Читать книгу: «Здесь был СССР», страница 3

Владимир Васильев
Садовая, 7

– Следующая – Садовая, – невнятно объявил водитель, и Саня стал неторопливо пробираться к выходу. Автобус, утробно урча, катил по шершавому асфальту. За окном мелькали дома и деревья.

Он вышел на остановке и свернул за угол.

– Садовая, 11, – шевеля губами прочел он.

Ему нужна была Садовая, 5. Сообразив в какую сторону идти, Саня, посвистывая, зашагал по тротуару. Движения по улице почти не было, хотя дорога широченная, да и люди встречались редко. Саня долго брел мимо длинного невысокого забора, за которым угадывался старый безжизненный стадион. Потом, без какого-либо намека на щель или проход, сразу начался дом. На дальнем углу виднелась квадратная белая табличка «Садовая, 7», рядом распахнулись пыльные зеленые ворота – очевидно, вход во двор.

Саня лениво скользнул по номеру дома взглядом и почти сразу увидел на асфальте под ногами ключи. Их было три на блестящем серебристом кольце. Ни цепочки, ни брелока – только сами ключи, хотя обычно все стремятся повесить с ключами что-нибудь эдакое.

Саня остановился. Прохожих вблизи не наблюдалось. Он подобрал ключи и еще раз огляделся. Обычно в таких случаях находку кладут на какое-нибудь видное место.

– Ага! – нашелся Саня. На уровне груди вдоль стены дома тянулся узенький, в ладонь, карниз. Здесь, прямо под табличкой «Садовая, 7», ключи наверняка заметят, если будут искать, конечно.

Саня шагнул к дому, уже поднимая руку с ключами. И тут же столкнулся нос к носу с невесть откуда вынырнувшим парнем лет двадцати.

– Гм, – удивился Саня, невольно попятившись. Парень, увидев Саню, притормозил и теперь стоял между ним и стеной дома.

От ворот во двор их отделяло метров семь, не меньше. Так быстро преодолеть их было невозможно. Он либо выпрыгнул из окна, либо возник из ничего прямо на месте.

Чудеса продолжались: рядом с парнем появилась девушка. Появилась в движении, словно прошла сквозь стену дома. При виде Сани она недовольно поморщилась и взяла своего компаньона за руку. Тот мельком глянул на нее и опять уставился на Саню.

Саня молчал. Он как-то не привык, чтобы перед глазами неведомо откуда возникали люди. Потом сама собой вырвалась фраза:

– Вы что-то ищете?

Незнакомец обрадовался.

– Да! Я, кажется, потерял ключи.

Саня смутился. Он ожидал, что они ищут некое место – дом или, скажем, учреждение по вполне определенному адресу. И наконец сообразил, что ключи зажаты у него в правой руке.

– Эти?

– Эти! – еще больше обрадовался незнакомец. – Вот спасибо!

Он аккуратно взял ключи у Сани с ладони и пробормотал казенным до невозможности голосом:

– До свидания! Извините за беспокойство…

Пара развернулась и шагнула к стене дома. На втором шаге они исчезли, при этом девушка, обернувшись, помахала Сане рукой. Вновь возникло впечатление, будто они прошли сквозь стену.

Приблизившись к табличке «Садовая, 7», Саня осторожно протянул руку к стене.

Стены не было! Рука свободно прошла сквозь видимое препятствие, не встретив никакого сопротивления. Саня дернулся назад, с сомнением оглядывая руку. Рука как рука, никаких следов пребывания в стене.

Он решился и храбро шагнул вперед. Рефлексы сработали безотказно: локоть тотчас поднялся, готовый встретить преграду, но ничего не встретил. Вместо того, чтобы плашмя приникнуть к стене дома, Саня свободно прошел сквозь нее – стена осталась теперь за спиной. Он готов был поклясться, что шагнул прямо!

Перед ним расстилалась все та же Садовая улица. Саня озадаченно хмыкнул и обернулся к стенке. Опять протянул руку и вновь не встретил преграды. Тогда он слегка наклонился вперед. В момент, когда он уже приготовится упереться лбом в шероховатый камень, настала темнота на короткий неуловимый миг, а после перед глазами распахнулась Садовая улица. Саня машинально остановился. Со стороны зрелище выглядело на редкость забавно – Санина голова торчала прямо из стены! Чисто тебе «Deep Purple in Rock»!

