Читать книгу: «Безобразные девочки снова в моде», страница 2

– Я весь день как проклятая пашу, – орала хозяйка, – а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них!

Я оттащил её в сторону.

– Маша! – держал я её за руки. – Что с тобой?

От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика.

– Пошёл на хер! – срываясь на визг, завопила она.

Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и принялась лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное. Упав на пол, она закричала и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её.

Я схватил хозяйку и оттащил в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере, перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала.

Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать.

– Лена! – метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. – Что с ней делать? Может, «скорую» вызвать?

– Не надо, – отозвалась она. – Сейчас пройдёт.

Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала.

Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться.

– Я пройдусь, – кивнул я Лене. – Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время.

Лена мне не ответила.

На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям.

– Да ничего, ничего, – говорил я сам себе. – Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье.

Самоуспокоение действовало слабо.

Вернувшись через час на квартиру, я обнаружил хозяйку сидящей за столом. На столе стояла распечатанная и наполовину опорожненная бутылка дешёвой настойки. Ещё одна – пустая – валялась под столом.

– Садись! – выпученными, бессмысленно-презрительными глазами смотрела она на меня. – Пить будешь?

Язык её заплетался. Голова не держалась на плечах. Она была красной и злой.

– Нет, спасибо, – отозвался я.

И, чуть подумав, присел на соседний табурет.

Я сделал это зря. Мне надо было уйти в свою комнату, раздеться и лечь. Слабым, пьющим людям нельзя делать шаг навстречу. Но я дал Марии повод для колючего и идиотского разговора.

– Чё, не нравлюсь? – уставилась она на меня тем болезненно-пытливым взглядом, которым смотрят алкоголики.

– Да, не нравишься, – не отводя глаз, ответил я.

Мария Сергеевна опустила голову и презрительно усмехнулась.

– Гордый, значит, – бормотнула она. – Не такая тебе нужна… Думал, я правильная, а я оказывается сука дешёвая. А, так ведь?

– Ничего я не думал, – я был раздражён и её тоном и её словами.

Особенно неприятным во всём этом оказалось то, что она воспринимала меня уже не как какого-то чужого мужика, пущенного на постой, а как неотъемлемый, нерушимый элемент своей жизни. Словно я каким-то образом принадлежал ей, и это ощущение вызывало во мне крайнее отторжение и к ней, и ко всему, что было с ней связано.

– Я вообще о тебе не думаю, – продолжал я. – Я приехал сюда работать, жизнь новую начинать, и ты мне на фиг не нужна. Без тебя раньше жил, без тебя и впредь проживу.

Я вдруг понял, что говорю в том же стиле, что и она. Словно я действительно оброс некими нитями, что связывали меня с ней. Меня это разозлило.

– Ну правильно, мы ведь вам не чета, – с той же презрительной улыбкой вещала хозяйка. – Вы ведь чистенький, грамотный, а мы кто? Мы голь перекатная. Мразь подзаборная…

Мария Сергеевна налила себе ещё одну рюмку настойки и залпом выпила.

Мне хотелось встать и уйти, но почему-то я опять не сделал это. Хозяйка снова заговорила, неся какую-то несусветную чушь, а я сидел, морщился, воротил голову, но всё же слушал, слушал. Слушал, пока она не вылакала содержимое бутылки и, сморившись, уткнулась лицом в стол.

Я схватил её за руки и поволок к кровати. Закинул на не застеленную постель, потом присел к окну, открыл форточку и закурил.

Сигарета подходила к концу, когда дверь приоткрылась и в комнату проскользнула Марина. Доковыляв до меня, она повисла у меня на руках.

– Папа! – услышал я её голос. – Я спать не могу.

Она плакала. Я вздрогнул от слова «папа» и посмотрел на неё таким удивлённым взглядом, что увидевший меня в эти секунды, наверняка подумал бы, что со мной что-то неладное. Но меня никто не видел. Марина забралась ко мне на колени и обвила меня руками.

– Со мной всегда так, – бормотала девочка, – когда она орёт на меня.

– Ну ничего, ничего, – неожиданно для себя погладил я её по спине. – Всё прошло. Может, тебе лекарства какие дать?

– У нас и нет никаких.

В комнату вышла Лена.

– Пап, а ты купишь мне лосины? – отодвигая сестру, уселась она на свободную ногу. – У нас все девчонки в лосинах ходят, одна я как дурочка в чулках. К тому же они рваные.

