– Ну … во-первых, наш старец может оказаться ни таким уж и старым, – начал Ипполит. – Во-вторых, он может оказаться выше, потому как длинные волосы зрительно укорачивают силуэт. К тому же он может быть намного стройнее, потому как неизвестно, что у него там под широкой рубахой. Вдруг, там еще одна рубаха и еще.

Ипполит задумался.

– Его взгляд – вот что меня поразило. Я уверен, что знаю его или, по крайней мере, знаю тот тип людей, кому может принадлежать подобный взгляд.

– Думаешь, он преступник? – спросила Алиса.

– Не сомневаюсь, – с уверенностью ответил Ипполит. – Покопаюсь в картотеке, чем черт не шутит. Прикажи Агате, подать кофий в мой кабинет.

Под кабинет Ипполита была отдана самая большая комната в квартире. Оба окна были плотно занавешены, так что комната всегда была погружена в темноту и освещалась только свечами в двух тяжелых бронзовых подсвечниках. Эта комната понравилась бы всякому, кто любит порядок. По центру стоял массивный стол из красного дерева, с одной стороны стола – широкое кресло, с другой крепкий стул с высокой спинкой. Все стены были заставлены шкафами, каждый из которых имел множество выдвижных ящиков. Ящики были пронумерованы и подписаны. Каждый из этих ящиков содержал бесценную информацию. Например, один из таких ящиков был посвящен самой ловкой и удачливой воровке Маргарите. О ее красоте, изяществе и вместе с тем невероятной физической силе ходило много толков.

Ипполит гордился своей картотекой. Каждый день он проводил несколько часов, перебирая карточки, добавляя новые, исправляя старые. Он возился со своей картотекой так, как некоторые дамочки со своими маленькими собачками, которых они старательно вычесывали каждый день. Вся картотека была поделана на три части. Первая часть – карточные шулеры, вторая – воры, третья – убийцы.

Ипполит раздумывал, с какой из этих частей стоит начать. Старик – точно не из карточных шулеров. Значит, остаются воры и убийцы. Калинкин подошел к высокому шкафу – самому большому в кабинете. Весь он был отдан «под воров».

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел Осип с подносом, на котором стоял серебряный кофейник и две чашки. Видимо, Агата все еще дулась, что ее завтраку предпочли кофе.

– Думаешь, он из воров? – спросил Осип и аккуратно поставил поднос на стол.

– Да-да, это возможно, – ответил Ипполит, который все еще находился в задумчивости. – Я считаю, он из утренних. Скорее всего, он отвлекает, а его напарники в это время чистят квартиры или лавки. А ты что думаешь?

– Заметь, странный способ отвлекать.

– Вспомни семейство Чичуа! – сказал Ипполит. – Вот уж, где был странный способ отвлекать народ. И тот работал.

– Что за Чичуа?

– Ба! Ты не помнишь? Семья, которая обчищала лавки мелких торговцев. Двое мальчишек, их отец и мать. Каждый раз сорванцы устраивали на улицу драку между собой. Причем они так эффектно инсценировали ссору, что люди боясь, как бы они друг другу глаза не выцарапали, бросались их разнимать. Начиналась свара. Даже экипажи, что проезжали мимо, останавливались. Лавочники выходили на улицу и бросали свои лавки. А тем временем, пока мальчишки дрались, их родители входили в лавки и брали все, что под руку подвернется.

– Как же их поймали?

– По чистой случайности. На Невском, почти у самой Мойки, была лавка старика Гамуши. Он торговал сукном. Как раз недалеко от этого места братья Чичиа затеяли драку, народ высыпал на улицу, все ахали и охали. Тем временем старшие Чичуа вошли в лавку еврея Гамуши. Они огляделись. Никого. Тут же воры стали хватать отрезы ткани и кружева. Как вдруг из-за прилавка вышел хозяин лавки, в руках он держал ружье.

– Почему же они его не заметили? – удивился Осип.

– Потому, братец, что Гамуши был ростом с десятилетнего ребенка. Всю жизнь он страдал из-за своего низкого роста. А тут благодаря этой особенности в одиночку поймал шайку воров, за которой охотились все полицейские Петербурга.

Весь день Ипполит и Осип провели в кабинете, копаясь в ящичках. Однако к вечеру стало окончательно ясно, что день потрачен напрасно.

– Если твой старик что-то вроде братьев Чичуа, следует за ним проследить,– предложил Осип.

– Да! Непременно!