Читать книгу: «Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель», страница 6

Глава одиннадцатая

Из Парижа в Пиренеи

Лето 1940 года

Коко протащила за собой Алису через четыре вагона, прежде чем она нашла купе первого класса, зарезервированное для нее отелем «Риц».

Войдя в купе – Алиса держалась позади Коко, – она обнаружила, что оно занято. Мужчина, судя по одежде, рабочий, и его жена расположились на местах у окна. Они оба повернулись к Коко и удивленно посмотрели на нее. Положив голову на колени женщины, спал ребенок полутора-двух лет, разбросав короткие пухлые ножки на свободном месте рядом. Справа от нее, в углу, прислонившись к стенке, съежился старик в измятом костюме, с всклокоченными седыми волосами. Голова его упала набок, он спал с открытым ртом.

– Это персональное купе, – обратилась Коко к рабочему.

Он пожал плечами и большим пальцем указал на свободные места рядом с ним.

– Садитесь сюда, только не разбудите малыша.

– Вы не понимаете. – Коко старалась сдержать гнев. – Я зарезервировала это купе. Я заплатила за отдельное купе. Вы должны уйти.

– Ну да, как же, – голос мужчины был похож на рычание. Даже в полутьме Коко увидела свирепое выражение его лица. Он добыл эти места в схватке с толпой и уступать не собирался. – Если будете сидеть тихо, можете остаться. Иначе обе пойдете вон. И не говорите мне о ваших деньгах, а не то я потребую с вас еще и деньги за свободные места. – Его рука, лежавшая на колене, сжалась в кулак.

– Прошу прощения?

– Послушайте, женщина, у меня друзья в этом поезде, и вы не захотите с ними встречаться. – Его жена потянулась к нему и похлопала по руке. Стряхнув ее руку, он отвернулся к окну.

– Я не позволю вам разговаривать со мной в подобном тоне. – Коко вздернула подбородок. – За кого вы себя принимаете?

С утомленным смешком мужчина повернулся к Коко и принялся изучать ее, разглядывая от туфель до маленькой черной шляпки-полумесяца. Она ответила ему свирепым взглядом, теребя три длинные нити жемчуга, которые всегда носила на шее.

– Сегодня боги на вашей стороне, – наконец сказал он. – Я вымотан донельзя, слишком устал, чтобы спорить. Если вы просто заткнетесь и сядете, вы и ваша горничная, то я позволю вам остаться.

Коко лишилась дара речи. Рабочий замолчал и снова отвернулся к окну, за которым пробегали поля, деревни и города. Кругом царила тьма. Как и в Париже, не было видно ни одного огонька. Знаком велев Алисе сесть рядом с мужчиной, она сама села в углу. Старик напротив нее продолжал спать, вытянув ноги в проход между ними. Но даже в таком неудобном положении, с прямой спиной, Коко все же заснула. Утомление и ритмичное постукивание колес ее убаюкали.

Спустя несколько часов ее разбудил толчок, за которым раздался скрежет колес поезда, резко замедлившего ход. Алиса похрапывала, положив голову ей на плечо. Когда Коко пошевелилась, голова горничной уперлась в стену. Удивленная способностью молодой девушки спать при любых обстоятельствах, Коко потерла глаза, провела пальцами по щекам и огляделась. В купе не спал только рабочий. Он прижался лицом к стеклу и вглядывался в происходящее за окном, явно завороженный зрелищем.

– Что происходит? – спросила Коко.

– Впереди вдоль путей стоят рабочие, – пробормотал он, оборачиваясь через плечо. – У них факелы. Никаких признаков города. Судя по всему, что-то не так.

Коко прищурилась и посмотрела на часы. В купе и снаружи было темно, и она не смогла разглядеть циферблат.

– Где мы, по-вашему?

Он пожал плечами.

– Откуда мне знать?

Снова завизжали тормоза, и поезд остановился. Мужчина встал, переступил через ноги спящей жены, Алисы, Коко и старика и направился в коридор. Скрипнула открывшаяся дверь. Он исчез. Коко закрыла глаза. Она проголодалась, ей хотелось пить, все мышцы болели. Мужчина вернулся минут через десять. Он ссутулился, между бровями залегла складка.

