. В нём не было спортивной злости.

После развода мать с Кекликом переехали в крупный мегаполис их царства/государства. Там можно было заработать больше денег, лучше обустроить свой быт. Так наивно полагала его мать. Всё оказалось более экстремально, чем она предполагала. Мать с утра до вечера была на работе, уставала, как скотина из их родных краёв, а Кеклик был предоставлен сам себе, шлялся по улицам мегаполиса после школы или сидел дома за компьютером часами напролёт. Мать хотела лучшего для них, но в итоге она выжимала из себя все силы, а Кеклик был без контроля и без материнского внимания. Они жили в чужом городе, где у них не было ни родных, ни друзей. Только одиночество, которое они даже не могли разделись вдвоём, хоть и жили в одной комнате. Не было времени. И вот спрашивается: стоило ли оно того? Да вряд ли. Но столько иллюзий вокруг. Мать искренне верила в то, что Кеклик тут найдёт куда лучшую жизнь, чем в провинции. Как же она заблуждалась. Как же все заблуждаются. Постоянно.

В новой школе были разные ребята, разных национальностей, это всё же мегаполис. Кеклика не ущемляли в классе, потому что половина школы были такие же приезжие, как и он. Из разных уголков огромнейшей территории царства-государства.

Кеклик любил сидеть в интернете, любил мемы и всё, что с ними связано. Он быстрее остальных просекал новые веяния в соц.сетях и активно этим пользовался. Кеклик буквально разговаривал мемами. Мемами, которые ещё не дошли до масс. Внезапно он нащупал, как можно развлекать людей, и они будут смеяться не от стыда за пошутившего. Кеклик шерстил зарубежный интернет, вылавливал, что популярно там, переводил через переводчик и – уаля, юмор готов. Все угарали над его приколами, думали, что он сам их придумывает, а потом обнаруживая, что рофлы Кеклика форсятся в сети, думали, что его идеи ушли в народ. Вышла одна из разновидностей вселенского заблуждения, потому что никто не мог понять, что же появилось раньше: Кеклик или его мемы. Да и опираясь на свои знания, Кеклик уже генерировал что-то условно «своё».

Был один случай в школе

–– ЛОЛ КЕК РЕП, – кричал Кеклик, изображая хип-хоп артиста, когда вышла училка из класса.

–– НУ ТЫ БЛИН КЕКЛИК, – заорал один из пацанов.

–– Кеклик нах. Первый нах! – сказал непонятно к чему один из парней, на которого даже никто и не обратил внимание в общем гуле. Кроме Кеклика.

Так Кеклик и «придумал» себе псевдоним – Кеклик Нах.

Для начала он назвал так себя во всех своих соц.сетях. Его увлечение интернетом переросло во кое-что большее, это даже перестало быть хобби. Кеклик стал жить совсем в другом мире, он помешался на интернете и завёл свой канал на самом популярном видеохостинге. Естественно, большинство идей для видео были украдены у других видеоблогеров, которые тоже, скорее всего, эти идеи придумали не сами. Даже когда Кеклик генерировал что-то своё, потом всё равно выяснялось, что кто-то до него уже делал это. Многие идеи лежат на поверхности, и они быстро выхватываются разными людьми. И уже становится неважно какая идея, а как умело она может обмануть внимание смотрящего, как эта идея реализована, насколько она заразительна, и как её можно продать. Порой можно подумать, что всё уже было и ничего нового не придумать. Как будто нам остаётся вечно мусолить то, что уже было сделано и мы обречены на бесконечный долбёж стены бытия спиральным буром перфоратора. Но нет, думаю это не так. Время стало идти намного быстрее, и мы за ним не успеваем. Плюс ко всему сильно увеличилось население, поэтому человек стал производить слишком много, намного больше, чем ему нужно. От переизбытка и возникают такие мысли. Мысли о бессмысленном.

