Читать книгу: «Фантазии Дарио. Тру-крайм с поразительной развязкой», страница 2

Тем временем семья Гальера наконец переехала из машины в нормальное жилье. Они расположились в квартире, принадлежащей церкви Финале-Эмилия. Они обратились к местному священнику, дону Джорджио Говони, известному своей помощью иммигрантам и беднякам, и он действительно нашел для семьи Галера постоянное жилье.

Осень сменилась зимой, начались рождественские праздники. Семья Гальера провела Рождество в желтом доме. Они ели за большим столом в гостиной, а Дарио разворачивал подарки под елкой. Он был в восторге от атмосферы Рождества, но к вечеру слег с высокой температурой. Следующим утром, около 9:30, кто-то постучался в двери. Гостьей оказалась социальная работница из Мирандолы, которая сообщала, что для Дарио нашли новый дом в Реджо-Эмилия, в центре, которым управляли монахини. Его ждали там уже этим утром.

Оддина и Сильвио умоляли оставить Дарио с ними. Он был счастлив в семье Пальтриньери, отлично ладил с другими детьми, а родители в таком случае могли навещать его каждый день – Дарио пережил бы это проще, чем если увезти его в далекий Реджо-Эмилия к незнакомым монахиням. Однако у работницы социальной службы было постановление суда Болоньи по делам несовершеннолетних. У них не оставалось выбора. Джулия, старшая дочь Пальтриньери, едва сдерживала слезы, собирая сумку Дарио.

Все еще страдающий от повышенной температури Дарио сел в машину к Сильвио и Джулии. Они отправились в Реджо-Эмилия, следуя за белой «Пандой» социальной работницы. По дороге они объяснили Дарио, что он пробудет там несколько дней, а затем сможет вернуться домой, пусть и знали, что это ложь. Прошло чуть больше часа, прежде чем обе машины припарковались около здания из красного кирпича: Ченаколо-Франческано, учреждение для детей из бедных семей. Монахиня открыла дверь, чтобы поприветствовать нового подопечного. Дарио изо всех сил цеплялся за шею Сильвио, и монахине пришлось приложить немало усилий, чтобы затащить его внутрь, пока он кричал и сопротивлялся. Молча, исполненные тоски и сожалений, Сильвио и Джулия отправились домой.

Узнав, что его ребенка увезли в Ченаколо-Франческано, Романо был в ярости. Он кричал, ругался и проклинал социальных работников, которые это устроили. Как одержимый он не раз ездил в Мирандолу, где угрожал всем в офисах Единых местных органов здравоохранения (ит. Azienda Unita Sanitaria Locale, AUSL), а однажды чуть ли не приковал себя к входу в знак протеста. Ничего из этого, к сожалению, не помогало. Семье Гальера оставалось лишь навещать Дарио в Реджо-Эмилия в разрешенные для визитов часы, но и это было непросто, ведь у Романо больше не было машины.

Примерно 20 дней спустя Сильвио и Оддина вместе с дочерьми отправились навестить Дарио и заметили, что мальчик выглядел отстраненным и почти не обрадовался их присутствию. Монахини и социальные работники решили, что было бы лучше, если бы семья Пальтриньери больше не навещала Дарио – думали, это убережет его психику от новых травм. Социальные службы рассматривали мальчика как долгосрочный проект. Ему нужно было жить с кем-то, кто мог бы позаботиться о нем, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно. Супругам Гальера позволили время от времени видеться с сыном.

Ближе к концу 1994 года, примерно через год после того, как Дарио забрали, в Ченаколо-Франческано прибыла молодая стажер-психолог, Валерия Донати. Ей было 26 лет. Одной из ее первых задач в AUSL было найти семью, готовую взять Дарио на воспитание. Но прежде с ним нужно было поговорить. Беседа была слишком короткой, чтобы поставить диагноз, однако у Валерии сложилось впечатление, что у Дарио имелись проблемы с эмоциональным развитием. К счастью, она знала, что с этим делать. Перед переездом в Милан Валерия получила степень в области психологии развития и образования в Падуанском университете, где специализировалась на выявлении жестокого обращения и сексуальных надругательств над несовершеннолетними.