Коко подняла на него глаза.

– Ну что там?

Он пробрался обратно на свое место. Его жена проснулась.

– За Орлеаном разрушены пути, – сказал он.

Его жена вскрикнула.

– Их разбомбили к чертям собачьим. Люфтваффе нанесло нам визит. – Пока он говорил, поезд медленно тронулся с места. – Мы направляемся в Тур, а оттуда, если Господь и враги позволят, то в Бордо.

План Коко найти убежище на мирном побережье разлетелся вдребезги. «Ла Пауза» находилась в противоположном направлении. Ее пульс участился, но она ничего не сказала. Нужно было сохранять спокойствие, чтобы все обдумать, собраться с мыслями.

Она услышала, как над головой пролетели самолеты. Вдали появились яркие вспышки, потом донеслись отдаленные звуки взрывов. Однажды бомбы упали совсем близко, и поезд покачнулся. Полусонная Алиса застонала, придвинулась ближе и вцепилась в руку хозяйки.

– Ты вся мокрая! – воскликнула Коко.

– Это от жары, мадемуазель. Я потею от жары.

Коко прищелкнула языком.

– Дамы не потеют, моя дорогая. Дамы покрываются румянцем.

Колеса поезда отсчитывали минуты, потом часы, и Коко размышляла, пока они уезжали все дальше от «Ла Паузы». До Тура они доедут, как сказал мужчина. Но если сохранились пути до Бордо, то оттуда можно на машине добраться до дома Андре в Пиренеях.

Когда встало солнце, ребенок проснулся и заплакал.

– Замолчи, – сказал ему отец, но голос его звучал с удивительной нежностью.

– Он есть хочет, – объяснила его жена. Она повернулась к Коко. – Мы все потеряли в толпе, когда садились в поезд.

На станциях, которые они проезжали, люди спали на бетонном полу, на скамьях, на ящиках, на ступенях, на тележках носильщиков, на кучах одежды и чемоданах. Подъезжая к вокзалу в Туре, поезд сбавил скорость и издал гудок, но они не остановились. Стеклянная крыша вокзала была разбита, перроны были завалены стеклом и мусором.

Ошеломленные люди пребывали в растерянности, у многих были окровавленные бинты на голове и конечностях. Они бежали за поездом, махали руками и кричали, но поезд прибавил скорость, оставив их позади.

Коко облегченно вздохнула. Это должно было означать, что пути между Туром и Бордо целы. Если они доберутся до Бордо, она найдет какую-нибудь еду. А затем, если ей повезет, то найдет и кого-нибудь с машиной и бензином, кто отвезет двух пассажирок в горы к Андре, в его шале.

Когда они проехали вокзал Тура, Коко увидела множество неподвижных транспортных средств – грузовиков, легковушек, повозок, велосипедов. Все они были брошены на дороге, во дворах и в садах между домами. Возможно, как предупреждал Эван, бензина больше не было. Всюду было множество людей. Когда город остался позади, на многие мили растянулись самодельные лагеря, заняв то, что осталось от полей фермеров.

Алиса повернулась к Коко.

– Где мы будем ночевать, когда приедем, мадемуазель?

– Если нам повезет, то в доме моего племянника Андре Паласса и его жены в предгорьях Пиренеев. – Она помолчала немного. – Андре – это сын моей покойной сестры Жюли-Берты. А теперь помолчи. – Дом Андре был подарком тетушки Коко.

Она проголодалась и очень устала. Наконец, поезд пошел на подъем. Они приближались к Бордо.

– Сколько мы здесь пробудем? – спросила Алиса спустя полчаса.

Голова Коко точно не выдержала бы, если бы она занялась еще одной проблемой.

– Не задавай слишком много вопросов.

– Да, мадемуазель.

Поздним утром они прибыли на вокзал Бордо. Конечная, как крикнул носильщик. Коко и Алиса, у которых не было багажа, торопливо направились к выходу, проталкиваясь среди других пассажиров, надеясь позавтракать до того, как остальная орда выйдет из поезда.

