Пристойное поведение

Глава 5

Вероника

Ужин в кругу семьи в этот раз получился спонтанным, дяде стало немного хуже, он запаниковал, а на следующий день, когда состояние нормализовалось, насколько только возможно в его случае, срочно пригласил нас с мамой к себе.

Держится он отлично, одет безукоризненно: привычный нашему взгляду строгий костюм, из рукавов пиджака выглядывают манжеты белоснежной рубашки. Не забыл и о галстуке. Дядя у меня замечательный во всех смыслах, не представляю, как бы мы с мамой без него справлялись, когда я была маленькой, да и сейчас тоже. Единственный мужчина в семье тянул всех своих бездумных девчонок, нередко забывая о собственном счастье. За его плечами два неудачных брака, несколько более-менее серьезных отношений с женщинами после разводов, но не сложилось. Двое детей разного возраста, с которыми он практически не общается из-за чудовищных расстояний между городами. Да и бизнес не слишком-то привлекательный, тем не менее он вцепился в возможность и не упустил ее. Начинал с крохотного ларечка без отопления, сейчас – богат. Даже не знаю, сколько денег на его счетах – это не мое дело – но суммы там значительные.

– Птичка-Вероничка, рассказывай подробнее, что тебя так расстроило в прошлый раз? У тебя был такой голос… мне показалось, ты в шаге от того, чтобы бросить бизнес, – говорит он, как только мы доели салат. Его помощница убирает грязные тарелки, заново сервирует стол. После Жанны, его второй жены, он принципиально берет для каждого следующего блюда новые приборы. Было в ней что-то… дворянское.

Мама вытирает губы салфеткой и удивленно смотрит на меня.

– Да ничего, просто случайная встреча со старым знакомым.

– Каким знакомым? – не понимает дядя. Или забыл, или притворяется, что не в курсе той роли, которую Август сыграл в моей жизни.

Я собираюсь с силами и выпаливаю на одном дыхании:

– Жуткий тип, хоронит вторую жену чуть ли не подряд. И я боюсь, как бы не он сам был причиной…

– Птичка, наша работа – не лезть в личную жизнь клиентов. Полиция, родственники – пусть они во всем этом копаются. Наше дело маленькое. Девочка моя, если мы будем сотрудничать только с теми, кто лично нам симпатичен, то очень скоро пойдем по миру. В последнее время огромная конкуренция в нашей отрасли.

– Ты просто еще очень молоденькая, дочка, – жалеет меня мама. Она чувствует, как мне некомфортно на новом месте, но мы стараемся не касаться опасной темы. Мне бы не хотелось, чтобы мама чувствовала вину, потому что ей не за что извиняться. – Но если тебе тяжело…

– Ничуть, – говорю решительно. – Мне все нравится. Странно ходить на работу не в лосинах, а в костюме, и я переживаю, куда теперь девать столько одежды в обтяг! – подмигиваю. – Но к этому можно привыкнуть.

Мы втроем смеемся, воздух над столом разряжается, мы снова просто семья, никаких сложностей.

– Ника, что поделать, мы же были у трех врачей, с твоим коленом не рекомендуются физические нагрузки, спорт под запретом.

– Дело привычки, – пожимаю плечами.

– А знаешь что, дочка, – говорит мне дядя. Можно сказать, он меня вырастил, поэтому иногда зовет дочерью, – для солидности тебе кое-чего не хватает. Новая должность обязывает, – он хитро улыбается, загадочно прищуривается, розовеет от удовольствия и выглядит довольным котом, дорвавшимся до сметаны. А это значит, что настало время подарков! Мои глаза горят от предвкушения, как в детстве. Дядя хохочет, замечая это. Он протягивает мне ключи от машины.

– О Боже! – пораженно рассматриваю брелок.

