Читать книгу: «Взаправду», страница 7

Ещё один выход из постиронии

Сегодня со мной случился отвратительнейший момент. Я проснулся в восемь утра по будильнику. Давеча я поменял звук стандартного айфоновского звонка, от которого просыпаешься с раздражением. Уж слишком много раз я слышал его спросонья. Надо периодически менять первый звук, услышанный при пробуждении, который так сильно сказывается на первые эмоции, что задают тон дальнейшему дню. И вроде я встал неплохо, несмотря на неприятные и реалистичные сны, спровоцированные кветиапином. Почему я его принимаю, расскажу чуть позже, сначала я хочу закончить с описанием этого дня.

Выпил стакан воды, умылся, сделал зарядку и позавтракал. После всех этих утренних ритуалов оставался ещё один – посрать. Но я не мог. Мою кишку явно отяжеляло что-то, но выходить это не хотело. Хотя мои нервы немного подталкивали гавно к выходу, давая лишь предпосылки, но никакого результата. Я подумал, что ничего страшного, доехать должен без приключений, а если приспичит – где-нибудь да схожу в туалет. А если вдруг выйдет так, что я не сдержусь – то придётся в итоге вернуться домой и написать своему работодателю, что у меня случился некий конфуз, из-за которого на работе я смогу появиться только на следующий день.

Я непросто так подумал об этом всём. Уже выработалась привычка разбирать по частям ситуации, из-за которых возникает тревога. Это немного помогает ослабить её, закинуть в землю с удобрением семя здравого смысла, которое может медленно прорасти, а может так и остаться в зародыше. Смотря что за удобрение и насколько здоровая земля. Земля – это психика в этой аллегории. А удобрение – ну наверное образ жизни и то, что человек пропускает через свою материю.

Мне предстоял первый рабочий день. Стажировка. Официально меня ещё не оформили. Договорились на понедельник. Это было 13 февраля 2023 года. Число несчастливое и всю свою суть оно оправдало. Я так и думал, что надо было договариваться на 14-ое число. Для меня все числа, связанные с четвёркой – судьбоносные. Может быть, это какое-то помешательство. Я не разбираюсь в нумерологии, но число четыре – меня преследует всю жизнь и у меня нет никаких оснований на него не ориентироваться.

Пока я шёл до электрички, подумал про то, что надо было бы взять с собой сменную обувь и свою кружку, но потом подумал: «Ладно, завтра возьму», выкурил одну сигарету. Мне показалось, что это зря. Немного раззадорил никотин мои нервы. Чапман ванильный, который мне купила вчера Ксюха, когда праздновали её совместный с Настей др, за наличку в продуктовом магазине, карты не принимали. Я сказал Ксюхе, что переведу ей, но так и не перевёл. И я не забыл, я – забил. Пошленькая игра слов, которую я не раз использовал. В данном случае просто очень подходит.

Когда я зашёл в вагон, это было непросто, потому что людей было очень много, я прижался своей курткой к курткам своих многочисленных попутчиков. Очки запотели. Мне стало так мягко, ноги мои расслабились, и стоял я уже не сам. Моё тело держали люди, прижавшиеся ко мне со всех сторон. Было так мягко из-за курток, я будто лежал на них, как на матрасе, а в своей куртке – как под одеялом. Голова болталась только без подушки, но разве может быть подушка мягче воздуха, включающим в себя углекислый газ сонной толпы. Голова у меня немного кружилась.

Да, я почти заснул, в теории я мог бы заснуть, если б не держал в голове, что мне скоро выходить. Потом у меня разрядился один наушник, и это меня окончательно разбудило. Это противно. Звук в одном ухе, и нет возможности убрать наушники в коробочку, потому что меня со всех сторон сдавливают. Точнее, возможность есть, но неудобная позиция. Я не хотел никого расталкивать. Лучше уж выйду на своей станции, она была следующей, и уберу эти треклятые наушники, когда буду в менее несвободном положении. Всё равно я собирался читать книгу в метро. После пересадки с электрички, ехать мне нужно было по прямой. До Электрозаводской.

Так уж совпало, что место моей прошлой работы находилось тоже на Электрозаводской. Я был тогда нездоров своей «землёй» (возвращаемся к аналогии с психикой), и мне было непросто. В то время, когда я ездил в метро, сильно боялся обосраться. Семя здравого смысла, посаженное в почву, никогда не прорастало. Но я не обсирался, потому что было нечем. Перед выходом из дома я ходил в туалет раз по пять. Без преувеличения.

Тут двоякая ситуация. С одной стороны, я не мог обосраться, потому что нечем, а с другой стороны, меня так хуярили нервы, что это было наравне с теми ощущениями, которые испытывает нормальный человек перед тем, как узнает, что его сейчас собираются убить. Я точно не знаю, как чувствует себя человек в ожидании смерти, но могу представить, потому что это много раз описывалось в разных произведениях и показывалось в фильмах. Но я знаю, как должен себя чувствовать человек, когда едет в первый день на работу.

