Читать книгу: «Настоящее время», страница 4

Валерий Першуков

Оля – бухгалтер. А бухгалтер тоже хочет быть волонтером.

Пришла она впервые осенью, ближе к зиме, около семи вечера. Сказала, что хочет помогать в хосписе, но сможет делать это только в будни и после работы. Координатор тяжело вздохнул.

Зимой и к вечеру жизнь в хосписе замирает: кто-то из пациентов уже спит, кто-то смотрит телевизор, кто-то читает перед сном. Оля мужественно приходила по вечерам в течение месяца-двух, а потом призналась, что не уверена, будет ли приходить дальше.

– Я бы и рада ходить, но по вечерам дел мало и мне каждый раз неудобно, что я сваливаюсь на голову координатору, когда он уже устал после беспокойного дня и должен идти домой, а я прошу его найти мне хоть какую работу и задерживаю. Мне бы что-то понятное и стабильное.

– Тогда нам придется это придумать, – почесал затылок координатор и пригласил волонтера Олю присесть за стол. Через час все было придумано.

На следующей неделе в понедельник, ровно в 19:00, Оля и примкнувшие к ней волонтеры организовали игру в лото: сначала чаепитие с волонтерскими угощениями, затем сама игра командами с призами победителям, потом старые песни о главном под аккомпанемент гитары.

И так каждый понедельник! Вот уже почти семь лет с перерывом на ковидный карантин Оля и компания проводят лото для пациентов! Поначалу приходили всего несколько пациентов, потом желающих прибавилось. Через пару месяцев пришлось купить в холл большой круглый стол специально для вечерних посиделок.

– Представляешь, – хвалится мне Иван Иванович, встретив в коридоре отделения, – вчера в лото пять раз мы выиграли: вот смотри, сколько призов заграбастал! Сейчас приедет внук, похвастаюсь перед ним, неудачником!

И смеется.

– Смотрите, увижу, что играете на деньги, накажу, – поддерживаю я игру.

– Не, ну мы же опытные люди, никто не увидит, – подмигивает он мне единственным глазом.

Мира Тристан

Когда боль лишает сна, аппетита, света, жизни – человек ничего не хочет, ему не важно, как он выглядит; главное, что сейчас ему нужно, – это чтобы не было больно.

Когда к нам поступают женщины с болью, они ничего не хотят; но когда боль отступает, краски жизни возвращаются, снова хочется быть привлекательной, красивой, женственной. Хочется маленьких женских радостей. Поймите, здесь нет мелочей. То, что может казаться мелочью, безделицей для другого человека, для наших пациентов имеет огромное значение. Это очень важно.

До того, как случилась болезнь, у Елены было много увлекательных желаний. Ну например, выучить испанский язык и научиться управлять тренировочным самолетом. Во время нашего знакомства я задала вопрос: какие есть интересы сейчас, чего хотелось бы? «Трудно сейчас с интересами, – ответила Елена. – Ничего не хочется». И всё.

И ты не знаешь: как дальше? Как не стать навязчивой с предложением почитать, послушать концерт, посмотреть фильм, погулять – но и не оставить человека один на один с болезнью в стенах хосписа?

Через пару дней захожу поговорить и заодно так, между прочим, говорю, что к нам приходит сегодня парикмахер: может, есть желание подстричься? Нет. Но… вот если бы педикюр, а то самой сложно с этим сейчас справиться.

Есть желание!

Начинаем искать мастера. На наше счастье, сразу откликнулась волонтер Лиана. В палате включили музыку, подготовили все необходимое, расположились, и начался процесс. Видимо, в силу своей профессии феи красоты – обворожительные девушки с чувством такта. Лиана сделала маникюр и педикюр. Елена выбрала яркий красный лак. Когда работа была закончена, у Елены сияли глаза. «Сразу хочется надеть украшения, я их очень люблю», – говорит она. А еще через неделю Елена решила сделать стрижку. Результатом осталась очень довольна.

Позже она рассказала о том, насколько важна для нее эта возможность привести в порядок ногти и прическу. «Я не готова была приехать в салон в инвалидном кресле; и люди, которые привыкли видеть тебя здоровой, не готовы правильно реагировать на эти изменения. На лицах будет жалость и любопытство, а это не та реакция, которую хочется видеть».