– Я все равно за рулем уже не езжу, – говорит он. – И… судя по всему, водительские права мне больше не понадобятся, а тебе мой автомобиль сослужит службу, – он подмигивает. Мама издает всхлип, от которого сердце сжимается, но она моментально берет себя в руки. Мы, Михайловы, не оплакиваем людей при жизни. Мы боремся за каждый лишний час. – Так что держи, не терпится увидеть эту шикарную девицу за рулем завидного автомобиля.

– Дядя, да ты что! – пугаюсь я. – Мне ведь пешком до работы десять минут быстрым шагом и до метро не более получаса. Куда мне ездить?

– Как куда? На дачу, за покупками, в салон красоты ногти подпилить… да мало ли куда! Держи, пригодятся, – он встает, подходит, вкладывает в мою ладонь ключи и улыбается. Я поднимаюсь и крепко его обнимаю. – Какой-нибудь симпатичный мужчина на светофоре увидит – что там за красотка за рулем? М-м-м, видно, что не нищенка какая-то, а завидная невеста. А у нее и колечка на пальце нет… дай-ка попрошу телефончик.

– Все понятно с вами, лишь бы меня замуж скорее выдать. Сбагрить не терпится! – я плачу, момент слишком трогательный, чтобы удержать слезы. Я дома, это моя семья, которая будет меня любить в любом случае и всегда поддержит, простит ошибки. Даст второй шанс, а потом третий, и так до бесконечности. Мама тоже меня обнимает и шепчет: «Поздравляю!» Подмигивает. Кажется, она состояла в заговоре.

– Мне бы очень хотелось погулять на твоей свадьбе, авось еще и получится. Римма, ну что там с ужином? Остынет же все! – прикрикивает он на помощницу.

– Несу-несу! – раздается добрый голос из кухни, и милая женщина спешит с подносами и тарелками, мы с мамой кидаемся ей помогать.

* * *

Чудесный подарок, вот только у меня две проблемы: первая – права-то есть, но за шесть лет я была за рулем аж ноль раз, и тренироваться на громадном дорогущем «Гелендвагене» немного страшновато. И вторая – мобильный лежит рядом, Егор ни разу не написал за вечер, не поинтересовался, где я. Значит, снова с женой. Обычно он всегда мне пишет, например: «хочешь курить?», это означает – он будет курить, а я смотреть со своего балкона.

Некоторые мужчины несут свет, с ними – как на крыльях! Другие – разрушают, но делают это до того сладко, что невозможно отказать себе в запретном удовольствии. А такие, как Егор? Разрушают себя, делают счастливой другую, тогда как именно от них хочется и первого, и второго.

Как ни странно, но машина придает мне уверенности в себе. Мне хочется познакомиться с Ксюшей поближе и понять, чем она его так зацепила.

* * *

Следующим же вечером мы с Сашей на ее «Опеле» катаемся по пустой парковке торгового центра. Вернее, я нарезаю круги неправильной формы, Саша на меня ругается, когда делаю что-то не так, в итоге мы ссоримся, я выхожу из машины, хлопаю дверью и заявляю, что домой доберусь пешком.

– Да стой ты, Веро! – бежит она за мной. – Что за детский сад? Извини, если сказала грубо.

– Очень грубо! Ты истеричка! Я тебе помогала, когда мы учились шесть лет назад вместе, а теперь что? Я, считай, сдала за тебя тесты, которые ты даже не открывала перед экзаменом! Да, не была за рулем давно, растерялась – и все, ты готова прибить уже?

– Прости, дурацкий день. Сорвалась на тебя. Давай поедем ко мне или к тебе, выпьем бутылочку вина и поболтаем о мужиках.

Я согласна с Сашей, на сегодня хватит. Мы обе устали на работе, да и учитель из нее кошмарный. Лучше я оплачу дополнительные курсы в автошколе.

– А поехали! Делать все равно нечего больше, – соглашаюсь, отвечая на ее объятия еще более крепкими.

– Позовем Ксюшу Озерскую? Егор уехал на мальчишник в Сочи, ей одной скучно.