После пары месяцев поисков доктор Донати нашла пару, которая, по ее мнению, могла справиться с таким непростым ребенком, как Дарио, – Энрико и Надия Тонини из Гонзаги, что недалеко от Мантуи. Пара на тот момент уже воспитывала двоих приемных детей. В конце весны 1995 года Дарио покинул Ченаколо и переехал в семью Тонини. Так едва ставший пятилетним ребенок обрел четвертый в своей жизни дом.

Романо снова потерял самообладание. Ему трудно было смириться с мыслью, что его сын жил в Ченаколо-Франческано, но теперь все стало еще хуже – Дарио отдавали каким-то посторонним людям. Что они собирались делать с его сыном? Кто-то хотел на нем нажиться, получая выплаты от государства? Эти вопросы мучили его, не давали покоя.

После выселения Романо Адриана, Игорь и Барбара постоянно меняли квартиры и дома, пока дон Джорджио Говони наконец не нашел им постоянное место жительства. Им стало двухэтажное здание на грунтовой дороге в сельской местности Масса-Финалезе, где они делили общую ванную комнату и кухню с семьей иммигрантов из Албании. Это был старый дом на отшибе, незаметный с главной дороги. Плотный туман Бассы моментально превращал любой пейзаж в призрачное видение – он был таким густым, что жители говорили, будто в любое время года его можно хоть ножом нарезать. Именно в это бедное и сырое жилье Тонини привозили Дарио каждые выходные, чтобы тот повидался с родителями.

Семьи относились друг к другу прохладно, хотя и не показывали это за стенами собственных домов. Тонини считали, что Гальера – крайне проблемная семья, и Дарио не хочет к ним ездить. Также они отмечали, что Дарио всегда возвращался от них грязным и голодным.

Гальера, в свою очередь, считали, что Дарио не нравился новый дом, особенно из-за Маттео, одного из старших детей, который, по словам Дарио, его бил.

В сентябре 1996 года Дарио пошел в первый класс начальной школы Пегоньяги. Он серьезно выделялся на фоне одноклассников своей импульсивностью, легковозбудимостью и нестабильностью. Часто он неожиданно разворачивался и, ни на что не обращая внимания, бил рюкзаком любого, кто был рядом, а речь его была сумбурной, часто без логической связи между предложениями. Эти странности отпугивали сверстников, и одноклассники начали его избегать. Кроме того, Дарио отвлекался на занятиях и мешал проведению уроков, из-за чего учителям пришлось пересадить его на первый ряд. Рите Спинарди, одной из его учителей, вечно приходилось чем-то привлекать его внимание. Его называли маленьким straminato – словом из мантуйского диалекта, обозначавшим человека, который вечно витает в облаках.

Риту поражали глаза Дарио. В них не было интереса и любопытства, о чем бы ни рассказывали учителя или одноклассники. Лишь пустота. Казалось, что Дарио жил в своем крошечном мирке, где-то далеко оттуда, и ему было сложно находиться в обычном обществе. Он вечно путал свои тетрадки и не мог следить за школьными принадлежностями, которые то и дело сваливались с парты: незавидной судьбы не избежал ни один карандаш, ластик, пенал или тетрадка, и это заметно мешало проведению уроков. Однако, несмотря на проблемы Дарио с контролем моторики и концентрацией, учителя посовещались и решили не вызывать специалиста по работе с детьми с особыми потребностями.

Затем, во время рождественских каникул, госпожа Тонини заметила нечто странное в поведении Дарио – ему и прежде было непросто выполнять домашнее задание, но теперь, казалось, ситуация ухудшилась. Оценки становились все ниже, Дарио стал чаще спотыкаться и хуже контролировать свои движения. Кроме того, мальчик ел меньше обычного и плохо спал, а на его губах появилась герпетическая сыпь, вероятно, связанная с ослабленной иммунной системой.