Я смотрел на неё уже не удивлённо, а испуганно.

– Конечно, Лена! – отозвался я. – Куплю тебе самые лучшие лосины. Все тебе завидовать будут.

– Пап, а мне купишь? – спросила Марина. – Я ещё юбку хочу. Я видела в магазине – джинсовая, красивая такая.

– Обязательно! – кивал я. – Считай, что она твоя.

– И велосипед хочется, пап! – прижавшись к моей груди, шептала Лена.

– Будет велосипед, – ответил я. – Даже два. Каждой по велосипеду.

– Ты только не бросай нас! – они теребили мою рубашку.

– Что вы?! – возмутился я. – Разве могу я бросить своих дочек?

Было четыре часа утра, я подходил к железнодорожной станции. Наскоро собранные вещи болтались в сумке. Вроде бы я забрал всё.

– Гады! – бормотал я. – Изверги рода человеческого! Разве я за этим сюда приехал? За страданием? За любовью? За нежностью? Я работать хотел, жить по-человечески. Обыкновенно жить. Купить телевизор и видеомагнитофон. Просто жить хотел! А вы…

На станции я купил билет на первый проходящий поезд. Он шёл на Пермь. Пустынный, обшарпанный вокзальчик с окошком билетной кассы и слабым желтоватым освещением – я был ужасно рад встретить его снова. Я видел их много – в разных городах, в разные периоды своей жизни и понимал сейчас, что они, эти вокзалы, были единственным местом, которое по-настоящему радовало меня.

Я жалел о трудовой книжке.

– А, ладно! – мысленно махнул я рукой. – Новую заведу. Это не проблема.

Около половины шестого подъехал поезд. Стоянка две минуты. Я бежал вдоль вагонов, отыскивая нужный, и бормотал в такт останавливающимся колёсам:

– Любви они захотели! Нежности! Какая вам нежность, какая любовь, недоделанные?!

Нужный вагон был найден. Я протянул заспанной проводнице билет и прошёл на своё место.

– Неужели вы думаете, что во мне есть нежность?

История неудачника (им мог бы стать и ты)

В первом классе папа подарил Ване пластинку группы Deep Purple. Она называлась «In Rock» и на её обложке были изображены пять длинноволосых мужчин, высеченных в скале.

– Это моя любимая группа, – бормотал пьяный отец. – Великая музыка. Они тебе понравятся, я уверен. Особенно прислушайся вот к этой.

Он ткнул грязным пальцем в третью песню. Три коротких английских слова были её названием. Рядом стояли цифры, обозначавшие время звучания, а чуть ниже, мелким шрифтом, было напечатано ещё какое-то выражение. Подзаголовок.

– Чайлд ин тайм. Ребёнок во времени. Прямо про тебя, – криво улыбнулся папа и потрепал Ваню по голове. – Эта песня изменила мою жизнь.

Отец вот уже три года не жил с семьёй. Появлялся редко, как правило пьяным. В квартиру мама его не пускала, выходила на лестничную площадку, и Ваня слышал их нервные, сбивающиеся на крик голоса. Не пустила она его и на этот раз. Он очень просил повидаться с сыном, «напоследок». Мама почему-то сжалилась и позволила Ване выйти к отцу. Тот целовал его потрескавшимися губами, дышал в лицо перегаром и просил за что-то у Вани прощения.

– Прости меня, сынок! – смотрел на него отец и в его глазах блестели слёзы. – Я очень виноват перед тобой.

Ваня напряжённо молчал.

– Свидание окончено, – выглянула из дверей мама.

Отец поднялся с колен и, не попрощавшись, стал спускаться по лестнице.

– Ты куда хоть уезжаешь? – крикнула она ему вдогонку.

Он не отозвался.

Она завела сына в квартиру и закрыла дверь. Ване было неимоверно жалко папу. Даже захотелось уйти вместе с ним.

– Что он тебе подарил? – взяла мама в руки пластинку. – У-у, «Дип Пурпл». Бяка какая! Лучше б «Арабесок» принёс. У него было, я помню. Ну, слушай, – вернула она пластинку Ване.

Он открыл стоявшую в углу радиолу, вытащил пластинку из конверта и поставил её под иглу. Начал сразу же с третьей песни…

На следующий день мама сказала, что папа повесился.

