Читать книгу: «Игра длиною в жизнь. Юмор, сатира», страница 2

Подарок

Папа из Африки для сыночка Вовочки кое-что привёз в спичечной коробочке. Вова, чтобы порадовать учительницу Марьивановну и детей, в школу принёс подарок на следующий день.

Вот окружила его детвора:

– Что там?! – кричат. – Открывай же, пора!

– Открывай уж, разрешаю, ладно, – не зная, что там в коробочке, разрешила учительница Марьиванна

Открыл. Зажужжало. Вова:

– Все! Замрите! Тс-сэ! Тс-сэ! Моя муха Цеце у Маривановне на лице…

Что было потом – рассказывать долго. Короче: школе нужен ремонт, Марьивановне – помощь психолога.

Африканская байка

Еле-еле львица поднялась на лапы. Покачиваясь и припадая, она приблизилась к своему мужу – льву и проговорила:

– А всё-таки здорово мы сегодня поохотились. Как мы гоняли – эту молодую глупую лань.

– Да- а, – согласился лев. Он также хотел было встать на лапы, но тело его не слушалось, оно очень устало.

А в этот момент из-за кустов вышла та самая молодая лань. Она всё слышала, а ещё она была глупая-преглупая, потому что молодая.

– Вам понравилось?! – воскликнула глупышка-лань и подпрыгнула от радости.– Тогда давайте ещё поиграем в догонялки, а?!

Провалиться мне сквозь землю

Летний день, солнечная погода, девочка Маша (13 лет) идёт по улице, она улыбается, слегка помахивая сумочкой. Маша в прекрасном настроении, она идёт на свидание с мальчиком. Вдруг из-за кустов выскакивает другая девочка – Ирина, одноклассница Маши. Крупная девочка Ирина преграждает дорогу Маше.

Ирина: Привет, Соколова!

Маша: Привет, Ирина.

Ирина: На свидание идёшь – с Мухиным?

Маша: А ты откуда знаешь?

Ирина: Я многое про тебя знаю, провалиться мне сквозь землю. В парке встречаетесь?

Маша: Да ты как будто следишь за мной. Извини, я итак опаздываю (отстраняет Ирину).

Маша спешно идёт, Ирина пристраивается рядом.

Ирина: Ой, а расфуфырились мы как! Мамкиной косметикой воспользовалась?! Соколова! Всё равно я буду с Мухиным, а не ты, провалиться мне сквозь землю!

Маша (спокойно): Коля меня любит.

Ирина (опять встаёт на пути Маши): Соколова! Если ты не прекратишь встречаться с Мухиным я, знаешь, что с тобой сделаю?! Я…я… (задыхаясь от злобы), я… вот… (Берёт в руки толстую ветку и разламывает её перед глазами Маши.) Вот что я с тобой сделаю! (Затем подбегает к урне и пинает её, та катится по асфальту.) Гляди, Соколова, что я с тобой сделаю! (Затем Ирина хватается за лавку и переворачивает ту.) Вот что я с тобой сделаю, Соколова! Я…я… (Ирина заваливает дерево.) Я вот что с тобой сделаю, Соколова, если ты не прекратишь встречаться с Мухиным! Чтоб мне сквозь землю провалиться!!! (Топает ногой.)

И вдруг: Ирина исчезает, её нигде нет.

Маша: Ирина, Ирина! Ты где, Ирина?! Хмы… (Пожимает плечиками и уходит.)

Следующие кадры: чёрная круглая дыра не закрытого колодца, из чёрной бездны раздаётся тревожный голос Ирины: «Эй! кто-нибудь! Помоги-и-ите-е-е!!!»

Фас, профиль!

Лето, отличная погода, зона для выгула собак. Среди собаководов Сева (12 лет) и Маша (10 лет). Они гуляют со своими собаками, держа тех на поводках. У Севы большой породистый пёс, у Машы дворняжка, на шее Машы висит фотоаппарат. И вот пути детей пересеклись.