Госпожа Тонини попросила учителей Дарио присмотреть за ним. Через несколько дней после того, как он вернулся в школу в январе 1997 года, одна из его учителей пригласила госпожу Тонини, пришедшую за сыном, побеседовать. Она рассказала, что во время проверки домашнего задания Дарио упомянул кое о чем, что случилось во время визита к родной семье. Он сказал, что Игорь, его старший брат, напугал его, «играя под одеялом» с их сестрой, Барбарой.

Встревоженная госпожа Тонини вернулась домой и засыпала мальчика вопросами. Что происходило в доме этой бедной семьи? Как они играли друг с другом? Однако Дарио упорно молчал, так что госпожа Тонини позвонила доктору Донати, психологу, которая и устроила мальчика в их семью. В течение трех месяцев доктор Донати навещала Дарио дважды в неделю, и каждый раз, когда Дарио возвращался от семьи Гальера, госпожа Тонини давила на него, пытаясь получить ответы.

Романо и Адриану вызвали в AUSL, сообщив, что их встречи с сыном будут приостановлены на 2 месяца. Романо плохо воспринял эту новость, начав угрожать, что он обольется бензином и подожжет себя, чтобы привлечь внимание общественности к беспорядку, творящемуся в социальной службе. Работники объяснили, что ему нужно проявить терпение. Тем временем AUSL начали изучать семью Гальера, так как до них дошли городские слухи, что Барбара вступала в сексуальные отношения с другими детьми на глазах у Игоря и, вполне вероятно, с самим Игорем.

Госпожа Тонини видела, что состояние Дарио стремительно ухудшалось. Она все чаще замечала, как он молча сидел, смотря в окно отсутствующим взглядом. Все чаще мальчик спотыкался, отказывался от еды и пугался всего подряд, а также постоянно уходил в себя. Разумеется, Дарио по-прежнему не удавалось сосредоточиться на школьных занятиях.

С наступлением весны Дарио наконец раскрылся. Вечером 11 апреля 1997 года он сказал приемной матери, что Игорь однажды заставил его лечь лицом вниз на диван в гостиной и «сделал больно его бедрам». Госпожа Тонини встревожилась больше обычного. Почему он упомянул именно эту часть тела? Почему именно бедра? Дарио не стал говорить ничего больше. Госпожа Тонини позвонила доктору Донати, чтобы сообщить ей – как делала это всегда – обо всем, что ей поведал Дарио. Выходные прошли без шокирующих событий, однако утром 15 апреля телефон в офисе социальных служб Мирандолы снова зазвонил. Это была рыдающая госпожа Тонини. Дарио сказал ей, что старший брат показывал ему гениталии. Подозрения доктора Донати были подтверждены. Бледный и тихий юноша скрывал ужасный секрет: его старший брат был опасным извращенцем, неспособным сдерживать себя даже на глазах у своего 6-летнего брата.

На следующий день доктор Донати не отвечала на звонки, и госпожа Тонини появилась лично: запыхавшаяся, нервная и с кошмарной новостью, что Игорь применял сексуальное насилие в отношении Дарио. Мальчик наконец открылся и рассказал, что брат принуждал его к оральным сношениям – это объясняло появление герпеса на губах. Кроме того, Игорь угрожал младшему брату, из-за чего тот и боялся говорить правду. Спустя несколько дней открылась еще более чудовищная деталь: Романо и Адриана также применяли к мальчику насилие – на этот раз психологическое. Романо принуждал Дарио молчать, сказав, что, если он осмелится кому-то рассказать, Романо причинит ему «еще больше боли». Доктор Донати и госпожа Тонини все четче видели общую картину произошедшего. На первый взгляд казалось, что семья Гальера всего лишь ведет бедную и изолированную жизнь. Однако за этим фасадом скрывались настоящие чудовища, неспособные контролировать самые низменные инстинкты.