***

– Раздвигаем парты! Дружно, дружно. Мужчины, вы уж девочек освободите от этой обязанности!

Пацаны вмиг раздвинули парты. Чаепитие наконец-то переходило в самую интересную свою стадию – танцы. Девочки толпились в центре класса, нарядные, улыбающиеся. Мальчишки суетились и старались вести себя поразвязней.

Пятый класс.

– Итак, – спросила классный руководитель Светлана Ильинична, – кто какие пластинки принёс? Лично я принесла Надежду Чепрагу.

– Я Челентано принёс!

– А я Боярского.

– Я Пугачёву.

– Я – группу «Форум».

– А я «Дип Пёрпл»! – крикнул Ваня.

Такую группу никто не знал. Одноклассники выбрали «Форум».

– Белая но-о-чь опусти-и-илась как о-облако…, – зазвучало в динамике старой вертушки.

Все стали разбиваться по парам.

– Ты танцуешь? – подошла к Ване девочка Лена. Самая красивая девочка в классе.

– Да, – кивнул он застенчиво.

Они вышли в центр, обнялись и стали неумело танцевать. Лена смотрела на него пристально и томно.

– А я ничего не принесла, – сказала она. – Мне сестра не дала. Хотя у неё много чего интересного. А у тебя что за пластинка?

– «Дип Пёрпл». Моя любимая группа.

– Не слышала. Классно играют?

– Ещё как! Я поставлю тебе.

Он прорвался к проигрывателю и, несмотря на бурные протесты, зарядил «Child In Time». С первых аккордов, как обычно, нахлынула волна кайфа.

– Чё за параша! – раздались крики. – Верните «Форум»!

– Под такое не потанцуешь, – сказала Светлана Ильинична. – Может, Чепрагу послушаем?

– Гадость какая-то, – морщась, сделала заключение Лена. – Ну и дрянь ты слушаешь!

Он ушёл, не дождавшись конца.

– Уроды! – бормотал себе под нос. – Чтоб вы сдохли все!

***

– Ну а чё, – бодрился Иван. – Неоконченное высшее – тоже неплохо.

– Да где уж там! – возражал сосед по комнате Олег. – Высшее образование должно быть законченным.

– Ой, брось ты эту правильную философию! – морщился Иван, разливая по стаканам остатки портвейна. – Миллионы людей живут без высшего, и ничего.

– Но уходить на четвёртом курсе…

Иван взял стакан в руки.

– Ну, видишь как оно вышло.

– Тебе просто надо было поговорить с социологом. С глазу на глаз.

– Не помогло бы.

– Но почему! Он же нормальный человек. Хотя бы тройку мог поставить.

– Он не человек. Он тварь в человеческом обличии.

Олег досадливо качал головой.

– Какое отношение к людям у тебя неправильное!

– У тебя очень правильное.

– Просто он упёртый. Хочет видеть у студентов настоящие знания.

– Ничего он не хочет. Срать он на всех хочет. Он кусок говна, который жаждет уважение. Он унизить меня хотел, увидеть ползающим на коленях.

– Эх, Ванька, Ванька. Тяжело тебе в жизни придётся.

– И ты ту же песню… Чёрт знает сколько от жизни прожито, а всё будто впереди что-то там будет.

– Будет впереди. Будет. Но не для всех.

– Да ну на хер! Грузиться ещё… Давай, твоё здоровье!

– Твоё!

Они допили вино. Иван стал собирать вещи.

– Что Вань, отчаливаешь? – заглядывали в дверь соседи по коридору.

– Да, всё, – кивал он.

– Ну, счастливо! Удачи тебе.

– Это вам удачи, – огрызался он. – Моя всегда при мне.

Диппёрпловскую пластинку в сумку положить не решился. Боялся сломать. Попросил у Олега пакет.

– Тут на днях меломан тот самый приходил, – сказал Олег. – Бородатый. Говорил, хочет купить диск.

– Он не продаётся.

– За хорошие деньги. Диск-то у тебя фирменный.

– Вот поэтому и не продаётся.

– Ну как знаешь.

Напоследок хотелось обнять соседа, с которым прожил вместе три с лишним года. Однако что-то остановило.

«Он тоже сволочь хорошая», – мелькнуло в голове.

– Прощай, – протянул он Олегу руку.

– Суит чайлд ин тайм, – напевал по дороге к автобусной остановке, – юл си де лайн…

Песня бодрила.