Значит, за этой псевдостеной тоже Садовая улица… Подмигнув красному «Москвичу», припаркованному на противоположной стороне, Саня подался назад и оглянулся. Здесь все было так же, только «Москвича» на оказалось.

Некоторое время Саня нерешительно поглядывал по сторонам. Параллельные миры, конечно, и все такое. Невнятно и неубедительно… Поскольку он пришел с той стороны, донельзя интересно поглядеть, что же с этой. И в то же время страшновато: а вдруг ход закроется и назад уже не попадешь?

Протянув руку и убедившись, что ход на месте, Саня наконец решился. Стараясь ступать тверже и дышать не так часто, он направился вдоль по тротуару. Эта улица ничем не отличалась от той, откуда он пришел. Сколько ни искал Саня расхождений, ничего не обнаружил. Так потихоньку он дошел до угла и вот тут ошарашенно остановился.

За углом полагалось быть улице Скороходова. Ничего похожего на нее здесь не наблюдалось: открывшуюся глазу поперечную улицу Саня никогда прежде не видел. Машинально свернув на нее, он прошел несколько шагов и, задрав голову, прочитал на указателе: «Садовая, 24».

– Вот те на! – растерялся Саня. – Еще одна Садовая?

Рядом виднелась аккуратная надпись мелом: «В Москву туда →». Нарисованная стрелка указывала куда.

Саня заинтригованно посмотрел в ту сторону: улица пересекалась еще двумя и в конце концов упиралась в приземистый двухэтажный дом.

Саня быстро зашагал вперед и вскоре достиг следующего перекрестка. Новая улица тоже оказалась совершенно чужой. И как ни странно, это тоже была Садовая. Более того, тоже название носила и следующая улица – параллельная той, что вела «в Москву». Саня прошел еще квартал и вышел, как ожидал, на «свою» Садовую, хорошо знакомую, только еще перед стадионом. Дом номер семь теперь остался справа и в минуте ходьбы.

Подумав, Саня двинулся по своей Садовой в противоположную сторону, удаляясь от хода. Улица ничем не отличалась от той, к которой привык Саня, только все пересекающие ее были совсем незнакомыми и назывались одинаково – Садовыми…

Так Саня добрался до конца своей Садовой – до бывшего адмиралтейства, стоящего чуть наискосок. Отсюда начиналась еще одна Садовая, и эта что-то напомнила Сане. Пройдя по ней всего несколько шагов и увидев вывеску «Сделай сам», первую из многих, Саня узнал улицу.

Точно такая же была в Одессе, и называлась она действительно Садовой. Только здесь вместо Дерибасовской она стыковалась с Садовой улицей города Николаева.

Саня начал кое-что понимать. Похоже, этот город состоял только из Садовых улиц, собранных из разных городов и каким-то непостижимым образом скомпонованных в одно целое.

Он остановился. Было от чего почесать голову.

До сих пор Саня не встретил здесь ни единой живой души, и тут из дома чуть впереди, где находился фотосалон в стиле ретро, кто-то вышел. Саня окликнул человека и бегом кинулся к нему. Приблизившись, отметил две детали: там, где тот появился, никакой двери не было, а на стене зато висела табличка: «Садовая, 7».

Саня поздоровался с незнакомцем – мужчиной лет пятидесяти. Тот с прищуром оглядел Саню, оценивающе так, а вместо приветствия задал вопрос:

– Первый раз здесь?

Саня кивнул. Мужчина вдруг сразу подобрел и улыбнулся – совсем по-детски, лукаво и беззащитно.

– Ну, здравствуй. Можешь звать меня дядей Васей. А ты кто?

– Я? Саня, – ответил Саня нерешительно.

– Сколько же тебе лет?

– Четырнадцать… – на всякий случай Саня накинул год.

– И откуда, из какого города?

– Из Николаева.

– Ясно, – вздохнул дядя Вася. – Ну что, понял уже, где оказался?

– Не совсем, – мотнул головой Саня. – Тут все улицы почему-то Садовые!

