Читать книгу: «Как бить лапами и не опустить руки!», страница 2

Глава 3. Школьные годы

1 сентября 1967 года. Старая школа №28 на Больничном городке. Мы с мамой подходим к дверям, переступаем порог – и вот я, девочка с большими бантами и испуганными глазами, становлюсь первоклассницей.

У входа нас встречает классный руководитель Анна Францевна. Она спокойная, добрая и какая-то домашняя. Мама уходит, и я остаюсь одна. Учительница, построив нас парами, ведёт в класс.

В помещении высокие потолки и огромные окна. Анна Францевна просит сесть за парты и начинает с нами знакомиться: читает фамилии по алфавиту, а мы встаём по одному, говорим «Я» и садимся.

Затем учительница рассказывает про нашу страну: какая она большая, красивая и многонациональная. И как нам повезло, что мы родились здесь. Ведь Советский Союз заботится о своих детях: образование у нас бесплатное, в отличие от капиталистических стран.

После нас просят взять букеты и снова построиться парами. Пришло время идти на школьную линейку.

Большой актовый зал. Из окон струится свет. Мальчик-старшеклассник с девочкой на плече быстро пробегает по кругу. Первоклашка с огромными бантами, больше похожими на пропеллеры, беспощадно трезвонит колокольчиком. Первый школьный звонок в моей жизни.

В школе нравилось, особенно перемены и дни рождения одноклассников, когда мамы из родительского комитета раздавали нам конвертики с конфетами. Казалось, что все дети в классе родились осенью: угощения были почти каждый день.

С учёбой же поначалу не складывалось. К третьему месяцу всё наладилось, стала получать пятёрки и четвёрки. Но тут нам дали новую квартиру, и мы переехали в другой конец города, к Семёновскому озеру.

В квартире пахло краской и штукатуркой, зато было тепло. В первый день спала в ванне на перине, потому что не успели расставить мебель. До сих пор помню то ощущение: как будто находишься в берлоге. При каждом повороте перина словно вдыхала и выдыхала, издавая «шепчущий» звук. Мне так нравилось, что специально крутилась, пока не уснула.

В новой школе всё было по-другому. Учительница молодая, симпатичная, но я ей не приглянулась – до сих пор не могу понять почему. Каждый раз жаловалась на меня маме: не так повернулась, не то задание сделала, бегала на переменке, громко кричала. Хотя я была просто нормальным, живым ребёнком, а не тихоней или подлизой.

Зато у неё была любимица, Людка Хорошилова, с рыженькими редкими волосиками, заплетёнными в тоненькие круглые барашки. Веснушчатая, с широким ртом, как у Буратино. Вот она всегда всё делала как надо, и её промахи вообще не замечались. Интересно, как у неё сложилась жизнь?

Моей радости не было предела, когда нас перевели в другую, только открывшуюся школу. Туда зачислили детей, которые недавно переехали в новые квартиры. Мы все были новенькие, на равных правах, по-честному.

Четвёртый класс. Разные учителя, много предметов. Нужно переходить из класса в класс, ходить по длинным коридорам – и не заблудиться.

К тому времени полюбила читать и после уроков бежала в библиотеку за порцией новых интересных книг. Представляла себя путешественницей, жила на необитаемом острове, брала на абордаж корабли, вместе с Элли и Тотошкой спасала волшебные страны от злых волшебниц. Этот мир был мне ближе.

Появились подружки: смешливая Валечка, беленькая и кудрявая, да Олечка с копной рыжих волос. Они были моими слушателями. Мы собирались у кого-то из нас дома, садились в кружок, и истории из меня сыпались как горох.

В субботу шумной ватагой ездили в центр города, в кафе «Холодок» – полакомиться развесным мороженым. Его накладывали в блестящие металлические креманки на тонкой ножке, сверху шарики посыпали шоколадом или поливали сиропом, а лучше всем сразу. Было очень сладко, но так вкусно!

В шестом классе почему-то мой дом снова отошёл к старой школе. Пришла на первый звонок – всё чужое: и школа, и дети. Отсидела уроки, решила идти к директору. Постучала. За столом – пожилой добрый мужчина.