Коко с удовлетворением отметила, что на улицах пока немного народа. В Бордо еще не воцарилась паника, которую они видели в Париже, Орлеане и Туре. Кафе в нескольких кварталах от вокзала оказалось открыто, и в нем предлагали сыр, черствый хлеб и горячий чай. Коко заплатила – пятнадцать франков! – и потом они пошли обратно к вокзалу.

Коко, мечтавшая о ванне и чистой одежде, которую найдет в доме Андре, стала искать такси. Наконец, за триста франков их согласился туда отвезти молодой человек. Правда, вид его доверия не вызывал.

Много часов спустя, за пределами маленького городка на пологих холмах такси свернуло на длинную подъездную дорожку, усыпанную гравием, и со скрежетом остановилось. Коко, совершенно без сил, расплатилась с мрачным водителем, открыла дверцу и вышла из машины. За ней последовала Алиса. Как только Алиса захлопнула дверцу, водитель тут же уехал. Коко постояла, оглядываясь. Они добрались, они в безопасности!

Скалистые горы вдали сияли снежными вершинами даже в июне. Война еще не пришла в эти горы. Кругом стояли высокие деревья, никакого транспорта, никаких толп.

Она несколько секунд вдыхала прохладный свежий воздух, и ее дух ожил. Стоявшая рядом с ней Алиса разглядывала старый двухэтажный каменный дом.

– Наконец-то, – выдохнула девушка. Тут дверь дома распахнулась, и по ступенькам легко сбежала красивая молодая женщина. Она протягивала к ним руки. Коко и припомнить не могла более приятную картину.

– Катарина, дорогая моя!

– Тетушка Коко! – Жена Андре подбежала к ним и прижала Коко к себе. – Какой замечательный сюрприз. Благодарение Господу, я беспокоилась, думая, что вы остались в Париже.

Коко взяла ее за руки, и Катарина расцеловала ее в обе щеки.

– Думала, мы никогда не доедем. Мы взяли билеты на экспресс в Канны, но в Орлеане пути разбомбили. Потом мы доехали до Тура, там тоже все разбомбили и… – Она замолчала, прижав руку ко лбу. Катарина обняла Коко за плечи. – О, теперь со мной все хорошо. Но какой ужасный опыт… Представь, мы просидели всю ночь рядом с чужими людьми. И у нас нет багажа, нет одежды.

– Идемте, вы должны немедленно отдохнуть. – Голос Катарины звучал очень тепло. Они начали подниматься по ступенькам. Алиса не отставала.

– А где девочки? И Андре? Он дома?

– Габби и Элен гуляют с подружками. Они будут в восторге от вашего приезда. – Катарина вздохнула. – Тетушка Коко, я должна вам сказать… – Она помолчала немного. – Андре здесь нет. Его мобилизовали несколько месяцев назад. – Коко остановилась, повернулась к ней, не говоря ни слова, и Катарина залилась краской. – Простите меня, – пробормотала она. – Мне следовало написать вам.

«Да. Тебе следовало написать».

– Ты получала от него известия? Он в безопасности?

Катарина опустила глаза.

– Думаю, мне бы сообщили, если бы это было не так. – Коко похолодела. Она никак не могла собраться с мыслями, а Катарина между тем продолжала: – Вы же знаете вашего племянника. После его отъезда я получила всего два письма. Идемте. – Она снова направилась к двери. Сердце Коко гулко стучало, горло перехватило. Она не могла говорить.

«Андре уехал много месяцев назад!» Ее ноги налились свинцом, пока она шла.

– Мужчинам сложно отправлять письма с фронта, – продолжала Катарина. – Но сердце подсказывает мне, что с ним все в порядке. – Она кивнула. – Я… молюсь об этом.

– Где он расквартирован? – заикаясь, спросила Коко.

– Его полк сражался, то есть сражается рядом с Эльзас-Лотарингией на линии Мажино. – Уголки губ Коко дрогнули, когда жена Андре посмотрела на нее. – А вы, случайно, не слышали никаких новостей о боях в тех краях?

– Нет. Никто в Париже не знает, что происходит, – поспешно ответила Коко. Она вроде где-то когда-то слышала, что линия Мажино пала. Но такого просто быть не могло, и вслух она такого не скажет, чтобы из-за нее эти слова не оказались правдой.