Доктор Донати и социальные работники Мирандолы немедленно связались с офисом окружного прокурора в Модене, где дело поручили Андреа Клаудиани, прокурору, которому тогда был 31 год. Он внимательно выслушал Дарио, который, казалось, перестал бояться расправы. В этот раз Дарио рассказал свою историю четко и уверенно – без тени сомнений, что терзали его зимой, когда он только начал проявлять признаки тревожности. Прокурор отдал соответствующие распоряжения, и 17 мая колонна полицейских машин промчалась по сельской местности в поисках Романо, Адрианы и Игоря Гальера.

3

Патрульные машины выстроились в линию, перекрыв обе стороны небольшой дороги рядом с домом № 15 по Виа-Милаццо в Мирандоле. Несколько офицеров пересекли маленький дворик красного здания и нажали на кнопку домофона, рядом с которой была указана фамилия Скотта. Было 4:30 утра 7 июля 1997 года. Полицейские поднялись на второй этаж, вошли в квартиру и оказались лицом к лицу с молодой парой: высоким и худым мужчиной 22 лет с большими ушами и четко очерченными скулами и миниатюрной тайкой с миндалевидными глазами, оливковой кожей и гладкими черными волосами. Пара выглядела сонной и растерянной. Молодой человек спросил, не случилось ли что-то с его бабушкой, которая уже некоторое время болела, – посчитал, полицейские могли прийти к нему только по этому поводу. Инспектор Антимо Пагано, коренастый мужчина с длинной бородой, подчеркивавшей его сарацинские черты, отрицательно покачал головой и сказал: «Господин Федерико Скотта и госпожа Кэмпет Ламхаб? У нас ордер на обыск вашего дома».

Федерико впустил их, решив не сопротивляться, но у него было множество вопросов. Офицеры надели одноразовые латексные перчатки черного цвета и приступили к обыску, сказав лишь, что Федерико следует ожидать официального уведомления. Они открывали, поднимали и опустошали все шкафы и комоды, и в одном из них нашлись семейные альбомы, которые тут же конфисковали.

В то же время на четвертом этаже здания поблизости разворачивалась та же сцена. Франческа, 44-летняя подруга семьи Скотта, обливалась слезами, наблюдая за происходящим. Полицейские объявились на ее пороге, попросили разбудить ее 8-летнюю дочь Марту и собрать ее вещи. Больше они ничего не сказали. Надев черные перчатки, они начали обыскивать каждый уголок квартиры. Не зная, к кому обратиться, Франческа позвонила своей подруге в Мирандолу:

– Анна, это Франческа. У меня полицейские. Я не знаю, чего они хотят, но они забирают все фотографии.

Анна ничего не понимала:

– Какие фотографии?

Франческа нервничала. Она подозревала, что обыск как-то связан с ее дочерью, и была уверена, что полиция приехала ее забрать.

Перед тем как повесить трубку, Анна сказала:

– Франческа, не переживай, все будет хорошо.

Из спальни в доме семьи Скотта доносились всхлипы. Трехлетняя Элиза проснулась от шума, что устроили полицейские, и начала плакать. Ее младшего брата Ника, которому было всего несколько месяцев, шум, однако, не разбудил. Полицейские попросили родителей собрать детей, а также отдать им ключи от семейного «Гольфа GT», чтобы обыскать и его. Когда солнце было уже в зените, офицеры сказали Федерико, что им придется в полном составе проследовать в полицейский участок. Федерико и Кэмпет загрузили коляску в машину и сели туда же. К участку они ехали в сопровождении полицейских машин.

