Читать книгу: «Миссия: до Земли и обратно», страница 3

– Это мы ещё посмотрим. Насколько я знаю, Ластофский сегодня должен отбыть на Центрамат*. Завтра важная встреча с представителями Тетартоса. Там и твой отец должен быть. Он поэтому сегодня не смог присутствовать на твоих показательных выступлениях.

*Центральный материк планеты Тритос.

Родион редко показывал свои истинные эмоции, но капитана считал родным человеком. Иврос Багроф, в отличие от отца, всегда старался поддержать в нужную минуту и дать дельный совет.

– Капитан, не стоит объяснять. Адмирал Спиридоф слишком занятой человек. Мне уже девятнадцать лет, так что я всё понимаю.

Багроф глянул на парня и искренне улыбнулся. Жаль, что у него нет такого сына. Сильный и умный. Внимательный и добрый. Добрый, как его мать – Галея. Прекрасная женщина. Как жаль…

Капитал задумался, вспоминая прошлое. Служба в армии долгое время стояла на первом месте. И ему нравилось подобная жизнь. Режим. Порядок. Субординация. За время службы в космофлоте у него появились настоящие друзья, которые всегда прикрывали ему спину, как и он их. Эта дружба стоила многого. С Димитрием Спиридофым они дружили со времён учёбы в академии, с четырнадцати лет. Иврос радовался за друга, когда тот женился на Галее. Замечательная женщина! Красивая, остроумная и отличная хозяйка. Для него было неожиданностью, когда пришло осознание, что он влюбился в неё. Оставалось лишь взять себя в руки и жить дальше. Постепенно удалось свыкнуться с положением, да и виделись они редко. Димитрий по долгу службы бывал дома нечасто, так что – хвала предкам! – причин видеться с семьёй друга не было. Но когда Димитрий сообщил, что младший – любимец Галеи – поступает в ЭВА, капитан на всякий случай решил приглядывать за мальчиком. Галея была ему благодарна. На одном из торжественных вечеров им удалось переговорить. Тогда Иврос и узнал о жестоком решении друга. Сын не хотел служить в армии, так как мечтал стать новабиологом. Галея успела показать ему уголок в саду, в котором рос куст роз. Растения никогда не интересовали капитана, но, увидев прекрасные цветы, изменил мнение. Бордовые бутоны, почти чёрные, лепестки выглядели словно бархатные. Галея тогда сказала, что Родион сам вывел сорт этой розы. Человек должен самостоятельно выбирать свой путь в жизни. Именно этого принципа придерживался капитан.

– Капитан Багроф, всё в порядке?

Иврос очнулся от воспоминаний, ещё раз улыбнулся кадету и ответил:

– Отлично, сынок! Кстати, у твоей матери в воскресенье день рождения. На правах старого друга семьи передаю подарок. Был по делам в центре Эфина. Там полно бесполезных магазинчиков. В одном из них попалась на глаза безделушка. – И передал сувенир, аккуратно завёрнутый в упаковочный материал.

– Можно посмотреть? – Спросил заинтригованный Родион.

Капитан кивнул в ответ, его лоб при этом слегка покраснел. Затем, чтобы скрыть смущение, начал рассказывать:

– На ней гравировка имеется на внутренней стороне крышки. Земные диалекты сейчас почти забылись, особенно на Тритосе. Но у меня в роду были русские, кое-что помню благодаря деду. Здесь написано «Не красота вызывает любовь, а любовь заставляет видеть нас красоту». Старику нравилось творчество писателя, фамилию не помню, вроде Толстый. Нет, Толстой. Точно! Лев Толстой. – Капитан ещё больше смутился внезапному проявлению эмоций. – У твоей матери отличная коллекция шкатулок, насколько я знаю.

– Я мало читаю. Знаю лишь несколько стихотворений, и то благодаря маме. – Родион бережно открыл шкатулку. – Невероятно! На крышке хильдесхаймская роза. Это дикий шиповник, о котором ходило много легенд. Считался самой древней розой на Земле. Спасибо, капитан, я передам маме. Ей точно понравится!

По правде говоря, отец даже не знал об увлечении матери. Ему это было совершенно неинтересно. А вот новая прочнейшая обшивка для космолётов, дополнительная партия лампсилетов* с дальним диапазоном действия, спутниковая оборонная система планеты – это да!