– Правильно, – кивнул дядя Вася. – Это Город Садовых Улиц. Он есть, и в то же время его как бы нигде на Земле нет. Не спрашивай почему, это трудно понять. Это даже и не нужно понимать, надо просто принять и запомнить. В каждом городе – или почти в каждом – есть улица Садовая. Или переулок Садовый. Или Садовый спуск, или проезд, или еще что-нибудь. Так вот, все эти улицы, проезды и спуски как-то связаны между собой. Как, я не знаю. Результат этой связи – вот этот самый Город. В каждом обычном городе есть выход сюда, один-единственный – запомни хорошенько, это «Садовая, 7». Вход и выход одновременно. В любом городе, точно под табличкой «Садовая, 7» можешь смело идти и попадешь в этот Город. И наоборот, на любой улице Города шагай опять же под табличку «Садовая, 7» и попадешь в настоящий город, которому принадлежит эта улица. Только под табличкой «Садовая, 7» и нигде больше. Запомнил?

– А если на улице Садовой только шесть домов? Или даже меньше? Как тогда?

Дядя Вася улыбнулся.

– Сначала мы думали, что попасть туда невозможно. Но потом один мечтатель из Киева, где Садовая заканчивается на пятом номере, нарисовал прямо на стене дом с табличкой «Садовая, 7». Мелом. И представь, ход заработал! Правда, приходится часто обновлять рисунок. Стирается. Да и дожди смывают.

Саня кивнул.

– И еще одно. Любому новичку, всем, кто здесь впервые, ты должен рассказать все это. Как я тебе. Запомнил? Ну, до свидания, – дядя Вася повернулся, чтобы идти.

– Постойте! – окликнул его Саня. – Я не понял одного, что со всем этим делать?

– Как что? Путешествуй! Из города в город. Без затрат времени. Это же здорово – из города в город, когда захочешь! – Мужчина остановился, внимательно глядя на Саню. – Мы все здесь бродяги, другие сюда просто не попадают. Тебя это быстро захватит. Целиком. И навечно.

И он ушел.

Саня потоптался еще немного и тоже двинулся дальше. Свернув на очередную Садовую, он недоуменно отпрянул: на одесской улице сияло солнце в голубом до умопомрачения небе, а здесь, за невидимой границей, низко нависли темные свинцовые тучи и вовсю хлестал веселый летний ливень.

Саня покачал головой. Наверное, в том городе, откуда эта улица, тоже ненастье.

– Чудеса! – прошептал Саня. Слова утонули в шелесте дождя.

Побродив по Городу с полчаса, Саня без всякой задней мысли наткнулся на указатель «Садовая, 7». До сих пор он как-то не задумывался всерьез о возможности попасть в любой город, где есть Садовая. А теперь вспомнил, что седьмой номер – это вход. И выход. Точно под табличкой.

Сунув для храбрости руки в карманы, он не без внутренней опаски наткнуться на стену, шагнул под белую табличку.

И оказался точно на такой же улице, только спиной к дому. Мимо изредка проезжали машины, проходили люди. Его появления, похоже, никто не заметил.

«Что это за Город, интересно? – подумал Саня. – И спрашивать неудобно, за сумасшедшего примут…»

Он оглянулся, запоминая место, и двинулся в путь.

По характеру Саня и впрямь был натуральным бродягой. На месте ему, как правило, не сиделось, каникулы он проводил вдали от дома, иногда путешествуя с отцом, таким же непоседой, иногда – с братом, иной раз – с друзьями. Родители привыкли к его частым отлучкам, и Саня колесил по городам, особенно предпочитая пешие походы по незнакомым улицам. Горожанин до мозга костей, он искренне считал, что даже в чужом городе заблудиться невозможно, и действительно всегда находил дорогу, ведомый каким-то непонятным инстинктом. В свои тринадцать лет видел он еще не особенно много, но десятка полтора-два городов успел объехать и более-менее освоиться в них. Поэтому теперь, когда он на деле проверил чудесные свойства Города, Саня понял, как несказанно ему повезло. Отныне он сможет бродить по любым городам в любое время, а не только в каникулы, и для этого совершенно не обязательно куда-то ездить. Город развязывал ему руки и давал неслыханную свободу.

Все это Саня осознал в ближайшие два часа, хотя до конца поверить долго не мог. Первый его Город, место пробного путешествия, оказался Новой Каховкой. Побродив по незнакомым улицам, Саня получил море удовольствия – так уж он был устроен.