– Здравствуйте, – говорю, – меня зовут Тася. Не хочу учиться в вашей школе.

– Почему?

– Хочу в школу, в которой училась раньше.

– Ну, если так категорично, то пускай мама приходит, забирает документы. Насильно держать не будем.

Проявив самостоятельность, ушла из математической школы в обычную – и не жалею.

Перевестись оказалось очень просто, и во вторую смену уже сидела в любимом классе со своими товарищами.

После восьмого класса многие ушли, нас перемешали и сформировали три класса вместо четырёх.

Меня посадили с красивым светловолосым кудрявым мальчиком, который целый урок смешил и дёргал за косу. На следующем уроке сбежала от него к подружке. Если бы знала, что он моя первая любовь, наверное, так опрометчиво бы не поступила.

Через две недели должны были идти в поход. Все пришли с рюкзаками, в предвкушении песен под гитару у костра, печёной картошки и чая из лесных ягод в котелке. Но нас ждало разочарование: классная руководительница заболела, нужно расходиться по домам. Но очень не хотелось…

Тогда мальчишки взяли инициативу в свои руки: предложили поехать на электричке за город. Все согласились и пошли на остановку. Но тут меня стали терзать сомнения. Много раз ездила с родителями в лес на электричке и знаю, что возвращается она поздно вечером. Мама будет волноваться, а у неё сердце. Смотрю на Олю. Вижу, она тоже начинает сомневаться по поводу этой авантюры. Мы не сговариваясь заходим за автобус – и он уезжает без нас.

В понедельник только и было разговоров, как им попало от родителей, кто потерялся, кто с кем целовался. Ко мне подошёл бывший сосед по парте, поинтересовался, куда мы с подругой делись. В ответ лишь пожала плечами и улыбнулась.

Прошло две четверти. На зимних каникулах поехали на турбазу. Классная руководительница спала (на всякий случай) у входа в комнату девочек, чтобы с нами чего-нибудь не случилось.

Два дня мы строили и штурмовали крепости, кидались снежками, кувыркались – веселились на полную катушку.

Во всей этой кутерьме Сергей Заворохин, ухажёр подруги, делает мне подножку. Падаю и сильно ударяюсь локтем о глыбу льда, твёрдую как гранит. Резкая боль сразу отдаёт в голову и начинает пульсировать. Нет сил, хочется спать. По дороге к домику физрук просит донести стулья в актовый зал, где будут танцы. Но не могу, отказываюсь. Почти на автопилоте дохожу до кровати и проваливаюсь в сон. Просыпаюсь уже утром. Голова не болит, только ноет локоть. Но кто в детстве не падал?

Лето. Едем в посёлок Радсад под Николаевом, в летний комсомольский трудовой лагерь. Утверждаем кандидатуры, и вдруг оказывается, что я – недостойна.

Встал физрук Роман Михайлович и заявил:

– Тася Муранова зимой отлынивала от общественных работ: на турбазе отказалась носить стулья. Комсомолки так не поступают.

Пришлось защищаться:

– А вы спросили, почему не стала носить стулья? Нет, не спросили. У меня сильно болела голова, поднялась температура, и я шла в комнату спать.

Моя ли пламенная речь повлияла или же в лагерь брали всех – но в список включили.

Приехали. Во дворе школы развёрнут палаточный городок, внутри железные кровати и никаких удобств. Так прожили два дня, пока сильный ливень с грозой и шквалистым ветром не растерзал наше жильё. Сорвало верёвки с колышков, палатки страшно бухали и стонали. Под проливным дождём бежали с вещами в школу, ночевали в спортзале. Мальчишки перетащили нам матрасы, положили на пол. Оказалось, что спать в зале всё-таки лучше, чем под звёздами, поэтому там нас и оставили.

Чувствовали себя взрослыми. В первую половину дня работали, во вторую отдыхали, вечером – танцы.