Короче, никого особо и не волновало даже, украдено что-то или же нет. Конечно, до того, как какой-нибудь блогер не выпустит разоблачение на другого блогера. Когда начинается конфликт все сбегаются, как на скидки. Так исторически сложилось у людей. Забавно то, что блогера, который выпускает разоблачение на другого, тоже можно упрекнуть в том, в чём он обвиняет своего коллегу. Ну это ладно. Всё равно никто разбираться не будет. Главное – это просмотры.

Кеклик был одержим просмотрами. Он постоянно мониторил свои цифры под видео, лайки, комменты, и надо сказать цифры были внушительными. Заканчивал он школу с миллионом подписчиков и крупными рекламными контрактами. Как же так получилось?

Первое время Кеклик снимал видео с детским контентом. Играл в детские игры, делал всякие популярные челленджи, кидал метнос в колу, кривлялся, засовывал лампочку в жопу, ну, то есть в рот и прочее. Кеклика заметил один продюсер, связался с ним через соц.сети и предложил контракт. Кеклик, не раздумывая, согласился. Это же перспектива. Тем более он не знал, куда ему податься после окончания школы.

Попёрла реклама, интервью, коллабы с другими блогерами, инфоповоды, скандалы. Его матери всё это было чуждо, она была простая деревенская женщина, хоть и жила, то есть работала, в городе уже несколько лет. Она ничего не понимала в этом, как бы Кеклик не объяснял ей. Она была категорически против его деятельности и хотела, чтобы он стал нормальным человеком. А у Кеклика рвало крышу. Популярность требовала эпатажа, в связи с этим Кеклик активно экспериментировал со своей внешностью. У него сформировался очень противоречивый образ, который не мог оставить равнодушным никого. Он увеличил себе губы, залил глаза чёрной краской, сделал рожки на голове из силикона, носил яркий макияж, у него были длинные ногти и татуировки по всему телу с всякими непонятными надписями на других языках и жуткими рисунками разных потусторонних существ и черепов, а одежда имела чёрные и красные оттенки. Его манера общения изменилась, внешне он стал напоминать бесполое существо, которое поднялось на Землю из ада.

Противостояние с матерью закончилось тем, что они потеряли всякую связь. Она просила его опомниться. До последнего его мать надеялась, что всё это временно, что это всё баловство. Но всё становилось только хуже. Кеклик будучи крупной медийной фигурой напрочь перестал воспринимать критику. Его самомнение выросло настолько, насколько это было возможно. Кеклик тупо устал от лекций, которые читала ему мать. В последствии он уже не брал от неё трубку и не перезванивал. Порой он думал, надо бы перезвонить, но благополучно забывал об этом. Что уж там, о своей матери он думал в последнюю очередь. В данный момент были вещи по важнее.

Кеклику безумно нравилась вся эта движуха, деньги, тусовки что он даже и не заметил, как стал лишь марионеткой. Он уже ничего не придумывал сам и не придумывал даже как/где украсть. За него это делала «его команда», как он её называл. И Кеклик не возникал, потому что он видел, что делается всё намного качественнее, более продумано, чем как когда он занимался всем сам. И залетает в тренды намного лучше, что является самым главным показателем. Кеклик хайпил. Да, теперь «его» контент совсем лишился души, видео были вылизанным и направленными исключительно на просмотры. Но в конце концов он же ради просмотров и начал вести эту деятельность. Или нет? На самом деле он об этом не задумывался. Не было времени остановиться.

А что за команда, кстати? Я без понятия. Какой-то мутный продюсер, о котором Кеклик ничего и не знает толком, видео монтировали на удалёнке, идеи прилетали в личные сообщения. И непонятно толком, откуда они брались. От Кеклика требовалось только покривляться перед камерами согласно сценарию, который ему высылали. Делал он это безупречно, надо признать. Делал он это с удовольствием, потому что видел, как растут цифры. День ото дня всё больше и больше. Миллион за миллионом. И в один момент он понял, что стал самым популярным блогером своего царства-государства причём не только среди детской аудитории.