А потом он вернулся на Садовую и проник в Город Садовых Улиц. Пришло время возвращаться домой, в Николаев.

На следующий день, едва досидев до конца шестого урока, Саня кинулся на Садовую. Вчерашнее казалось либо сном, либо бредом, но ход под указателем «Садовая, 7» послушно пропустил его в Город. И вновь он выбрал незнакомую улицу, и вновь остаток дня бродил, на этот раз по Пензе, и вернулся только под вечер. На третий день он взял с собой брата, и вдвоем они побывали в Волгограде. Там была не улица Садовая, а станция. Почему станция, они не стали разбираться: ход на автобусной остановке под цифрой 7 работал не хуже, чем другие.

На восьмой день Саня встретил пару, из-за которой все началось. Обычно Город пустовал, люди не попадались навстречу, он служил чем-то вроде пересадочной станции – из города в город. Реальными здесь были только улицы, дороги и тротуары, а дома – одной лишь видимостью, попасть в них было невозможно. Встречи на улицах Города оставались редкостью, и Саня обрадовался возможности пополнить запас знаний и впечатлений.

Парень с девушкой Саню узнали и заулыбались.

– Значит, пошел-таки за нами? – сказал парень. – Я так и думал. Ну давай знакомиться. Меня зовут Олег, а это Вика. Мы из Питера.

– А я из Николаева. Саней зовут…

– Тебе уже рассказали обо всем?

– Да, только я не все понял. А вы давно знаете о Городе?

Олег с Викой переглянулись.

– Года четыре, а что?

– У меня уйма вопросов возникла… Например, сколько здесь улиц?

– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Но Город большой, даже очень большой.

– А что находится за его пределами?

– По-моему, ничего. Понимаешь, как все хитро устроено: Город почти круглый по форме. И окружает его московское Садовое кольцо. Выйти за его пределы уже нельзя: все, что за ним – такая же нереальная штука, как, например, дома. Видеть – видишь, а внутрь не попадешь. Как на стену натыкаешься.

Говорили они на ходу, переходя с одной Садовой на другую. Саня поперхнулся на очередном вопросе, увидев над магазином вывеску, написанную латинским шрифтом. Улица, по которой они шли в этот момент, называлась Ogrodowa.

Видя недоумение спутника, Олег объяснил:

– Не то чехи, не то поляки. У них ведь тоже есть Садовые. Да и не только у них! В той стороне, – он махнул рукой на одну из поперечных улиц, – я на Garden street наткнулся… По-моему, это англичане.

– Занятно тут у вас, – вздохнул Саня.

Потом питерцы ушли, а Саня поспешил домой. День уже клонился к вечеру.

Постепенно он привык к Городу, хотя предутренняя тьма на улицах дальневосточных городов и одновременный закат на европейских еще долго рождали в нем какой-то смутный восторг. И еще он часто вспоминал слова пожилого одессита – первого человека, встреченного им в городе: «Это захватит тебя целиком. Навечно».

Это и правда захватило Саню целиком. Но не навечно.

В один из дней, освободившись, Саня, как всегда, поспешил на Садовую. Людей сегодня на улицах было почему-то больше обычного, и он с неудовольствием подумал, что придется выжидать у входа, пока никого не окажется вблизи и в Город можно будет проникнуть незаметно.

Еще издали он увидел, что прямо у входа в Город двое мужчин в грязных спецовках возятся на приставной лестнице, что-то там делая.

Саня подошел поближе.

Они прилаживали к дому табличку со словами «ул. Агве Котоко, 7».

Саня остолбенел.

– Что это? – недоуменно спросил он. – Какой еще Котоко? Это же Садовая!

Один из рабочих ухмыльнулся:

– Была Садовая! Переименовали, значить! Теперь этого самого Котоко улица.

– Зачем переименовали? – разозлился Саня. – Кто он, этот Котоко? Так нельзя! Это Садовая!

Рабочий назидательно поднял палец:

– Раз переименовали – значить, надо! Ишь ты – зачем! А зачем Набережные Челны два раза переименовывали? Положено, значить!

Рабочие спустились и, взвалив лестницу на плечи, двинулись к следующему дому.

Саня тупо смотрел на новенькую табличку. Улица Агве Котоко, 7.