Кэмпет на тот момент не очень хорошо понимала итальянский. Офицеры приказали Федерико оставить детей в комнате ожидания на несколько минут, чтобы пойти наверх и уладить несколько формальностей. Элиза сидела на стульчике, Ник спал в коляске. Чету Скотта встретил Марчелло Бургони, глава социальной службы Мирандолы. У него на руках был охранный ордер для детей Скотта из-за «жестокого обращения». Дарио, мальчик из Масса-Финалезе, рассказал психологам AUSL, что Федерико и его жена Кэмпет вместе с семьей Гальера применяли насилие к нему и их собственным детям в различных локациях Массы и Мирандолы. Федерико яростно возмутился обвинениям доктора Бургони и полицейских. Перевернув стол, он схватил жену и направился в сторону двери, но его остановили офицеры полиции. Когда родителям наконец удалось спуститься в комнату ожидания, чтобы попрощаться с детьми, там было пусто. Элизу и Ника забрали. Федерико опустился на пол, схватившись за голову, а Кэмпет разразилась слезами.

Это был второй случай.

Их история началась 6 лет назад в пабе на другом конце света, в Бангкоке. Федерико было 16 лет, и он путешествовал со своим отцом, вдовцом, который регулярно проводил лето в Таиланде. Отец с сыном не особо ладили, так что Федерико проводил свои дни в одиночестве, бродя по городу и занимаясь тайским боксом. В начале 1990-х он встретил Кэмпет, свою ровесницу, в баре, где она работала официанткой. Они начали встречаться, и вскоре отношения стали серьезными.

Вернувшись в Италию, Федерико начал писать ей письма. Следующим летом он приехал повидаться с ней, через год – тоже. Тогда-то он и решил больше никогда ее не покидать. Они расписались в Таиланде, а в феврале 1993 года, когда им обоим едва исполнилось восемнадцать, они переехали в Мирандолу. Федерико нашел сменную работу в биомедицинском учреждении, а Кэмпет начала учить итальянский и нелегально подрабатывала уборщицей. Гуляя по окрестностям, они подружились со своей соседкой Франческой и ее дочерью Мартой.

Франческа родилась в Касандрино, недалеко от Неаполя, но с середины 1970-х жила в Эмилия-Романья. Там она в одиночку воспитала сына, встретила новую любовь и в 1989 году родила дочь, однако отношения с партнером закончились плохо. В жизнь матери-одиночки вмешались социальные службы, желавшие отобрать ребенка, но Франческа все же выиграла право опеки над дочерью. Девочка осталась с матерью и привязалась к соседям, молодой итальянско-тайской паре, которые ждали ребенка.

Когда Кэмпет забеременела, ей едва исполнилось 19 лет. Схватки начались 6 марта 1994 года, и они с Федерико тут же отправились в больницу. Уже вечером на свет появилась их дочь Элиза. Несколько дней спустя Федерико вернулся домой позднее обычного, в 9 вечера, и обнаружил, что малышка не перестает плакать. Кэмпет не знала, в чем причина, и не могла успокоить ребенка. Тогда Федерико отправился вместе с дочерью к Франческе, рассчитывая на ее материнский опыт. Это не помогло: Элиза не успокаивалась всю ночь, и утром серьезно встревоженный Федерико решил отвезти ее в отделение неотложной помощи. Врачи сразу же заметили кровоподтеки, гематомы и перелом, указывавшие на то, что ребенка жестоко избили. Федерико потребовал объяснений у жены. Что случилось? Кэмпет сказала, что Элиза упала с лестницы, но Федерико ей не поверил. Медики вызвали полицию. Наконец, вся в слезах, Кэмпет рассказала Федерико, что одна ее знакомая из Таиланда, приходившая в гости, причинила Элизе боль. По словам Кэмпет, женщина пыталась заставить ее заниматься проституцией и хотела получать процент от ее заработка, а когда Кэмпет отказалась, ударила Элизу об стену. Кэмпет не хотела говорить правду, потому что та женщина обещала навредить ее семье в Таиланде, если она обратится в полицию. Федерико в ярости накричал на жену, угрожая бросить ее, если подобное когда-либо повторится.

Семья Скотта выдвинула обвинения против той женщины, но полиция уже успела оповестить социальные службы Мирандолы о жестоком обращении с ребенком. В качестве меры предосторожности они приостановили права Федерико и Кэмпет на опеку, а Элизу передали на попечение другой семьи. Чтобы вернуть свою дочь, им пришлось следовать специальной программе, навещая Элизу в приемной семье. Через несколько месяцев им разрешили сделать визиты дольше, и уже в 1997 году, когда малышке исполнилось 3 года, она вернулась домой. Там ее уже ждал Ник, маленький братик, родившийся всего несколькими месяцами ранее.