Сева: Привет, Маша.

Маша: Привет, Сева.

Сева: Маш, а хочешь, я покажу – чему свою собаку научил?

Маша пожимает плечиками.

Сева: Вот что моя собака умеет! Трезор, фас!!!

Трезор исступлённо лает, вскакивает на дыбы. Сева его еле удерживает. Маша, естественно, напугана.

Сева: Фу! Трезор, Фу!

Собака Севы успокаивается. Маша тоже.

Маша: Подумаешь. Великое ли дело – научить собаку на людей накидываться. Лучше смотри, чему я свою собачку научила. Шарик, Фас!

Шарик весело встаёт на задние лапки, держит свою мордочку, что говорится в фас – всё это явно для фотографирования.

Маша (щёлкнув фотоаппаратом): Шарик, профиль!

Шарик также весело, на задних лапках, встаёт в профиль. Маша щёлкает фотоаппаратом.

Маша: Вот так!

Гордо подняв голову, Маша уходит, рядом с ней весело дифиллирует Шарик. Сева смотрит им вслед и недоумённо чешет затылок.

Папочки

Урок 6б класса, тишина, ученики выполняют контрольную по математике. Учительница, уткнувшись в учебник, сидит за своим столом. Федька – отъявленный троечник – он сидит на задней парте. Федька выложил на свою парту шпаргалки и потихоньку списывает с них. И вот он переписал всё, что надо, контрольная выполнена и до конца урока ещё уйма времени. Федька, довольный собой, достаёт из брюк маленькую рогатку, он рвёт зубами шпаргалки, жуёт бумагу, делает «пульки» и стреляет ими в одноклассников. Вот он попал в затылок одной девочки, та оборачивается и с укоризной смотрит на обидчика.

Федька ей показывает язык.

Девочка, стерпев обиду, продолжает выполнять контрольную работу.

Федька снова стреляет, теперь в другую девочку, и попадает в неё. Та оборачивается и чуть не плачет от боли.

Федька и ей показывает язык.

И эта девочка, стерпев обиду, продолжает писать контрольную. Федька доволен собой до ужаса. Он балдеет от своей безнаказанности.

Учительница не замечает безобразий Федьки, а тот продолжает дальше зубами рвать бумагу, делать «пульки» и стрелять в ребят. Вот он попадает в одного мальчика. Тот оборачивается и, шмыгнув носом, поправляет себе очки.

Федька ржёт в кулак.

Мальчик, проглотив обиду, продолжает выполнять контрольное задание, а Федька опять-таки продолжает увлечённо рвать зубами бумагу, жевать её, делать «пульки» и стрелять в ребят, и тут… раздаётся звонок на перемену.

Учительница: Всё, ребята, закончили, сдаём тетради с контрольной работой.

Федька хватается за свою тетрадь и видит: один лист с контрольной работой, которую он так «усердно» списывал со шпаргалок в плачевном состоянии. Оказывается, в азарте, он откусил от него и изжевал львиную долю бумаги на «пульки».

Федька: Мамочки! (Он с ужасом заглядывает в огромную дыру.) Мамочки! (Затем, подумав об отцовском ремне, обречённо): Папочки…

Мне не жалко

Лето. День. Отличная погода. Двое пацанов лет двенадцати – Вовка и Сашка – гуляют по парку и вдруг видят – на асфальте лежит денежная купюра в 500 рублей.

Вовка: Во, повезло!

Сашка: Во, везуха!

Ребята одновременно поднимают купюру.

Вовка: А давай на эти деньги сладостей купим?!

Сашка: А давай!

Вовка и Сашка с криком «Ура!» бегут в ближайший магазин, и вот они снова в том же парке, сидят на лавочке, между ними куча конфет и шоколадок и одна бутылочка «Фанты».

Вовка (делит сладости): Это тебе, а это мне, это тебе, а это мне. Ну, вот, поделил, всё по честному.