«Все, – горько подумал он. – Конец всему. Станет в Городе на улицу меньше…»

Он повернулся, чтобы уйти.

«А может, не станет? Может, не в названии дело, а в улице?»

Пытаясь убедить себя, что это по-прежнему Садовая, он торопливо шагнул под табличку, не зная, что его встретит – распахнутый вход или холодный камень стены…

Борис Богданов, Григорий Панченко
Небо над нами

После поворота дорога круто пошла вниз, и машина словно вправду нырнула, под воду погрузилась. То есть море-то исчезло: раньше с шоссе его было видно, оно вздымалось, как дальний склон высокого холма, такое же зеленое и будто в туманной утренней дымке. Тимур даже не сразу понял, что это и есть море… Теперь его скрыли ближние холмы, свечи кипарисов, разлапистые платаны и зеленые волны кустарника, будто сомкнувшиеся над головой. Шум дорожного прибоя: автомобилей разом сделалось мало, но повозки, пешеходы, деревенская живность всякого рода – все это толклось вокруг, подступало вплотную и отнюдь не испытывало потребности вести себя тихо. Временами шофер сердито нажимал на сигнал, но это мало что давало. Их «эмка», маневрируя и притормаживая, пробиралась вперед осторожно, как большая рыба, попавшая в креветочную стаю.

Тимур вздохнул, поймав себя на том, что опять додумывает. Никогда он не видел креветочной стаи. Он и море-то сегодня увидел впервые. Но оно есть, оно близко, и, наверно, через пару часов их ждет здешний пляж.

Какие в «Артеке» пляжи, он тоже не представлял. И сколько времени займет оформление новичков – тоже. Но золотое солнце висит в зените, до вечера неимоверно далеко, может, он вообще никогда не наступит, а…

– Дядя Коля! – жалобно произнесла Женя.

Шофер вопросительно покосился на нее.

– Он уже второй раз нас догоняет! – Женя ткнула пальцем в окно слева от себя, прямо за которым виднелась морда ослика. Очень симпатичный ослик, впряженный в арбу с целой копной сена вчетверо больше его самого, да еще и с загорелым парнишкой на вершине этой копны. Но, конечно, не настолько симпатичный, чтобы идти со скоростью сорокасильного авто.

– Третий… – процедил адъютант. Женя и шофер быстро посмотрели на него совершенно одинаковым взглядом и столь же мгновенно отвернулись. Тимур давно заприметил, что тот был для них обоих человек новый, с которым не совсем понятно, как себя держать.

– Что поделать, товарищ лейтенант, такая дорога! – шофер пожал плечами. – Не загнать же нам дочь генерала Александрова в аварию из-за какого-то осла.

– Полковника Александрова… – удивилась Женя.

– А вот и нет: генерал-майор, деточка! – шофер усмехнулся в усы. – Уже два дня как. Черные ромбы, золотые звезды.

– Товарищ старшина! – адъютант посмотрел на «дядю Колю»… в общем, не понять, как посмотрел, только у него-то на петлицах были лейтенантские кубари, против которых старшинские треугольники не работают. Так что шофер негромко ответил «Есть!» и прибавил газу, благо на дороге как раз обозначился просвет. Ослика словно бы назад дернули за арбу, хвост и уши.

Дочь генерала Александрова, значит. Что ж, все правильно: ей и автомобиль подан с отцовским шофером и адъютантом отцовским же. В багажнике – чемодан, а на заднем сидении – пионер… чтобы было кому этот чемодан за ней таскать…

Дурак! Вот уж дурак… Нет, хуже дурака: предатель!

Стыд ожег щеки горячей волной. Тимур уставился строго перед собой, чтобы случайно не встретиться взглядом с Женей. Впрочем, на лейтенанта ему тоже было сейчас глядеть совестно. И на старшину.

Вдруг он увидел себя в зеркальце прямо между их головами: мучительно красного как помидор. А Женя рядом с ним, наоборот, была бледнее известки. Тоже смотрела прямо перед собой, но, кажется, ничего не видела.

– В мягком… – растерянно прошептала она.

– Что? – обернулся лейтенант.

– Ничего, – ответила Женя почти грубо. Провела рукой перед лицом, будто отбрасывая невидимое, и разом сделалась прежней. Поймала в зеркале взгляд старшины: – Дядя Коля, мы прямо так в «Артек» и заедем?