В этот же день, разговаривая с дочерью другой пациентки, которую скоро выпишут и которой понадобится инвалидное кресло, слышу ту же историю. Что кресло, конечно, необходимо, но мама не сможет на нем выехать во двор на прогулку. Мама в этом доме живет много лет, и все соседи знают ее сильной, волевой женщиной. И вот она должна теперь предстать перед ними слабой и немощной… Она не хочет, чтобы за ней ухаживала сиделка, потому что это она всем помогала в своей жизни, а теперь помощь требуется ей самой.

Другая наша пациентка, Лариса, так и не смогла до конца своей жизни выйти на улицу, потому что не могла позволить себе сесть в кресло. Говорила: «Я только своими ногами».

И сколько таких историй!

А как сложно сходить в подгузник, когда уже нет сил, чтобы встать и пересесть на стульчак… Взрослому человеку в здравом уме это сделать настолько психологически сложно, что многие из последних сил просят поднять их и помочь сделать это естественным способом. И вот здесь нужно столько такта и терпения и родственникам, и медперсоналу!

В общем, начала как-то о боли физической, продолжила о красоте, а заканчиваю болью психологической. Это лукавство, что мы можем понять, насколько человеку тяжело. Сказать: «Я вас понимаю» – несложно. Пока человек не испытал это на себе, ему не понять…

Но проявить сочувствие и такт, видеть, слушать и услышать, помочь и поддержать – это всегда в наших силах.

Надежда Фетисова

Новый пациент Игорь Иванович.

– Доброе утро, Игорь Иванович, меня Надей зовут.

– Ну здравствуй, что тебе?

– Хотела с вами познакомиться.

– Когда я молодой был, я еще знакомился, а сейчас-то чего… Ну пошли знакомиться.

Берет меня за руку, идем в зимний сад. Сел за рояль и играл минут сорок по памяти.

– Сложно сейчас, болезнь плохая, пальцы совсем не слушаются. Всю жизнь играю. В сорок пятом мама достала пианино, посадила нас с братом: играйте. Брат-то мой не захотел, а я вот всю жизнь… Жизнь начал с пианино, с ним и закончу.

Татьяна Лобанова

В одном из хосписов наши волонтеры придумали «коробку желаний» и попросили пациентов написать свое заветное желание и опустить бумажку в коробку.

На другой день мы разбирали эти записки с мечтами, и когда в одной из них прочли «Познакомиться с Николаем Цискаридзе», то сразу поняли, кто это написал, – пациентка Алла очень любила балет и восхищалась Николаем Максимовичем.

Наш волонтер сделала у себя в соцсетях пост, что у одной из пациенток есть такая мечта… Я помню, что в тот момент очень скептически к этому отнеслась. А через два дня волонтер сообщила, что с нею связались и попросили телефон сотрудника хосписа, где лежит эта пациентка.

Николай Максимович приехал с букетом цветов, Алла об этом не знала, это был для нее настоящий сюрприз! Собрался весь персонал хосписа, было много фотографов, но после небольшой торжественной части мы оставили их поговорить наедине.

Мечта Аллы исполнилась. А на следующий день Алла ушла.

Марина Аймалова

Дарья Андреевна, девяносто восемь лет, обожает любые цветы и… селедку.

– Я просила сына (ему семьдесят четыре) купить у нас на рынке на Теплом Стане, а он мне то красную рыбу привез соленую, то какую-то икру. А я хочу се-лед-ку!

Сегодня на ужин Д. А. ела селедку. Захожу, спрашиваю:

– Дарья Андреевна, вы съели селедку? Вам понравилось?

– Я ее не съела, деточка, я ее проглотила!

Дилноза Муйдинова

Поразительно, как недавно поселившийся у нас кот Филя, эти четыре килограмма, покрытые мехом, не лишенные интеллекта, лени и очарования, так непринужденно изменил нашу жизнь в хосписе!

Как можно научить сотрудника любого медучреждения ходить с блаженной улыбкой по коридорам и холлам и с лаской заходить в палаты к пациентам? Никак. Это ощущения и чувства. Их можно только испытывать и переживать.

Вот лежит это чудо, ничего не делает, просто постоянно спит, а каждый и улыбнется, и что-то ему скажет доброе, и погладит. А наш медбрат, завидев кота на диване, попросит подождать сопровождаемую пациентку и остановится:

– Светлана Витальевна, минутку… Это очень важно. – И уткнется коту в живот, и просто будет вдыхать теплое и любимое существо.

