Читать книгу: «Исход Благодати», страница 5

– Толпой не ходим, – распорядился старик, когда Эстев натянул замызганный плащ с капюшоном. – Вы, поотстаньте и глядите в оба…

Отряд разделился, и Эстев огляделся по сторонам. Вокруг него простирался утопленный в скалах пляж. Чуть поодаль ютились навесы и шалаши, от воды пахло нечистотами и тухлой рыбой, волна прибивала на берег кусочки гнилого дерева и панцири креветок. Слишком угрюмо и негостеприимно выглядел этот незнакомый пляж. Трое провожатых вместе с мальчишкой потянули его вперед, в переулки между старыми серо-черными домами. Высокое солнце скрылось за пеленой низких туч, отчетливо запахло дымом, помоями вперемешку с густым запахом крабовой похлебки и травяного самогона. Эстев наклонил голову, полностью скрыв ее в тени капюшона, и смотрел только на свои семенящие ноги да на обувь своих спутников. Вокруг стоял разноголосый шум людного места. Топот, пьяный смех, скрип телеги, и только тени провожатых отделяли его от текущих по улицам толп.

Помятый, усталый и потерянный, Эстев не находил в себе сил ни на возражения, ни на вопросы. Все это напоминало дурной сон. Кто эти люди, куда его ведут и, главное, зачем? Эстев бездумно пошел за ними, руководствуясь лишь инстинктами, приказывающими прятаться и защищать себя, забыв про опыт управления людьми и гордость. Осталось только животное нутро. «Вот что ты на самом деле собой представляешь», – подумал Соле, скривившись от этой мысли.

Лабиринты переулков уперлись в дурно пахнущие завалы мусора. Его провожатые ловко взобрались наверх, а вот толстяку пришлось повозиться. Когда он скатился с противоположной стороны, то окончательно потерял человеческий вид. Начало смеркаться. Эстев удивился. Оказывается, он ходил по черному лабиринту улиц не один час.

В сумерках они прокрались вдоль хребта налепленных друг на друга лачуг. Кое-где горел огонь, и к нему жались еле различимые в темноте люди. Провожатые тотчас испарились, остался только мальчишка.

– Ляг здесь, отдохни, – распорядился ребенок, указывая на что-то, больше похожее на собачью будку.

Эстев протестующе замотал головой, а пацан вдруг рассмеялся, похлопав того по пузу:

– Да не боись, тут тебя ни в жисть не найдут.

Почему-то это успокоило Соле, и он, скрючившись в три погибели, заполз в конуру. Завернувшись в обрывки плаща, он упал на несвежую солому. Все еще на свободе, только во что же вляпался? Усталый разум быстро погасил дотлевающие угольки мыслей.

9. Сладкий вкус (Ондатра)

– А ну, ты! – проорал багровый от гнева человек, замахнувшись кулаком на Ондатру.

Тот легко увернулся и подставил древко копья под заплетающиеся ноги противника. Драчун обдал его волной смрада и кувыркнулся с лестницы, прямо в сточную канаву. Молодой охотник щелкнул зубами. Об этот мусор не стоит марать руки. Удостоверившись, что человек жив и относительно цел, молодой охотник вернулся под крышу, и его тотчас охватили духота, чад табака и густой смрад множества людей. Ондатра облокотился о стену и оглядел зал. За столиком в углу бойко стучали костяшками какой-то непонятной человеческой игры. На столешнице разрастались узоры из разноцветных квадратов, люди галдели, звенели желтыми кругляшками, рычали друг на друга и много пили, проливая часть на пол. Ондатра не понимал смысла этой игры, да и вообще, что это за удовольствие, сидеть в четырех стенах и стучать, стучать, стучать по дереву, пока тебя не выкинут, бессознательного и нагого. Не понимал он и страсть людей к выпивке, от которой те становились либо шальными, либо вялыми, как выброшенные на берег морские звезды.

Несколько людских компаний заигрывали с пробегающими мимо девушками. Полуголые самки, похожие на ярких коралловых рыбок, дрейфовали между столов, охотно присаживаясь на свободные колени. Их разукрашенные лица напоминали гальюнные фигуры¹³ людских кораблей. Ондатра не переставал думать о рассохшейся древесине и облупившейся краске, изъеденной солью и корабельными червями. Девушки и сами не жаловали ни молодого охотника, ни других членов племени, а ведь именно они оберегали в этой рачьей норе хрупкое подобие порядка.