– Резонно… – шофер, оторвав руку от баранки, почесал затылок.

– Что? – удивленно повторил лейтенант.

– Задразнят, – объяснил шофер.

Адъютант хотел было возразить и осекся. Наверно, вспомнил себя в пионерском возрасте, не таком уж далеком.

– Где-нибудь снаружи остановимся, – буркнул он. Шофер кивнул.

Какое-то время машина шла на хорошей скорости. Тимур все еще не решался посмотреть на Женю, но она вдруг удивленно повернулась к нему: «Эй, ты чего такой?» И мир снова стал самим собой. Было солнце, были волны зеленой поросли вокруг, воздух пах бензином и фруктами, рядом с приоткрытым окном – тем самым, куда чуть не заглянул славный ослик, неотрывно летела изумрудная стрекоза, а вскоре будет море и «Артек»…

Когда «эмка» плавно затормозила, Тимур решил, что вот он, «Артек», уже есть, а остановились они в некотором отдалении, как и было задумано, чтобы своими ногами войти, а не въехать точно баре. Основным его беспокойством было, позволит ли Женя нести свой чемодан или непременно потащит его сама. Впрочем, могло быть еще хуже: если адъютанту приказано нести вещи за ними обоими.

Тут он с запозданием понял, что мотор все еще работает. А двое сидящих спереди, лейтенант и старшина, молча наблюдают за чем-то.

– Раз, два, – наконец заговорил адъютант.

– Три, – не согласился шофер, мотнув подбородком куда-то в сторону.

– Три, – хмуро признал адъютант и тут же добавил: – четыре.

Они словно вражеские танки из-за бруствера пересчитывали. Мысль была до того нелепой, что Тимуру никак не удалось ее отогнать.

Он тоже вгляделся сквозь лобовое стекло. Ничего не заметил: по-летнему одетые люди, наши советские, загорелые и белокожие. Женщины, мужчины, старик на костылях, толстая тетка сразу с двумя собачками на поводках, вон пробежала стайка подростков, вон фруктовый лоток и громогласный продавец за ним: «Покупаим! Чэрэшня! Красный как кров, сладкий как мед! Миндаль! Пэрсик!»

– Что делать будем, старшина?

– Да чего тут поделаешь? – шофер бесхитростно глянул на лейтенанта. – Бери ребятишек, пройдись с ними, купи мороженое. А я пока подъеду, дорогу спрошу: вон милиционер, видишь?

Как он спрашивал дорогу на трассе, Тимур сегодня видел дважды. И ничего такого «дядя Коля» вроде бы не говорил, постовой все ему рассказывал сам: и сколько до поворота, и что асфальт там выщерблен, и про грузовики, которые где-то неподалеку неделю назад столкнулись, и про то, какая змея его теща… Наверно, всю свою жизнь выложил бы, но и вправду было пора ехать.

Адъютант тут же вышел из машины, точно получив приказ от старшего по званию. Распахнул дверь. Коротко взглянул на ребят.

– Евгения и Ти…мофей, выходим. От меня ни на шаг. Распоряжение генерала Александрова: считайте, боевой приказ.

– Есть! – очень серьезно ответила Женя.

* * *

Больше всего Тимур боялся, что лейтенант действительно купит им мороженое: взрослые – они такие, если тебе восемнадцати нет, ты для них детсадовец. Но он направился к бочке с квасом. Себе и Тимуру взял по кружке, Женя попросила стакан.

Пили медленно. Лейтенант все поглядывал на них – больше на Женю, конечно – и в сторону проулка, где «дядя Коля» разговаривал с милиционером. То есть это милиционер разговаривал, да еще и руками показывал что-то.

– Мальчик! Эй, мальчик!

Тимур вздрогнул. Инвалид, сидевший в тени платана на той стороне улицы, махал костылем… ему? Да, кажется, именно ему.

Взглядом спросил разрешения у лейтенанта, но тот не успел хоть как-то ответить. «Сейчас, Семеныч, ага!» – откликнулся черноголовый паренек, пивший квас в двух шагах от них. Поставил на крыло бочки опустевший стакан и подбежал к человеку с костылем.