Как вы думаете, была ли Светлана Витальевна недовольна тем, что ей пришлось подождать пятнадцать секунд и она могла наблюдать эту сцену? (Ситуация была не экстренная, пациентка и медбрат просто возвращались в палату после прогулки.)

А одна из наших медсестер рассказала мне: «Вообще-то я не очень-то… кошек. Но вот что со мной произошло. Сегодня ночью умерла пациентка. В хосписе она пожила совсем недолго, так как поступила в очень тяжелом состоянии. Родственники тяжело перенесли эту весть. И у меня на душе словно камень. Я стала убирать палату, мыла шваброй пол и повернулась почему-то к окну, в отражении я увидела себя, а на фоне моей фигуры стала видна мордочка Фили. Он смотрел на меня какими-то мудрыми глазами. Конечно, это моя фантазия, но я почувствовала самую настоящую поддержку. И не поверите, но мне стало спокойно и даже хорошо, поэтому я решила вам рассказать. Так что Филя меня тоже покорил…»

Светлана Лоскович

Помню, как я впервые пришла в хоспис. Сотрудники выдохнули: «Иди к Коле»!

Прихожу. Николай Сергеевич. Пациент после инсульта, лежачий, шестьдесят три года, внятно не разговаривает, но пытается… пытается! А когда совсем ничего вразумительного сказать не получается, тогда у него со злобой вылетает четкое, внятное: «Б…я!!!»

Я сначала, честно говоря, не понимала, как к нему подойти, что говорить, чего вообще делать-то… Стало ясно, почему с таким «выдохом» меня к нему направили: видимо, никому не было понятно, что делать.

Но я упорно к нему приходила. Узнала, что Николай Сергеевич преподавал в вузе английский, владел шестью языками. Как-то попросила его поговорить со мной по-датски, так его речь полилась ручейком – в отличие от русской. Мне, конечно, не проверить правильность, но очень заметна была разница, такая была легкость…

Раз прихожу в обед покормить Николая Сергеевича, там гречка с говядиной: гречка суховата, говядина жестковата, он жевал-жевал, а потом как плюнет с уже хорошо известным мне бойким, четким словом! И отказался есть вообще.

Так горько мне за него стало: думаю, взрослый мужчина, образованный человек, а насущную потребность вкусно пообедать – никак ему не организуем! Принесла бутерброды с колбасой и маринованным огурчиком. Съел! Показалось, что даже улыбнулся… и не ругался! Потом как-то клубнику привезли, я его угощаю, смотрю в ожидании, а он: «Вкусно! Как хорошо!»

Предлагала ему погулять, но он всегда отказывался. Так мы общались месяца два, и я никогда не могла предугадать, как сложится день: пошлет он меня или смилостивится.

А потом у меня у самой случилась тяжелая история – умирала любимая собака. Отвезла пса утром на диагностику, сама приехала в хоспис. И вдруг поняла, что забыла дома ключ от комнатки, где у меня хранятся все материалы и угощения. Катастрофа! Ни чаем пациентов напоить, ни поделки предложить помастерить, ни конфетку в руку подсунуть: ни-че-го! Закрыто! И так настроения никакого, из-за собаки глаза на мокром месте, да еще и ругаешь себя, что такая «расклеенная» на работе.

Делать нечего, решила возвращаться домой за ключом, но прежде, думаю, загляну к Николаю Сергеевичу, посмотрю, как он. Захожу, спрашиваю: «Может, погуляем?» – а он мне… кивает! В первый раз!

Я скорее медсестер позвала, одели его, в кресло пересадили, и мы пошли. Гуляем по парку. Лето. Не жарко. Небо чистое. Легкий ветерок. Я качу коляску, что-то рассказываю, потом предлагаю присесть на лавочку, Николай Сергеевич кивает. Мы останавливаемся. До этой остановки он не видел моего лица, я же качу кресло позади пациента, а теперь мы садимся друг напротив друга. Я расстроенная, это чувствуется, как бы я ни старалась скрывать.

Он внимательно смотрит мне в глаза (заинтересованно, что редкость) и вопросительно так дергает головой, мол: «Что с тобой?» Я, еще надеясь не потерять самообладания, отвечаю: «У меня собака болеет».