В один день он, захватив съёмочную группу, поехал снимать новый челлендж, завирусившийся в интернете. У Кеклика всё шло по накатанной. Он прочитывал с интонацией перед камерой, как скороговоркой:

«ВСЕМ ПРИВЕТ МОИ ПОДПИСЕЧКИ

(на заднем фоне возникают звуки *ПИСЬ-ПИСЬ-ПСИЬ*)

С ВАМИ ВНОВЬ Я – КЕКЛИК НА КС-КС-КС.

(замяукали котики где-то на фоне)

СЕГОДНЯ У НАС БУДЕТ НОВЫЙ ЧЕЛЛЕДЖ

(выскакивает запитченая высокими частотами фраза *ВОТ ЭТО ПОВОРОТ* месте с мемом фигуры, вылепленной из пластилина, в красном кровавом фильтре)

МЫ БУДЕМ ХОДИТЬ ПО ТОРГОВОМУ ЦЕНТРУ ИиИиИ…

СПРАШИВАТЬ У ПРОХОЖИХ ВРЕМЯ! А МОЖЕТ И ЧТО-НИБУДЬ ПРО ПРОСТРАНСТВОоОоООООооо… УЗНАЕММ.. М? М?

(ОоОоОоО)»

Да, поступила такая идея от таинственного продюсера. Кеклик без проблем её подхватил, без всяких нареканий, ему это показалось весёлым.

На самом деле Кеклик из-за своей популярности находился уже в своеобразном информационном куполе, который умело выстроила «его команда». Лично у Кеклика всё было хорошо, он был постоянно чем-то занят, не было времени и желания обратить своё внимание на то, что происходит в царстве-государстве, в котором он живёт. Что по политике, как говорится. Как-то отдалённо он слышал, конечно, но информация иного характера всё затмевала. Кеклик с вниманием наблюдал за своим успехом, общался с другими блогерами, и, увы, употреблял всякие порошки. Гулял по клубам и тусил с эскортницами. Его продюсер препятствовал этому пассивно. Это было умышленно. Главное, чтобы на работу не сказывалось это, а так – похуй, это только на руку. Иногда даже закидывал Кеклику на счёт, когда у того заканчивались деньги на вещества.

А что происходило в стране? Бурления на национальной почве. Такое периодически случается в царствах-государствах, где уживается несколько этносов с разной культурой и религией.

И вот Кеклик попёрся в торговый центр «Евразия», возле которого тусят обычно гордые представители горных регионов. Они громко разговаривают на своём языке, гаркают, борются в шутку и нет, а в последнее время подходят спрашивать за полит.позицию. Потому что в стране появились нацики, которые любят кидаться толпой на представителей других этносов.

Весёлый Кеклик со «своей» съёмочной группой бродят по Евразии. Снимают фрагменты, где спрашивают у посетителей ТЦ про время, ну и пространство. У Кеклика в ухе микронаушник. Его обязали снимать видео с микронаушником, чтобы можно было подсказывать «шутки», ну и не только их, а в целом, что делать. Кеклик всё покорно исполнял, без нареканий. Что ему ещё оставалось делать? Продюсер был жостким мужиком и напоминал Кеклику отца, против которого ему идти всегда было страшно.

Когда Кеклик со съёмочной группой выходил из Евразии, строгий голос сказал ему в ухо: «Подойди к тем бородатым. Видишь? Компания стоит». Голос имел ввиду горцев, которые известны своей вспыльчивостью.

Кеклик, пританцовывая для камер, подошёл.

«Спроси: Вилкой в глаз или в жопу раз?» – сказал продюсер.

Кеклик с улыбкой говорит этим чётким и крепким парням: «ДАРОВА. ВИЛКОЙ В ГЛАЗ ИЛИ В ЖОПУ РАЗ?».

Пацаны агрессивно усмехнулись.

–– Это ты нам сказал э бля? Ты нармальна разгаваривай. Тебя манерам нэ учили?

–– Скажи им. Слышишь? «Что-то я среди вас одноглазых не вижу», – сказал продюсер в ухо Кеклику.