Эта женщина ничего не знала о ее настоящей боли. Коко отстранилась от Катарины и с горечью продолжала:

– Пока Андре сражается за Францию, Париж сидит и ждет немцев. Правительство пригласило их войска в наш город. Ты можешь в это поверить, Катарина? – Коко понимала, что говорит слишком быстро, но она ожидала увидеть Андре в шале, в безопасности. – Да, это правда. Наше бравое правительство сбежало в Тур, а оттуда в Бордо. Вчера перед отъездом я слышала звуки бомбардировки недалеко от Парижа, в городе царил хаос. А потом мы сели в поезд, и с тех пор я ничего не слышала.

Коко приложила руку ко лбу, чтобы унять головокружение. Мир воюет, и Андре в центре сражений. Она чувствовала себя такой беспомощной, стоя тут. Казалось, сердце вырвалось из груди и билось у нее в горле.

Словно издалека, до нее донесся голос Катарины:

– Вы хорошо себя чувствуете, тетушка Коко? Позвольте мне проводить вас в ваши комнаты.

– Да, Катарина. Я бы хотела сейчас принять ванну и немного поспать. Ты же позаботишься об Алисе, правда?

– Разумеется. Позвольте мне проводить вас наверх. Я скажу моей горничной, чтобы она приготовила для вас ванну, а потом вы сможете поспать.

Коко нужно было немедленно оказаться в одиночестве в этом доме, пронизанном духом Андре.

Глава двенадцатая

Руайальё

1905 год

В тот вечер, когда моя жизнь изменилась навсегда, дом Этьена был полон его друзей. Все собрались, чтобы отпраздновать последнюю победу Этьена на скачках в Лоншане в Париже. Гости вышли на террасу. Они пили шампанское и любовались красивым закатом над холмами Компьеня.

В окутанной сумерками библиотеке мы с Боем лежали вместе на диване. Его прижавшееся ко мне тело было горячим и крепким. Четыре месяца назад мы впервые занимались любовью у ручья, и дни после этого были счастливейшими в моей жизни.

Никогда я не чувствовала себя такой любимой. Бой наполнял меня радостью. Даже мое тело изменилось, стало более чувствительным к его прикосновениям. Моя грудь стала пышнее, кожа была мягкой и нежной, словно сливки, живот округлился.

Бой любил меня. Он клялся в этом каждый раз, когда мы были вместе. Он любил говорить, что наши души соединились в духовном мире, мы единое целое. Эту идею невидимых связей он называл теософией. Я читала все книги, которые он давал мне по этой теме, изучала их и, наконец, начала понимать его глубокие идеи. Я полностью доверяла ему. Я верила в Боя Кейпла и во все то, чему он меня научил. Бой был первым мужчиной, которого я по-настоящему любила.

И последним.

В тот вечер, когда Бой лежал рядом со мной, опершись на локоть, и смотрел на меня, убирая волосы с моего лба, я услышала приближающиеся шаги в коридоре. Рубашка Боя была распахнута, брюки расстегнуты, как и моя блузка. Охваченная любовной истомой, я не успела ни предупредить его, ни одеться сама. Дверь распахнулась, и мы оба подскочили. Бой развернулся, чтобы посмотреть, я спряталась за ним и смотрела через его плечо.

На пороге стоял Этьен и смотрел на нас.

Одним плавным движением Бой сел, развернулся и спустил ноги на пол. В моей голове стало совершенно пусто. Когда Бой начал застегивать рубашку, я села рядом с ним. Не отрывая глаз от Этьена, я стянула полы блузки на груди, прикрывая ее, хотя Этьен не раз видел мою грудь. Мои волосы были растрепаны и рассыпались по плечам, как будто нас застали милующимися в стогу сена, а не в библиотеке. Я выглядела ужасно и знала об этом.

Казалось, прошла целая вечность после того, как Этьен открыл дверь. За окном пение цикад чествовало закат, как будто все в этом мире было в порядке. Я слышала фырканье лошадей в стойлах, когда они устраивались на ночь. Где-то вдалеке лаяла собака. Время от времени с террасы долетали взрывы громкого смеха.