Вот я себя и чувствовал сегодня так. Да, присутствовало волнение, но вполне нормальное. Не такое, как когда я работал на прошлой работе. И дело было не в самой работе. Дело в разнице моих состояний. Я понимал, что я еду на первый день, что это всего лишь стажировка и я могу в любой момент уйти, если мне что-то не понравится, что моё положение позволяет мне продолжить поиски другой работы. В общем нет ничего такого, чтобы волноваться, как перед неминуемой смертью. Другими словами, с семенем здравого смысла всё было нормально, развивалось себе, медленно пробивалось к свету. А свет – это солнце – а солнце – это блаженство.

Но сам я был уже далеко от солнца. Я был под землёй. В метро. Ехал себе. Читал «Преступление и наказание». Только вот когда я зашёл в вагон, когда поезд тронулся, во мне что-то тронулось тоже. Может, это триггер какой, я не знаю, не понял. Наверное, сознание безвыходного положения, потому что поезд пришёл в движение. Я и тревоги не понял толком, словно её и не было. Накрыли короткие нервные импульсы в районе желудка. Да, я определённо захотел в туалет. Очень сильно. А так как я с утра не опорожнился, то и не было сомнений, что если я найду вовремя туалет, то семя, блять, здравого смысла выйдет у меня из жопы. Да и если не найду, тоже выйдет. И никаких метфор ебучих не нужно. Пришлось отложить Достоевского, потому что мне нужно было сконцентрироваться только на сдерживании. Как на зло двери закрылись. Это была Киевская. И как только они закрылись, я понял, что на Смоленской я вынужден буду выйти. В любом случае.

Смоленская. Я вышел из вагона и медленно попёрся к эскалатору. На эскалаторе встал, потому что боялся двигаться. Сделал я вид, что не двигаюсь, а внутри – скорость движения развивалась по таким формулам, которые ещё не вывели.

Вышел я на улицу. Увидел солнце, свет и наступающее блаженство. Облегчение. Я стал выискивать туалет, какое-нибудь заведение. Недалеко находился мой психоневрологический диспансер, я думал двинуть туда, но надо было спуститься в подземный переход, пройти его, потом подняться по лестнице, дойти до диспансера метров пятьдесят, надеть бахилы (там на этом настаивали) и ещё дойти до туалета. Нет, точно не успел бы. Да всё равно найти туалет мне не удалось до наступления этой неги. Она уже растекалась внутри меня и не только, от желудка до головы и до пяток – проникла в материальный мир в виде гавна – по моим трусам и штанам. Я зашёл в «Му-му», униженный и оскорблённый своей потребностью. Блять, нет более жестокой и смешной иронии, чем у самой жизни. Шутили в универе про то, что Максон ходит срать в «Му-му». Я любил эти шутки и дошутился. Хах! В «Му-му» туалет был под паролем. С болью я посмеялся смехом похожим на плач. Ну, конечно, так просто не могло всё быть. Меня весь этот прикол уже начинал выводить из себя. Пришлось подойти к сотруднику этого общепита, спросить пароль от толчка. Парень с сеточкой на голове, чтобы волосы не падали в еду, посмотрел на меня и понял всю серьёзность моего положения. Торопливо он нашёл какой-то чек и протянул его мне. Когда я перебирал медленно ногами и шёл в сторону туалета, придерживая одной рукой гавно, чтобы оно не свалилось к обуви. Вбивая пароль, я думал, что он не подойдёт. Вот настраивался уже на это. Но нет, пароль подошёл. Я зашёл в большую отдельную кабинку. Кинул куртку на плитку, снял джинсы, трусы, посадил свою жопу на унитаз, забыв опустить ободок, и вывалил туда остатки той самой «неги». Как же печально мне стало. Блять. Но я прекрасно знал, что мне делать, потому что так много раз в голове у себя прокручивал подобную ситуацию. Один раз со мной даже случилось такое. Я тогда тоже был на антидепрессантах.

Сначала я снял кроссовки, штаны, ну и затем трусы, которые сразу же швырнул в мусорное ведро. С ними глупо было что-то иное делать. Сначала я стал вытирать свой задний проход, и понял, что надо и водолазку снять, чтобы ничего не мешало, и чтобы её не запачкать. Вот так я и стоял в носках, согнувшись, на черной плитке, которая, слава Богу, была чистой… Ну а что, утро ещё. Натоптать не успели своей слякотной зимней обовью… И оттирал свою жопу и ляжки. Туалетная бумага была не из самых дешёвых, не как газета на ощупь. Нормальная, мягкая. Это было приятным сюрпризом.