Ондатра вздохнул. Скучная работа, за которую он ничего не получал, кроме возможности стать значимым членом племени. Заведение открывалось после обеда и принимало посетителей, пока ночь не сменялась предрассветными сумерками. Каждый день он кого-то запугивал, вышвыривал или бил. Серьезно вредить людям ему было запрещено. Периодически заглядывали соплеменники, уединялись в темных боковых комнатах с подозрительного вида двуногими рыбами, что-то с ними обсуждали. Ондатра страшно скучал и мечтал только, чтобы в эту нору заглянул действительно стоящий противник, хоть и понимал, что находится здесь не за этим. Со старейшиной Поморников, Эсвином, у них моментально возникла стойкая взаимная неприязнь. Именно с этой шальной корабельной крысой он тогда встречал злополучную баржу. Ондатре чудилось, что Эсвин воспринимал его присутствие, как посягательство на старшинство в его стае, но его враждебность оставалась скрытной, холодной и бескровной. На это легко закрыть глаза. На что закрыть глаза оказалось сложнее, так это на несоответствие повадок главаря и его слов. Сам о себе он говорил, как о благородном герое, спасающем людей из далеких мест от страшной участи, но вел себя не лучше крысы, дерущейся с другими крысами на куче отходов. Было и кое-то еще, что настораживало Ондатру: Эсвин никогда не снимал платка, обмотанного вокруг головы. Двуногие рыбы шептались, что так он скрывает «безобразные шрамы». Молодой охотник никак не мог понять, как шрамы могут быть безобразными.

Сначала местные шарахались от Ондатры, но вскоре осмелели. Время от времени ему приносили свежую чистую воду и мокрую тряпицу, чтобы приложить к разгоряченным жабрам. Сначала Ондатра не знал, как реагировать на это, затем стал отвечать сдержанными кивками. У людей принято улыбаться, но вид его зубов пугал их до трясучки. К тому же, они неспособны отличить дружелюбный оскал от агрессивного. Мальчишку, что носил ему воду, он мысленно прозвал Водолеем. Бойкий угрюмый подросток, от которого пахло едой и дымом. Пожалуй, он был по душе молодому охотнику.

Полированное древко ласкало руку. Копье он держал подле себя постоянно. У людей, как правило, пропадало всякое желание огрызаться, глядя на белый наконечник, похожий на зуб Извечного. Каждый вечер он натирал его до влажного блеска. Молочная белизна напоминала ему пляжи Нерсо с выброшенными волной ракушками.

Парень, похожий на покрытого ржавчиной морского конька, продолжал исторгать из инструмента в руках истошные звуки. Некоторые неодобрительно морщились, но большинство веселилось, и скоро нестройное бренчание потонуло в топоте множества ног. Еще один непонятный обычай – притоптывать и прихлопывать. Не похоже ни на сражение, ни на тренировку, и Ондатра решил, что это часть ритуала ухаживания. Затопать самку, пока она не выбьется из сил. Другой интересный ритуал – напоить ее горькой водой до бессознательности. По всем признакам с самками людей не все так просто, раз самцы боятся спариваться с ними, не прибегая к подобным ухищрениям.

– А-а-а! Сил моих нет! – проорал огромный рыжебород за столом играющих.

Шарах! – железный поднос полетел прямо в морского конька, да так резко и метко, что тот не успел отреагировать. Парня опрокинуло, жалко брякнул его инструмент, охнуло несколько самок. Рыжебород стоял, перекатывая мышцами под тканью, здоровенный, словно матерый морской лев. Копье Ондатры уставилось ему в грудь.

– Ты. Уходить!