Я столбенею. Чертова сила мысли. Да не так быстро же!

– Зачем?

– В последнее время мы снова сдружились, вместе ходим по магазинам. Она помогает Полинке готовиться к свадьбе. Мы, кстати, тебя всегда приглашаем.

– У меня рабочий день, я не могу вдруг уехать во вторник утром выбирать форму бокалов или оттенки теней для подружек невесты! – закатываю глаза, Саша начинает смеяться. Это наши с ней общие шутки, Полька уж очень придирчива в выборе каждой мелочи, касающейся предстоящего праздника. Иногда она переходит границы, и мы включаем режим «терпеть из последних сил ради многолетней дружбы».

– В это время меньше всего народу. Ладно, так к тебе или ко мне?

– К тебе, у меня бардак. Ты – ладно, но перед Ксюшей стыдно.

– А, ну окей. Кстати, ее муж съехал из квартиры напротив?

Ее муж.

– Не знаю, давно его не видела, – я лгу из-за него лучшей подруге.

* * *

Долго я не знала, что мамин лучший друг, который иногда оставался у нас ночевать и подкармливал меня шоколадными яйцами – мой биологический отец, потом догадалась. Сразу после этого мама сообщила, почему мне нельзя о нем никому рассказывать.

Многие годы мама придумывала все новые и новые оправдания его поведению: бесконечные причины не бросать первую семью ежегодно сменяли друг друга, метания перестали задевать женское самолюбие, любовь одновременно к двум женщинам – превратилась в норму. Та, первая, тоже знала о нашем с мамой существовании. Один раз она приехала ко мне в школу, представилась тетушкой и подарила куклу Барби. Смотрела очень внимательно, жадно разглядывала каждый миллиметр моего лица. Убрала выбившуюся прядь моих волос за ухо и улыбнулась. Тогда я не задумывалась о том, чего ей стоила эта улыбка. Сегодня же, видя весь вечер перед собой беременную, святящуюся счастьем Ксюшу, я сполна прочувствовала на себе значение слова «агония».

Когда мне было лет тринадцать, один взрослый мальчик, увидев меня в парке с подружками – мы занимались танцами на открытом воздухе – подошел и ни с того ни с сего наговорил гадостей, обозвал последними словами. Я и раньше слышала матерные выражения, я ж училась в обычной школе, но впервые их значение относилось к моей персоне. Оказалось, это мой старший брат по отцу. Не думайте, что любовницам живется сладко, не ставьте крест на их детях.

Слепая бездумная страсть моих родителей друг к другу, запретная, никому не нужная, принесла много горя обеим семьям. С этим мальчиком – Стасом – мы бы никогда не стали врагами, не поведи наш отец себя последней скотиной. Стас и сейчас иногда появляется в моей жизни с целью напакостить, от нечего делать, обвиняя в своих бедах сам факт моего существования. У него вообще, на мой взгляд, имеются некоторые проблемы с психикой.

Ксюша мне не понравилась, и да, это чисто субъективное мнение. Уж слишком уверенная в себе и категоричная. Я даже рассказывать о ней не хочу. Не могу. Но домой я прибыла в состоянии ступора и желания размазать Егора по стенке. Он беззлобный и запутавшийся, но, со своей нерешительностью, ведет себя ничем не лучше моего отца. Поэтому, когда через час он вместо того, чтобы отрываться на мальчишнике, позвонил мне и пригласил «покурить с ним» на балконе, я не смогла сдержаться и попросила исчезнуть из моей жизни немедленно и не трепать больше нервы. Он обалдел и даже замолчал на несколько секунд. После чего произнес:

– Почему? – искреннее не понимая моей категоричности. – Что-то случилось?

– Мне потом плохо, – честно призналась. – После нашего общения. Я будто… покрываю тебя. Я сегодня в прошлое вернулась! Мне надоело стыдиться и скрывать отношения с мужчинами, будь это отец, любовник или друг! Я достойна большего!

– Ты выпила, что ли?