***

– Ладно, решено, – процедил он сквозь зубы. – Развод так развод.

Она рассмеялась.

– Думаешь, я плакать буду?!

– Не будешь?

– Не-а.

– Ай, красавица!

– На хуй иди.

Она переместилась на кухню. Иван потоптался по квартире, посмотрел программу передач. Ничего интересного.

– Я к матери поеду, – доносилось бормотание жены. – Не хочу с тобой ни дня оставаться. Виталика сама заберу.

– Скатертью дорога.

– Завтра заявление напишу. Если желаешь, тоже приходи. Часам к десяти.

– Сама справишься.

Роясь в сумочке, жена вышла в коридор.

– Я знала, что всё плохо кончится, – говорила она вполголоса. – Угораздило меня за такого мудака замуж выйти!

– Пасть заткни! – крикнул он. – Пока в окно тебя не выкинул.

– Неудачник! – яростно выдавила она.

Он открыл дверцу шкафа. Диска на месте не было.

– Где моя пластинка? – вышел он в коридор.

– Какая пластинка? Не знаю.

– «Дип Пёрпл»! Моя пластинка!

– Ой, иди в пизду со своей пластинкой.

– Ты, сука! – подступил он вплотную. – Если ты что-то с ней сделала…

Жена заслонилась руками.

– Только ударь меня! Сразу сядешь.

– Где пластинка, курва?!

– Не видела я пластинку. Отстань!

Он рыскал по квартире, открывал дверцы шкафа и тумбочки. Заглянул под диван.

– Если ты её выкинула…

– Ничего я не выкидывала, – пищала жена. – Наверху, на шкафу – не она?

Диск был там.

– Убиралась, переложила случайно…

«Сука, – думал он. – Гнусная сука!»

Жена торопливо выскользнула за дверь.

Иван достал вату, дистиллированную воду и стал протирать виниловые бороздки.

***

– Борис Степанович, можно к вам?

– А, Ваня! Заходи, заходи.

Директор был артистично приветлив.

– Я с заявлением.

– Каким заявлением?

– Об увольнении.

– Об увольнении!?

Директор попытался изобразить крайнюю степень удивления. Получилось это натужно и неубедительно.

– Да, решил уволиться.

– Что так? Что-то лучше нашёл?

– Нет пока. Но здесь больше не хочу работать.

Борис Степанович поморщился.

– Обиделся, что премии лишили? Сам виноват. Поймали на проходной пьяным – всё, ничего не попишешь.

– Да не в этом дело.

– А в чём?

– Не нравится мне здесь.

– Вон оно что! – директор саркастично улыбнулся. – Что же тебя не устраивает?

– Всё не устраивает. Люди, условия.

– Эх как! Вона ты какой ты у нас!

– Такой, какой есть. Настоебала вся эта тупость.

Директор был оскорблён словами Ивана.

– Ты думаешь, перед тобой все двери открыты? Ждут тебя с распростёртыми объятиями? Ошибаешься. Сейчас тебе ой как тяжело будет хорошее место найти.

– Как будто это хорошее.

– Ну, хорошее не хорошее, но вполне приличное.

– Конечно, конечно. Переходите и вы в вулканизаторщики. Вам понравится.

Борис Степанович обиженно молчал. Теребил в руках авторучку. Задумчиво смотрел в окно.

– Да что я с тобой разговаривать буду, – изрёк наконец. – Давай твоё заявление.

«Не возражаю», – написал на бумаге. Поставил дату и подпись.

10.16 – горело на электронных часах проходной.

«Прямо как продолжительность «Child In Time», – подумал Иван.

***

– Виталик! – позвала мама сына. – Выйди на лестничную площадку. С тобой папа поговорить хочет.

– Папа пришёл? – удивился Виталик.

Он приоткрыл дверь и переступил порог квартиры.

Папа стоял, прислонившись к перилам. Увидев сына, расплылся в улыбке.

– Здравствуй, сынок! – присел на корточки.

Запахло перегаром. Папа был небритый и очень худой.

– Как ты?

– Хорошо, – буркнул Виталик.

– В каком сейчас классе?

– В третьем.

– Ух ты!

Иван смотрел на него пристально, долго, а потом вдруг расплакался.

– Прости меня, сынок! – обнял он сына. – Я страшно виноват перед тобой.