*оружие, стреляющее зарядом-вспышкой; обездвиживает и дезориентирует противника

Родион догадывался об истинных чувствах капитана к матери, но сделал вид, что ничего особенного не произошло. Эх, если бы всё сложилось иначе…

– Ну и отлично! Передавай ей от меня самые наилучшие пожелания. А теперь к делу. У тебя скоро выпускные экзамены. Показатели отличные. Молодец, мальчик мой! Так держать! Практика для воина особенно важна, но и о теории не стоит забывать. Подучи историю освоения Дитэрры. Упор сделай на роли военной прослойки в становлении общества. – Заметив выражение на лице кадета, капитан подмигнул и весело сказал: – Знаю, знаю! Но с Нугловым лучше лишний раз не связываться, завалит на экзамене, а тебе этого не надо.

Они ещё обговорили несколько вопросов, а потом распрощались. При выходе из здания капитана всё-таки настиг ректор. Напору Загребуни было трудно сопротивляться, так что Иврос Багроф согласился обсудить темы первостепенной важности для академии. Кадет тем временем шёл в направлении западного полигона и всерьёз обдумывал предложение друга об участии в гонках. Ведь уставом академии это не запрещено. Бывали случаи, что ректоры даже награждали победивших в гонках кадетов дополнительными баллами. Загвоздка заключалась в отношении к гонкам отца. Он считал кубок «Стрижа» дилетантским и не делающим чести воину.

Тысяча конфедератов…Заманчиво. Очень заманчиво! Стипендия кадета отличника – пятьдесят конфедератов в месяц. За пять лет Родиону удалось скопить около двух тысяч конфедератов. Этого вполне может хватить на задуманное.

А что бы сказал адмирал Спиридоф, если бы узнал об участии сына в гонках?

Губы Рода растянулись в довольной улыбке. Он уже давно не переживал о мнении отца. Для того образцом был Даниил. Ну или Евгор Дамбровски. Так стоит ли об этом думать? Лучше принять участие, постараться победить, получить награду, и на неё купить матери подарок.

***

– Дамы и господа, позвольте представить вам победителя двести первых гонок за обладание кубка «Стрижа»! Родион Спиридоф – доблестный кадет Эфинской военной академии. Прошу любить и жаловать!

Десять комфортабельных платформ, планирующих над столичным космодромом, разразились неистовыми аплодисментами. Эфиняне любили гонки. Запредельные скорости. Адреналин. Дух захватывает настолько, что трудно дышать.

Экраносфера, парящая в воздухе между платформами, показала крупным планом кадета-победителя. Лицо с приятными правильными чертами не выражало каких-либо эмоций, если не считать морщинки между густыми бровями. Тёмно-зелёные глаза осматривали публику ровно. Губы не улыбались, но и не были сжаты. А вот волосы каштанового оттенка на макушке непослушно вились. Один локон от порыва ветра упал на лоб. Парень нахмурился.

Родион скупо радовался победе, хотя она ему досталась не так легко. Евгор – это было ожидаемо! – применил на трудных и плохо просматриваемых участках воздушной трассы несколько запрещённых приёмов. Зная товарища-недруга, не стоило удивляться, где тот может напакостить.

Сам же Дамбровски явно не ожидал, что проиграет. Экраносфера теперь транслировала второго пилота, автолёт которого отстал всего лишь на двадцать секунд от победителя. Красавец-брюнет с пронзительно синими глазами даже несмотря на проигрыш, вовсю улыбался, показывая белоснежные ровные зубы. Многие девушки с курса вздыхали по нему, и он этим беззастенчиво пользовался. Разбитых сердец в его копилке оказалось немало.

Позади Родиона и Евгора пристроился Лерой – победитель прошлых гонок. Он был старше обоих парней на три года. Во взгляде бывшего победителя совершенно не наблюдалось досады, наоборот, создавалось впечатление, что он искренне рад за соперника.

– Кадет Спиридоф, скажите несколько слов зрителям и участникам! – Хорошо поставленным голосом ведущий обратился к Роду.

Тот сначала напрягся, а потом, вспомнив о награде в тысячу конфедератов, произнёс:

– Для меня было честью участвовать в гонках за кубок «Стрижа». Лагус Лерой и кадет Дамбровски – достойные пилоты. Победить таких соперников многого стоит.

Затем Род поднял кубок вверх, и толпу на планирующих платформах снова охватила волна оваций:

– Спиридоф! Спиридоф! Спиридоф!

