Читать книгу: «В ловушке страсти»

От автора

 
Посвящается тем, кто
кто не боится заглянуть в самую тёмную часть души
и увидеть там не только боль, но и силу.
 

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ТРИГГЕРАХ

Роман содержит сцены насилия, психологических манипуляций и морально неоднозначных отношений.

В книге вы встретите:

– Физическое и эмоциональное насилие;

– Токсичные отношения;

– Разрушительные формы любви (одержимость, зависимость);

– Жёсткие сцены эротики.

Пролог

Девять лет назад.

Резкий порыв ветра бьёт по лицу, оставляя на коже морозные ожоги. Но я почти не замечаю. Боль снаружи – ничто. Внутри меня вакуум, который высасывает все чувства, оставляя лишь глухой, методичный стук адреналина в висках.

Мне девятнадцать.

Всего год назад я мечтала о поступлении в университет. О дешёвом вине на шумных студенческих вечеринках, о спорах до хрипоты, о книгах, которые изменят мир. О первом неловком поцелуе, от которого по телу бегут мурашки, а в животе порхают бабочки.

Глупая девочка.

Сейчас мои руки пахнут не девчачьим кремом с ароматом ванили, а порохом и смертью. Под ногтями запеклась чужая ДНК, а кожа, кажется, навсегда впитала металлический запах крови и едкий дым гильз. Я знаю, с каким сухим треском ломаются кости. Знаю, как гаснет надежда в чужих глазах.

И до сих пор помню первый раз. Ощущение, когда тёплая, густая кровь хлынула мне на руки. Я стояла под душем несколько часов, стирая кожу докрасна. Но она въелась прямо в душу. Как вечное напоминание о том, кем я стала. В кого меня превратили.

Низкий, властный голос дяди звучит в голове, даже когда его нет рядом:

– Ты справишься, Скарлетт. Я в тебе не сомневаюсь.

Эти слова стали рубиконом, разделившим мою жизнь на «до» и «после». Жизнерадостная девушка с наивной верой в будущее осталась там, по другую сторону. Теперь я марионетка Сальваторе Гамбино, босса итальянской мафии Нью-Йорка. Человек, который вырвал меня из привычного мира. Сломал. И методично перекроил по своим лекалам, сделав из меня идеальное оружие.

Я всё ещё помню, как кричала в его кабинете, цепляясь за остатки прежней жизни, за здравый смысл.

– Но почему я, дядя? У тебя целая армия головорезов, готовых выполнить любой твой каприз!

Он тогда посмотрел на меня своими холодными, пустыми глазами и отчеканил:

– Потому что в тебе течёт моя кровь. Ты дочь своего отца. И сделаешь всё, что я, блядь, скажу.

Дядя Сальваторе, или Сэл, любит говорить о необходимости нашего дела. О борьбе за выживание в жестоком мире, где нужно убивать, чтобы защитить семью.

Губы кривятся в ухмылке.

Какой цинизм.

Семья не ломает тебя. Не превращает в бездушного монстра. Сэла я перестала считать семьёй в тот день, когда он впервые вложил мне в руки пистолет и показал фотографию улыбающегося мужчины. Человека, чью жизнь я должна была забрать.

Так что у меня почти никого не осталось.

Кроме Софии.

Моя младшая сестра. Моя святыня, ради которой я без колебаний сгорю в аду. Пусть часть меня уже стала чудовищем, каким он хочет меня видеть. Но София – мой якорь, который не даёт окончательно раствориться во мраке. Ради её смеха, ради её будущего я готова ступать по трупам. Готова тонуть в грязи снова и снова.

Стиснув зубы до скрипа, я осматриваю заброшенный склад. Бездушный склеп, пропахший машинным маслом и сыростью.

Единственная лампочка под потолком раскачивается на тонком проводе.

Как глаз повешенного.

Её тусклый, мечущийся свет превращает груды ржавого металла и штабеля старых ящиков в уродливые, корчащиеся силуэты.

На мгновение мне кажется, что это не просто тени. А мои собственные демоны смотрят на меня. Скалятся из темноты, тянут костлявые руки, чтобы утащить обратно, в свой мрак.

Я резко трясу головой, отгоняя наваждение.

Нет.

Сосредоточиться на том, что реально. На холоде стали в руке. На биении собственного сердца.

Три пули в обойме. Всё, что у меня осталось. И ни одного права на ошибку.

Мой единственный шанс выбраться из крысиной норы живой. Шанс напомнить, что за некоторые вещи всё ещё платят кровью. Особенно когда жизнь ребёнка ценят меньше, чем дозу дури.

Банда отморозков, или как они себя пафосно называют, «Ночные ястребы», перешла черту. Не ту, что разделяет территории влияния, а ту, что отделяет последних мразей от людей. Они решили, что правила для них не писаны, что можно торговать своей дрянью на наших улицах. И продавать её детям.

Дядя Сэл, конечно, сам по уши в крови и грехах, но даже он понимает, что наркота – не для детей. Это было одним из моих условий, скреплённых кровью, когда я согласилась стать его палачом, чтобы защитить Софи. Есть границы, которые я не позволю пересечь никому. Даже ему.