Игральные кости прыснули, стуча по полу – в сторону молодого охотника полетела обшарпанная столешница. Ондатра, оседлав красного зверя, легко уклонился от нее, на ходу перехватив копье двумя руками. Древко вонзилось в грудину рыжего, а второй удар пришелся по затылку. Охнув, лев повалился на пол, прямо на рассыпавшиеся кости. В ноздри ударил запах крови, заставивший красного зверя жадно виться внутри тела. Осмотрев драчуна, Ондатра с облегчением отметил, что не убил его. А вот морскому коньку повезло меньше. Падая, он неосторожно ударился головой о ступеньку, и теперь под ним натекла большая лужа крови. Его обступило несколько служащих, но что будет дальше, Ондатру не интересовало. Ухватив здоровяка, он поволок его прочь из норы. Его приятели не стали вмешиваться, только прожигали опасными взглядами, но Ондатра не боялся их. Вооруженный копьем, он мог без труда раскидать несколько человек.

Кинув здоровяка в знакомую канаву, он вернулся к своему посту. Последствия потасовки шустро прибрали, хозяин поспешил замять произошедшее выпивкой за счет заведения. Народ здесь был не из пугливых и быстро вернулся к своим занятиям.

И тут Ондатра увидел ту самую девушку с пляжа. Ее вел под руку высокий сухой старик с пестрыми узорами краски на лице. Он усадил ее туда, где играл морской конек, и скрылся из виду, а девушка открыла защелки на торбе. Что это она вытащила? Большая покрытая лаком доска с хищно переливающимися металлическими нитями. Установив ее перед собой, словно низкий столик, она принялась разминать смуглые пальцы. Каждый из них выкрашен в ярко-синий цвет. Взяв в них что-то, похожее на створку устричной раковины, она коснулась железных нитей, и по залу пронеслась вибрация. Трели – дрожащие, упругие – забились под кожей Ондатры. Непреодолимое чувство, что швыряет лосось против течения. Люди, однако, никак не реагировали на девушку.

Ондатра прокрался вдоль стены поближе к ней. Она выглядела так же, как и на пляже. Хитрым образом завернутая в обрез темно-красной материи, с черными волосами, вьющимися, словно водоросли, и такими же черными-черными глазами. На лице отметины краски. Молодой охотник подошел еще ближе и почувствовал ее запах. Вибрирующая трель, аромат дома и красный цвет сплелись в его голове, рождая полные покоя и радости видения: анемоны, колыхающиеся в такт волнам. Не выдержав, Ондатра издал свист восхищения.

Девушка дернулась, звук некрасиво оборвался, и она испуганно пригнула голову. Ондатра застыл на месте. Он ощутил досаду, какую иногда чувствовал, когда случайно сминал красивые морские цветы или ломал хрупкие коралловые поросли.

– Отойди, – шепнул Водолей, поднося ему кувшин воды. – Слишком близко подошел к столам, нервируешь народ.

– Хоро-щ-щ-щ-о.

Он взял кувшин и сделал шаг в сторону дверей, но тут заметил, что невидящие глаза девушки уставились прямо на него. Они настороженно замерли друг напротив друга, и губы девушки тронула улыбка. Она кивнула каким-то своим мыслям и вернулась к железным нитям. Ондатра так и не понял, чему она улыбнулась.

К утру, когда последние гуляки расползлись по норам и остались только совсем полудохлые рыбешки, пришло время немного подремать в своем логове. От этих мыслей Ондатру отвлек пестро разукрашенный старик. Он подвел к нему девушку, извлекавшую красивые звуки, и тут же убрался восвояси, словно опасаясь молодого охотника. Ондатра замер в нерешительности.

– Здравствуй, – произнесла девушка. – Я узнала тебя по голосу. Это ведь ты спас меня, верно?

Ондатра ничего не ответил, продолжая буравить девушку подозрительным взглядом.

– Ты помнишь, как меня зовут? – спросила она.

– Итиар.

Это странное инородное имя врезалось ему в память, словно волна в каменистый берег. Оно шелестело и рокотало на языке пенным валом и накрепко связалось с дурманящим запахом.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться:

– А как зовут моего спасителя?

– Ондатра, – отозвался он и тут же прибавил: – Нет долг.

Итиар приподняла черные полоски волос над глазами. Они изогнулись, как морские змеи. Ондатра давно заметил, что у людей есть свой мимический язык, и эти так называемые брови играли в нем важную роль. Брови были раскрашены в тон длинным вьющимся волосам и длинным… как их там… ресницам. Совсем не похожа на женщин племени, таких же мощных и широкоплечих, как и мужчины. Итиар же хрупкая, узкая, и фигура у нее расширялась у груди и бедер. Отрез ткани, в который она замотана, обнажал одно коричневое плечо.