Скандирование продолжалось. Над космодромом раздались характерные залпы салюта, а после в небе появились огненные образы автолётов. Сначала синий и вытянутый корпус Лероя с номером семь. За ним следом алый с чёрными вкраплениями корпус Дамбровски. На боковой дверце мерцала тройка. Прошло несколько секунд, и небеса осветились разноцветными огнями, которые вскоре приняли очертания жёлто-зелёного гоночного автолёта Родиона с номером восемь и надписью «Локос». Юноша, вспомнив о предложении наставника пополнить состав крейсера «Локос», решил дать одноимённое прозвище и своему автолёту.

После окончания гонок устроители мероприятия пригласили участников в самый дорогой столичный клуб отпраздновать событие. Клуб располагался на орбитальной станции. Род тоже отправился с компанией, не отказываться же победителю. Да и виды космического пространства из панорамных окон ему нравились. Сияние далёких звёзд всегда его успокаивало и давало надежду, что завтрашний день будет лучше. К тому же суббота выдалась насыщенной, а в воскресенье дома можно и отдохнуть. Парня грела мысль, что теперь матери можно купить достойный подарок.

Вокруг слышались разговоры и смех. Рядом сидели Дамбровски и Лерой, спорившие насчёт того, чья кухня вкуснее – тритосовская или тетартосовская. На Тритосе жители отдавали предпочтение морским блюдам. Да и как иначе, если на планете столько морей и океанов! На Тетартосе, наоборот, было больше материков, покрытых полями и лесами. Род особо не прислушивался к беседе, задумавшись о поступках и их последствиях. Час назад на эсплайер пришло поздравительное сообщение от капитана Багрофа. Тот выражал радость по поводу победы в гонках. К сообщению прилагалась приписка: «А.С. рвёт и мечет, но совещание на Южмате покинуть не сможет, так что вы с матерью спокойно отметите её день рождения». А.С., то есть адмирал Спиридоф, часто рвал и метал по поводу и без. Это Род очень хорошо запомнил ещё с детства. Детство давно прошло. Теперь он, Родион, вырос, скоро выпускные экзамены. Самостоятельная жизнь не за горами. Но хочет ли он связать свою судьбу с космофлотом? Предложение капитана Багрофа было спасительным. Служить на крейсере «Локос» – хороший вариант. Но как же мечты? Сбежать бы на Дефтерос. И забрать мать с собой! Эта идея давно не давала ему покоя. Он уже накопил достаточную сумму, которой должно хватить на межпланетный перелёт, новые документы и жильё.

Глава третья

Планета Тетартос. Столица Лафамск

– Отмечу доклад студентки Софнии Далардье. Она серьёзно подошла к теме, раскрыла поставленные вопросы, привела соответствующие цитаты, что весьма важно. И, это я особенно выделю, Далардье не затронула деятельности опальных земных историков и других лживых деятелей земного прошлого. Забудьте эти имена! – Преподаватель обвёл строгим взглядом притихших студентов. – Ни в коем случае не упоминайте запятнавших себя деятелей прошлого! Геродот и псевдоистория. Дарвин и лжетеория. Уинтон* и лицемерие. Ганди и ложные ценности. Эйнштейн и убийственная наука. Имён столько, что наше правительство до сих пор уничтожает пагубное наследие предков. Предков, которые привели Землю к уничтожению! Книги, фильмы, песни эпохи землян пропитаны злобой, разобщённостью, алчностью и эгоизмом. Я полностью на стороне партии «Чистый Тетартос». Они вовремя поняли, что мы должны идти своим путём и ни в коем случае не оглядываться назад, на историю землян. Разве это история? Одно насилие, эпидемии, катастрофы и войны. Тёмные века! А мы, тетарсовцы, живём с вами в славные времена! Времена строительства светлой эпохи! Эпохи расцвета, прогресса и гармонии!

*Николас Уинтон – филантроп земной эпохи, спасавший еврейских детей от нацистов во время Второй мировой войны.