–– ЧТО-ТО Я СРЕДИ ВАС ОДНОГЛАЗЫХ НЕ ВИЖУ ПАРНИ. ВЫ ЧО ТОГО ДА, – Кеклик решил сымпровизировать, и после сказанного стал смачно стучать кулаком об ладонь, имитируя звук полового акта. – ПИДОРЫ?

Горцы взъелись.

–– ТЫ ЧО Э ПОПУТАЛ ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА Э ДА, – завопили они, как стая горилл.

–– Кеклик. Скажи им так, как будто ты к ним и не подходил пугливо типо: «Извините, я просто время хотел узнать», – подсказывает продюсер.

–– Извините-е пА-арни-И, я просто время хотел узна-А-ать, – сказал Кеклик всё равно как-то излишне кривляво, растягивая буквы в гейской манере. В этой манере он любил говорить на видео.

И внезапно один из горцев, тот к которому как раз и обратился Кеклик, накинулся на блоггера, как по команде. Возникла возня, удары, борьба. Остальные не лезли, дали разобраться один на один. Непонятно как, но Кеклик уронил его головой об асфальт, видимо, вспомнил что-то из греко-римской, тот упал словно замертво. Кеклика окружили горцы и стали избивать толпой. Внезапно набежала охрана, выбежали скины, мусора, началась потасовка, к горцам прибыло нехуйственное подкрепление. Всё было словно спланировано. Смерть одного из них также входила в планы. Не ручался бы, что Кеклик виноват в его смерти, но так было надо. Кого там наверху волнуют человеческие жизни? Только Бога, наверное. Но он слишком высоко. Может, ему и не видно нас. С совершённым убийством будет ещё удобнее манипулировать в своих целях этой ситуацией. Куда-то тянулось ниточки, а люди, которыми управляли эти ниточки, даже и не понимали толком, что делают, в чём принимают участие. Они просто исполняли поручения от начальства.

Кеклика вытянули из толпы какие-то крепкие парни, вывели его на улицу и сразу же запихнули в скорую.

–– ОТЛИЧНО. ОТЛИЧНО ТЫ МОЛОДЕЦ, СЫНОК! ЭТО ТАКОЙ ХАЙП ТАКОЙ ХАЙП! – стал возбужденно и радостно кричать в ухо продюсер. Да, он иногда называл Кеклика сынком. – А ТЕПЕРЬ БЕРИ ТЕЛЕФОН И ЗАПУСКАЙ ВИДЕО, ГОВОРИ, ЧТО ТЕБЯ ПОБИЛИ НА СЪЁМКАХ ГОРЦЫ ЗА ТО ЧТО ТЫ У НИХ СПРОСИЛ ВРЕМЯ, И ЧТО ИМ ТИПО НЕ ПОЗДОРОВИТСЯ. ТЫ ИХ ПО СУДАМ ЗАТАСКАЕШЬ И ВСЁ ТАКОЕ, – продолжил продюсер.

Кеклик достал телефон, навёл на своё побитое и распухшее ебало камеру, надул губки и завёл шарманку:

–– ЭТО ПОЛНЫЙ ПИПЕЦ РЕБЯТА-а-А. МЕНЯ НА СЪЁМКАХ ПОПИЛИ ГОРЦЫ-ы-Ы, Я ПРОСТО СПРОСИЛ У НИХ ВРЕМЯ-я-Я. ЧТО ЗА БЕСПРЕДЕЛ ТВОРИТСЯ-а-А, Я ИХ ПО СУДАМ ЗАТАСКАЮ БЛИН, – Кеклик стал трясти телефон, стучать по дисплею своими маникюрными пальцами с длинными ногтями и в конце плюнул в камеру. Сработано профессионально.