Сашка: А «Фанту» кому? Надо было две купить.

Вовка: Не хватило на вторую. Будем пить по очереди: ты глотнёшь, я глотну.

Сашка: По очереди? Что тут пить-то! Я предлагаю соревнование. Кто первый до урны добежит – тому и «Фанта».

Вовка: Согласен. На старт, внимание, марш!

Вовка и Сашка бегут до ближайшей урны и… прибегают одновременно.

Сашка: Никто не победил.

Вовка: Согласен.

Сашка: Побежали вон до той лавки. Кто первый добежит – тому и «Фанта».

Вовка: На старт, внимание, марш!

Вовка и Сашка бегут до намечаной лавки и снова прибегают одновременно. Оба уже учащённо дышат.

Вовка: Ага, устаёшь?

Сашка: Фух… Нисколечко не устал. А побежали до ворот парка? Кто вперёд… тому и «Фанта».

Вовка: Да… давай. На старт, внимание, марш!

Ребята бегут, вот они подбегают к воротам парка, и снова финишируют одновременно. Оба запыхались, держатся за животы.

Сашка: Я… вперёд… фу-ух-х…

Вовка: Сфигали… я первый… фу-ух…

Сашка: Нет я…

И тут ребята вспоминают про, оставленные на лавочке, сладости.

Сашка (с ужасом): Наши конфеты!

Вовка (с ужасом): Наши шоколадки!

Ребята с трудом возвращаются к лавке, на которой делили сладости, вместо сладостей они видят пустые фантики и здорового детину лет шестнадцати. Тот, вальяжно расположившись на лавке, попивает «Фанту». Он сыто рыгает.

Детина (комкает фантики): Чё-то потеряли, пацаны?

Вовка и Сашка, тяжело дыша, переглядываются.

Детина: Чё молчите? Да, я вижу, вы совсем угорели. На – попейте водички (Протягивает им полупустую бутылочку «Фанты». ) Пейте, пейте! Мне – не жалко.

Сказка на ночь

– Пап, расскажи мне сказку: такую, такую… Ну, неизвестную мне. Надоели мне эти Иванушки-дурачки и Василисы премудрые. Имена мне эти надоели! Слышать их не хочу!

– А ремня?

– Ы-ы-ы!!!

– Фух! Ладно, слушай, малыш.

– Жила-была Царевна-лягушка и было у неё три сына – Лягух, Лягур и Лядур.

Когда сыновья выросли и стали похожими на жаб, решила Царевна-лягушка женить их. И женить исключительно на крохотных девочках, ну, на лилипутках, на девочках-пальчиках. Были в стране Лилипутии три таких девочки – это Дюймовочка, Дюймордочка и Дюймдурочка. Эти девочки ну, уж очень хотели выйти замуж за жаб, за мальчиков-жаб.

Узнав, что есть такие в стране Жабонии, они отписали Царевне-лягушке телеграмму: мол, так и так, вылетаем первыми же ласточками, теми, что очухались после перелома крылышек. Хотим выйти замуж за ваших сыновей. Встречайте.

И встретились они все. И поженились. И родились у них дети – Лягуйм, Лягуймордыхай и лапочка-дочка Лягуймдурочка.

Ф-фуххх! Куда это меня понесло? А крысу и крота я упомянул? Ну, крот был толстым и добрым. Да никак его не звали. Крот, он и в Африке крот. Крот был добрым, когда Царевна-лягушка умерла, он могилку выкопал бесплатно. И вообще – деньгами помог. Всё – крота нафиг! А у крысы, кстати, было имя, отчество и даже фамилия. Крысу звали Ларисой Ивановной Хочу. Крыса эта, она телохранителем была у известной банкирше – старухе Шлёпайкоекак. Застрелили и ту и эту. Кто, кто! Ну это-то все знают – крокодил Гиена и Чебуравка В Тёмном Стекле. Ага. Индейцем он был – вот и имя у него такое было. На стройке они тех баб застрелили. Строили, строили да и застрелили.