Этьен пришел в себя быстрее, чем мы.

– Простите, что я вас потревожил, – сказал он, входя в комнату. – Я искал мою трубку. – Я проследила за его взглядом до стола, стоявшего недалеко от дивана, между окнами и книжными полками. На столе лежала его трубка, стояли несколько хрустальных стаканов и бутылка портвейна.

Я молчала. Мне хотелось исчезнуть.

Бой хлопнул ладонями по коленям.

– Что ж, входи, Этьен. – Его тон был излишне сердечным.

Этьен пересек комнату, взял трубку, повернулся к двери, но потом передумал и уселся в кресло лицом к нам. Пока я застегивала блузку, он не поднимал головы, возясь с трубкой. Он обхватил ее снизу ладонью и склонился над ней, чтобы раскурить. Бой застегнул ремень на брюках и натянул сапоги. Мы сидели рядом на диване. Этьен откинулся в кресле и, глядя в потолок, глубоко затянулся.

Моей первой осознанной мыслью была вот эта: Этьен попросит меня немедленно покинуть Руайальё, мой дом. Я не могла этого допустить.

Сняв крошку табака с губы, Этьен, наконец, посмотрел на нас. Он потянулся за бутылкой портвейна и налил на два пальца вина в каждый из двух стаканов. Потом он посмотрел на меня, вопросительно поднял бровь, но я покачала головой.

Этьен протянул руку, и Бой встал, чтобы взять стакан, потом вернулся на диван, но на этот раз сел в нескольких футах от меня. Они молча выпили. Голоса на террасе теперь казались такими далекими. Солнце опустилось за горизонт, и комнату заполнили тени. В течение нескольких минут единственным звуком было тиканье часов, стоявших в углу.

Я поняла, что время настало.

Этьен нарушил молчание.

– Что ж, – начал он. – Ты любишь ее?

Голос Боя прозвучал ровно и уверенно.

– Да.

Взгляд Этьена переходил с него на меня и обратно. Затем, закинув голову, он допил остатки портвейна. Подняв стакан в нашу сторону, он посмотрел на Боя и сказал:

– Тогда ладно, Кейпл, я отдаю ее тебе.

Земля ушла у меня из-под ног. Я посмотрела на Боя. Он еле заметно кивнул, как будто скрепляя сделку.

Не веря своим ушам, я повернулась к Этьену, но не увидела на его лице ни тени возмущения. Комкая край блузки, я пыталась справиться с поднимающейся во мне яростью. Как они смеют вот так передавать меня из рук в руки?

Я встала, охваченная гневом, и подняла палец, требуя внимания.

– Прошу прощения, господа, – сказала я, переводя взгляд с одного на другого. – Но я не блюдо с закусками, чтобы передавать меня по кругу.

У Боя расширились глаза.

– Коко, мы совсем не это имели в виду.

Брови Этьена сошлись на переносице. Он выглядел удивленным.

– Разумеется, нет, подружка, – произнес он тоном истинного джентльмена, таким ровным и вежливым, и посмотрел на меня. – Мне следовало спросить тебя.

– Послушай, – вмешался Бой, – виноват только я, Этьен. Мне следовало сразу тебе сказать.

Этьен проигнорировал его. Выпустив дым уголком рта, он обратился ко мне:

– Ты любишь его, Коко?

– Разумеется, люблю, – ответила я и нагнулась, чтобы подобрать туфли. Я старалась не смотреть на него, чтобы скрыть растущую во мне ярость. Когда я выпрямилась – в каждой руке по туфле, блузка свободно висит поверх юбки, волосы растрепаны, губы опухли от поцелуев Боя, – я могла думать только об одном.

Бой не сказал ни единого слова ни о женитьбе, ни о том, что возьмет меня под свое крыло. Он не думал о последствиях, когда Этьен застал нас. Я гневно посмотрела на одного, потом на другого. Ни один из них ни разу в жизни не оставался без необходимого – крыши над головой, постели, еды.

И тут мне пришла в голову мысль. Мой секрет спасет меня.