И всё! В тот самый момент слезы хлынули уже бесконтрольно. Николай Сергеевич изменился в лице. Взгляд стал очень участливым и выразительным, он смотрел на меня с большим сочувствием, а потом медленно поднял тяжелую руку и тыльной стороной ладони аккуратно вытер мне слезы…

Это было очень важное единение! Это было очень… по-человечески. В тот самый момент ослабленный и во многом беспомощный человек был сильным и уверенным: думаю, он был собой!

Через несколько дней Николая Сергеевича не стало, но в памяти у меня – тот летний дворик с сочной зеленью, легким ветром и сильным Человеком…

Нюта Федермессер

В одной из палат лежит бывшая сотрудница индустрии красоты. Придирчиво выбирает на «тележке радости» кремы. Нужного не находит. Снисходительно берет ночной крем для век. Демонстрирует, что ей болезнь нипочем – о себе всегда надо заботиться.

Другая специально от всего отказывается и говорит: у меня всё есть, спасибо, мне дочка всё-всё приносит, что я прошу.

Ясное дело, та-то, которая из красоты, она без детей.

Третья лежит ко всему безучастная и так тускло соглашается на все, что предлагаешь. А четвертая вообще аккуратненько так пару кремов и помаду гигиеническую с «тележки радости» взяла и под одеялко положила.

В этой палате мы всех женщин надушили разными ароматами: я принесла с собой чудесные запахи пачулей, жасмина, мимозы.

Прекрасная очень женская и очень живая палата…

Мира Тристан

Елена Петровна, возвращаясь после концерта в палату: «У вас хочется жить. К сожалению».

И немного позже: «А к Новому году когда готовиться будем?»

Дмитрий Левочский

М. Л. рассказывает:

– Сына я не смогла отпустить. Так и не смогла. Когда горе на меня обрушилось, я поняла, что значат слова «смысл жизни» – мы его не замечаем совсем, он для нас как воздух или моргание ресницами, а когда нас этого лишают, жить не то чтобы не хочется, не понимаешь просто, как дальше. Так же и с сыном было. Позвонили мне тогда и сообщили, что сына больше нет, несчастный случай на стройке.

Ну ходила на работу. Улыбалась всем, дела важные делала, бумаги заполняла, а вечером ложилась на диван – и я до сих пор не знаю, как я тогда продолжала жить.

– А что помогло вернуться? – это я решился вопрос задать.

М. Л. задумалась. Пока она думает, в тишине кислородный концентратор шипит – звук похож на механическое дыхание с равными интервалами, как будто бы уставший робот вдыхает и выдыхает.

– Время, – говорит наконец М. Л., – только время и вернуло всё на свои места. Да и то не всё. Это как шрам, знаете? Рана уже не болит, но рубец остался, он чешется и на него смотрят люди. Люди, кстати, очень по-доброму ко мне отнеслись, помогали, поддерживали, ночами сидели. Только вот это и вернуло. Время и работа. Мне все говорили: отпусти, живи дальше, воспитывай дочь. А я вот не отпустила, хоть и больше тридцати лет прошло. Он и сейчас со мной всегда, каждый день.

В палате рядом с М. Л. тихая соседка, которая предпочитает телевизор общению, и тихое механическое дыхание.

Я думаю, что засыпать под него хорошо. Как под звуки дождя – постоянного и неизбежного, как скорая осень.

Надежда Фетисова

– Она меня подкармливает…

– Он первый, кто принес мне печеньку, когда я только приехала…

Он – высокий, с интересными чертами лица (я бы даже сказала, красивыми), на вид лет около пятидесяти, человек без дома и, наверное, поэтому делает запасы еды и радостно принимает угощения. А еще мы зовем его Художник. Единственное, что он у меня попросил, это сказать, где, чем и с чего можно порисовать, ну и сигареты.

Она, мне кажется, – высокая, красивая женщина, со светло-голубыми глазами и морщинками вокруг них, что, как правило, выдает человека, много улыбающегося. Очень худенькая ввиду заболевания и практически не двигается. Страшная любительница поговорить: «А вам можно столько времени со мной сидеть? А можете еще посидеть? А вы еще придете?»

Живут они по соседству, и, выходя покурить на балкон, он всегда заглядывает к ней поболтать, благо ее кровать находится как раз рядом с балконной дверью, поэтому легко можно увидеть и услышать друг друга.

А на стене ее палаты висят работы нашего Художника. Пусть он не может рисовать из головы, только срисовывать, зато картины его яркие и позитивные, их он дарит всем-всем «за доброту».