Тем летом семья Скотта вместе с Франческой и Мартой отправилась на день в Лиди-Феррарези, чтобы отметить возвращение Элизы. Вместе они провели день на пляже и посетили аббатство Помпоза, затем поужинали пиццей в местном ресторане, где попросили официанта сделать пару фотографий, а вечером прогулялись по пляжу. Франческа и Марта обнимались, позируя. Это стало их последней совместной фотографией.

Когда шок прошел, Федерико и Кэмпет вышли из комнаты ожидания, где в последний раз видели своих детей. Они услышали, что кто-то окликает их по имени, – это была рыдающая Франческа, которую полицейские заставили взять Марту и приехать в участок. Франческо крепко держалась за дочь, отказываясь отпускать, но социальные службы были непреклонны, и Марту тоже забрали. Дарио, маленький мальчик из Масса-Финалезе, который обвинил семью Скотта, в своем рассказе упомянул также имена Франчески и Марты.

Франческа была безутешна. Она снова и снова повторяла: «Если они не вернут ее, им придется выносить меня отсюда в гробу».

Втроем они организовали протест, заняв узкий тротуар перед полицейским участком. Офицеры пытались заставить их уйти, но они раз за разом возвращались. У Франчески были с собой лезвия для бритвы, и когда полицейские пытались ее увести, она начинала резать свои руки, угрожая убить себя. Вместе с супругами Скотта она стояла там, громко заявляя о своей невиновности, и вскоре вокруг них начали собираться зеваки. Несколько местных журналистов начали делать заметки. Франческа и чета Скотта провели весь июль, совершая паломничество от полицейского участка к социальным службам и суду по делам несовершеннолетних в Болонье, но никто не слушал их и не замечал, даже гвардейцы Квиринальского дворца, куда первого августа они приехали, требуя встречи с президентом Скальфаро.

Франческа все глубже погружалась в депрессию. Они с Мартой были очень близки, практически неразлучны. Когда Франческа рассталась с отцом своей дочери, она нередко сталкивалась с социальными службами – в те времена непросто было воспитывать ребенка в одиночку. Женщину беспокоило, что социальные работницы говорили с ее дочерью, хотели отправить ее к психологу и настаивали на ее встречах с отцом, хотя в отчетах AUSL, последний из которых сдали всего за несколько месяцев до изъятия ребенка, было указано, что о Марте хорошо заботились и она была в отличных отношениях с матерью. Более того, там было написано, что если Франческа в чем-то и виновна, то лишь в том, что слишком трясется над дочерью. Для Франчески разлука с Мартой была невыносима. Она чувствовала себя одинокой и покинутой – даже ближайшими друзьями. Анна, которой она звонила в день обыска, не желала иметь ничего общего с этой историей, так как беспокоилась за собственную дочь и не хотела привлекать лишнего внимания. Из-за страха множество людей день за днем исчезали из жизни Франчески.

Франческа и Кэмпет приготовили несколько коробок с одеждой и игрушками для детей, но социальные работники строго запретили передавать любые посылки, подарки и сообщения. Тем временем газеты по всей стране ежедневно сообщали о случаях сексуального насилия. В Торре-Аннунциата, пригороде Неаполя, 17 человек были арестованы за жестокое обращение с двадцатью учениками начальной школы. Неподалеку, в Казерте, была назначена награда в 10 миллионов лир (5000 долларов) за поимку педофила, который приставал к детям вне школы. Во Флоренции был арестован владелец бара, который устраивал вечеринки с наркотиками и приглашал несовершеннолетних. В пригороде Милана, Монца, 5 человек надругались над тремя сестрами в магазине их матери. В Милане 68-летний мужчина был обвинен в насилии над шестью детьми в возрасте от 9 до 11 лет, а консультанта по реабилитации уличили в совершении сексуальных действий в отношении несовершеннолетних в возрасте до 14 лет. И вот теперь волна дошла до провинции Модена – вскоре должно было разразиться одно из самых громких дел в истории Италии.