Сначала нас поставили на прополку помидоров. Поле – с аэродром, работать под палящим солнцем. Через пару часов двое уже лежали под деревьями с солнечным ударом. Начальник лагеря куда-то ездил, ругался, наверное, с руководством совхоза. Подъехала грузовая машина, нас посадили и увезли собирать яблоки.

Яблоки – это здорово, а какой запах! Правда, надо было залезать на стремянку, а где-то и по веткам. Но я девочка сильная, цепкая: не зря два года проходила в цирковую студию. От мальчишек не отставала, а девчонки вообще не могли за мной угнаться. Наш счетовод только и успевал ставить плюсики напротив моей фамилии.

Обед. Какое ласкающее слух слово для молодого, растущего организма! Еду привозили в сад. Мы рассаживались по ящикам и с аппетитом наворачивали всё, что нам предлагали. Впервые дни, правда, куксились: невкусно, мошка попала. А через неделю не мешала даже упавшая в тарелку гусеница: её спасали, а суп доедали. Так есть хотелось! На второе всегда была перловая каша с котлетой. Но и каша на природе поглощалась быстро. Ну а про компот и говорить нечего: он был просто вкусный, и все хотели добавки.

После яблок собирали вишню, черешню. Ягоды крупные, жёлтые или бордовые, почти чёрные. Мне нравилась жёлтая черешня, блестящая, мясистая. Сожмёшь её зубами, и сок в разные стороны. Облизываешь губы – и тянешься к ветке за следующей.

Вот подвязывание виноградных лоз – это испытание. Идёшь, идёшь, а отведённый участок не заканчивается. Приходилось даже иногда во второй половине дня возвращаться доделывать. Работа монотонная, нагоняла сон. Иногда ложилась под лозу и засыпала – просыпалась и работала дальше.

Вечером, перед танцами, менялись нарядами, делали немыслимый макияж, маникюр. Потом оценивали друг друга, что-то подправляли и, довольные собой, шли царствовать на танцплощадке.

У меня были золотые, как зрелая пшеница, волосы ниже пояса, прямые, но непослушные. Хотелось как-то изменить себя – отрезала чёлку. В тот же вечер от кавалеров не было отбоя. Семеро местных парней пригласили на свидание. Даже для вида с одним погуляла вокруг школы, но только чтобы мной заинтересовался тот самый одноклассник. Который к тому времени стал нравиться, но – вот незадача – уже перестал обращать на меня внимание, хотя иногда и танцевал со мной.

После дискотеки у нас был ритуал. Каждый день мы покупали чёрный хлеб и консервы «Завтрак туриста». Буханку разрезали на восемнадцать кусочков, на которые тонким слоем намазывали рыбную массу из баночки. О, это были самые аппетитные бутерброды на свете, вкуснее даже, чем с сёмгой или красной икрой.

Потом как-то попробовала такой же через несколько лет, в лодочном походе по Селигеру. Ну и гадость! Но тогда это казалось божественным лакомством.

В трудовом лагере у нас было всё, даже бунт. Мальчишки украли у местных жителей двух кур и зажарили их в глине на костре. Зачинщиков решили отправить домой. Мы встали на их защиту, забаррикадировали дверь и целый день не выходили на работу. Начальство сдалось, но поставило условие – отдать хозяйкам деньги за кур. Пришлось собирать. Больше не воровали.

В лагере заработала 76 рублей – большие деньги по тем временам. Всё до копейки отдала маме. Мне купили отрез ткани, сестра сшила красивое форменное платье из синей шерсти в рубчик. Ни у кого такого не было!

Десятый класс. Год промчался – как один миг. Нужно было учиться, подтянуть оценки, хорошо сдать государственные экзамены.

Выпускной вечер не за горами. Конечно, как и любая девочка, мечтала о белом платье. Вот иду я, такая красивая, и все мною даже не любуются, а просто восхищаются!

Как-то раз зашли ко мне девчонки из класса. У них были сигареты «Космос». В принципе, я не курила, но, когда все демонстративно уселись нога на ногу с сигаретой в руках, – тут же присоединилась. Сидим, дымим.