Феод Ларнев – преподаватель по истории колледжа имени Бриса Гарова – продолжал воодушевлённо разглагольствовать о прошлом и настоящем. Студенты внимательно слушали, некоторые даже что-то фиксировали в своих эсплайрех. Видимо, делали пометки, кого из оступившихся землян стоит забыть раз и навсегда. А то ещё при сдаче экзаменов случайно выскочит имя Василия Ключевского, и тогда не видать окончания не то что курса, а то и колледжа! Выгонят с позором, как в прошлом полугодии Эрика Камельсона, студента второго курса факультета музыкально-инструментального искусства, который на показательном концерте забылся настолько, что сыграл мелодию, напоминающую – какое кощунство! – пролог из балета «Спящая красавица». Скандал разразился знатный! На концерте присутствовал Эбро Валь – второй заместитель министра по культуре. Директора колледжа на следующий же день вызвали в департамент. К слову сказать, отправился он под конвоем. К вечеру, правда, уже вернулся – усталый и раздражительный. Преподавателя по музыке уволили быстро и по-тихому, замену нашли в рекордно короткие сроки. Теперь на факультете музыкально-инструментального искусства царил образцово-показательный порядок. Никаких двусмысленных песен и подозрительных мелодий на занятиях и концертах.

Сама Софния Далардье не выказала особой радости от похвалы, просто молча кивнула преподавателю и снова уставилась в окно, из которого открывался вид на внутренний парк. Кудрявые берёзки, россшие вдоль аллеи, лавочки вокруг ажурного фонтана. Вдалеке возвышалась внушительная скульптура Бриса Гарова – одного из первых исследователей Тетартоса, жившего в первом веке нового летоисчисления и сделавшего много важных открытий. Лучше смотреть в сторону, где приятные сердцу пейзажи, чем слушать лестные слова. Феод Ларнев оказался таким же трусливым, как и остальные. Продался новой власти, чтобы не лишиться работы.

Два года назад на планетарных выборах победил Жецл Олз – лидер партии «Чистый Тетартос». Вот тогда-то и начался конец. Конец свободе, выбору и правам. Земное наследие предали забвению. Произведения искусства, картины, книги – всё, что когда-то предкам удалось вывезти с Земли перед гибелью! – прилюдно уничтожили на главной площади Лафамска. Музеи, конечно, не разрушили, но фонды изъяли. Камил Давобос – посол Дефтероса – выразил неудовольствие направлением в политике, особенно тем, что жемчужины их общей земной истории бесследно исчезли. И Софния его прекрасно понимала. Как можно было сжечь печатные труды Геродота, Француа Минье и Василия Ключевского? А уничтожить полотна Ивана Айвазовского и Уильяма Тёрнера?! Просто не верится…Но так случилось, и этого не изменить. После событий на Главной площади привычный уклад жителей Тетартоса изменился. Новоиспечённый президент Жецл Олз вместе с военной верхушкой принялся закручивать гайки в управлении. Камил Давобос в знак протеста покинул планету, отправившись на родной Дефтерос. Дороги некогда дружественных планет разошлись. Тетартос теперь ориентировался на Тритос, планету, на которой были сильны военные традиции, и наблюдалось такое же нетерпение к наследию предков.

Софния еле сдержала вздох, но вовремя вспомнила, что нельзя показывать истинных эмоций. За два года она мастерски научилась скрывать свои мысли. Во многом этому ей помогала внешность. Тип фигуры «песочные часы» с плавными изгибами. Овальное лицо с аккуратным носом, выразительными серыми глазами, слегка изогнутыми бровями и полными губами. Светло-русые волосы чуть ниже плеч. Никто бы не подумал, что такая красивая девушка может быть самой ярой противницей существующего строя. Ума ей тоже было не занимать. Вот в этом-то и заключалась проблема! Умным людям на родной планете жилось несладко, они слишком много понимали. Понимали и не принимали. Кому-то удалось вовремя улететь на Дефтерос и Протос, но не семейству Далардье. Они остались…

Из грустных размышлений девушку вернул в реальность звонок, оповестивший, что занятия окончены. Сокурсники повскакивали с мест и ринулись из аудитории. Пятница. Впереди долгожданные выходные.

Софния деактивировала эсплайер, собрала вещи и собралась уже к выходу, когда преподаватель окликнул её.

– Софния, будь добра, подойти.

Вести беседы не особо хотелось, но она вежливо кивнула и выполнила просьбу. Раньше ей нравился господин Ларнев. Эрудированный, острослов, с чувством юмора. Что ещё надо для преподавателя истории? Оказывается, нужна была смелость, а её-то и не оказалось. Но могла ли Софния осуждать человека за то, что тот струсил и принял реалии нового строя? Нет! Ведь и родители, и дедушка, и она сама молча смотрели на происходящее. Смотрели и ничего не могли изменить. Это удручало.

– В этом месте у тебя предложение, которое, мне кажется, слегка напоминает фразу Вольтера. – И ткнул пальцем на выделенный текст на экране эсплайера.