– Я люблю Боя, – повторила я. – Но и тебя, Этьен, я тоже люблю, пусть и иначе. Но ни один из вас не имеет права решать сейчас мое будущее. Даже если бы я и хотела, я не могу покинуть Руайальё прямо сейчас. – Я замолчала, набираясь смелости, а два друга смотрели на меня и ждали. – Я не могу уехать из Руайальё, потому что я… как говорится, с ребенком. – И прежде чем кто-то из них смог задать вопрос, я добавила: – И один из вас его отец.

Бой закашлялся.

Этьен поставил стакан на стол рядом с ним.

– Когда ты его ждешь? – наконец спросил он.

Я уже побывала у повитухи в соседней деревне.

– Примерно через пять месяцев или около того. – Я буквально видела, как он подсчитывает в уме. Время зачатия было двусмысленным, так как дата примерно соответствовала тому времени, когда я ушла из постели Этьена к Бою. Я посмотрела на Боя и увидела вопрос в его глазах. Но я не собиралась ни одному из них говорить правду. Я напомнила себе, как перед балом они отослали меня с Эмильенной.

Мне отчаянно хотелось выйти замуж за Боя, но теперь мной руководили гордость и страх. Он ни о чем меня не спросил. Бой клялся, что любит меня, но я знала, что любовницу легко бросить. Что, если я скажу ему, что отец он, а он уйдет? Папа тоже клялся, что любит меня. И ушел.

Поэтому я подстраховалась. Я знала, что не буду в безопасности, пока Бой не попросит меня выйти за него замуж. Мне нужен был Этьен. Он был другом, но я готова была его использовать при необходимости. Без Боя Руайальё был моим единственным домом. Но если никто из мужчин не будет уверен в своем отцовстве, то они оба мне помогут.

Я понимала, что это нечестно, но моей вины в этом не было. Я была всего лишь девушкой, а они – мужчинами.

Шли месяцы. Бой так и не задал вопроса, который мне так хотелось услышать, но он обращался со мной очень нежно, баловал меня. Этьен тоже постоянно интересовался моим самочувствием, рассуждал о том, мальчик родится или девочка и когда это случится. Нужна ли мне подушка под спину, когда мы сидим за столом? Стоит ли мне продолжать ездить верхом? Этьен приставил ко мне горничную, чтобы она следила за моим комфортом, и шофера, чтобы он возил меня к повитухе. Тем, кто видел наше трио со стороны, трудно было понять, кто из мужчин отец ребенка.

Я со своей стороны сохраняла интригу. Я знала, что ребенок от Боя, но шли недели, а никакого разговора о женитьбе не было. Поначалу я отчаивалась, боялась, сердилась, обижалась, но все эти чувства держала в себе.

Я боролась с ними до тех пор, пока не поняла, что неотступная жалость к себе заслоняет радость, которую я должна была бы испытывать, как будущая мать. В конце концов, у меня было два мужчины, которых я любила, пусть и по-разному, и они заботились обо мне. Да и Руайальё по-прежнему оставался моим домом, как и обещал Этьен.

Я убедила себя, что крайний срок, который я определила для того, чтобы Бой позвал меня замуж, был зря придуман. А любовь Боя, как я себе сказала, была реальной. Я буду терпеливой, я буду сохранять спокойствие. Со временем мы поженимся и создадим семью. Я была в этом уверена. Наша любовь была реальной.

В Руайальё мы с Эмильенной и моей личной горничной хранили секрет. Я была миниатюрной. Я расставила бриджи и носила рубашку поверх них. Я практически не выходила из библиотеки последние два месяца, говоря, что работаю над тем, что задал мне Бой.

*****

Повитуха предупредила меня: если воды отошли, значит, пришло мое время. Воды отошли утром, но через несколько часов я все еще металась по постели, съеживаясь в комок, когда волны боли раз за разом накатывали на меня. Это было чересчур. Мне хотелось только одного – умереть. Я молила Господа о милосердии, просила позволить мне начать все сначала и жить в монастыре.