Вдруг звонок в дверь. Смотрю в глазок: мама. Бегом в комнату:

– Девчонки, шухер, мама пришла! Открывайте окно, проветривайте. – Быстро кинула им освежитель воздуха с еловым ядрёным запахом и побежала открывать дверь.

Мама вошла. Не знаю, заметила ли, но мне ничего не сказала. Может, и правда освежитель перебил запах сигарет. Сказала только:

– Быстро собирайся. Зашла в ателье, кто-то на сегодня отказался от своей очереди, нужно бежать. Пообещали к выпускному сшить тебе платье.

Девчонки быстро разбежались, а мы с мамой пошли в ателье.

Заказала платье по фигуре из тонкого шёлка с серебряным люрексом и рукавами три четверти. Теперь наряд будет, осталось сдать экзамены.

Мне повезло на всех предметах: билеты вытаскивала удачные. Шпаргалками не пользовалась. Почерк был ужасный, и, если бы даже и писала их, во время экзаменов не смогла бы разобрать свои же каракули. Обходилась без подсказок.

И вот экзамены позади. Аттестат – на твёрдую четвёрку. А не надо было расслабляться в девятом классе – теперь поздно каяться. Последний звонок прозвучал, экзамены сданы, завтра выпускной!

Утром поехала в парикмахерскую в центр города. Хотела сделать взрослую причёску, но не получилось. Мастер сказала, что длинные волосы не сможет уложить, поэтому стянула их резинкой и завила.

Расстроилась. Стою у заднего окна в троллейбусе, плачу. Вдруг слышу:

– И чего девчонка рыдает? Очень даже симпатичный у неё хвост.

Сразу успокоилась. Пришла домой, села за стол в большой комнате, поставила большое зеркало и стала колдовать над макияжем.

Всё получилась, как я хотела. Танцевала весь вечер только со своей симпатией, но оба мы почему-то молчали, будто языки проглотили. Во время последнего танца он сказал, что все едут к кому-то на квартиру, уже куплено спиртное. Спросил, поеду ли я с ним. Мне же хотелось другого: мечтала всем классом встретить рассвет, а перед этим погулять по улицам города, полюбоваться заливом, сопками, почитать стихи… И я ничего не ответила.

Но всё, о чём мечтала, мы сделали с подругой Ольгой. Спустились в город, походили по проспекту Ленина, отдохнули в сквере на Пяти углах. Потом поднялись в сопки к памятнику Алёше, просидели несколько часов на деревянной скамеечке у большого камня. Любовались заливом, солнцем, которое в это время года светит у нас круглый день. И мечтали обо всём на свете. А потом, уже в четвёртом часу утра, пошли пить чай ко мне домой.

Мама встретила нас радостная, угостила вкусным чаем с большой коробкой шоколадных конфет, видно, припасённой для такого случая.

Олю проводили домой. Утром нужно было идти за аттестатом в школу, но вместо меня сходила мама. Когда проснулась, аттестат уже лежал на столе.

Мама рассказала, что часов в двенадцать ночи к ней пришли две родительницы и забили в набат: дети купили много спиртного и нужно идти их спасать. Адрес был с трудом добыт у одной из мам, которая и дала ключи от квартиры родственников.

И мамы воинственной группой пошли нас спасать. Дверь им открыли. Все пьяные, меня нет, кто-то закрылся в туалете. Мама чуть не выбила дверь и кричала:

– Тася, открой! Кому сказала, открой!

Дверь распахнулась – там, обнимая унитаз, сидела моя симпатия.

Думаю, у нас с Олей остались более приятные, чем у остальных, впечатления от выпускного вечера. Так и закончились мои школьные годы.

Глава 4. По больницам

Кто как, а я оптимистка. Что вы делаете с талончиком в транспорте? Наверняка сразу же отправляете в карман или сумку. А я складываю цифры, делю пополам, и у меня каждый билет счастливый!

Мне, рыжей веснушчатой зеленоглазке с обалденно красивыми ногами, – семнадцать.

Летом, после выпускного, еду сдавать документы. Не в институт, как мечтала, а в училище. На этом настояла старшая сестра.