Ближе к концу августа Франческу и семью Скотта наконец вызвали в суд в Болонье, чтобы передать им документы по делу. Кто-то случайно оставил в документах новые адреса детей на желтых стикерах, что были прикреплены к делу, – так Федерико узнал, что его детей отправили в разные дома. Элиза вернулась в семью, которая заботилась о ней, пока ей не исполнилось три года, а Ника отправили подальше, в город за пределами Модены. Они не подали виду, что обнаружили стикеры, не поверив своей удаче. Покинув суд, Франческа прошептала Федерико: «Я узнала, что Марта находится в Ченаколо-Франческано в Реджо-Эмилии. Ты со мной?»

Когда они добрались до Ченаколо, двор пустовал, а большие деревянные ворота были закрыты. Над ними виднелась красная эмблема святого Франциска между двумя волками и надпись: «Fiat pax in virtute tua et abundantia de manibus tuis»⁶. Кэмпет осталась в машине, а Федерико и Франческа обошли здание. Услышав детские голоса, они выяснили, что с восточной стороны находился внутренний двор, окруженный деревьями и зеленой сеткой. Франческа остановилась, чтобы взглянуть на гуляющих детей. Увидев дочь всего в нескольких футах от себя, она несколько раз окликнула ее по имени. Марта развернулась и подбежала к матери.

Едва сдерживая слезы, Франческа сказала: «Мамочка тебя не забыла». Она бросила Марте через сетку плюшевую игрушку, с которой та любила спать, чтобы хоть как-то выразить свою любовь и поддержку, несмотря на вынужденную разлуку. Марта спросила, приехала ли мама забрать ее, но Франческа вынуждена была признать, что пока не могла этого сделать. Кроме того, их заметила сестра Аннарита Феррари, энергичная женщина лет пятидесяти, работавшая в приюте. Она заставила Марту вернуться в здание и обернулась к Франческе. Как они нашли девочку? Кто разрешил им приехать? Что за мужчина стоял рядом с ней? Ни при каких условиях им нельзя было тут находиться. Им следовало немедленно уехать, если они не хотели ухудшить свое положение.

Домой Франческа возвращалась с облегчением. Смотреть на Марту через сетку было непросто, но они хотя бы увиделись. Через два дня полицейские объявились с ордером на арест для нее и Федерико за «фальсификацию улик». Их отвезли в тюрьму Модены и продержали там неделю, после чего сменили меру пресечения на домашний арест.

23 сентября 1997 года социальные работники отвезли Элизу и Марту в Милан на прием к гинекологу Кристине Маджиони и ее коллеге Маурицио Бруни. Доктору Маджиони показалось странным, что застенчивая девочка с каштановыми волосами прошла прием, не моргнув и глазом. Для восьмилетнего ребенка она была необычайно покладистой, выполняла любые просьбы и была совершенно невозмутима. Когда они прикасались к ней, чтобы определить наличие повреждений, казалось, она витала в облаках, или, как выразился бы психолог, «диссоциировала». Доктор Маджиони считала это типичным для детей, подвергшихся жестокому обращению. За время своей работы консультантом в прокуратуре Милана она сталкивалась с множеством подобных случаев, а потому еще до осмотра – который, впрочем, подтвердил подозрения, – она знала, в чем дело. Доктор никогда ранее не видела настолько серьезных признаков жестокого обращения, однако установить временны́е рамки произошедшего насилия не представлялось возможным. Все могло как начаться много лет назад и продолжаться все это время, так и единоразово произойти четырьмя годами ранее. После осмотра доктор Маджиони подошла к Марте и сказала ей, что там, внизу, есть «признаки» того, что она могла скрывать, а затем посмотрела девочке в глаза и попросила не хранить секретов. Если Марте было что сказать, она должна была это сделать.