Слушай, малыш, что-то я совсем запутался. Спи давай. А не то я тебе сказку про

Иваныча – Шас Как Дам Вам Всем По Каскам расскажу. Кто это такой? Прораб мой на стройке. Спи давай. Впрочем, слушай. Однажды мы выпили…

Издержки профессии

Я – не строгий отец. И вообще я человек мягкий, культурный, театральный. Меня жена так и кличет – ТЕАТРАЛ. «Театрал! Вынеси мусор! Театрал! Приготовь обед!» Нет, я к жене без претензий, ведь я люблю её, и сынишку нашего – двоечника…

Насчёт строгости к сыну – вот это по её части. К примеру вчера она поставила сына к стенке, мебельной, и как давай его таблицей умножения расстреливать. А я в одной комнате с ними находился, журнал «Театральная жизнь.» читал, ну и полировку этой самой чёртовой стенки заодно начищал, так у меня сердце кровью стало обливаться. Короче, я не выдержал и давай сынишке подсказывать, благо жена моя немного глуховата.

Жена ему:

– Пятью семь?

Сынишка:

– Хны…

Я шёпотом:

– Тридцать пять.

Сынишка:

– Тридцать пять.

Жена удивлённо:

– А семью восемь?

Я шёпотом:

– Пятьдесят шесть.

Сынишка гордо:

– Пятьдесят шесть, мама!

Ну и так потихоньку-потихоньку дело-то у нас с сыном и пошло: жена спрашивает, я подсказываю, сын отвечает. И вдруг жена зырк на меня. ЗЫРК-ЗЫРК-ЗЫРК.

– Ясно! – закричала она. И как даст мне учебником по математики за второй класс по губам.

– Фаля, как ты мофеф?! – возразил я.– Меня, театрального челофека учебником по математики по губам?!

– Вот именно – по губам и надо. Театрал хре… Скажи спасибо, что здесь ребёнок, а то бы я ещё не так сказала тебе.

– Ну, Валечка, – заоправдывался я.– Ты же прекрасно знаешь, что у меня за профессия. Это издержки профессии, Валя. Поработай с моё – пятнадцать лет суфлёром в конце концов! Ну не могу, не могу я не подсказать, если человек забыл текст.

Любимая колбочка

Средняя школа, кабинет химии. Учитель, стоя за лабораторным столом, читает ярлыки на различных ёмкостях с реагентами. Раздаётся стук в дверь. Учитель с испуганным лицом разрешает войти. Входит юноша послешкольного возраста.

– Здравствуйте.

– П… привет. А вы кто?

– Корреспондент городского радио. Разрешите взять у вас интервью? Так что, берём?

– Ладно, валяйте своё интервью. Только у меня минут пять, не больше.

– Я постараюсь по-быстрому. Так, включаем диктофон – готово. Дорогие радиослушатели, и вновь с вами радиопередача «Шкодная…", простите, «Школьная пора. Сегодня наша рубрика «Внезапное интервью» знакомит с учителем химии школы №5 нашего города. Представьтесь, пожалуйста.

– Я? Джузеппе Карлович Табуреткин.

– Какое интересное у вас ФИО.

– ФИО как ФИО. Папа был Карлом, я – Джузеппе. Что здесь такого. Знаменитый род Табуреткиных! Да где же оно?

– Джузеппе Карлович, скажите, а интересуются ли нынче ученики химией?

– Химией? Ещё как интересуются. Особенно клеем столярным. Да где же оно?!

– Шутите?

– Нет. Гидрохлодид…

– Может кого-то хотите выделить из учеников?

– Могу. М…м… Вовка Штырин – ученик 6б класса, вот это парень! Гвоздь в доску сороковку с трёх ударов молотком забивает. По самую шляпку!

– Какой гвоздь?

– На семьдесят. До ста двадцати ему, конечно, ещё расти и расти, ещё тренироваться и тренироваться, но потенциал у мальчишки есть… Сероводород – не то!