– Тайка, у нас пожилые родители. Сначала получи профессию, а после поступай хоть в два института, – сказала она. Пришлось подчиниться.

Кроме того, как будто для меня в этом году открыли набор в группу фотографов. В школе с младших классов была незаменимым фотокорреспондентом. При этом одноклассницы меня не любили (завидовали неземной красоте), а мальчишки глазели, но боялись подойти.

У меня была страшная тайна: была влюблена в голубоглазого и светлокудрого Сергея… Но об этом никто не знал, даже близкие подружки. К обрушившемуся чувству оказалась не готова и усиленно сопротивлялась, но об этом позже.

Документы приняли. Через несколько дней на стенде нашла свою фамилию в списках и спокойно наслаждалась нашим северным летом до 1 сентября.

В группу зачислили около двадцати студенток. Куратором назначили Елену Валерьевну, девушку чуть старше нас. Она недавно окончила техникум где-то в Сибири и была направлена по распределению в Мурманск. Опыта преподавания не имела ни дня, однако легко справлялась с нами.

Елена Валерьевна была стильной, в модных джинсах на длинных ногах, с яркими глазами и губами, короткой стрижкой и кокетливым носиком с лёгкой горбинкой. Красиво курила «Мальборо», загадочно улыбалась, и мы приписывали ей фантастические романы с крутыми мужчинами.

Первый учебный день начался с собрания. Выбирали старосту группы. Предложили меня и Ольгу Зотову. Угадайте, кто победил? Ну конечно, победа досталась мне. Коллектив подобрался дружный. Девчонки все разные, но светлые, и мне с ними было легко.

Вместе окунулись в мир искусства, творчества, красоты. Не покидало чувство, что создаём нечто необыкновенное! Фотографировали всё и везде, делали портреты друг друга. Так пролетело три месяца, а затем наступил день, который разделил мир на до и после.

Уроки физкультуры проходили в бассейне. Спокойно плавала, пытаясь не утонуть. Вдруг резкая боль пронзила всё тело, начиная с левого локтя. Увидев, что со мной творится неладное, подплыла Лена Защепка и помогла подняться на бортик. Она проводила меня домой, утешала по дороге и немного успокоила.

На следующий день с мамой поехали показывать опухшую руку хирургу. Тот развёл руками и направил нас в областную больницу. Сделали снимок, предложили лечь на обследование, стали готовить к диагностической операции.

В больнице было нескучно. В палате лежали пышная мадам 40—50 лет, тоненькая черноволосая Тонечка, не встававшая с постели, и ещё две девочки с лангетами: у одной на руке, у другой на ноге. Уныние нас не посещало, развлекались как могли. Делали по утрам зарядку под мою команду, читали книги, слушали радио, всё время смеялись. А вечером у нас были танцы. Процессом руководила Тоня, которая занималась в балетной школе. Она показывала нам па, лёжа в кровати, а мы повторяли. Думаю, со стороны это выглядело забавно.

Как-то утром пышная мадам узнала от лечащего врача, что её завтра готовят к выписке. Она работала на стройке маляром-штукатуром. Возвращаться от почти санаторно-курортного режима больницы в неуютную действительность, от шёлкового халата к грубому комбинезону, – не хотела. Но я об этом не знала. Иду по коридору, а на меня медленно опадает туша. Сработал инстинкт. Подхватив её за плечи, закричала:

– Помогите! – Сестрички успели вовремя.

Ещё секунда, и мы бы лежали на полу, причём она на мне. Мадам перехватили и дотащили до палаты. Там она стонала и охала, как в плохом театре, однако своего добилась и ещё дня три пролежала с нами, развлекая романтическими историями из жизни.

Рассказывала женщина много, но запомнился эпизод расставания с супругом. После развода она поехала в Прибалтику на море и бросила в набегающие волны обручальное кольцо, подаренное изменником. Сразу представились кадры из немого кино: лицо актрисы с гримасой страдания, глаза, смотрящие в небо с мольбой, и волны, уносящие мечту о любви. Весьма трагикомично.