Кеклика привезли не в больницу, а на студию. Чему он даже и не удивился. Его встретил там продюсер: «Молодец, сынок. Всё как надо сделал, а какая импровизация. Красавчик», и отбил Кеклику пятюню. «Отлично. Всё! Езжай домой, отдыхай, если что звони. Вот твой гонорар и кое-что чтоб расслабиться, ты заслужил. Может, постримить сегодня… Да! Запусти стрим, как приедешь на хату, нормально будет. Занюхни прям на камеру и скажи типо: «Теперь можно всё». А мы пока всё смонтируем и выложим. Хотя нет, стой! Давай щас ещё разговорное видео запишем, где ты призываешь наказать всех горцев! В смысле «этих горцев». Ну ты понял. Давай-давай сюда, становись!»

Кеклик встал перед камерой и с несчастным видом стал говорить: «Я пострадал. У меня отекло всё лицо, и я еле-еле говорю… Меня это всё достало, я призываю наказать этих горцев! Дорогие подписчики, сейчас ваша поддержка важна, как никогда. Спасибо, что вы со мной. С Вами был Кеклик Нах. Всем удачи» – сказал Кеклик и в конце показал «свой» фирменный знак руками, который ему придумал продюсер. Типа треугольник, типа это буква «к» с перенесённой палочкой.

Кеклик приехал на островок, в который стекались реками рабы системы, из стеклянных высотных зданий. Он поплёлся в свою высотку, где ему сняли квартиру. Из окна виднелась ТЦ «Евразия», из неё валил дым. На улице били машинные сигнализации, сирены полицейских тачек, скорой помощи и пожарок. Кеклик запустил стрим. Высыпал на телефон порошок, расчертил эту белую муку, достал трубочку в виде креста и пустил себе в слизистую. Кеклик опустил прикрытые глаза в чат, который просто бежал. Случайно остановился курсор на фрагменте:

–– АХАХАХХАХАХА

–– )))))))))

–– ты чо натворил….

–– Он объёбанный))

–– ХАХАХХАХ БЛЕАААААааааа

–– Ахахах)) прям на стрэме))) xD

–– ТЫ ДОЛБАЁБ УЗКОЖОПЫЙ

–– на улице пиздаа

–– чувак, это не репчик. это грж в**на!!111

–– ЛООООООЛ КЕЕЕЕЕК

–– ахахахаххахаха

–– Переходи по ссылке: 4vkvagnerlove.ept. Вступай в наши ряды!

–– КЕК ЛИКЕ

Кеклик непонимающе смотрел в чат тупым бараньим взглядом. С его губы свисала слюна. Да допизды чё они там пишут. Он уже уходил в расфокус, почувствовал дикое расслабление в теле и начал отрубаться, но вовремя вспомнил. Надо сказать же ещё. «Теперь можно всё…» Кеклик промямлил: «Теперь можно всё», и ёбнулся со стула. Чат вновь забежал, задребезжал сообщениями, как будто стреляет очередь. Но Кеклик уже не увидит. Наркотик был отравленным.

Кеклик больше был не нужен. Свою задачу он выполнил. Но зачем же убивать? Сложно объяснить мотивы таких людей. Возможно, чтобы государство усугубило законы о наркотиках после этого случая, или они хотели выключить Кеклика на некоторое время из игры, но не предсказали, как поведёт вещество у него в организме, или вообще просто так, чтобы не возиться больше с ним, чтобы он не мог им мешать реализации других проектов.

Кеклик неумышленно спровоцировал трагедию мирового масштаба по напутствию непонятно кого. Куда вели эти нити? Да хуй его знает. Но сделали они то, что им нужно было. Взяли смешную фигурку, утилизировали в ней индивидуальность, нарастили вокруг неё искусственное влияние и ударили своим ходом по доске. Так что аж остальное могло всё рухнуть и развалиться на части. Так и царство-государство это. Могло рухнуть и развалиться на части. А могло и не рухнуть… Не знаю. Потому что не знает Кеклик. На его смерти, пожалуй, и остановимся.