– Так. Ф-фух-х! Ваш Вова Штырин любит химию?

– А кто ж её сейчас из детей не любит? Всякая «Кока-Кола», «Фанта» – да от этой дряни детей не оторвать! Наше отечественное «Буратино», – натуральный между прочим продукт, – им видите ли теперь не интересен. Это возмутительно! Амиак…

– Карл Джузе… тьфу… Джузеппе Карлович, давайте всё-таки ближе к Химии. Что вы всё время ищите?!

– Да не говорите. Понаставили тут колб всяких, а нужной нету! Я помню – ближе к химии. Химия – хорошо, когда ею правильно пользуешься. Вот, например, необходимо спирт отделить в БФ (это клей, если не в курсе). Тут ведь без особенного мастерства и терпения не обойтись. Значит, учитесь, – берём палочку и медленно погружаем…

– Стоп! Что-то я окончательно ничего не пойму. Вы про что?

– А вы?

– Вы кто?

– Учитель.

– Чего?

– Труда, трудовик я, трудовик школы №5. Да вот же оно! Н2ОСО4! Ну, здравствуй, моя любимая колбочка, мой спиртик. А вам – до свидания. А – мой халатик. Кстати, хозяйка сего помещения, Клавдия Михайловна, должна скоро вернуться, у них педсовет. До свидания, дорогие радиослушатели! Всё, я линяю…

Рукастый папа

Мои дети виноваты —

оторвали мишке лапу.

Всё равно его не брошу,

в нём, зашитые мной грОши.

Доигрались мои дети —

треск бачка был в туалете.

Его склею с чувством, с толком,

в том бачке таится водка.

Эти дети, так их так,

замарали мне пиджак.

Сам почищу его ваткой,

в нём заначка за подкладкой.

То не дети, ураган!

Разбомбили весь чулан.

Полки я поправлю быстро,

на них брага – восемь литров.

Дети-дети, лапочки

три разбили лампочки.

Заменить, желанья нет,

проку в люстре – только свет.

Сказка с моралью

Надумал Иван-царевич жениться и отправился он себе невесту искать.

Вот идёт Иван-царевич лесом, вдруг видит – избушка с окошком на курьих ножках стоит, нет, вру, на хорошеньких ножках стоит, как говорится: от ушей ножках.

– Оп-паньки! – удивился Иван-царевич, рассматривая ножки. А они явно девичьи – не волосатые, без варикоза, в туфлях на высоком каблуке.

– Эт-то что за чудо?! – продолжает удивляться Иванушка, шапчонку на затылок сдвинув.– Это, а где это, ну, что до ног?! А?! Избушка?! Не верю я в симбиоз дерева с девичьими ножками на высоком каблуке. Избушка! Ты говорить можешь?!

– Могу, – отвечает избушка ангельским голоском.

– Ну?

– Гну! Здесь это, в избушке, что до.

– Хе. А зайти в тебя можно, избушка?!

– Это зачем?

– Как это зачем? Посмотреть! Такие ножки. Наверное, и всё остальное, что до ног, тоже прелесть. Если так – женюсь, ей богу, женюсь.

– Точно женишься?

– Папой-царём клянусь!

– Тогда заходи.

Заходит Иван-царевич в избушку, а там… мать-перемать. А там баба-Яга по пояс своей дряхлостью в пол вросла. Низ, значит у неё хорошо сохранился, а вот верх…

Стоит руки -в- боки и улыбается своим беззубым ртом – ужас!

Иванушка метнулся было обратно к двери – фиг! Двери не открыть простому человеку, и окошко жалюзи алюминиевые наглухо зашторили – сами, без чьей либо помощи.

– Оп-паньки! – противным голосом проскрипела баба-Яга и захохотала как сумасшедшая.– Обещал жениться? Папой-царём клялся? Теперь женишься, никуда не денешься. Понял?!