– Немного вина… неважно. Бокал или два. Егор, я сегодня весь вечер провела рядом с Ксюшей. Это сложно. Слишком для меня сложно. Моя самая близкая подруга дружит с твоей женой, а я им лгу, что не общаюсь тобой, тогда как мы ежедневно на телефоне!

– Мы не делаем ничего плохого. Ты – точно не делаешь. А свою карму я несу сам, – он произнес резковато, но не переступая границ.

Мне не нравится, что мы уже несколько раз ссорились и мирились, потому что это сближает людей. А сближение с женатиком, таким, как Егор, ничего, кроме проблем, не принесет. Он тратит мое время. Вместо того, чтобы развлекать его, я могла бы сходить на свидание с каким-нибудь другим парнем, потенциальным женихом.

– Ты заставляешь меня поступать плохо.

– Ты – мой единственный друг.

– Знаешь что, Егор? Хочешь услышать правду от друга?

– Ну, давай. Чувствую, ты не ограничилась двумя бокалами. Я весь во внимании, Вероника. Жги.

– Посмотри на себя со стороны. Хотя бы на минуту. Ты классный. Правда, классный. Настолько, что единственное, о чем я подумала, увидев, как ты занимаешься сексом с другой женщиной – «хочу оказаться на ее месте». Ты умный, веселый. Иногда ты даже кажешься чутким – правда, очень редко. Но все эти качества никогда не перевесят твоего поведения.

– Какого поведения?

– Непристойного! Алкоголь, наркотики, беспорядочные связи… спорю, ты даже сейчас под кайфом. Я вообще не знаю, бываешь ли ты не обкуренным хоть когда-нибудь!

– Вообще-то бываю.

Я вздохнула.

– А ты никогда не задумывался, что, может, твоя жена потому и забеременела от другого, потому что, прости Егор, но от тебя – просто страшно. В нас, женщинах, на уровне инстинкта заложено рожать от здоровых самцов, а ты не бываешь здоровым. Егор, ты мне понравился с первого взгляда, но чем больше я узнаю тебя, тем меньше мне хочется продолжать это делать.

– Вот сейчас было жестоко, – сказал он с улыбкой, но я понимала, что попала в цель и сильно его задела. Я отыгралась на нем за поведение отца и Стаса. Нахлынули воспоминания, я не смогла с ними справиться.

– Ты мог бы стать особенным мужчиной, но вместо этого – ты не больше чем веселая компания на одну ночь. Пару раз мне казалось, что я вижу тебя настоящего, но потом я поняла, что идут дни, недели… а ничего не меняется. Я действительно тебе друг, и я не собираюсь смотреть, как ты снаркоманиваешься за окном напротив.

– Это всего лишь трава.

– Это всего лишь твоя жизнь, твой выбор, и не впутывай в него меня, пожалуйста. Как разведешься – позвони, проведем жаркую ночь вместе, если у меня по-прежнему никого не будет. Но если ты хочешь большего – а ты хочешь, иначе бы не убивался по поводу измены Ксюши – то будь добр, покажи это. Иногда, чтобы всплыть на поверхность, нужно оттолкнуться от дна ногами. Вот оно дно, Егор. Отталкивайся. Считай, что меня у тебя тоже больше нет, – и я положила трубку. А потом посчитала: мы есть в жизнях друг друга почти два месяца. Оказывается, этого достаточно для того, чтобы привыкнуть к человеку.

Глава 6

Мистер Математик

Привет, блог.

Это снова я, ваш бессменный писатель-написатель – наркоман-Егорка.

Моя бабушка – та, что филолог – всегда говорила, что если ты нюхаешь кокаин дважды в месяц, то ты творческий человек, которому естественно необходимо расслабиться, если чаще – у тебя гребаные проблемы, парень. Так вот, у нее были проблемы, у меня – нет. Пока – нет, но перспективка нерадостная.