– Ты подумал… – начала было Итиар и сама себя оборвала: – Нет, я просто еще раз хотела сказать спасибо, и, может, немного побеседовать со своим спасителем. Какая я глупая! – вдруг спохватилась она. – Ты ведь всю ночь не спал и, наверное, очень устал. Керо, принеси, пожалуйста, ильфедры, две чашки, крепкой! – громко крикнула она, а затем подошла чуть ближе. – Извини, я ничего не вижу. Не мог бы ты сопроводить меня к столу?

Итиар протянула руку в его сторону. Определенно, она желала, чтобы он к ней прикоснулся. Можно ли считать это позволением? У людей необычный язык тела. Помедлив немного, Ондатра осторожно взял девушку за протянутую ладонь и повел к ближайшему столу. Помедлив немного, усадил на стул… Еще не хватало, чтобы она упала и сломала кости. Они у нее, должно быть, очень хрупкие при такой комплекции.

– Наверное, ты не очень любишь разговаривать, – предположила Итиар, сев на стул. – Я слышала разное про авольдастов, но никогда не общалась лично. Уверена, большая часть слухов о вас являются ложью. Например, что вы едите рыбу живьем…

Девушка вздрогнула, услышав его смех, похожий на птичью трель.

– Разве зивая рыба есть плохо? – спросил он отсмеявшись.

– Но она же… живая… трепыхается.

– Кровь долзна быть зива, – объяснил он, – или красный зверь злиться. Это плохо.

Судя по округленному рту, девушка не ожидала такого ответа. Да, люди едят приготовленную на огне пищу, как он мог забыть об этом. Зачем только портят хорошее мясо?

Недовольный Водолей, зевая и почесываясь, вынес дымящийся кувшин. Увидев, с кем сидит девушка, он моментально взбодрился.

– Э-э-э, – протянул он, поставив чашки на стол. – Ты уверена, Итиар? Это же…

– Спасибо, – улыбнулась девушка, а затем обратилась к Ондатре: – Налей, пожалуйста. Это традиционный напиток моей родины. Он придает бодрости и сил.

Молодой охотник с подозрением понюхал кувшин. Путем проб и ошибок он уже определил, что вино ему пить нельзя. Однако этот запах был совсем другим. Терпким, землистым, травяным и цветочным одновременно. Перед глазами появилась картина: залитый солнцем песчаный пляж, закат на Нерсо. Небесный Мореход ныряет в море, алое, словно свежая кровь. Он разлил напиток по чашкам и посмотрел, как девушка пьет его маленькими глотками. Питье обожгло горло и ударило в нос горечью. Ондатра закашлялся, расправив ключичные жабры. После горечи песка в горло прокрался другой вкус.

– Сладко, да? – хихикнула девушка.

– Это… знатьит… сладко? Это странно.

– У вас нет сладкой пищи? – удивилась она. – А фрукты разве не едите?

– Нет. Люди есть, тьто брать с земля. Племя брать с море.

Полоски волос над глазами девушки вновь причудливо изогнулись. Возможно, он сказал что-то неподобающее.

– Вам не нужна земля, чтобы питаться, – задумчиво протянула она. – Зачем вы тогда пришли из моря и стали жить здесь, с людьми?

Ондатра приоткрыл рот и тут же захлопнул. Хороший вопрос. Земля не нужна племени ни для пропитания, ни для размножения. Но ленты жизни росли только здесь.

– Океан… умирать, – тихо ответил он. – Изветьные уходить к земля, рыба уходить к земля, а там далеко-далеко, где Небесный Мореход умирать, он отравлять океан. Больще нигде не расти ленты зьизни. Без них не расти… дети. Кормить детеныщ тьем? – грустно вздохнул он. – Нет дети – племя вымирать.

– Я понимаю. Я знаю про засухи в Краю Грез, сама прибыла из Андинго, но никогда бы не подумала, что подобное происходит в океане.