Результаты осмотра скоро стали известны прессе. Франческа и Федерико узнали о них случайно, через 2 дня, когда смотрели новости по телевидению. Там говорилось о «множественных совпадающих отметинах, которые позволяют с высокой вероятностью предположить повторяющееся насилие», а также серьезных повреждениях, которые в дальнейшем могли привести к бесплодию. Доктор Маджиони сказала, что за 20 лет работы никогда не сталкивалась с чем-либо настолько же ужасным.

Франческа находилась под домашним арестом и изнывала от одиночества, не имея возможности звонить кому-либо кроме адвоката. Она все глубже погружалась в депрессию, беспросветную и безнадежную. Маленький мальчик обвинил ее в участии в сборищах, на которых детей принуждали к половым актам за деньги, и теперь казалось, что медицинское обследование подтверждает факт насилия.

В воскресенье 28 сентября, где-то во время обеда, Франческа в слезах позвонила своему адвокату, Этторе Савока. Он постарался ее утешить и напомнил, что слушание пройдет на следующей неделе в свободном суде⁷. Франческа ответила: «Меня не волнует свобода. Меня волнует только моя родная девочка».

В 2 часа дня дома у семьи Скотта зазвонил телефон. Федерико тоже находился под домашним арестом и не мог ответить, поэтому Кэмпет пришлось взять трубку и включить громкую связь. Франческа выдала целую тираду. Казалось, что она пьяна.

– Я вас люблю… Я так больше не могу… – говорила она несвязно. – Сохраняйте спокойствие и защищайтесь, чего бы это ни стоило.

Федерико хотел сказать что-то в ответ, но не успел – она уже повесила трубку. Опасаясь худшего, чета Скотта позвонила в полицию. Франческа оставила в своей квартире недвусмысленную записку: «Я невиновна. Я просто хочу вернуть свою девочку».

Когда патрульный Мирандолы Антонио Прести прибыл к зданию из красного кирпича на Виа-Статале, 12, он увидел кого-то рядом с перилами балкона пятого этажа. Вместе с напарником они поднялись, чтобы остановить Франческу, но дверь им никто не открыл. Она была закрыта на цепочку, и, сумев приоткрыть ее, они увидели Франческу стоящей на перилах. Прести с коллегой выбили дверь, но было уже слишком поздно. Несколько часов спустя в отделении неотложной помощи Мирандолы врачи констатировали смерть Франчески.

На следующий день Марта не пошла в школу. Сестры из Ченаколо сказали, что к ней придет кто-то важный. Марта уже месяц не виделась с мамой, а потому скучала по ней и часто просилась домой. На допросах она продолжала утверждать, что дома с ней не происходило чего-либо страшного или неприятного, однако со временем ее показания становились все более запутанными. После изъятия она находилась под опекой психолога AUSL Валерии Донати. Спустя какое-то время Марта призналась ей и сестре Аннарите, что ей немного страшно видеться с мамой. А когда после медицинского обследования доктор Маджиони сказала ей, что «там, внизу» есть проблема, она начала сомневаться в своих воспоминаниях. Ей сказали, что иногда люди забывают плохие вещи, которые с ним происходили, чтобы это не мешало им жить, и тогда Марта почувствовала, что запуталась. Она и правда не помнила ничего странного или травмирующего, но сестра Аннарита продолжала настаивать, чтобы Марта в чем-то им призналась.

Однажды утром в понедельник что-то изменилось. Никто не приехал, чтобы расспросить ее про маму. Доктор Донати вместе с социальным работником прибыла в Ченаколо и отвела их с сестрой Аннаритой в сторонку. Когда девочке сказали, что ее мамы больше нет, Марта положила голову на колени монахине и плакала, пока не заснула. Проснувшись, она отправилась играть с другими детьми. Казалось, она забыла о том, что случилось, потому что после этого постоянно спрашивала, когда сможет встретиться с мамой.