Ваши комментарии к блогу прочел, обдумал. Отключил. Затем снова включил. Пишите, почитаю. Пусть даже лично я далеко не со всем согласен.

– Вероника, ты где? – говорю сразу, как только слышу ее «Что тебе нужно, Егор?» в трубке. Верните мне добрую милую Веронику, кто успел подменить мою терпеливую соседку этой стервой?

– На работе, – в ответ голос, холодящий кровь в жилах. Настолько ледяной, что я едва не зарабатываю себе отит, услышав эти два слова. Ну нифига себе.

– А что ты там делаешь? – спрашиваю наигранно весело.

– Людей хороню.

Шуточки, блин. Она снова в ударе.

– Ха-ха, – отвечаю, только смех не радостный. – Надо поговорить.

– Поговори с женой.

– Поговорил. Теперь с тобой хочу. Ты на меня все еще злишься?

– С какой стати? Ты мне вообще кто, злиться на тебя еще, – но трубку не кладет. Она немного не в себе, волнуется или нервничает. Буду польщен, если из-за меня.

– Можно я приеду?

– Зачем?

– Это важно.

– Для кого?

– Для меня. Веро, я не буду тебе мешать. Мне не помешает друг и немного тверка. Можно объединить, – ты мой островок добродетели, и ты от меня никуда не денешься, сегодня я причалю. – Ладно, шутки в сторону. Я соскучился. Я привык к тебе.

– Егор, это делается так. Открываешь телефонную книгу, находишь в списке мой номер, нажимаешь «удалить». Отвыкаешь.

– Я неделю не курил дурь, все это время я сижу один в квартире напротив твоей и работаю. Это правда. Просто выпей со мной кофе, и я уеду. Просто поговори со мной о какой-нибудь фигне. Можешь повторить все то же самое, что сказала неделю назад по телефону. Плевать.

Она громко вздыхает в трубку. Сдается.

– Я угощаю, – продолжаю давить.

– Егор, приезжай, но потом не жалуйся, – Вероника по-прежнему говорит резковато, но меня это мало интересует. Я хочу увидеть кого-то, кто верен своим принципам, и снова поверить в людей.

– Я жду адрес смс-кой.

– Может, все же вечером? – немного смягчается.

– Я хочу побыть с кем-то не из моего мира. С тобой. Пожалуйста. Ну что мне сделать, чтобы ты сменила гнев на милость? Это ведь не сложно – сказать мне, где ты, дальше я все сделаю сам. В конце концов, я могу тихо посидеть позади тебя, пока ты трудишься, и с удовольствием полюбоваться твоим восхитительным затылком.

– Ладно, – крепость пала, противник капитулирует. Но заметно, что решение дается ей с трудом. Вероника диктует адрес. – Увидишь вывеску – не пугайся, я внутри здания. Сразу проходи в кабинет, я поставлю тебе табуретку в уголке.

Когда я подъезжаю к нужному дому, осознаю, какой идиот. Это бюро ритуальных услуг! Боже, у нее кто-то умер, а я ей названиваю без остановки и намекаю, что меня ломает. Как не вовремя. Я ведь даже не спросил, как она себя чувствует, что происходит в ее жизни. Понятия не имею, чем она занималась последние дни. Может, у нее горе? Она ведь как-то упоминала, что дядя болеет. Возможно, не только мне единственному хреново живется на этом свете? Принять это непросто.

Некоторое время стою перед зданием, рассматривая надпись «Тихие поляны», переминаюсь с ноги на ногу. Идти туда не хочется. Да и одет я неподобающе, джинсы и черная майка, но скорбной последняя от окраски не становится, так как украшена надписью. Надо было рубашку надеть, собирался в спешке. Я ж не думал… А мог бы спросить. Обычный вопрос «как ты?» – часто спасает от многих неудобных ситуаций.

Окей, захожу. Может, ей поддержка не помешает? Ну там плечо мужское.

А если там толпа ее родственников? Ох бли-и-ин.