Когда я оттёр очко, начал писать своему потенциальному начальнику, что по пути у меня случился конфуз, и что я приеду завтра. Нельзя было ему писать, пока я ещё не оттёрся, я это ясно понимал. Будто я был ещё не уверен, что нужно. Вдруг я смогу всего лишь опоздать. Нихуя, после всего этого мой путь был только один – быстрее домой, мыться и стирать ВСЮ одежду, в которой я был. Но сначала нужно было оттереть джинсы. Михаил скупо ответил: «Здравствуйте, Павел. Ok». Почему-то на английской раскладке. Мне стало так неудобно перед ним. Я говорил на собеседовании, что ответственный и пунктуальный, а тут такое… Но стал себя убеждать, оттирая джинсы от гавна, что в работе я покажу ему, какой я на самом деле. И он поймёт, что это было разовое недоразумение… В конце концов это же только стажировка. Официально я не оформился ещё, мне предстояло только обучение профессии, компанию я никак не подвёл тем, что не приехал. Только самого себя немного.

Полностью оттереть джинсы было невозможно. На них было огромное влажное коричневое пятно, от которого изрядно несло. Я подумал, как буду сейчас ехать, что от меня вонять, как от какого-нибудь бомжа. Ну и ладно. Я обложил немного туалетной бумагой шов, чтобы моя кожа не так сильно хотя бы соприкасалась с этим пятном.

Вышел я из «Му-му» и первое, что увидел – это как какой-то алкаш ссыт в мусорку. Передо мной чётко предстал его вялый и смуглый непонятно от чего хуй, обнажённая головка грязно-розового цвета. И его не устойчивая покачивающая фигура в серых обносках, заросшее жесткой щетиной лицо, которое было перемешано мутными оттенками жёлтого, синего и красного цвета. Мимо ходили люди, и никто не обращал на него внимание. Мне вдруг стало так печально, всё посерело. Но я посмотрел наверх, взгляд от того алкаша отвёл, увидел, что светит солнце. Оно раскрасило всё обратно в цвета.

Пока я ехал, я думал о том, как же я изменился после лечения. Мне было так плохо от того, что произошло, но не так плохо, как раньше, когда я ехал и боялся, что это произойдёт. До лечения.

Я просто в какой-то момент не выдержал своего состояния и пошёл вот в этот самый ПНД на Смоленке. Мне выписали антидепрессанты, противотревожные, нейролептик, и потихоньку я начал становиться собой, справляться с импульсами. Я был нелюдим, быстро уставал от людей, боялся обосраться по пути, бегал перед выходом из дома в туалет по несколько раз, не получал удовольствия от еды, тяжело вставал по утрам. Бля, ну что я перечисляю? Вы же не мои психиатры… Хотя, частично и вы. Самая главная проблема была в том, что я не мог взаимодействовать с этим миром и реагировать на него так, как мне было свойственно. Я чувствовал сбой в себе, что я – не как я. Что мои реакции – они ненормальные. Я такой, как я реагирую. Есть асоциальные люди, но они органичны в этом. Они могут от этого испытывать дискомфорт, конечно, но не такой, какой испытываю я. Все совершенно не так. Всё! Я постоянно думал, что изменить в своей жизни, чтобы всё встало на свои места. Что-то менял, что-то меня облегчало на время, что-то вообще нет, но собой я всё равно не становился. А всего-то нужно было сходить к врачу и начать лечиться. Только тогда я и стал становиться собой. Нет, я не перестал грустить, я не перестал воспринимать этот мир так, как воспринимал. Наоборот, осознал эту всю боль жизни ещё серьёзнее, всю её безысходность, потому что думать мне стало проще и проще к ней адаптироваться. Я стал лучше чувствовать и, оказалось, депрессия совсем не помогает писать лучше. Только мешает, да.

И вот я о чём хотел сказать этой историей? Что лучше уж попадать в такие ситуации и быть в них самим собой, реагировать на них так, как тебе свойственно, чем трястись, бояться, избегать перемен и пытаться обмануть себя и свой организм, чем быть искажённым отражением своих усугублённых психических расстройств, психологических травм и прочей непонятной хуйни. Лучше гавно на распустившимся цветке, но на солнце, чем просто земля без гавна, без цветка, без света, с замёрзшим дрожащем холодным и погребённым семенем.

Когда я приехал домой, я помылся, закинул всё в стирку. Рассказал своим близким всё ровно так, как было. Поставил наушники на зарядку, скинул Ксюхе деньги за сиги, и твёрдо решил больше не курить перед выходом из дома, положил в рюкзак сменную обувь и кружку. Да, всё в этот день было с самого начала как-то не так. Завтра будет, надеюсь, иначе.