Тимур невольно присмотрелся к ним. Но почти в ту же секунду прозвучал клаксон: громко, дважды подряд. Шофер узнал все, что нужно, и, видимо, узнанное было таково, что отпадала нужда таиться, высматривать незримого противника.

* * *

– Говорит, еще с первой смены так, с начала июня, – спокойно объяснил «дядя Коля». – Дети коминтерновцев, больные, на санаторном режиме… Испанцы тоже: дети героев войны, а иные и сами герои.

– Не по душу дочери генерала Александрова, – это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Не по Женькину, – твердо кивнул шофер. – И не по самого генерала Александрова. В общем, бери чемодан, лейтенант. Вход вон там, две сотни метров отсюда.

Что ж, Тимур и предполагал, вряд ли ему выпадет судьба нести Женины вещи. Хорошо хоть на его собственный вещмешок, тощий и обидно потрепанный, адъютант генерала Александрова покушаться не стал.

Тимур вскинул сидор на плечо, и охватывающий горловину узел, хитрый узел, который он так хорошо научился завязывать, вдруг распустился столь мгновенно, будто всю дорогу специально ждал, когда появится возможность это сделать. Вещмешок мягко шлепнулся в молочно-белую пыль. Женя, к счастью, не видела этого позорища: шла впереди рядом с лейтенантом, даже, кажется, чуть ускорила шаги.

Руки сами выполнили привычное движение… Но оно оказалось не настолько привычным: лямки снова развязались. Он торопливо завозился, больше не думая о том, чтобы узел получился правильным. Тот, однако, вообще никаким не получался. Тимур скрипнул зубами, теперь не задумываясь даже, смотрит ли на него Женя…

– Дай-ка, – он сам не заметил, как водитель оказался рядом. Под руками сержанта вещмешок затянулся мгновенно, словно бы даже испуганно. – Иди. Женьку береги… кавалер.

Тимур отскочил от машины как ошпаренный.

* * *

Бежать почти не потребовалось, Женя с лейтенантом все-таки не очень далеко ушли. Догнав их, Тимур быстро оглянулся через плечо, но водитель вслед не смотрел. Все же выдержал характер (надо же – «кавалер»!): вплотную подходить не стал, пристроился сзади, шагах в десяти.

Почти сразу между ними оказался какой-то мальчишка – загорелый, смутно знакомый, – и вдруг к нему подскочили еще двое. На Тимура они не обращали никакого внимания. Он было нацелился обогнать их, однако не успел. «Рахмоновцы, ко мне!» – весело, но громко, словно в рупор, заорал первый, и вокруг него сразу сделалось тесно.

Женя и лейтенант разом обернулись, ища взглядами Тимура. Он поднял руку – все, мол, в порядке, но пропихнуться к ним сквозь толпу не смог. Подбежали сразу пятеро: девочка и трое ребят примерно Тимуровых лет, еще один поменьше, совсем сопливый, третьеклашка, наверно, но именно он был с пионерским галстуком на шее.

Тимур зачем-то проверил свой галстук: тот, конечно, был на месте, и зажим нацеплен правильно, «костром» вверх. Краем глаза увидел, как рука Жени одновременно метнулась к ее галстуку.

– Так, что у нас теперь? Авдеевой воды натаскать? Это на тебе, Коля, – деловито распоряжался первый мальчишка. Тимур лишь теперь вспомнил, где его раньше видел: да вот только что, возле бочки с квасом. – Алеша-джан, вот тебе список и деньги, сходи в магазин, а потом по этим двум адресам, старикам самим тяжело. Только не перепутай, кому что, ладно? (Это было сказано пионеру. Тот важно кивнул.) Семенычу инструменты… Ну это я сам. Ох и накалякал он! Дальше! Ленка и Фазиль, вы как?

– Не пустили нас… – вздохнула девочка.

– Эх вы, рахмоновцы…

– А что мы? Хозяйка-то не против, но тут вышла апа, грозит клюкой, бранится: «Не надо нашему дому от вас никакой помощи, шайтанята, ступайте к иблису!»

– Шайтанята? – нахмурился командир. – Ладно, скажу атаману, пусть Гейка-абый сам заглянет, такое спускать нельзя… Ну ничего, тут на Краснознаменной с дровами помочь надо – знаете где? Ай, все всё знают. Так чего мы тут стоим? Быстро, рахмоновцы, быстро, пока не состарились!