– Племя долзно зить море, – с горечью отозвался Ондатра. – Здесь все тьузое. Но зить – это плыть по волна и уходить от скала.

– Мы похожи. Мы тоже беженцы. Только вы отвоевали свое право жить на этой земле, а вот мы… – Ее красные, словно коралл, губы искривились. То ли улыбка, то ли приступ зубной боли. – Я приплыла из Андинго. Это южнее полуострова, на краю Золотой пустыни.

– Пустынь?

– Пустыня, – поправила Итиар. – Это песчаное море.

Ондатра удивленно посмотрел на девушку. Она бывала в этом мифическом месте, просто невероятно.

– Тьеловек зить пустынь? Не высыхать?

Девушка рассмеялась:

– Люди живут в очень разных местах, Ондатра. Мы очень гибкие. Только теперь в Андинго нет даже того малого, что питало народы. Ни воды, ни пищи. – Немного помолчав, девушка прибавила: – Может быть, миру приходит конец. На Гергеру есть верование, по которому мир бесконечно умирает и возрождается.

– Мертвое не мозет зить снова, – отрезал Ондатра.

– Так говорят. Скажи, Ондатра, а зачем ты меня спас от смерти?

– Долг.

Итиар кивнула, и ее лицо снова переменилось. Ондатре показалось, что его слова огорчили ее. Какого ответа она ждала?

– Итиар! – прикрикнул старик. – Хватит досаждать господину авольдасту. Нам пора.

Девушка резко встала, и стол дернулся, чуть было не опрокинув кувшин и чашки.

– Извини… Я должна была понять… – тихо сказала она. Ондатра молча пожирал ее взглядом. Что она должна была понять? – Наверное, и правда… люди вам неприятны. Прощай.

– Итиар! – вновь позвал старик, протянув руку в ее сторону.

Отвернувшись от молодого охотника, девушка пошла на звук. Ондатра смотрел на ее волосы, струящиеся до перехваченной поясом талии.

– Я не любить люди, – сказал он. – Люди – тьузое. Непонятно. – Он выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Все это правда, но все-таки… – Но ты… Я говорить ты с охота.

Итиар обернулась:

– Но я ведь человек.

– Ты, – Ондатра задумался, подбирая слова, – светок.

Да, хрупкий, сладко пахнущий и яркий. Беззаботный в своем стремлении к гибели. Цветы заливов Нерсо падали в воду и тонули, а Ондатра ловил их и поднимал на поверхность, но они не желали возвращаться туда, откуда упали. Они желали смерти.

Итиар повернулась в его сторону с таким лицом, которому он не мог дать названия, а старик схватил ее за руку и поспешно поволок прочь из норы. Ондатра проводил их взглядом, и девушка крикнула:

– Я вернусь, и мы еще поговорим!

Молодой охотник оскалился в ответ, поднес к губам чашку с напитком и сделал маленький глоток. Он будет ждать и смаковать это новое ощущение под названием «сладко».

10. Танец с чашами (Асавин)

Тьег скучал. Он отложил потертый томик стихов Треалора на залитую воском столешницу и уставился на Асавина. Тот вольготно устроился в кресле некогда благородного темно-зеленого цвета, укрывшись от юноши книгой по истории Аделлюра. Неужели мальчик не понимает, что прекрасно отражается в кувшине с лимонной травой? Как только в него лезет эта гадость…

– Асавин…

– М-м-м?

– Знаешь, что я прочитал?

– Я знаком с творчеством старины Треалора. Думаю, нечто неприличное.

– Асавин! – Тьег попытался вырвать из рук Эльбрено книгу по истории, но тот ловко уклонился.

– Полегче, парень…

– Вино, веселье, праздность юных дней – нет слаще мига в памяти моей, – продекламировал Тьег. – Моя молодость пропадает в четырех стенах, в этой кошмарной пылище!

Асавин посмотрел поверх книги:

– В который раз напоминаю: одного я тебя не пущу, а вместе со мной ходить – только наживать неприятности на Ваше Сероголовое Величество.

– Я не наследник престола, – насупился Тьег. – Хватит уже. Я – Ациан, твой племянник.

– Ну хорошо, Ациан, чего же ты хочешь?