Выход из постиронии

Давайте начистоту в этот раз. Я не знаю, подходит ли слово «постирония» для объяснения того, где я находился. Оно очень звучное, популярное, по-своему интересное, но, скорее, больше относится к юмору, чем к образу мышления. Этот термин сам по себе чрезвычайно расплывчатый и полностью соответствует времени, в котором он появился. Никто до конца не понимает, что это означает и означает ли вообще что-то. И я нагло решил этим воспользоваться в данном рассказе, чтобы объяснить своё запертое состояние, которое мне удалось победить.

Я вырос в такое время, когда всё высмеивалось, когда было ничего непонятно и всё поддавалось критике. Сначала по телеку, а когда появился интернет, всё ёбнулось окончательно. Все устои, все постулаты, которые когда-то были установлены, рухнули. На любой аргумент, можно было привести контраргумент и выйти из спора победителем мог тот, кто был более убедительным. Наверняка, раньше тоже это имело место быть, но теперь это приобрело куда более масштабный вакуум. Информационный шум сыпался из дисплеев, ну, практически в любой среднестатистической семье. В каждом доме эта звуковая зернистость заполняла своим песком каждую голову. Даже если ты пытался отряхнуться, эти песчинки всё равно застревали где-то между складками, между извилинами, и избавиться от них можно было только тщательно помывшись в месте далёком от цивилизации. Но кому это надо и есть ли на это время? Только тем, кто это понимал и тем, кто ничего не делал. Понимать было сложно и, наверное, многим незачем, а с мнением тех, кто ничего не делал, особо и не считаются.

Таким образом естественность стала чем-то серым, неинтересным и слабым. А выделиться очень хотелось. Мне по крайней мере. Уже в конце детства я стал понимать, что говорить о себе правду мне неудобно, неловко и порой даже стыдно. Детство начинает умирать, когда ты сталкиваешься с порно и пытаешься мастурбировать. Даже если нет ещё результата, того самого оргазма с жидкостью на выходе, в организме начинает потихоньку что-то происходить, переворачиваться, ну и в мышлении, само собой.

В 6 классе, кажется, я «лишился» девственности. Мы вышли после лета, которое я провёл в деревне и единственное, что я там делал такого «взрослого» – это пил пиво и курил сигареты. Понтануться этим было уже недостаточно круто, потому что половина класса, конечно же, это тоже попробовала минувшим летом. На передовую выходили те, кто поебался.

Миша Швецов и Лена Буравлёва гуляли летом в одной компании, и рассказывали о своих активных похождениях. Точнее, трепался Миша, Лена не распространялась особо. И тем не менее все знали, что она ебалась в подъезде с Мамедом, с каким-то известным чуркой с района. Знали даже в каком именно, и все ходили к этому подъезду, как на экскурсию, как к районной достопримечательности. Этот подъезд находился по пути к дому Миши, и когда мы тащились мимо с ним после школы пить газировку, жрать сухарики и играть в комп у него дома, он говорил: «Да, вот в этом подъезде Буравлёва ебалась с Мамедом…» Кстати, я не знаю вообще, правда это была или нет, потому что Лена вроде как потом стала отрицать, что ебалась в подъезде. Да, ебалась с Мамедом, но не в подъезде. Ебаться в подъезде считалось зашкварным. С другой стороны, где в таком возрасте ещё ебаться, если дом всегда был занят бабушками и дедами, сидящих у телевизора? Хотя они так увлечены обычно этим многофакторным освещением, что могли и не заметить, что кто-то ебётся у них под носом.

Я помню, как мы болтали с Мишей по домашнему телефону перед началом учебного года.

–– Мы с Буравлёвой ебались этим летом, – сказал он с гордостью в голосе.

–– В смысле? Друг с другом? – уточнил я.

–– Да нееет. Я с Буравлёвой? Ты чо? С этой шалавой? У меня была другая девчонка. Буравлёва может подтвердить. Сама-то она ебалась в подъезде с Мамедом. Потом покажу тебе этот подъезд.

–– Да уж, понятно. Круто, – несколько огорчено ответил я. От зависти.

–– Так что мы теперь не девственники. Наверное, двое на весь класс. Хахаха, – посмеялся Миша.