Через две недели меня выписали. Оперировать не стали, рекомендовали отправить снимки в ленинградский институт. В апреле пришёл вызов, и мы с мамой поехали.

Северная столица встретила нас солнышком и хорошей погодой. Кругом сновали торговцы, предлагали различный товар. Увидев украшение из разноцветного бисера, остолбенела. Бусинки были крупными, разных оттенков – от ярко-изумрудного до приглушённо-зелёного с серебристыми вкраплениями. Ничего красивее в жизни не видела! Мама купила эти бусы, сразу надев их, почувствовала себя невозможно счастливой.

Нужный нам институт расположился недалеко от Петропавловской крепости в старом особняке. Для меня он был просто дворцом.

Зайдя в палату, замешкалась у двери. На меня с интересом смотрели четыре пары глаз. Стало страшно, ведь я впервые была вдали от дома. Неуклюже села на краешек старого кожаного дивана, так как кровати не досталось. В течение недели он был личным островком, где могла, укрывшись одеялом, остаться наедине с собой.

Мы познакомились, и одна из соседок предложила попить вместе чаю. Высыпав сладости, которые купила мама, попыталась тупым маленьким ножиком нарезать лимон. Не получалось. Поднажав, неожиданно для всех и себя перерезала провод кипятильника. Заискрило, замигало, но через секунду освещение восстановилось. Я отпрянула от тумбочки и никакого чая уже не хотела. Чувствовала себя неловко, очень хотелось плакать. Одно радовало – что не убило.

После такого чаепития обстановка в палате стала ещё более напряжённой. Сидела на диване, как провинившаяся школьница. Да, это была не мурманская больница. Здесь лежали тяжелобольные люди с изломанными судьбами.

Следующий день пролетел быстро. Меня осмотрели светила медицины, профессора преклонного возраста. Большой зал, сцена, и я стою раздетая на постаменте и очень некомфортно себя чувствую. Главный врач разглядывала меня как экспонат, что-то эмоционально говорила, а остальные кивали ей в ответ.

Моим лечащим врачом был замечательный Владимир Николаевич Машков: лет под сорок, высокий, поджарый, с искрящимися умными глазами. Мне он казался мужчиной солидного возраста.

Через неделю, пригласив в ординаторскую, доктор объяснил, что руку съедает саркома. Конечность можно спасти, но она не будет сгибаться в локтевом суставе: останется либо прямой, либо согнутой. Такие операции уже проводились и были успешными. Однако он постарается разработать для меня индивидуально способ операции, при котором смогу сгибать руку. Предстоит несколько месяцев тяжёлого труда, так как придётся разрабатывать «по живому». Смогу ли я стать ему помощником в этом деле, – спросил Владимир Николаевич. Медленно кивнула. Говорить не могла, перехватило горло, на глаза наворачивались слезы.

На улице стояла ранняя весна. Солнце светило редко. В институтском парке лежал снег. Часто сидела у окна и часами смотрела на высокие деревья. Казалось, что ветви – это красивые гибкие руки, которые тянутся вверх к небу. Будут ли мои ветви-руки со мной, будут ли помогать жить – ещё не знала.

Ко многим приходили родственники, приносили с собой запах улицы, суету, разговоры. Вечером становилось тихо, больные рассказывали свои истории.

Слева от окна лежала Тамара. Она рано вышла замуж, после рождения дочери перестала ходить. Уже пятнадцать лет передвигалась на коляске. К ней приходил муж, красивый, высокий и добрый. За время болезни жены он от курсанта лётного училища стал капитаном воздушного лайнера и часто летал в рейсы по стране и не только. Было видно, как нежно они относятся друг к другу. При расставании он целовал супругу, и надежда светилась в его глазах. Мне казалось, он мечтает, что когда-нибудь сможет прогуляться с любимой в Александровском парке, а может, даже станцует с ней вальс на свадьбе у дочери. Тамара после его ухода всегда веселела. В её движениях появлялось что-то царственное: она грациозно вскидывала голову и обводила нас торжествующим взглядом. Чувствовалось, что она бесконечно гордится мужем.