– Хотя бы ненадолго выбраться отсюда. Прогуляться по апельсиновой аллее, заглянуть в несколько лавок…

– Мельком глянуть на Лазурное Поместье…– продолжил за него Асавин, и мальчик насупился. – Ты для меня, что эта книга. – Мужчина постучал по истрепавшейся обложке. – Честно говоря, романчик из тебя так себе, банален до оскомины.

Мальчишка забегал из угла в угол их маленькой сумрачной комнатушки.

– Пойми! – воскликнул он, всплеснув руками. – Я больше не могу сидеть сложа руки! Ты сказал мне подождать, и я ждал. Каждый день я ждал новостей! И что я узнаю? Что отец уплыл! Он уплыл! – Тьег резко махнул рукой, портьера качнулась, исторгнув облако пыли. – Как я теперь попаду домой?

Асавин вздохнул. Да, такого поворота он не предугадал. Эльбрено ловил слухи, пытаясь вычленить из них правду о происходящем в палаццо. Кто-то говорил, что во время праздника имперцы совершили какое-то преступление и были задержаны. Мол, они уже давно пытались насадить в Ильфесе свою религию и наконец были пойманы с поличным, предстали перед судом Протектората, но тот обошелся с ними слишком мягко. Другие рассказывали, что посол захворал и поэтому спешно покинул Ильфесу, но зато оставил младшего брата, Каменного Фиаха, и тот навел такого шороху, что пришлось перегородить бухту эскадрой адмирала Фуэго. Одно понятно: произошел какой-то конфликт, и Священная Империя, несмотря на слабость и годы дружбы, готова вцепиться Ильфесе в глотку. Асавин чувствовал, что мальчишка играл в этом конфликте не последнюю роль. Отдать его в руки Протектората? А попадет ли он домой или осядет в казематах, как заложник Ильфесы? Отдать советнику? Та же история. Асавин надеялся найти способ связаться лично с имперцами, но время было безнадежно упущено.

– Прости, Тьег, – ответил Эльбрено. – Я пытаюсь придумать способ, но эмоции здесь не помогут. Давай-ка еще раз пройдемся по твоим родичам…

Парень издал похожий на рычание звук и со всей дури пнул портьеру. Его можно понять. Кипящую воду сложно удержать в маленьком сосуде. Она требует действий, а не разговоров, тем более, если разговоры повторяются по кругу. Тьег рассказал обо всем необъятном семействе Обраданов, от самых близких до дальних родичей и смежных кланов, которые могли быть заинтересованы в помощи. Только все они очень далеко. Один из дальних родичей заседал в Совете Иллалика, но это на другом конце полуострова. Оставался только Фиах Обрадан. Каменный Фиах… Асавин не единожды проверил побережье и окрестности на возможность передать ему весточку, но городские клинки оцепили территорию плотным кольцом из стали и пушек. Связаться через Фуэго? Как сделать это и не попасться в руки солдат? Асавин судорожно ломал над этим голову. Он хотел получить выгоду и не хотел потерять свободу.

После встречи в «Негоднице» Эльбрено приодел молодого дворянина в менее приметные тряпки и привел в одну из комнатушек на границе Медного и Угольного порта. Дом с сомнительной репутацией. Хозяйка и ее муж, господин и госпожа Дарио, а также все их необъятное семейство скупали краденое и знались с контрабандистами, хотя умело маскировались под обычных горожан. Пыльная маленькая комнатушка, пара коек, сундук, набитый книгами и свечами, умывальник: вот и все нехитрое убранство. Сундук принадлежал Эльбрено. Однажды он обнаружил, что кто-то аккуратно вскрыл замок и покопался в книгах, при этом ни одна не исчезла. Прекрасное гостеприимство и потрясающая недалекость. Некоторые из книг можно продать за крупную сумму, но хозяева явно были не в курсе, почем нынче фунт знаний. Сам Асавин не очень-то берег свои бумажные сокровища. Во-первых, все это он уже читал и не раз. Во-вторых, ни одну он не купил.