Виталик застенчиво молчал. Папа утёр слёзы, шмыгнул носом и полез в пакет, который стоял прислонённым к стене.

– Я уезжаю сегодня, – буркнул он. – Возможно надолго. Может, насовсем даже. Не знаю, увидимся ли ещё. Хочу тебе подарок сделать.

Он достал из пакета пластинку с пятью длинноволосыми мужчинами, высеченными в скале.

– Вот, моя любимая группа. «Дип Пёрпл». Слышал такую?

Виталик отрицательно замотал головой.

– Великая музыка. Тебе понравится, я уверен.

– Спасибо, – буркнул сын.

– Особенно обрати внимание на третью песню. Самая моя любимая. Она изменила мою жизнь. Чайлд ин тайм. Ребёнок во времени. Прямо про тебя, – взъерошил он сыну волосы. – Слушать есть на чём?

– Не знаю, – пожал плечами Виталик.

– Старая вертушка была, я помню. Обязательно послушай!

В дверь выглянула мать Виталика.

– Ну что, всё вы? Поговорили?

– Да, всё, – поднялся Иван. – Пойду я. Счастливо оставаться.

Он стал спускаться по лестнице.

– Уезжаешь что ль куда? – крикнула вдогонку жена.

Иван не отозвался.

– Ну-ка, что он тебе подарил? – взяла мать у Виталика пластинку. – О-о, «Дип Парпл» свой! Как это он с ним расстался? Ну, слушай. Если проигрыватель ещё работает.

Проигрыватель работал. Виталик сразу же включил третью песню.

Она произвела на него огромное впечатление.

The story of a loser – it could be you. Так звучал на английском подзаголовок песни, напечатанный мелким шрифтом. Спустя несколько лет Виталику удалось перевести его на русский.

«История неудачника – им мог бы стать и ты».

Женщина тысячи мужчин

– Иду! Иду! – кричала она, подбегая к двери. Мельком взглянула на себя в зеркало – вроде нормально. Не считая, конечно, живота.

Открыла дверь. Он вошёл – стремительный, элегантный, с огромным букетом роз, за которым пытался прятаться. Костюм с иголочки, белоснежная рубашка, галстук под цвет глаз, начищенные до блеска ботинки, и улыбка – эта кроткая, волшебная улыбка.

– Это мне?.. – Не было слов, чтобы выразить восторг. – Кирилл, ты просто…

Он притянул её к груди и поцеловал. Поцелуй длился не меньше пяти минут – никто, кроме него, не умел делать это так долго.

– Как там наш малыш? – положил он руку на живот. – Не капризничает?

– Да нет, – отвечала она, – он хорошо себя ведёт. Только иногда чем-то недоволен бывает.

– Когда он родится, – шепнул он ей на ухо, – он будет доволен абсолютно всем.

В машине они разговаривали о её прерванной учёбе.

– Ну ты хочешь продолжать это дело? – спрашивал он её.

– Ой, даже не знаю. Когда академку брала – до смерти не хотелось учёбу эту на год затягивать. Помнишь, какая злая из-за этого была?

– Помню, – улыбаясь, кивал он.

– А сейчас…совсем всё желание пропало. Не знай, найду ли силы после родов? Почему-то кажется, что нет.

– Я вот тебе что хочу сказать, – после секундной паузы продолжал он. – Если тебе учёба в тягость – плюнь ты на неё! Я серьёзно. Не стоит из-за этого здоровье гробить. Материально ты будешь обеспечена. Я даже не хочу, чтобы ты работала. Дома сидеть будешь.

Она ничего не отвечала, будто раздумывая, но уголки губ так и складывались сами собой в улыбку.

– Я тебе, – потянулся он к бардачку, – подарок небольшой купил. Примерь, – протянул он чёрную коробочку.

Она открыла.

– Серёжки! Бриллиантовые! – смотрела на него в немом восхищении. Потом прильнула и чмокнула в щёку. – Паш, ты просто бесподобный!

Ресторан действительно впечатлял. Он располагался на третьем этаже и на каждом повороте лестницы, а ещё у входа и по углам стояли лакеи в ливреях.

Их проводили в зал, посадили за столик – они выбрали самый дальний. Заказали совсем немного – в её положении налегать на кулинарные изыски было бы рискованно. Он тоже не излишествовал – просто чтобы не дразнить любимую. Они потягивали вино, перебрасывались негромкими фразами и слушали печального саксофониста.