– Мама! – всхлипнул Иван-царевич-дурачок и по стеночке сполз сопелькой. Понял он. Понял, что влип по самое тридевятое царство. Во как бывает.

Мораль: надумал жениться – не ведись на ножки, Иванушка в шапчонке.

Волшебный холодильник

И была пятница. А выпить в пятницу, как говорится, дело святое. Особенно любил это «святое дело» Витя Спиртяшкин.

Поздним вечером с большим трудом полуалкаголик, мелкий дебошир и «кухонный боец» Витя Спиртяшкин ввалился в свою квартиру. Его жена, Манюня, впустив пьяного в драбадан мужа, тут же метнулась обратно в комнату, где вдавила себя в диван, да так, что жалобно заскрипели пружины.

– Маню-юня-я-я! – противно пропел пьяным голосом Спиртяшкин. Он скинул с себя пальтецо. Теперь нужно было снять ботинки.

– Манюня! – снова проорал Спиртяшкин.

В ответ Манюня продолжала вдавливать себя в диван, а её загнанный взгляд потихоньку начинал бродить по комнате – искать пятый угол.

– Ну, хорошо, Манюня, – с угрозой сказал Спиртяшкин, – сейчас ты у меня отхватишь.

Он резко нагнулся и… бац! – въехал лбом в косяк холодильника, которому не нашлось места на крохотной кухне.

Древний холодильник до этого был уже изрядно помятый. Сколь раз в него «въезжал» своим «роговым отсеком» Витя и ничего, крякне, т бывало только и ничего. А тут – бац! и рухнул как подкошенный. Мало того – потерял сознание. Минут на пять. Потом очнулся… трезвым, повесил пальтецо на вешалку, поставил ботиночки куда положено и пошёл спать.

Спать лёг тоже как положено: раздетым, диван разложил, застелил. Манюня, вся в непонятках, легла рядом.

В течении часа она то и дело прислушивалась к мужу. Муж лежал на спине, держа руки по швам поверх одеяла и тихо-мирно спал.

– Да что это с тобой?! – наконец не выдержала Спиртяшкина и сильно ткнула благоверного в бок. Тот приоткрыл глаза.

– Тебе тесно, Манюнь? – спросил Витя без какого-либо раздражения, наоборот – даже ласково.

– Не то слово, скотина! – рявкнула Манюня.

Спиртяшкин безропотно отодвинулся, насколько смог и снова уснул.

Манюня приняла сидячее положение. Поразмыслив ещё с час она взяла и ущипнула мужа. От всей души. За ухо.

На этот раз тот даже не открыл глаза, а сразу спросил виновато:

– Я что, храплю?

– Не то слово, скотина! – опять рявкнула Манюня, хотя никакого храпа и в помине не было.

Витя молча отвернулся к стене, плотно прижал лицо к ковру (так что расплющился нос) и, прикрыв одеялом ноющее ухо, снова уснул. Будто умер.

– Да что же это такое?! – Спиртяшкина вскочила как ошпаренная.

– Сволочь! Скотина! Паразит! – посыпались из её сахарных уст громогласные оскорбления.

Спиртяшкин никак не реагировал.

– Ах, так? – Манюня растрепала свои волосы, отхлестала себя по щекам, рванула на себе ночную рубаху, и выскочив на лестничную площадку, заголосила что есть мочи:

– Лю-ю-юди! Убива-а-ю-ю-ют!!!

На её истошные крики вышли на площадку сонные соседи.

– Мань, опять тебя твой лупит? – вяло поинтересовались они. Затем пожалели: – Бедненькая ты наша, горемыка.– Затем пообещали: – Сейчас полицию вызовем.

– Не надо полицию, – шмыгая носом, попросила Спиртяшкина. Спасибо, дорогие соседи, за участие. Идите спать.

Соседи привычно послушались и, привычно причитая, разошлись по своим квартирам. Манюня тоже вернулась к себе домой.