Как только оказываюсь в помещении, один из работников сразу замечает меня и перенаправляет в соседнюю комнату, где происходят то ли поминки, то ли прощание… Кто-то вещает за кафедрой. Вероники среди присутствующих нет, поэтому прохожу дальше, ловя на себе несколько любопытных взглядов. Припоминаю: она сказала, что будет в кабинете. Возвращаюсь в коридор, где приходится объяснить… хм, менеджеру, что мне нужна Вероника Михайлова, и что она меня ждет. Тот, наконец, понимающе кивает и указывает на дальнюю дверь.

Три раза стучу, тяну на себя, но кто-то меня опережает и внезапно толкает дверь изнутри, которая распахивается, едва не прилетев мне по лбу. Навстречу вылетает незнакомый мужик, был бы повыше и посильнее – снес бы меня. В итоге мы цепляем друг друга плечами, он что-то вякает, я оглядываюсь, собираясь ответить, но вовремя вспоминаю, что за мероприятие развернулось за стенкой и, вероятно, он на нервах. Прощаю его.

Наконец захожу в просторный кабинет, в котором слева от громоздкого резного стола ручной работы и по правую сторону от нескольких гробов стоит моя Вероника. А на груди у нее бейджик. Внезапно до меня доходит смысл фраз, что она «бывший инструктор по фитнесу и питанию» и «хоронит людей». Мои брови ползут вверх. Веро в строгом черном костюме, прямые, еще более черные, чем одежда, блестящие волосы распущены по плечам, в искусственном освещении ее кожа кажется мраморно-белой. Губы, напротив, яркие, словно искусанные. Соседка выглядит… неживой. Вампирша. Жутковато.

– Ой, бл*ть, – вырывается тихое у меня. Я надеялся, что она не услышит, но девушка слышит, выражение ее лица становятся испуганным, уголки губ опускаются, как у ребенка, которого жестоко и несправедливо обидели, на глаза наворачиваются слезы. В следующую секунду стойкая непоколебимая Вероника начинает рыдать. Навзрыд. Закрыв лицо ладонями. Она опускается на корточки у своего пафосного стола, захлебывается, и я бросаюсь к ней. Поднимаю, обнимаю, помогаю сесть в здоровенное мягкое кожаное кресло, в котором она тонет. При необходимости в него можно усадить двух с половиной Вероник. Теперь девушка кажется еще больше похожей на героиню молодежного готического сериала.

– Веро, ты что? Я тебя опять обидел? Устроила тут ливни-водопады.

– Он, – она плачет, – он меня так же только что назвал. Прости. А потом ты зашел и назвал, и нервы сдали. Я сей-час успо-успо-коюсь, – она заикается. Ее слезы ранят, я всегда таким был, не могу выносить девчачьи рыдания.

– Как назвал? – не понимаю.

– Как ты, – плачет.

– Как я? Ты о чем вообще?

– Ну «бл*дью», – она захлебывается.

– Чего? Я тебя так не называл, это присказка вырвалась. У тебя такая задница классная, я думал, ты с гантельками приседаешь в обтягивающих шортиках, ну знаешь, в которых половина булок видна, а ты тут бледная, как смерть, будто только вылезла, – киваю на гроб у стены, – из ящика.

Она улыбается сквозь слезы. Пункт «А» – привести девушку в чувство – выполнен. Переходим к «Б».

– Мне больше нельзя с гантелями приседать, у меня колено больное. Скоро она обвиснет и не будет даже задницы, – плачет еще сильнее. Ох, ептить.

– Кто тебя назвал этим нехорошим словом? – прищуриваюсь. Заставляю ее поймать мой взгляд. Я на корточках перед ней, смотрю снизу вверх. Она сжимает губы. Меня бросает в пот, очередной отходняк не вовремя. Встряхиваю головой. – Ну?