И разбежались все так же мгновенно, как сбежались только что. Только их черноголовый командир остался. Шагал впереди, все так же держась между Тимуром и Женей, но по-прежнему не замечал их: держал перед собой кусок картона (это, наверно, была записка от Семеныча), на ходу всматривался в него, водил пальцем по строкам.

Уже можно было его обогнать, но Тимур медлил. Очень уж все было… узнаваемо. Рахмоновцы? Атаман Гейка? У его адъютанта Гейки Рахмонова дед жил в Крыму, вот только Тимур раньше не спросил, где. И, кажется, Гейка говорил, что его на остаток лета к деду хотят отправить.

Так что же выходит?..

– Эгей… рахмоновец, – Тимур, решившись, тронул черноголового за локоть. – Салют!

Опасался, что парень глянет на него с подозрением, но тот, едва обернувшись, расплылся в улыбке:

– Салам-салам, пионер-иптяш! Все слышал, да? Ты уже артековский или только приехал?

– Салам, – чуть ошеломленно ответил Тимур. В их семье по-татарски никто не говорил вот уже два поколения, а считая его самого, так все три. Только от прабабушки, дедушкиной мамы, можно было что-то услышать, но слова «иптяш» в ее речи точно не было. Впрочем, не было его и среди тех дворовых слов, за которые сразу по шее. – Только приехал, да.

– Тебя зовут как? Меня – Алик, я самого Гейки адъютант. Вот, видишь? (Паренек гордо хлопнул себя по груди.) А «рахмоновцы» мы, потому что… Ну если отряд решил, что какой-то человек находится под нашей охраной и защитой, то за мылом-керосином-сахаром сбегать поможем, дрова наколем и все такое, ташка улчим!

«Приравниваю к камню», – с некоторым трудом вспомнил Тимур. Мог бы просто «честное слово» сказать: прабабушка к камню приравнивала лишь то, что было серьезной клятвой. Но она была из Поволжья, тут, наверно, иначе говорят.

– А если под охраной и защитой дом, то никакой башкисер там яблони обтрясать не будет, пока на воротах наш знак! – Алик снова похлопал себя по темно-синей безрукавке, где на груди был вышит знак перекрещенных серпа и молота. Не очень умело вышит: серп получился в два раза больше, скорее, на молодую луну похож.

– А у нас знак – звезда.

– У кого «у вас»? Так как тебя зовут, пионер-иптяш?

– Тимур.

– Ха! – на сей раз черноголовый Алик хлопнул себя по бедрам сразу двумя руками, засмеялся, чуть не заплясал: он вообще подвижен был, как шарик ртути. – Так комиссара нашего атамана звали, ну в Москве! Шутишь, что ли?

– Ташка улчим, честное пионерское!

Они на секунду остановились, внимательно посмотрели друг на друга, а потом Алик вдруг огляделся по сторонам и сразу увидел Женю. А еще увидел рядом с ней адъютанта, внимательно за всеми ними наблюдающего. Настоящего адъютанта генерала Александрова, не такого, каким Гейка приходился Тимуру, а рахмоновец Алик самому Гейке.

– Ха… – повторил он уже задумчиво. – Да ты и правду человек непростой, артековец. Ну, бывай.

– Обожди, ты чего? – Тимур зубами скрипнул от неловкости.

– Бывай-бывай. У меня тут еще работы полно: одному старичку инструменты надо забросить, и вообще…

– Гейке привет передавай! – крикнул Тимур ему вслед. Но рахмоновец уже был на той стороне улицы, спешил прочь быстрым шагом, почти бегом.

* * *

Директор лагеря, толстый лысый дядька, показался Тимуру совсем старым. Он потел, непрерывно вытирал блестящую лысину платком и обмахивался бумагами, хотя в открытое окно поддувал свежий вкусный ветерок. Воздух пах здесь иначе, слаще и одновременно горше. Зелень и вода, догадался Тимур. Они здесь другие, не такие, как под Москвой, где он обычно проводил лето. Дома пахло сосной и березой, а от воды осокой и уклеечной чешуей. В начале лета уклейка клевала знатно, люди с утра стояли вдоль воды, а то и заходили, кто по колено, а кто и по пояс. И дергали, дергали, разбрасывая по берегу мелкое рыбье серебро.