Витя как ни в чём не бывало пускал слюни. Когда она легла к нему он повернул голову и с тревогой спросил:

– Что-то случилось? Ты плохо выглядишь, Маня.

– Всё хорошо, милый. Это у меня пятничный синдром. Пройдёт. Спи.

– А, ну смотри, – Витя сладко потянулся и опять впечатался носом в ковёр.

Манюня смачно зевнула, а затем сплюнула на ладонь выпавший зуб – результат хлестания себя по щекам.

– Нищего, мне кафедся что тепель у нас фсё будет ф полядке, – сказала она и погрузилась в сон.

Через месяц Спиртяшкины купили новый холодильник, а этот, древний, помятый, отдали другу Спиртяшкина – Бражкину, который в отличии от Вити никак не мог бросить пить.

Критику принял

Тут праздник был, ну потом то… сё. Неделю продолжалось это. На восьмой день очнулся я, и охватило меня такое раскаяние, такое раскаяние… И я сказал себе: «Сволочь ты. Ну ты и сволочь. Что ты, сволочь, обещал жене в моменты просветления? Что?! А действительно – что? Пить остановиться? Ну, это само собой. А ещё что? Тьфу-ты! Побриться же я обещал!»

Ну, раз обещал – обещания надо выполнять. Побрёл я в ванную комнату. Кое-как обнаружил выключатель, кое-как обнаружил зеркало. Формы круг. Заглянул я в него… и рухнул в ванну от увиденного ужаса. Хорошо, что в ванне бельё замоченное лежало, и я не убился. Мокрый, словно китайский подгузник, я снова принял устойчивое положение и приблизился к зеркалу формы круг.

Братцы! Гляжу я в зеркало, а из зеркала на меня чёрт зырит. Чёрт даже для чёрта уж очень уродливый. Морда вся какая-то перекошенная, уши как у осла, борода как у козла, глаза как у коровы. Короче ни чёрт, а монстр из фильма ужасов, но страшнее.

«Ну, думаю, началось. Вот она и подкралась незаметно – белая горячка.»

«Что ж, – сказал я, обречённо вздохнув, – здравствуй, чёртушка, или как там тебя. Что там у нас в аду новенького? Котлы не прохудились? Угля в недрах хватает? А клиентов?»

Чёрт, или там как его, в ответ мне что-то своими губищами прошамкал, ушами покивал: мол, всё нормалёк, клиент ты наш будущий.

Тогда я сказал: «Можно, волосатый, я побреюсь? Исчезни на минутку, открой обзор, так сказать. А то придут за мной эти в белом, со шприцами наперевес, повяжут. Кто меня потом побреет? Смотрю – не слушается меня чудище. Плюнул я ему в рожу и стал бриться наугад.

Бреюсь я, с бровями стараюсь поаккуратней, а этот гад между делом издевается надо мной. То копытом у виска покрутит, то оскалится улыбкой аля лошадь. А я по натуре человек горячий, оскорблений не люблю. Я злиться начал. А тут себя ещё одиколончиком побрызгал. Обильно. Ну и озверел окончательно.

Взял я и врезал флаконом с одеколоном по чёрту, или как там его.

Но вышло так, что врезал-то я и по чёрту и по зеркалу формы круг. А оно, бедное, вдребезги, обесформилось. И тут увидел я, что чёрт-то вместе с зеркалом испарился.

Ф-фух! У меня гора с плеч. К тому же я побрился, вроде бы.

Пришла домой жена. Я ей всё рассказал: так, мол, и так, с ума чуть не сошёл.

Она час хохотала, а потом открылась.

– Это, милый, у тебя не белая горячка была и не чёрта ты видел. Это я купила кривое зеркало и вместо нормального в ванной комнате повесила.

– Зачем? – удивился я.

– Затем, чтобы ты на себя посмотрел, как ты выглядишь на самом деле после пьянок! – вы палила жена.

И, как ни странно, я на жену не обиделся. Я критику принял и завязал. По крайней мере по семь дней пить.