– Да ничего, я уже поставила его на место, – она начинает вытирать глаза. – Зря ты приехал, теперь ты знаешь мой самый страшный секрет. У многих людей я ассоциируюсь с горем, теперь и у тебя буду. Егор, перестань так смотреть, все нормально. Извини за слабость, иногда случается даже у меня.

– Ага, я вижу, что нормально. Этот хрен, с которым я столкнулся в дверях, что ли, болтает не по поводу?

– Я уже послала его, ага. Такой мудак, Егор, ты даже не представляешь себе. Жену на днях закопали, а ко мне яйца подкатывает. Поцеловал, – она трет губы. – Ублюдок. Пришлось пнуть его, он психанул. Боже, ужас какой. С кем мне приходится иногда работать.

– Он тебя поцеловал, а потом обозвал? Да ладно, – поднимаюсь и иду к выходу, она кидается за мной.

– Озерский, да брось, я правда постояла за себя. Забудь. Эй! Ты что делаешь?!

Но я уже в коридоре, захожу в зал, где люди плачут и прощаются, и быстро нахожу взглядом того, кто мне нужен. Он стоит у портрета молодой женщины, глаза закрыл, будто молится. О*уеть.

Вероника появляется следом и шипит мне на ухо, чтобы успокоился. Не время и не место. Но я не человек-эмоция, склонность к необдуманным поступкам – один из немногих недостатков, которые ко мне не относятся. Все глупости я себе разрешаю сознательно, и последствия мне известны.

Вероника исчезает на пару минут, затем возвращается и накидывает мне на плечи пиджак с чужого плеча, застегивает пуговицы на груди.

– А вы с какой стороны? – подходит ко мне милая старушка.

– Он со стороны персонала, – вежливо отвечает Вероника.

– А, понятно. Жаль, я подумала, возможно… Лидин друг или… больше. Было бы подарком, – вздыхает она, поглядывая на этого ублюдка в нескольких метрах от нас.

– Мои соболезнования вашей утрате, – только и успеваю проговорить, она кивает, а потом крепко обнимает меня, вцепляется в плечи. Ее искреннее горе раззадоривает еще сильнее. К моей соседке минуту назад приставал не кто иной, как муж усопшей. О Господи. Вероника пытается утащить меня обратно в кабинет, но ее вовремя отвлекает менеджер по какому-то важному вопросу, что окончательно развязывает мне руки. С самого утра меня бесит абсолютно все, я курил на балконе, смотрел на пустые окна напротив и думал о том, что, возможно, Веро – единственный человек, которого я бы хотел сейчас видеть. Да, она бы меня не раздражала.

Она бы могла не выпендриваться полчаса по телефону, а позвонить первой и поделиться, что ей угрожает опасность. Вообще-то, я к ней относился как к другу, делился важным, она могла бы сделать то же самое. Хм, может, и сделала бы, если бы я хоть раз о чем-то ее спросил.

Как только этот хрен выходит на улицу покурить, я догоняю его у машины. Спрашиваю сигарету, а когда он оборачивается, ударяю по башке так, что он впечатывается мордой в крышу собственной тачки. Он сгибается, хватается за нос, что-то ошарашенно мямлит. Он пытается обороняться, но оценив ситуацию, понимает, что выгоднее бежать. Позади шаги, нас догоняет Вероника, одновременно перекрывая путь к отступлению. Девушка ахает.

– Извиняйся, – говорю.

– Перед ней, что ли? – кивает на мою соседку. – А ты вообще кто такой? – пытается оглядываться, чтобы позвать на помощь, но некого, все внутри. А со стороны улицы нас не видно.

Предпринимает попытку сопротивляться, но не зря мы с Санни еженедельно устраиваем спарринги, офисный сорокалетний хмырь с пузом для меня вообще не проблема.

– Извиняйся вежливо, иначе на коленях будешь, – выкручиваю ему руку так, что он краснеет.

И тут я поднимаю глаза на Веронику и слегка удивляюсь. Она не испугана, не возмущена. Стоит, скрестив руки на груди и властно на него смотрит. Не осуждает мои действия. Наслаждается каждой секундой. Вот теперь узнаю ее: смелая, моя любимая бесстрашная соседка.