Я задумался, что мне ответить, но самодовольство Швецова меня выбило из себя, хотелось его обломать, и я сказал:

–– Да я тоже вообще-то уже не девственник.

–– Когда это ты успел? – спросил скептически Миша.

–– Да в деревне. Пивка припил с одной девчонкой, уединились. И пошло-поехало.

–– Круто, Пашок! Значит, ты с нами. Остальные – лохи.

–– Да. Лохи они, – ответил я.

После этого лохом я почувствовал себя, и чтобы отдалить это ощущение, стал убеждать себя в том, что о чём я сказал – было правдой. Я продумывал все подробности на случай опроса от кого-нибудь из одноклассников. Когда я преодолел барьер, всё стало легко. История ожила и стала явью. Я без проблем рассказывал о своём первом несостоявшимся половом опыте. Конечно же, он был удачным, но не слишком, чтобы в это можно было поверить. История видоизменялась, потому что мне понравилось быть не девственником.

Когда я был в деревне уже следующим летом, я говорил, что лишился девственности в Москве и без проблем делился подробностями, которые давно уже были у меня припасены фантазией в рукаве и за шиворотом. У меня хорошо получалось говорить так, чтобы мне верили. Не знаю почему. Хотя верили, наверняка, не все и мысль об этом меня беспокоила, напрягала, потому что, если кто-то не верил, значит, история частично лишалась своей призрачной реалистичности.

С того момента я для всех своих знакомых и друзей перестал быть девственником и из-за этого факта, мне стало сложно рассказывать о каких-то своих проблемах с девушками. Ведь так бы я обнажил свою истинную стеснительность и робость, которые в общем и так были на виду и противоречили тому, о каких вещах я рассказывал «о себе».

Я стал заложником своих историй, потому что девушкам, с которыми у меня могли быть отношения, я по привычке говорил, что уже не девственник и переебал кучу тёлок. Демонстрируя свою опытность, я делал себя в их глазах более привлекательным, как мне казалось. Да и, наверное, это правда работало. Но до дела никогда не доходило, потому что груз пиздежа уж слишком давил на меня всего, чтобы решиться на действие.

Затем я стал врать о своих увлечениях наркотиками, потому что эта тема была запретной и провокационной. Я думал, что если ты пробуешь наркотики, то ты крутой. Так и было, на самом деле. В подростковом возрасте пробовать наркотики – это круто. Все, кто юзал тогда, выглядели стильно. Кинематографично. Не по-настоящему. Настоящее тогда было совсем не в моде. Настоящее было всраткой. Наверное, потому что сознание подростков, пробующих наркотики, было искусственным образом изменено, и оно уверялось в том, что оно изменилось в более привлекательный образ. Нихуя не изменилось оно, по сути, скорее, запачкалось иллюзиями. Но когда ты вырастаешь и продолжаешь употреблять – ты уже долбаёб, потому что не адаптировал себя к реальной жизни. Я долбаёб, кста. Ну, был. Но об этом позже. Все сильные люди со временем завязывают с наркотиками, потому что интерес к ним изживает себя, а зависимость – штука преодолимая. Преодолимая для тех, кто способен увидеть в жизни более интересные визуальные эффекты.

Где-то в 9 классе я ходил домой после школы с Леной Буравлёвой, потому что нам было по пути. Она активно пробовала наркотики и рассказывала мне о своём опыте. Что бывает и от какого вещества. Мне всё это было интересно и был бы я чуть посмелее, то напросился бы с ней на какой-нибудь трип, но я слишком боялся, что потеряю контроль над собой, окажусь в глупом положении или меня перекроет, и я не смогу справиться с этим, может Буравлёва меня заснимет на видео и потом будет показывать одноклассникам, которые будут надо мной смеяться. И всё же знания, которые я получил от неё, я стал использовать в своих целях. Буравлёва казалось такой крутой. С сигаретой в зубах, с псориазом из-за чрезмерного употребления амфетамина, с наушником в одном ухе и с другим, повисшем на худи. Она позволяла себе не ходить в школьной форме, а на замечания директора и классной руководительницы ей было всё равно. Из наушника шипело и пыталось вырваться искажённое звучание модного ниггерского рэпа. Я взял образ Лены и стал примерять на себя. Мне понравилось.