Сегодня твари узнают, что бывает, когда нарушаешь правила Гамбино. Такова официальная версия. А моя личная – наказать их за смерть троих мальчиков, которым не было и пятнадцати. За то, что они захлебнулись собственной рвотой из-за их дряни.

Ястребы думали, что я лёгкая добыча. Глупая девчонка, которую можно запугать, сломать, использовать.

Они ошиблись.

Меня месяцами готовили лучшие бойцы клана Гамбино. Они выжгли из меня страх. Выбили сомнения. Стёрли всё человеческое, кроме инстинкта убивать. И из того, что осталось, они и собрали своего идеального монстра.

Первый падает быстро, не успев понять, что произошло. Выстрел – чистый рефлекс, отточенный до автоматизма – увидеть угрозу и устранять её. А вот второй кричит так пронзительно, словно сам дьявол вырывает из него душу. На секунду его вопль пробивает броню безразличия. Что-то внутри болезненно ёкает.

Жалость?

Нет. Призрак, осколок той девушки, которой я когда-то была. Просто ещё один рефлекс.

Я вжимаюсь спиной в шершавую стену склада. Холод от металлических стеллажей пробирает до костей, но помогает сосредоточиться. В ушах звенит эхо выстрелов, смешиваясь с влажными, булькающими хрипами умирающего. К запаху пороха и свежей крови примешивается тошнотворный, кислый дух страха, и к горлу подступает вязкая слюна. Но где-то здесь, в лабиринте стеллажей, среди нагромождения коробок, прячутся ещё двое наркоторговцев.

Резкий скрежет ботинка по бетону заставляет меня напрячься. Они двигаются. Осторожно, почти бесшумно, но я их слышу. Затаив дыхание, напрягаю слух, пытаясь определить их точное местоположение. Слишком близко. А у меня одна пуля.

Одна пуля против двух жизней.

Мозг начинает работать с лихорадочной скоростью, просчитывая варианты, и каждый хуже предыдущего. Бегство – верная смерть, мне выстрелят в спину раньше, чем я пробегу десять метров. Прятаться – загнать себя в ловушку и ждать, пока они меня найдут.

Атаковать с одной пулей против двоих вооружённых ублюдков – чистое самоубийство. Но вариантов особо нет.

Как вспышка света в темноте, в памяти возникает лицо Софии. Её голубые глаза, обрамленные мягкими светлыми локонами. Её заразительный смех. Тепло её маленькой руки в моей ладони.

Ради неё я должна сражаться и выжить.

Осторожно скольжу вдоль бетонной стены, скрываясь в полумраке. Каждый шаг даётся с трудом, будто я бреду по вязкому болоту. Ладони мокрые, рукоять пистолета кажется скользкой, хотя я сжимаю её до боли в костяшках. Каждый мускул напряжён до предела. Смерть подкрадывается всё ближе, я почти физически ощущаю её ледяное дыхание на коже.

Где-то слева слышится шорох.

Я замираю за стеллажом, превратившись в камень.

Внезапно луч фонаря скользит по стене напротив, выхватывая из темноты две мужские фигуры. Они двигаются вместе, плечом к плечу, прочёсывая ряды у дальнего стеллажа. И тут на долю секунды, когда луч скользит дальше, их силуэты выстраиваются в одну идеальную линию.

Победная усмешка тронула мои губы.

Попались.

Не раздумывая ни секунды, я вскидываю руку и нажимаю на спусковой крючок. Грохот выстрела нарушает тишину, оглушительным эхом отражаясь от стен. Пуля входит первому точно под лопатку и на вылете ударяет в горло второму. Оба судорожно дёргаются и неуклюже падают на пол. Воздух мгновенно наполняется знакомым, ненавистным запахом пороха и горячей крови.

Я сползаю по шершавой бетонной стене, пока колени не упираются в пол. С силой зажмуриваюсь, пытаясь сдержать беззвучный крик. Горло сдавливает спазм, в лёгких горит.

Моих родителей убили.

А теперь убиваю я.

Вспоминаю большие руки отца, которыми он учил меня сажать розы в саду, и его слова о том, что каждая жизнь бесценна. Теперь мои руки, его продолжение, отнимают чужие жизни.

Какая это смерть? Четвёртая? Пятая? Я уже сбилась со счёта, но каждая по-прежнему оставляет рваный шрам на сердце. Ещё одна дыра внутри, которую уже ничем не заделать.

Я резко распахиваю глаза. Всё плывёт, и только через пару секунд могу сфокусироваться на собственных руках на коленях. Чистые. Не дрожат. Но мне кажется, что они по локоть в чужой крови. Сжимаю пальцы в кулак, пытаясь избавиться от фантомного ощущения, но оно лишь усиливается.

Дядя прав. Его кровь течёт в моих венах.

Его наследие.

Генетика. То, от чего не сбежать, как от цвета собственных глаз.

Меньше всего на свете я хотела быть похожей на него, на монстра в дорогом костюме. Но с каждой отнятой жизнью, с каждой каплей пролитой крови я всё чётче вижу его черты в своём отражении и делаю ещё один шаг по его пути. Я сама иду в бездну, шаг за шагом. И это самое страшное осознание, от которого хочется выть.