– Я жду, Август Рихардович. И, пожалуйста, искренне. С душой, – говорит ему жестко. Я улыбаюсь и подмигиваю ей, она делает вид, что не замечает. – Вы думали, дяди нет, так за меня заступиться некому?

– Я тебя похороню, тварь, – шепчет он мне, – ты не знаешь, с кем связываешься!

– Озерский Егор Дмитриевич, паспортные данные, – диктую их вслух на память, – буду ждать с нетерпением кровавой мести. А щас извиняйся.

– Извини! – вякает он.

– Извините, Вероника Павловна, больше не повторится, – учу, как правильно. Он старательно повторяет. Оказывается, как умеет просить прощения, молодечик. – Отлично.

– Прощаю, но чтобы больше такого не было! У меня в кабинете камеры, если не хотите, чтобы я передала записи в полицию и родственникам – больше не подходите даже. Оставшиеся вопросы решим по телефону.

Перед тем, как сесть в машину и уехать, он внимательно смотрит на меня, запоминает лицо. Я выдерживаю взгляд. Пусть пороет информацию, у моей семьи такие связи, что пикнуть побоится, по крайней мере, пока правящая партия не поменяется. А как только его «Ауди» отъезжает, говорю Веронике:

– Камер нет?

– Они не работают. После ремонта что-то не доделали в проводке. Надо починить.

– Надо. Я займусь. Опасное у вас тут место.

– Отказываться от помощи не стану. Если честно, я не справляюсь со всем навалившимся. Очень много работы, люди, что в моем подчинении – совсем меня не боятся. Опаздывают, вовремя не выполняют обязанности. Мне кажется, Ольга Валерьевна из бухгалтерии подворовывает, а я не могу набраться смелости и спросить у нее напрямую.

Я обнимаю ее одной рукой за плечи, чуть наваливаюсь весом, чтобы она ойкнула, пытаясь меня удержать. Улыбается.

– Егор, тебе не стоило этого делать, он опасный человек, – говорит полушепотом.

– Я тоже опасный, – отвечаю предельно серьезно, но она вдруг начинает смеяться, что неприятно царапает по самолюбию. Я хмурюсь, но развивать тему не хочется: – Ты до скольки работаешь?

– Мероприятие закончится – и свободна. Иногда у нас выкупают зал, когда не хотят приглашать домой, у нас есть соглашение с соседним рестораном… Где-то около трех.

– Так я посижу с тобой?

– Выглядишь неважно, – она поворачивается и гладит меня по вискам, вытирая ладошками пот. А я прикрываю глаза от удовольствия, мне не хватало вот такой незамысловатой женской ласки. Не секса, не совета. А просто нежного прикосновения. Она хмурится: – Егор, у Ксюши всегда будет ее родной малыш, она уже не одна. Это счастье. Правда. Мне мама рассказывала, что, даже оставшись одной с младенцем на руках, она чувствовала, как внутри тепло и приятно. Откуда-то берется невероятная сила, смелость. Желание спасти своего ребенка перекрывает любые страхи. Ксюша, если она не болезная, конечно, справится ради него. А ты один. Сейчас один, и потом будешь один тонуть в собственной лжи. Если малыш твой, она с помощью него на тебе еще отыграется за эти месяцы, вот увидишь. И не говори мне, что ограничиваешься марихуаной. Дальше будет хуже.

– Так я посижу с тобой? – упорно повторяю.

– Посиди.

Обещанную табуретку она мне не предлагает, мстя за завтрак на полу кухни. Когда спрашиваю: ничего, если полежу в одном из ящиков и подремлю – нашел подходящего размера, выпучивает глаза и крутит у виска. В конце концов мне выдают подушку, и я сажусь в углу комнаты, прикрываю глаза, пока она работает за компьютером и принимает клиентов. При мне приходят двое.