Справа – Вера из Белоруссии. Ей должны были вживить искусственный сустав в тазобедренную кость. Она всё время молчала и тихонько в своём уголке поглощала чёрную икру, которую ей частенько приносила родственница.

Рядом, за моим диваном, лежала молодая украинка Надя из небольшого шахтёрского городка. В детстве перенесла полиомиелит. Девушка была очень худенькой, с кудрявыми чёрными волосами до плеч, большими, живыми чёрными глазами, почти всегда с улыбкой на тонких и бледных губах. Ей сделали уже несколько операций, и еще ряд предстояло провести. Сейчас ей должны были отнять большой палец на ноге, так как от лежачего образа жизни на нём образовался пролежень и началось нагноение. У меня крутился вопрос, почему врачи не заметили проблемы раньше, но я понимала, что никто мне не ответит.

Рядом с дверью разместилась похожая на мужчину Валя, женщина неопределённого возраста с большой головой. У Валентины был неунывающий характер, и она шустро передвигалась на костылях по палате и коридорам института. Родилась в маленьком районном городишке средней полосы России, в многодетной семье, и до восьми лет передвигалась по-пластунски. Однажды к ним заехали дальние родственники и помогли ей стать на костыли. До этого дня её миром был дом с лужайкой.

И вот завтра у меня операция. Приходил анестезиолог, спрашивал об аллергии на лекарства, о болезнях близких родственников. Дали таблетки, после которых быстро уснула.

Рано утром разбудил стук удара каталки о дверь. Медсестра сделала укол, перевезли в операционную – там было холодно и очень светло. В вену ввели иглу, и анестезиолог попросил смотреть на часы, следить за стрелкой и считать. Дальше ничего не помню.

Очнулась уже в реанимации. Очень хотелось пить. Первым делом проверила руку – на месте! Отлегло. Приветливая медсестра и обратилась ко мне:

– Красавица, как ты себя чувствуешь?

На моём лице расцвела улыбка. Всё будет хорошо, я буду счастливой!

В реанимации провела около трёх суток, рука жутко болела. Сознание было в тумане. Снились пещеры, люди в цепях, капли воды, гулко падающие с потолка. Я чего-то очень боялась и страшно хотела убежать. Просыпалась в поту, пыталась звать медсестру, но не хватало сил – и снова проваливалась в это жуткое беспамятство.

Наконец-то перевели в обычную палату – большую угловую комнату, светлую и уютную, с тремя высокими окнами. На этот раз меня положили на кровать, я закрыла глаза и уснула.

Вечером сквозь сон видела, как приходил Владимир Николаевич. Он переложил удобно руку, успокоил, рассказал, что операция прошла успешно. Он сделал всё, что мог, а теперь дело за мной.

Проснулась ночью. Нестерпимо болела рука: её как будто разрывало изнутри. Стала ходить по палате и качать руку, как младенца. Чтобы не мешать отдыхать другим, вышла в коридор. Меня заметила медсестра, спросила, почему не сплю. Ответила, что болит невыносимо. Она посетовала, что ж не пришла раньше, отправила в палату и сделала укол. Боль постепенно утихла, и я заснула.

Так незаметно подкралось лето. Деревья зазеленели, кругом трава, цветы, можно гулять в парке. С каждым днём ко мне возвращались силы и желание наслаждаться жизнью.

Летняя одежда у меня была с собой, и я стала после обеда и всех процедур сбегать в центр города. Ходила по Невскому проспекту и внимательно наблюдала за девушками и женщинами: как они двигаются, что в это время происходит с их руками, туловищем. Нужно было научиться жить с новым телом и сделать так, чтобы мой недостаток не бросался в глаза. Люди в основе своей добры, однако в нашем обществе не любят инвалидов.

Пришло понимание, что неважно, какими природными данными одарили тебя Бог и родители. Прямые ли у тебя ноги, есть ли талия, какой длины нос. Главное – здоровое тело. Чтобы конечности были на месте и двигались. Чтобы ты, хоть королева красоты, хоть невзрачная девушка, могла сама распоряжаться своим телом, идти куда хочешь, заниматься, чем хочешь.