Страсть к чтению возникла у него еще во времена рано загубленной юности. Стихи, истории, алхимические формулы… В те времена ему было плевать, что читать, лишь бы на время забыть тяжесть цепи, боль натертой кожи, смрад и ощущение сырой обволакивающей безнадеги. Каторга – жестокая кузница, либо ломает тебя, либо закаляет, но никогда не оставляет прежним. Чтение, живой ловкий ум и умение приспосабливаться помогли ему выжить, в то время как многие, гораздо сильнее и смелее его – превратились в смрадную груду, залитую известковым раствором. Асавин не страдал сентиментальностью. Когда прочие тряслись, рыдали и молились, он думал, как выжить. Это словно игра в крейнирский пакс – не столько важно, какие у тебя карты на руках, сколько умело пустить пыль в глаза и заставить всех действовать так, как ты того хочешь. Главное, что нужно усвоить: нет хороших или плохих поступков – есть выигрышные и провальные комбинации.

Асавин прекрасно понимал это, но ловкий игрок должен не только хорошо читать оппонентов, но и разбираться в стратегии. С последним у Эльбрено были большие проблемы. Он внезапно разжился козырной фигурой, способной переломить ход партии, но не знал, как и когда ее разыграть. Большие ставки – это большой риск. Асавин же был от природы трусоват.

Он частенько возвращался к мысли убить Тьега. Каждый раз, когда мальчишка беззаботно поворачивался спиной, он думал: «Вот сейчас!». Это логично, и, главное, практично. Сталь надежно обрубит связывающие их нити, а свинцовые воды навсегда похоронят императорскую кровь, но каждый раз его что-то останавливало. На что способен этот парень? Что сделает с ним Ильфеса? Тьег и правда был книгой, с наивным бесхитростным сюжетом, и она сочинялась прямо на глазах Асавина. Кто знает, какой будет финал в этом романе? Если он сможет сберечь мальчишку, одни только небеса знают, чем может одарить его императорская семья. Корысть и любопытство – комбинация настолько огнеопасная, насколько и выигрышная.

А еще Тьег напоминал ему Бастиана. Тот тоже был смелым, деятельным, честным до зубовного скрежета… и пустоголовым. Эта аналогия больно царапала изнутри и заставляла тучи клубиться в глубинах памяти Асавина. Вызывала давно похороненные, страшно неуютные эмоции. «Лучше концентрироваться на корысти», – справедливо полагал он.

Тьег снова пересказал список всех вероятных ниточек. Ничего нового. Сейчас он был раздражен, но по вечерам на него частенько находила сентиментальность, и Асавин все больше узнавал о его покойном старшем брате.

– Галь во всем был для меня примером… – говорил Тьег. – Он хотел взять меня адъютантом, когда подрасту. Потом началась эта война… Он ушел на дно вместе с кораблем. В этом весь Галь. Он все доводил до конца и никогда ни на кого не перекладывал ответственности. Когда мне исполнилось пятнадцать, я попросился адъютантом к дяде, но тот, похоже, до сих пор не простил себе смерти Галя.

«Ну и в чем же мы тогда похожи? – думал Асавин, слушая рассказы про героического старшего брата. – Мы абсолютно разные». Словно прочитав эти мысли, Тьег смущенно улыбнулся и пожал плечами:

– Когда я увидел тебя, я сразу подумал о Гале. Вы так похожи. Он тоже был смуглее прочих, остроносым. Щурился, когда улыбался, и от этого всегда выглядел хитрецом, но на деле таким не был. А потом ты привел меня в «Негодницу». Галь обещал сводить меня в бордель, как подрасту, но так и не дожил до этого. Выходит… его аспект воплотился в тебе.

– Прости, я не понимаю, что это значит.

– Эх ты! – насмешливо возмутился Тьег. – Аспект – то, что делает нас нами.

– Душа?

– Души не существует. Все мы – вода одного океана, нас различают друг от друга только намерения, устремления, идеалы. Это и есть аспект.

Асавин непонимающе поморщился. Ирдианство казалось ему диковатым.

– Это и есть аспект, – тихо повторил Тьег. – Ты заботишься обо мне, оберегаешь, как и Галь. Спасибо.