– Обожаю такую музыку, – говорил он ей.

– Я тоже, – отвечала она.

– Сейчас какую–то туфту народ слушает. Настоящая музыка уходит. Вот, единицы лишь хранят ещё её для нас.

Она вскинула понимающе глаза – говорить сейчас не хотелось, музыка пронимала до самых основ. Когда музыкант закончил композицию, они долго, правда почти беззвучно аплодировали ему.

– Сейчас я тебе покажу кое-что, – сказал он некоторое время спустя, заговорщически подмигивая. Засунул руку во внутренний карман пиджака.

– Опля! – и достал бумажник.

А из бумажника – сложенный вчетверо листок.

– Взгляни, – протянул ей.

– Что это? – удивилась она.

– Прочти.

Она начала читать, но не сразу вникла в суть дела, нетерпение же в нём бурлило.

– Это контракт, – не выдержал он, – на покупку дома.

– Ты купил дом?!

– Ага… В очень живописном месте – тебе понравится. Правда он ещё не готов к заселению. Но…Это наш дом!

Она лишь качала головой.

– Федя, – вымолвила наконец. – Ты – чудо!

На набережной было пустынно. Ночь робко и бесшумно зажигала звёзды. Она была на удивление тёплой и ласковой, эта бескрайняя ночь. Река искрилась огнями, умиротворяла, ветер обдувал лица – был совсем не сильным, задумчивым каким-то. Задумчивы были и они.

– Ночь, звёзды, мир…– шептала она.

Он стоял сзади, обняв её за талию, положив голову на плечо – как и она, смотрел на воду.

– Я, ты, вселенная… – вторил ей.

– Так чудно, – шептала она снова. – Мы вдвоём наедине с бескрайностью. Вокруг пустота, вокруг тьма – лишь ты и я остались в этом мире. Почему? Почему лишь мы?

– Мы – самые счастливые, – отвечал он. – Все, кто был исполнен злобой и ненавистью, погибли. Их собственная злоба, их собственная ненависть поглотили их. Мы оказались единственными, кто верил в любовь.

– В любовь… – словно эхо вторил её голос.

– А ты знаешь, кто я? – спрашивал он её.

– Кто ты?

– Я – повелитель мира. Я правлю им миллионы лет. Я велик и могуч, лишь одного не хватало мне всё это время.

– Чего же?

– Тебя…

Она повернулась к нему лицом. Они смотрели теперь друг на друга, глаза в глаза – смотрели и тонули в этих взглядах.

– Чувствуешь ли ты этот мир? – шептал он ей. – Чувствуешь ли ты эту бескрайность?

– Да, – отвечала она.

– Она – твоя. Весь мир, вся вселенная – твои.

Они сблизили губы. Поцеловались.

– Значит, теперь я – повелительница мира? – улыбнулась она.

– Да. А наш ребёнок, – он нежно провёл ладонью по животу, – и будет для нас этим миром…

– Ваня, – спросила она, – а ты знаешь сколько осталось недель?

– Сколько?

– Всего две. Представляешь, через две недели у нас будет малыш!..

Прощались долго, но никак не могли сказать последних слов. Подъезд тонул во мраке, где-то наверху мяукала кошка, они стояли на лестничной площадке.

– Вот ты кого хочешь? – спрашивал он её.

– Мальчика. А ты?

– Наверное тоже мальчика. Но не расстроюсь, если будет девочка.

– А я расстроюсь.

– Почему?

– Я хочу только мальчика! Сына! Всегда мечтала о сыне.

– Ну, раз мечтала – сын и родится.

– Сплюнь.

Помолчали.

– Смотри, какая игрушка, – достал он из кармана что-то.

– Что это?

– Чёртик. Но не простой. Бессовестный. Его только вот так держать надо, за пояс.

– А почему?

– Ну попробуй по-другому.

Она схватила чёртика за голову. Штаны вдруг съехали с него и вся обнажённая натура выставилась наружу. Они грохнули со смеха.

– Валер, приходи завтра, – сказала она ему, целуя на прощанье. – У мамы день рождения, посидим немного. Всё будет очень скромно.

– Хорошо, – кивнул он. – Во сколько?

– В пять.

Перед тем, как переступить порог, она обернулась.

– Я люблю тебя, – шепнула ему.

И скрылась за дверью.