Счастье – просто жить, радоваться каждому дню, рассвету и закату, каплям дождя, постукивающим по окну, и первому лесному грибочку, найденному в этом году, да просто улыбке подаренной тебе обычным прохожим.

Через много-много лет, почувствовав неприятные боли в суставе, решила сходить на консультацию в тот же институт. Все сложилось наилучшим образом, приехала к Танюше на день рождение в Санкт-Петербург. Пока она крутилась на кухне и готовилась к торжеству, ушла в комнату, и тихо, чтобы не испортить ей настроение, позвонила и договорилась на консультацию на следующий день.

Утром стала собираться. Вопрос в глазах сестры. Не удержалась, рассказала о своих опасениях.

– Так, еду с тобой, что же ты молчала?

– Не хотела тебя беспокоить… Праздник, дети с Мурманска приехали. Вот сегодня остались одни, сказала…

Ехали молча, переживали. Институт из красивого старинного дворца из центра города переехал на окраину в несколько серых шлакобетонных высотных зданий. Зашли в регистратуру, нас быстро направили по длинным коридорам к хирургу. Приятная женщина врач посмотрев руку, выслушав, отправила делать рентгеновский снимок. Пока искали кабинет, у меня в голове промчались в одну секунду все страшные воспоминания, которые старалась не вспоминать все эти годы. Вдруг, новый виток болезни…

Пожилая врач-ренгенолог с добрым лицом, спросила:

– Милая, где делали операцию и в каком году?

– В вашем институте, в 1979 году. Врач Машков Владимир Николаевич разработал для меня индивидуальную операцию. Наверно он уже у вас не работает?

– Работает, он теперь главный врач хирургического отделения, сходите к нему обязательно, он вас примет. Годы его не изменили, остался такой же добрый!

Взяв снимок, на несгибаемых ногах подошла к кабинету, Таня шла сзади и что-то шептала про себя, наверно молилась.

Зашла, села. Врач долго рассматривала снимок, потом повернулась ко мне:

– Все у вас хорошо. Боли скорей всего на погоду. Предлагаю вам заменить локтевой сустав на искусственный, будет рука такая же, как правая – красивая. Подумайте! У нас как раз бесплатные квоты на такие операции. Советую.

– Подумаю.

Вышла. Села рядом с Таней, выдохнула воздух из груди. Счастье, вот оно счастье!

– Танечка, сказали, что всё хорошо!

Обнялись. Плакать не стали, слёзы пускай и от счастья, но это же слёзы! Не в этот раз.

– Таня, мой врач работает, заведует отделением. Хочу к нему сходить, мне предложили сделать операцию и заменить локтевой сустав на искусственный. Надо с ним посоветоваться!

Гордо, неся документы и снимки, прошествовали мимо охранников. Нас не остановили, вот что значит идти уверенно, с прямой спиной и невозмутимым лицом.

Остановились у кабинета, заглянула в щелку двери. Увидела его, постарел, но такой же подтянутый, с лучистыми глазами. Заглянула.

– Можно, Владимир Николаевич?

– Заходите, по какому вопросу?

– Вы, мне делали операцию 40 лет назад, сегодня на приеме у хирурга порекомендовали заменить сустав на искусственный.

– Давайте снимки, посмотрим, что там у вас. Так, всё хорошо, сформировалась мозоль, локоть в движении. Как вам живется с такой рукой?

– Нормально, не очень красиво, но я научилась скрывать этот недостаток.

– Вот и хорошо живите дальше, с искусственным суставом рука будет красивая, но никто не даст гарантию, что не будет осложнений, а они могут быть разные вплоть до его удаления, если что-то пойдет не так. Это опасно и больно… Не надо рисковать!

– Так и сделаю, не буду рисковать! Владимир Николаевич, спасибо вам большое! Благодаря вам, у меня всё сложилось в жизни, есть семья, за плечами успешная карьера. Всего вам хорошего, будьте здоровы!