Софния прочитала и напряглась. «Что значит свобода? Свобода, это то, что доставляет нам удовольствие. И мы теперь свободны от наследия и давления прошлого. Можем строить настоящее, чтобы сохранить будущее». Как она могла допустить это? Дословно фраза великого философа-просветителя звучала так: «Делать то, что доставляет удовольствие, – это и значит быть свободным».

В этот момент девушке захотелось топать ногами и кричать от бессилия. Выражать свои мысли нельзя. За это могли поплатиться родные и близкие. Страх сковал многих. И мириться с этим было трудно.

«Вот бы оказаться где-нибудь далеко-далеко! И делать там то, что хочется!» – мысленно подумала Софния, затем приструнила себя и спокойным голосом ответила:

– Вы правы, господин Ларнев. Приношу свои извинения. Впредь буду внимательнее!

– Хорошо. Я не буду докладывать о случившемся, при том что у тебя действительно образцово-показательный доклад. У остальных студентов ни причинно-следственных связей, ни выводов в работах. – Преподаватель нажал на экран, и компрометирующее предложение исчезло, как будто его и не было вовсе. – Откорректируй текст на своём устройстве. Профессору Далардье передавай привет! Теперь можешь идти.

Софния кивнула и нервно сжала рюкзак. Дедушка – её ангел-хранитель. Даже в этой ситуации помогло его имя. Многие преподаватели помнили профессора Далардье. В былые времена его лекции по истории собирали по всей планете полные аудитории. Хорошо, что дедушка уже на пенсии. В противном случае ему бы вряд ли удалось избежать опалы в колледже. Всех старых приверженцев свергнутого правительства сразу убрали со значимых постов. Руководителей институтов, библиотек, музеев, телевизионных каналов, газет, издательств…

Закрывая дверь, Софнии показалось, что она услышала фразу: «Слово – великое оружие жизни». Дедушка часто повторял слова, сказанные когда-то Ключевским. Он с большим уважением относился к творчеству земного историка. Правда, за последние два года профессор Далардье стал затворником, и совершенно не жалел по этому поводу.

– Простите, вы что-то сказали? – Неуверенно переспросила девушка.

Преподаватель развернулся к ней и недоумённо сказал:

– Я просил передать привет профессору Далардье. Закрой дверь, а то шумно в коридоре.

Софния кивнула и закрыла за собой дверь. В коридоре действительно было слишком шумно. Студенты небольшими группками двигались в сторону главной лестницы и попутно обсуждали планы на выходные. Она тоже влилась в общий поток, чтобы не выделяться. Приятельницы по учёбе, скорее всего, уже на полпути домой. Если бы её не задержал господин Ларнев, она могла успеть на двухчасовой аэробус. Теперь придётся ждать следующего.

Дорога до пересадочной станции заняла около четверти часа. Людей на станции в это время было не так много. На табло мерцало расписание и время до прибытия следующего аэробуса. Софния присела в кресло в зале ожидания и незаметно для себя снова погрузилась в размышления. Мельтешащие мысли её настолько увлекли, что она едва не пропустила аэробус.

В просторном и комфортабельном салоне Софния отыскала свободное место у иллюминатора, с удобством расположилась и пристегнулась. Аэробус мягко спланировал вверх и перестроился на нужную воздушную трассу. Движение почти не ощущалось, но в иллюминаторах со скоростью проносились рваные обрывки грозовых туч. Погода портилась на глазах. Девушка отвернулась и зажмурилась. Настроение тоже испортилось. Да его почти и не было. Сначала похвала докладу, потом замечание насчёт компрометирующей фразы в тексте. Несмотря на попытки Софнии отвлечься, фраза земного историка не давала покоя. Слово. Правильно и вовремя сказанное слово – это настоящая сила! Сразу вспомнилось счастливое детство, когда она могла свободно обо всём говорить. Никто не осуждал за стремление знать больше. Никто не следил. Никто не боялся, что сосед может сдать тебя властям за инакомыслие. Кажется, что всё это было в другой жизни.

Софния снова отвлеклась, но вовремя глянула на информационное табло. Станция – «Золотые пруды». Её станция. Чуть не пролетела мимо. Даже не заметила, сколько прошло времени. От «Студенческого квартала» до «Золотых прудов» по наземной линии было около трёх часов пути. Не самый ближний свет, но из-за этого переезжать из любимого района она не собиралась. