Читать книгу: «Последняя битва», страница 7

Наша команда во главе с принцем Ником отправилась в поход на трёх трофейных колесницах. Однако уже через час невыносимой трясучки я серьёзно задумался, а не пробежаться ли мне до Халпы на своих двоих. С прикушенными языками, ноющими зубами и отбитыми внутренностями вечером на стоянке мы всерьёз рассматривали возможность перехода до места егерским маршем: пять минут бега, пять минут быстрого шага. Остающуюся с принцем на колеснице пару стражей решили выбрать жребием.

– Кстати, Черч, не напомнишь, кто совсем недавно намекал, что приладит к колеснице амортизаторы? Слово надо держать.

– Уж и погорячиться нельзя, – смущённо прокряхтел Черчилль, – ишь ты, за язык поймал. Только скажите на милость, где я вам тут рессорную сталь найду?

– А, какое нам дело, – проворчал Ставр, потирая растрясённую печень, – промёл языком, будь добр исполнять. Даём тебе второй шанс, третьего не будет. Иначе… стыд и позор. Вернёмся домой беззубыми заиками с отбитыми потрохами, и всем расскажем.

– Вот же на свою голову накаркал, – поскрёб макушку Черчилль.

Вечером следующего дня с северного направления мы вышли к предместьям Халпы. Впереди раскинулись пригородные поля и сады, перемежающиеся пальмовыми рощами, виноградниками на склонах холмов и плантациями оливы. Вернувшиеся из разведки лазутчики сообщили, что халпийцы начали сворачивать лагерь, готовясь к походу. Колесницы поставлены в колонну по две, но лошади пока стреножены и пасутся неподалёку. На военном совете мы с грехом пополам выработали план сражения и собрались расходиться, когда мне пришла в голову важная мысль:

– Погодите. Мы не решили одну задачу. Поскольку доспехи, оружие и колесницы у нас и халпийцев одинаковые, как будем отличать в сражении своих от чужих?

Все задержались и задумались. Меня ненамного опередил Ворон:

– Надо каждому воину и каждой колеснице дать отличительный знак.

– Какой ещё знак? – взъерошился Стерх, – ты ещё погоны им повесь.

– Не погоны, а повязки на руку или на шлем и на колесницах поставить копья с повязкой на древке или флажки.

– Ред Ворон дело говорит, – задумчиво протянул тысяцкий, – две четверти луны назад вблизи Мари нам встретился караван из Финикии. Они любезно поделились с нами частью товара. Насколько я помню, среди той добы… тех подарков было немало пурпурной ткани. Вот ту ткань и распустим на ленты и флажки. Пусть воины повяжут их на шлемы и на правые руки, а колесничие сделают флажки на копьях.

– Решено. Так и сделаем. Угул Никимел, ты не против? – Я сделал вид, что не обратил внимания на сомнительное приобретение той ткани.

– Всё верно. Отныне пурпурные повязки будут отличительным знаком моей армии.

Ночью мы тихо переместили пехоту и лучников на удобные позиции. Отряд колесниц разделился. Группа в полсотни колесниц укрылась за холмами слева, а сотня отправилась в глубокий обход, чтобы в нужный момент ударить противнику в тыл. По фронту должны были встать четыре сотни копейщиков и сотня лучников.

Утром меня слегка потряхивало. Мужики тоже волновались. А вавилоняне были поразительно спокойны. Они поправляли снаряжение, точили и правили оружие, шутили и переругивались.

– Железные мужики, – проговорил Сфера, – скоро на смерть идти, а им хоть бы хны.

– С железом ты явно погорячился, бронзовый век, как-никак, – хмыкнул Ставр, – эти воины много раз смотрели смерти в лицо, выжили, привыкли. Смерть стала частью их жизни.

– Неважная привычка, – вздохнул Новик, кинув взгляд на принца.

Вскоре нас заметили, и в лагере противника началась беготня. Почти час мы наблюдали за построением местного воинства, которое кое-как вытянулось в линию и ощетинилось копьями слева от дороги. Справа возничие выравнивали боевые колесницы, расширяя фронт.

– Чего мы ждём?! – подошёл тысяцкий Тудхул, – надо бить, пока они не готовы!

– Я не желаю бессмысленного кровопролития земляков, – спокойно проговорил царевич, – попытаюсь их остановить.

– Кого? Этих?! – заорал Тудхул. – Это безумие!

Однако Ник кивнул мне и сам взял в руки вожжи колесницы. Мне ничего не оставалось делать, как забраться в эту таратайку и встать у него за спиной. Царевич пустил по вожжам волну, щёлкнув коней по крупу, и боевая повозка медленно покатила навстречу ощетинившемуся копьями строю.

«Фил, прикрой нас».

«Давно прикрыл. Может быть ещё что-то?»

«Пока нет, а там посмотрим».

Подъехали. Царевич остановил в полусотне шагов от середины вражеского строя. Обе стороны замерли в ожидании. Спустя минут десять навстречу выехала колесница с той стороны. В ней стояли двое: возница и сотник Чама. По мере приближения сотник менялся в лице и явно пялился на царевича.

– Угул Никимэл, это ты?! – завопил он.

– Да, это я, сотник, – спокойно ответил Ник, – кто велел собрать и привести сюда войско? Кто посмел помимо моего отца лугаля Ярим-лима поднять людей на войну?

– Не суди меня, угул, – сотник склонил голову и снял шлем, – я человек подневольный. Визирь Иркабтум приказал, он…

Сотник не успел договорить, в его затылок вонзилась стрела, задрожав оперением. Мёртвый Чама сполз на пол колесницы.

– Я угул Никимэл, – крикнул царевич, – кто посмел стрелять? Прекратить! Всем опустить оружие!

По рядам ополченцев пробежала волна шума, и почти все копья опустились, а щиты встали на землю. Однако со стороны строя колесниц, большинство которых были хеттскими и выделялись высотой бортов и чёрным цветом, раздались гортанные крики команд.

«Фил, охвати хеттов защитным полем, чтобы обездвижить».

«Немного далековато, и строй у них не компактный, но попробую».

«Что, силёнок не хватает?».

«Боюсь лишку дать, как бы всех не придушить».

Из строя колесниц донеслись сдавленные крики, и они замерли, едва шевелясь в невидимой тесноте. Мы с царевичем спрыгнули на землю и подошли вплотную к строю горожан-ополченцев, вооружённых кто чем горазд.

– Склоните колени! – грозно заявил Ник.

Строй опустился, поскольку все признали наследника.

– Сотники, подойдите.

Из толпы вышли четверо, приблизились и опустились на колени.

– Встаньте и говорите, что произошло, и почему вы здесь?

– По городу прошёл слух, что ты, благородный угул, похищен и пленён чужеземцами, – начал пожилой сотник. – Лугаля Ярим-лима так и не нашли. Сейчас в Халпе заправляет визирь и младший наследник Яхдун, который вместе с казначеем затворился в царском дворе и приказывает оттуда. Но чиновники и стража подчиняются только визирю Иркабтуму. В городе неразбериха. Теперь надеемся только на тебя.

– Стройте ополченцев и ступайте в город. Приказываю занять все внешние и внутренние ворота. Прежнюю стражу арестовать, обезоружить и посадить в подвалы. Без моего разрешения никого в город не впускать и никого не выпускать. Ступайте сотники, я принимаю вашу службу, и помните, я прощаю легко, но трудно забываю, за что простил.

– Теперь, мой верный ред, пойдём к хеттским колесницам, – усмехнулся принц, – а по пути объясни мне, что с ними случилось, и почему до нас не долетают стрелы?

– На то воля великих богов, – пожал я плечами и сделал честные глаза. – Они неподвижны, угул Никимэл, но всё слышат и понимают. Можешь говорить, что хотел.

Принц громко хмыкнул, покрутил головой и громко обратился к хеттам:

– Я угул Никимэл не желаю кровопролития. Вас наняли на службу, и вы присягнули. Как законный наследник трона, я ту присягу отменяю и предлагаю на лучших условиях службу городу Халпе. Не какому-то начальнику, а городу и стране. Кто согласен идёт со мной, кто нет, тот может свободно отправляться в любом направлении. Никого преследовать не будем.

Ник обернулся ко мне и подморгнул левым глазом. Парень оказался умнее, чем я думал.

«Фил, сними с колесниц оковы».

Не успел я это подумать, как кольнуло острое чувство опасности, и я встал перед царевичем. Через секунду в меня ударили три стрелы. Сломались, конечно. Потом ещё две.

«Фил, защиту царевичу!».

«Сделано. Что-то ещё?».

«Ты можешь подсветить стрелявших?».

«Да, я видел, кто стрелял. Сделано».

Фигуры убийц охватил ореол ядовито-зелёного света. Увидев это, они заметались, стараясь скрыться за чужими спинами, но воины шарахнулись от них, как от зачумлённых. Я махнул Черчу, он подошёл и вопросительно глянул.

– Видишь зелёных? Этот они стреляли. Давай Черч, не промахнись.

– Учи жену щи варить, – проворчал Черчилль, всаживая стрелу за стрелой в три светящиеся зелёным фигуры.

Экипажи колесниц спешились и выказали покорность, встав на колени. Ник махнул рукой, приглашая тысяцкого Тудхула, чтобы он разобрался с бывшими противниками. По моему знаку вся команда приблизилась к нам с Ником.

– Уф-ф, – выдохнул Сфера, кажется, побоища избежали, но, похоже, предстоят большие разборки в городе.

– А, теперь, мои верные реды и баиры, – царевич упрямо наклонил голову и упёр руки в бока, – я настаиваю на правдивом ответе: кто вы такие, чего хотите, и чего мне от вас ожидать? Я не стронусь с места, пока не услышу правдивый ответ. Я жду.

Мы переглянулись. Я понял, что на этот раз отвертеться не удастся, пожал плечами и начал:

– Ты прав, угул Никимэл, мы не простые воины и присланы высшими силами, чтобы восстановить справедливость, найти злодеев, уничтожить их и сохранить порядок в этой части мира. То, что ты видел, нам дано свыше, и это милость высших сил, посчитавших, что правда на твоей стороне. А посему нам предстоит вернуться в Халпу, найти и наказать злодеев. Знай, что мы не претендуем ни на богатства, ни на власть, и, когда справедливость восторжествует, мы уйдём. А сейчас тебе предстоит вести войско, и мы по-прежнему твои стражи.

Ник надолго задумался, что-то бормотал и ходил туда-сюда, но, не смотря на явное потрясение от услышанного, сосредоточился и отдал приказы подошедшим тысяцкому и сотникам.

Переждав в тени деревьев и навесов жару, ближе к вечеру мы двинулись в сторону города. Всего-то три версты. В воротах уже стояла стража ополчения. Всем воинам понравилась идея отмечать своих красной лентой на руке и шлеме. И теперь все сторонники Ника красовались с такими повязками. Как ни странно, в городе было спокойно. Никто не собирался воевать, и я вполне допускаю, что большинство понятия не имело о кипящих в цитадели страстях. Разделив свои и хеттские колесницы на четыре отряда, тысяцкий направил их к внешним воротам, а свою пехоту повёл через город к цитадели. Вместе с ополчением у нас теперь было семь сотен копейщиков и три с лишним сотни лучников. Они разделились пополам, заняв позиции напротив обоих выходов из крепости.

Добравшись с пехотой до северных ворот цитадели, я сразу понял, что здесь наша лафа закончилась. Ворота заперты, в надвратных башнях лучники, на стенах копейщики. Здесь нас точно поджидали, пускать внутрь не собирались и приготовили острый металл, тяжёлые камни и горячую смолу.

– Угул Никимэл, – я выхватил взглядом принца, – прикажи тысяцкому Тудхулу сделать завалы напротив обеих ворот и поставить за ними лучников и по краям копейщиков. Возможна большая вылазка, поэтому нужно стянуть к воротам всех воинов, кроме колесниц. Брать ворота и стены приступом не следует. Осаждать цитадель малым войском бесполезно. Укрепления сильные, потеряем всю пехоту. А вот перекрыть все ходы-выходы необходимо и как можно раньше. Возможно, есть подземные ходы, их тоже нужно отыскать и перекрыть. Скоро вечер и ночь, боевые действия невозможны, наступает время лазутчиков, вредителей и убийц. Цитадель будем брать завтра на рассвете.

Новик с Вороном остались с царевичем, а все остальные иновремяне расселись вокруг огня и принялись ломать голову над непростой задачей: как вскрыть цитадель и добраться до сути.

– Поскольку мы слегка упёрлись лбами в закрытые ворота, прошу высказывать соображения, – по праву командира я начал первым.

– А я хочу поговорить немного о другом, – прищурился Ставр, – Бор, ты ничего не хочешь нам рассказать об эффектах, которые мы, как последние дураки, наблюдаем всю эту неделю. Стрелы налету ломаются и рассыпаются огненными брызгами, колесницы сковывает какая-то сила. Лучники-убийцы начинают светиться, стреляй, не хочу. Что всё это значит, Бор? Принцу, конечно, ты можешь вешать лапшу про каких-то там богов, но нам-то не нужно мозг сушить.

Эх-ха-ха, опять придётся врать наполовину. Не рассказывать же сейчас о Деми и Филе, точно сгоряча заподозрят в шизофрении, повяжут на хрен. Расскажу, конечно, потом всю правду, но не здесь и не сейчас.

– Ну, что сказать, виноват, скрыл, не велите казнить. Это встроенная в организм экспериментальная интерактивная система обороны. Перспективная разработка, но до конца не освоенная и не исследованная.

«Ну, Паша, ты и прохвост, – раздался в голове смешок Фила, – значит, по-твоему я – перспективная разработка? Ну-ну».

«Фил, дорогой, не обижайся хоть ты то, ради всего святого. Я и так верчусь, как карась на сковородке. Что мне прикажешь им про вас с Деми рассказывать?».

«Ладно, проехали. Шутник».

– Что-то я о таких разработках ничего не слышал, – искренне удивился Ставр, – а вы, мужики?

– Не парься, Ставр. Они там в своём Центре какой только чертовщины не напридумывали, – хохотнул Черчилль, – Ведь тебя не удивляет твоя неуязвимость для любого металла. Лично я уже ничему не удивляюсь.

– Что есть, то есть, – хмыкнул Сфера, – видел бы ты, как Бор в Донбассе какой-то хреновиной танковую броню разделывал, как кусок масла ножом.

– Так, братцы, вечер вопросов и ответов считаю законченным, и теперь к делу, – я поспешил соскользнуть с опасной темы. – Штурмовать цитадель не будем, ибо бессмысленно и вредно для здоровья. Людей положим, горожан разозлим, а до сути не доберёмся.

– Может быть тайком пробраться? – спросил Новик, – Кошки, верёвки, тёмная ночь. Бросок и мы на стенах.

– Незаметно не сделать, а коль поднимется шум, то смысла нет, – задумчиво проговорил Лунь.

– Пойду один переговорщиком, – озвучил я свои соображения, – и фактически заложником. Тем более что местная гопота во главе с визирем меня знает. Потом подгадаю момент, доберусь до ворот и открою. Алле ап, и мы в цитадели, а злодеи рыдают горькими слезами о своей задрипанной доле.

– Ну, нет. Это какой-то водевиль получается, возмутился Лунь. – Он, видите ли, один пойдёт и всех там забодает.

– Никого особо я не собираюсь забадывать, – продолжил я, – просто нужно проникнуть внутрь, как вирус гриппа в живую клетку. А мне со своей защитной системой это сделать сподручнее и безопаснее. Главное – это открыть ворота.

– А, что, может и выгорит, – мотнул головой Стерх, – пусть попробует.

– Попробовала девка, да бабой стала, – проворчал Ставр.

– Ну, до такого эротического безобразия я доводить не собираюсь, – сделал я невинное лицо придурка. – Просто так насильникам не отдамся, и невинность сохраню.

– Шут гороховый, – хмыкнул Ставр.

– Я согласен с планом Бора, – высказался Стерх.

– И я… И я… И я…

– Решено. Сейчас и пойду, – поправил я амуницию, кинул в рот горсть сладких фиников, запил водой из кувшина и шагнул к воротам. Не доходя сотню метров до ворот, я оглянулся. Все семеро стояли, провожая меня взглядами. Я помахал им рукой и двинулся дальше.

– Стой. Ты кто такой? – раздался низкий голос с надвратной башни. – Ни шагу дальше, иначе стрелу словишь.

– Я ред Бор, у меня важное слово к абараку Иркабтуму.

– Стой, где стоишь и жди, – после короткой паузы заорал тот же голос.

Ждать больше часа, стоя на одном месте – удовольствие ниже среднего. И я уже начал закипать, когда услышал голос визиря:

– Что надо, изменник?

– Я человек маленький и исполняю приказ господина, повелевшего слова передать.

– Говори.

– Слова не для чужих ушей. Или ты боишься меня, абараку Иркабтум? Возьми тогда побольше стражей в охрану.

– Впустите этого негодяя, но будьте внимательны, – раздался приглушённый расстоянием голос.

Створка ворот чуть приоткрылась, чтобы я едва мог протиснуться. Я и протиснулся, слушая, как за спиной встали на место створ и тяжеленный дубовый брус. Передо мной в окружении полусотни вооружённых стражей по-волчьи скалился визирь.

– Говори, что хотел.

– Мой господин, угул Никимэл в печали и не может понять, почему его не пускают во дворец? Почему против него ополчились стражи дворов? И почему его наставник и визирь вдруг начал отдавать враждебные приказы?

– Передай своему господину, что собравшийся накануне совет старейшин Халпы решил, что именно угул Никимэл виновен в исчезновении своего отца – лугаля Ярим-лима, в смерти его старшего брата и наследника трона угула Шарара, а также в смерти его третьего брата угула Идрими. Посему мятежный царевич объявлен вне закона и подлежит аресту и казни.

– Есть доказательства его вины? – спросил я подчёркнуто спокойно.

– Свидетельствуют казначей дворов Иштум и жрецы-исшаку Ясмах и Диней.

– Для обвинения и тем более для казни наследника трона этого недостаточно. И посему от имени своего господина по древнему закону Ямхада я отвергаю обвинения и требую высшего суда.

Визирь явно растерялся. Был такой обычай, когда дело касалось судьбы царской семьи или судьбы всей страны любой полноправный гражданин мог потребовать высшего суда, в который входили по три человека от каждого сословия: от семьи лугаля, от чиновников, от жрецов, от воинов, от ремесла, от сохи и от рабов. Двадцать один судья принимали окончательное решение, нередко назначая поединок спорщиков или их защитников.

Раздражённо кивнув головой, визирь махнул рукой десятнику, десяток копий нацелились на меня и подтолкнули к храмовой половине цитадели. Спустя полчаса я оказался со связанными сзади руками в закрытом помещении в храме Астарты, одном из пяти храмов великих богов Ямхада.

Собственно, этого я и добивался. Хотел оказаться в центре заговора, и оказался. Логика подсказывала, что мятежники спешат, ждать им недосуг, и они сейчас начнут пытать меня и мучить, чтобы выяснить намеренья Никимэла. А, поскольку решается исход грандиозного заговора, то на пытке должны присутствовать все заинтересованные лица. Послушаем врагов, ибо прямо, или косвенно они укажут на наши слабости и промахи, а заодно может быть проболтаются о своих планах.

Сидеть в прохладном полумраке за толстыми глинобитными стенами в то время, когда снаружи разливалась невыносимая жара, было приятно, и я даже умудрился подремать. За мной пришли ночью. Интересно, почему все злодеи так любят глумиться над жертвами ночью?

Низкая дверь распахнулась, и в темноту ворвался прыгающий свет факела.

– Эй ты, шакалий прихвостень, выходи.

«Как бы так изловчиться, чтобы гадам головы не пооткручивать раньше времени», – подумал я, выбираясь из темницы.

«Это ты мне?» – услышал в голове голос Фила.

«Нет, себе. Ты, Фил, дружище, присмотри за окружением, а то вряд ли я всех и всё разгляжу. И подстрахуй меня на случай, если они захотят меня, допустим, притопить или закопать заживо, поскольку под водой и под землёй я дышать не научился».

«Хорошо. Так и быть, прикрою твою ж…живую тушку».

Пройдя по длинному коридору и нескольким отноркам, стражи вывели меня в просторный, освещённый напольными светильниками зал, стены которого украшали изображения грифов, безголовых людей и вмурованные в стены человеческие и звериные черепа. Глядя на эту жуть, я не мог избавиться от иллюзии, что от колышущегося света фрески шевелятся, а черепа подмаргивают пустыми глазницами.

В центре на низких плетёных табуретах вкруг сидели семеро в просторных одеждах красных и бордовых тонов. Их головы покрывали глубоко надвинутые капюшоны. Вдоль стен замерли одетые в чёрное стражи, на вскидку не меньше полусотни. Меня подтолкнули в спину копьём и поставили на открытое место напротив входа.

Один из семерых встал и откинул капюшон, оказавшись визирем Иркабтумом. Он медленно обвёл всех взглядом и ткнул в мою сторону рукой:

– Перед вами десятник стражей недостойного Никимэла. Видно демоны пустыни лишили меня разума, когда я привёл их в город и сам же поставил охранять проклятого угула. Этот негодяй заявил, что Никимэл непричастен к случившемуся перевороту и требует доказательств и высшего суда.

«Командир, это Фил. Прямо под тобой скрытый люк и глубокий колодец. На дне его какие-то острые конструкции, кости и отвратительная жижа. Лучше тебе отойти на пару шагов вправо».

«Спасибо, Фил».

Я начал переминаться с ноги на ногу, вроде бы беспокоюсь от страха. Делая вид, что слушаю обвинения визиря, я заметил, что внимание всех присутствующих тоже сосредоточено на нём, и незаметно шажок за шажком сместился на метр в сторону. Стражи, естественно, тоже сместились за мной, и левый встал точно на люк.

– К сожалению, я не знаю, с кем говорю, – начал я свою речь, – и потому не могу правильно обращаться. Визирь Иркабтум наговорил тут много всякой ерунды, но в последней фразе он прав: царевич Никимэл не имеет отношения к убийству братьев и исчезновению своего отца – лугаля Халпы и Ямхада. Я и мои люди всё время находились рядом с нашим господином, и могу засвидетельствовать перед лицом великих богов, что угул Никимэл непричастен к этим преступлениям. А теперь задавайте разумные вопросы.

– Твоё мнение никого здесь не интересует, и спрашивать тебя не о чем. Сказано, что Никимэл изменник, значит, изменник. Сказано, что следующим лугалем станет угул Яхдун четвёртый сын лугаля, значит, он им и станет. – Визирь повернулся к сидящим фигурам в красном. – Что мы тут выслушиваем бредни какого-то быдла? Пора заканчивать.

Все сидящие «красные» зашевелились и заговорили друг с другом. Я смотрел на это сборище, и всё больше убеждался, что здесь собрался костяк будущего «тайного теневого правительства», отцы-основатели мирового закулисья. Что ж ситуация складывается даже лучше, чем я думал.

– Прошу прощения, господа заговорщики, чисто из любопытства, прежде чем вы меня прикончите, хотелось бы знать, – невозмутимо проговорил я, – что здесь в столице Ямхада делают богатейшие ретину из Каппадокии? В стране безвластие, а в одном из главных храмов Халпы сидят чужестранцы и решают: кому быть следующим лугалем Ямхада, а кому досрочно помереть. Не кажется ли всем присутствующим это весьма странным?

В зале разлилась зловещая ледяная тишина, только потрескивал огонь в светильниках и факелах.

– А, не кажется ли тебе, страж изменника, что для простого воина ты слишком разговорчив и слишком много знаешь?

– Не удивительно, что в Ямхаде нынче неспокойно. Не иначе кто-то специально замутил здесь воду, чтобы половить в этой грязи глупую рыбу.

– Убить его!! – завизжал резкий противный голос, и в ту же секунду буквально в миллиметре от моей левой ноги в полу открылся чёрный провал, в который с воплем улетел стоящий слева страж.

«Фил, сними с меня верёвки!».

Сзади полыхнуло ярким огнём и через мгновение дымящиеся путы упали. Кое-как используя занемевшие руки, я провернулся, дёрнул на себя второго стража, занимая его место. От неожиданности он оступился и тоже рухнул в чёрный проём.

В слабо освещённом зале начался переполох. Я пытался отследить всех «красных», но в бестолковой неразберихе они разбежались, и мне удалось спихнуть в дыру лишь одного «красного» гада. Фил не подпускал ко мне никого ближе, чем на полметра, поэтому все попытки меня схватить или поразить оружием оказались безуспешными. А вот мне подвернулся под руки ещё один «красный», и я попросту свернул ему шею.

Упали и погасли несколько светильников, и в потёмках люди начали вырываться в коридор, на выходе образовалась толкучка, в которой мне удалось прихватить за трахею третьего «красного».

«Фил, защита два метра! Мне нужен язык!».

«Есть, командир».

Пока я вязал «красного» его же поясом, в меня упорно пытались воткнуть что-то острое. А я, прихватив пленника за воротник, поволок его к выходу, благо защита в два метра, как ледокол раздвигала и отбрасывала обитателей святого притона. Продавив толпу на выходе, я двинулся вон из храма.

На освещённом факелами и светильниками дворе тоже было неспокойно. Два десятка лучников попытались пробить мою защиту, и после нескольких неудачных залпов в ужасе от моей неуязвимости разбежались.

К воротам я добрался почти в полной темноте и почти без приключений, если не считать, что каждые несколько секунд в меня кто-то что-то кидал, стрелял или метал. У освещённых двумя большими кострами ворот меня поджидала сотня дворцовой стражи, перекрывшая доступ к створу. В голове роились тревожные мысли:

«Толпу вояк я, конечно, пройду, а вот как мне поднять воротный брус? Стополста кило это бревно точно весит, а может и поболее».

«Командир, это ты ко мне, или так, о своих впечатлениях?»

«Видишь, Фил дорогой, какая дубина нам путь перекрыла. Мне этот брус нипочём не поднять и, тем более, не скинуть».

«Сформулируй задачу поточнее».

«Как бы нам, млять, изловчиться скинуть на хрен вот ту грёбаную деревяшку, что запирает эти долбаные ворота?».

«Как, как? Вот так».

К моему великому удивлению тяжеленный запорный брус медленно поднялся вверх, повисел в воздухе и опустился на брусчатку сбоку от ворот.

«Ну, ты Фил, и гигант! Уважаю!».

«Пустяки, не стоит благодарности».

Ощетинившиеся копьями воины сначала ничего не поняли, продолжали орать и грозить, а, когда сообразили, что ворота уже фактически открыты, бросились в разные стороны и моментально исчезли в тёмных проходах.

Покрепче перехватив пленника за шиворот, я подошёл к воротам, потянул тяжёлую створку и упирался, пока она не встала в крайнее положение. Из глубины цитадели и со стен в меня изредка прилетали стрелы и копья, но по-прежнему бились в защиту и падали в паре метров. С большой натугой одной рукой я отворил другую створку, подхватил с земли валяющийся горящий факел и помахал им, встав посреди ворот.

Из темноты донеслись удивлённые возгласы, а потом нарастающий крик и приближающийся топот тысячи ног. Я едва успел оттащить пленного в сторону, чтобы в потёмках не попасть под лавину атакующих. С торжествующим рёвом войско царевича Никимэла ворвалось в цитадель.

Под утро мы всей командой, царевич Никимэл и его мать царица Беллисуна сидели в покоях лугаля, а перед нами на коленях стоял человек в потрёпанных красных одеждах. Этот член «теневого тайного совета» оказался одним из богатейших ростовщиков и спекулянтов Каппадокии по имени Эхуд.

– Что привело тебя в Халпу? – с позволения царевича и царицы начал я допрос.

– Исключительно торговые дела и взимание долгов. Я прибыл сюда луну назад с караваном из Арцавы.

– Все ли дела ты сделал в городе?

– Да, все сделки были удачными.

– Зачем задержался при удачных, тоесть быстрых сделках?

– Задержали несколько новых заманчивых предложений.

– Назови имена купцов, с которыми ты совершал сделки.

– Не помню. Этим занимались приказчики.

– Что делал ты сегодня ночью в храме Астарты?

– Молился, конечно.

– Разве можно молиться в подземелье в кампании семерых людей, одетых в одинаковые красные одежды в окружении полусотни стражей?

– Мы готовились обсудить наши дела.

– Послушай, Эхуд, я изначально не хотел тебя мучить и желал лишь услышать правду, но ты нагло и изворотливо врёшь. А ведь говорить правду легко и приятно, как вдох-выдох. Я не намерен терять время своё и моих нанимателей. Сейчас я буду тебя спрашивать, а ты будешь продолжать врать. За это я вот этим кинжалом начну отрезать тебе пальцы по одному, начиная с левой руки. Одна ложь, один палец. Потом я перейду на ноги. Ты будешь плакать, орать, умолять о пощаде и продолжать врать. Когда пальцы закончатся, я отрежу тебе уши, потом нос, губы и выну глаза. В конце концов, когда ты превратишься в обструганный пенёк, я отпущу тебя. Ты будешь жить и проклинать тот миг, когда отказался говорить правду. Можно добиться того же быстрее. Снять с тебя портки и прижечь факелом задницу, член и яйца. Или засунуть тебя головой в чан с водой, а лучше с жидким дерьмом и заставить там дышать. Поверь, после этого все начинают говорить сразу. Даю тебе подумать ровно двадцать ударов сердца, чтобы ты выбрал свою судьбу, – я вытянул кинжал, взял в руки факел и в упор уставился на Эхуда.

Его затрясло не по-детски. Он побледнел, покрылся крупным потом, потом гадостно завонял. Стук его зубов, наверно, был слышен на дворе. Но трясло и колбасило не только «красного». Царица с царевичем сидели, как две мраморные статуи, бледные и испуганные. Да и мои мужики тоже ёжились, живо представив все предложенные мной процедуры.

– Всё. Время вышло, – сказал я с холодным спокойствием, поднимая кинжал.

– Я всё скажу!! – истошно завопил Эхуд, и его вырвало желчью.

– Вот и хорошо. И сам цел останешься, и душу облегчишь. А для начала скажи, что это за собрание людей, облачённых в красное?

– Ещё во времена Шаррукена Великого, которого салимы называют Саргоном, пять столетий назад купцы Каппадокии, обратились к аккадцам за помощью от нападения дикарей с севера. Силой аккадского оружия эти каппадокийские роды возвысились. С того времени и существует тайный совет богатейших глав родов ретину, который решает вопросы войны и мира к нашей общей выгоде. Здесь собрались лишь семеро, а всего нас тринадцать.

– Где постоянно собирается «тайный совет» и, кто его возглавляет?

– Где угодно, где нужно, где выгодно, где безопасно. Возглавляют все по очереди.

– По поводу чего собрались в Халпе?

– Смена власти выгодна «тайному совету», и не только в Халпе. Семеро были здесь, трое – в Вавилоне, трое отправились в Египет.

– Значит в этом году «тайный совет» спланировал перевороты во всех землях великих богов?

– Да. Перемена власти в Ямхаде, Вавилоне, Египте. Затем в Финикии, Ханаане, Крите и Ашшуре. Перемены были задуманы ещё десять лет назад после слишком удачных преобразований энси Хаммурапи, что в сочетании с сильной властью в Египте нарушало наши планы и мешало получать выгоду. Тайный совет решил посадить на все престолы своих ставленников, исполнителей нашей воли.

– Вы считаете себя истинной властью во всех этих странах?

– Да. Тайный совет уже начал воплощать свои замыслы, не пройдёт несколько лет, как мы будем управлять всеми землями великих богов.

– Какова конечная цель таких перемен?

– Полный контроль над народами, богатствами, землями и будущими поколениями. Пусть страны воюют по нашей воле и за наши интересы. Пусть все народы работают и умирают для нашего блага.

– Здесь в Халпе что произошло?

– Луну тому назад наши люди заманили и убили лугаля Ярим-лима. Когда началась неразбериха, мы решили посадить на трон самого ничтожного и безвольного царевича Яхдуна. Но для этого требовалось устранить его братьев. Первое покушение на старшего царевича Шарара было неудачным, второе удалось. Третьего безликого царевича убили походя, между прочим. А вот с Никимэлом произошла неприятность. Никто не мог предположить, что он приобретёт сильных стражей и защитников.