Асавин скрыл за улыбкой борьбу противоречивых эмоций. Тьег —исключительный дурачок, не знающий ничего о жизни. Мысль о том, что могут существовать настолько наивные люди, забавляла и причиняла боль одновременно. Отчасти потому, что Асавин и сам был когда-то таким. Тоже грезил чистыми мечтами, тоже смотрел в рот старшему брату. И где он теперь, кем стал? «Лучше и не думать об этом».

Выплеснув гнев на портьеру, Тьег, кажется, немного успокоился. Из приоткрытого окна показался кусочек неба. Цвет его переменился, говоря о наступлении вечера.

– Пойду, снова попытаю удачу, – сказал Асавин. – А ты сиди здесь вместе с Куртом. Не выходи, никому, кроме меня, не открывай, ни с кем не говори. Ты меня понял?

Мальчишка сердито свел зачерненные брови.

– Ты меня понял? – повторил Асавин.

Коротко кивнув, рубиец отвернулся. Пусть дуется, сколько влезет. Главное, будет в безопасности.

Пока Асавин собирался, в комнату вернулся Курт. Он ходил к колодцу в паре домов отсюда. Выкрашенные басмой¹⁴ волосы превратили его в обычного нерсианского слугу. Пожалуй, Курт проницательней хозяина, и поэтому категорически Асавину не нравился.

Асавин покинул дом, когда красное солнце склонилось к горизонту и утомительная дневная жара отпустила город. Он вышел, приложил ладонь ко лбу, посмотрел на облака, которые принесло с запада. Серые, всклокоченные и тучные, быть дождю. Асавин улыбнулся. Последний день Высокого Солнца – прекрасный повод прогуляться.

Он двинулся по узкой улочке, затесавшейся между рядами четырехэтажных длинных домов с красными черепичными крышами. Квартал Звонарей был не самым плохим, несмотря на расползающиеся молнии трещин по стенам, корявые узкие дороги, где густо пахло нечистотами, помоями и гниющей на солнце рыбой. Здесь солнце относительного благополучия еще нет-нет, но освещало дома. Небогатые ремесленники селились в этих ласточкиных гнездах, создавали семьи и плодили ту кровь, что текла по жилам города. Асавину казалось, что стоит приложить ухо к стене – непременно услышишь ровный пульс и спокойное дыхание Ильфесы. Ставни отворялись, впуская в жилища вечернюю прохладу. Потянуло сладковатым запахом ильфедры из ближайшей питейной. Где-то далеко звенела расстроенная мандолина, скрипела телега, торговка хрипло предлагала персики. В маленькой часовенке Его Благодати зазвонили колокола. Мерный звук отражался от стен, расплывался в густом воздухе, обволакивал Асавина. Сейчас благочестивые пойдут на вечернюю молитву, а ему надо ниже и дальше, в самую настоявшую Гаялту, темный ледяной ад.

От этих мыслей Асавин зябко поежился. Он уже почти месяц избегал спускаться в бездны Угольного порта и показываться на глаза Френсису, но все сточные воды стекаются в канавы, а все слухи – в питейные самого нищего района. Он оттягивал неизбежное так долго, как мог. Страшно представить, что произойдет, попадись Тьег в руки Висельников!

Дойдя до Крабьего спуска, Асавин заметил, что за ним следят. Не оборачиваясь и не сбавляя шагу, он судорожно подумал: «Кто? Люди Протектората? Люди Френсиса? Люди того гуся, которого я подставил пару месяцев назад?». Он нырнул за угол дома и положил ладонь на рукоять даги. Пусть он неважный боец, то неожиданность будет на его стороне. Кинжал послушно покинул ножны, палец нащупал потайную кнопку. Тяжесть стали успокаивала нервы. «Соберись, старик», – мысленно прошептал Асавин.

Он был готов увидеть кого угодно, даже имперскую гвардию.

– Успокойся, это я, – шепнул Тьег.

Мальчишка поднял руки вверх. «Во дурак!» – мелькнуло в голове Асавина.

– Ты зачем пошел за мной? Я же сказал оставаться дома!

– А я не ребенок, чтобы беспрекословно подчиняться.

Асавин еле сдерживался, чтобы не зарычать в голос. Он толкнул Тьега к стене:

– Я пошел в трущобы, в рассадник бандитов и ворья. Там нет места таким как ты!

– Каким? – упрямо спросил мальчишка.