Поначалу Бой оставался со мной в спальне. Этьен предпочел ждать в библиотеке. Я отказалась лежать в кровати, потому что в положении лежа боль была сильнее. Но повитуха начала сердиться. Между схватками я прижималась к Бою, сидевшему рядом со мной, прислонившись спиной к изголовью кровати. Он обнимал меня сильными руками.

Я помню, как все изменилось. Я услышала, как часы в коридоре пробили два часа пополудни, и тут меня пронзила острая боль. Кажется, я закричала. Этот приступ был намного, намного хуже.

– Мадемуазель! – воскликнула повитуха, торопливо подходя ко мне, не обращая внимания на Боя, она схватила меня за плечи и потрясла. Она наклонилась так близко, что я чувствовала запах капусты в ее дыхании. Повитуха сказала, что время пришло, что теперь я должна лечь, чтобы родить ребенка. Бой изменил положение, и я жалобно застонала, когда он попытался освободиться от моей хватки, хотя я продолжала цепляться за него.

– Ну все, хватит, – сердито сказала повитуха, удерживая мои руки. – Я настаиваю, мадемуазель. Немедленно ложитесь. Немедленно, иначе я не отвечаю за здоровье ребенка! А этот господин должен удалиться.

– Делай, как она говорит, Коко. – Бой встал с постели. Я, плача, потянулась к нему, но повитуха толкнула меня на подушки и выпрямила мои ноги.

– Бой! – Я повернула голову, мои глаза молили его остаться.

– Месье! – Уперев руки в бока, повитуха встала между нами. – Вы должны выйти. Вы принесете несчастье.

Бой обошел ее, нагнулся ко мне и поцеловал в лоб. Затем, вырвавшись из моих объятий, он ушел.

Я плохо помню то, что происходило до рождения ребенка. Повитуха согнула мои ноги в коленях и развела их в стороны. А потом была боль, мучительная боль, и голос Эмильенны что-то нашептывал мне на ухо. Я чувствовала исходивший от нее аромат мыла и увядших роз. Милая, красивая Эмильенна держала меня, пока я рыдала, чувствуя, что мое тело как будто режут ножом пополам. А потом после долгого приступа боли повитуха приказывала мне тужиться, тужиться, тужиться, тужиться!

Громкий требовательный крик ребенка стал для меня сигналом, что все закончилось. Должно быть, я потом заснула. Когда я проснулась, в комнате были Эмильенна, Бой и Этьен. Все трое стояли возле кровати и улыбались. Рядом с ними стояла повитуха, державшая на руках маленький голубой сверток.

– Мальчик? – спросила я.

Она кивнула. Я протянула руки, и повитуха передала мне ребенка. Глаза у него были закрыты, малыш спал, но сразу же прижался ко мне, и по его телу пробежала легкая дрожь. Я осторожно коснулась носика сына, провела по нежным румяным щекам, поцеловала в лоб и притянула его ближе. В этот момент меня охватило чувство, которого я никогда раньше не испытывала. Этот ребенок мой.

Он был идеальным. Я держала его на руках, его голова касалась обнаженной кожи на изгибе шеи. Я коснулась тонких волосков на его голове и уткнулась носом в его макушку. От него исходил кисловатый пудровый запах, который изменил мои мечты, заменив старые грезы новыми желаниями.

У ребенка должна быть самая лучшая жизнь. Я буду любить и защищать моего мальчика. Глядя на спящего малыша, я молилась о радости для него, о мире и комфорте. Он всегда будет в безопасности, он всегда будет здоровым, счастливым и полным жизни.

А так как у него есть мать и два отца, он всегда будет обеспечен.

Я назвала сына Андре, потому что среди моих знакомых не было мужчин с таким именем. Даже когда мы с Боем поженимся, Андре останется моей тайной. Я скажу, что это мой племянник, сын моей бедной покойной сестры Жюли-Берты. И моего мальчика никогда не назовут незаконнорожденным. Это наш секрет, мой, Этьена и Боя.

Этьен говорил, что найдет кого-нибудь на роль подставного отца, вдовца Жюли-Берты. Он может написать об этом в письме. Этого должно быть достаточно.

Откуда мне было знать, что эта новая, всепоглощающая, самая нежная любовь к моему малышу станет концом любого шанса на счастье, а не наоборот?