В общем, я стал уже гнать про то, что я и ебусь и ебашу наркоту. И самое удивительное, что от этого пиздежа, я чувствовал себя лучше. Временами. Типо не типичный троечник, который не понимает, что хочет от жизни, а хулиган, ёбырь и торч, которому на всё похуй. Крутой типочек. Но похуй не было никогда. Как бы не притворялся я.

Потом я уже стал путаться в своём вранье. Я забывал кому и что я наплёл. Мои показания вовсю противоречили друг другу. Внимательный человек уже раскусил бы меня, но все были такими невнимательными и безразличными. Как хорошо, что большинство людей всё равно ничего не могут запомнить из-за обилия информации. И всё же. Я стрессовал из-за этого, но продолжал пиздеть. Почему-то с возрастом это делать стало сложнее.

Когда я пошёл на первой курс института, я заболел депрессией, с которой борюсь по сей день. Учиться мне не хотелось, пары я исправно проёбывал, у меня было много времени, чтобы покопаться в себе. От части это хорошо, но я отрывал столько внутренних проблем. И я понял, что совершенно незнаком с собой. Именно из-за этого всего пиздежа, которым я брызгался направо и налево. Я стал спрашивать у своих знакомых, каким они меня видят. И я понимал, что видят они не меня, а кого-то другого. Образ. Никто, оказывается, не знал меня. И тут всё, что накопилось во мне, ну, наверное, с детства, стало выходить. Очень болезненно, как какой-нибудь гной или мокрота. Я ненавидел себя за свою непонятность и непонятливость. Чернота травм стала выбиваться из психической почвы. И как разобраться в этой жиже, я понятия не имел и помочь с этим никто мне не мог. Точнее, я не видел того, кто мог бы. Я никому не доверял, потому что боялся осуждения.

Много было предпосылок к этому, но моё враньё про наркотики стало материализоваться. Только не в том романтичном ключе, который образовал лужу из фантазий, где я печально плескался. Это был способ уйти от себя ещё дальше. Ещё сильнее запутаться, потому что не знаешь, как выйти. Порой нужно отдалиться от своей цели, чтобы потом её достигнуть. Но сделал я это неосознанно. Мне было ничего неинтересно, кроме наркотиков и состояний, в которые они вводят. Я пробовал разные. И я думаю это меня спасло от суицида. Потому что интересоваться наркотиками с таким жаром, с которым я интересовался – это лучше, чем ничем не интересоваться. В один момент у меня что-то щёлкнуло в голове. Я заигрался и уловил это. Понял, что надо выбираться из этого дерьма, в которое сам себя погрузил. И мой интерес к наркотикам стал проходить и появляться в других вещах.

Для начала я перестал что-либо юзать. Потом я перестал врать о себе самому себе и окружающим, потому что это мне сильно мешало выстраивать отношения с новыми людьми. Нужно было остановить этот процесс прогресса «постиронии». Перестать врать, было сложнее, чем перестать юзать. Я стал пытаться узнавать себя, стал вести дневник, что очень помогало в раскрытии себя. Постепенно я нащупал свои сильные стороны, определил взгляды на жизнь, свои предпочтения, свои недостатки, свою истинность. И чтобы разогнать все приведения моего выдуманного прошлого, я принялся рассказывать всем то, о чём им наврал. Может, это было уже и незачем, потому что прошло много времени, и я давно не травил всякие байки. И всё же. Когда я раскрыл для близких людей свои прошлые тайны, мне стало намного легче дышать и ходить. Больше никаких секретов не было, и я освободился от «постиронии», если позволите мне использовать это слово. До сих пор не понимаю, уместно ли оно.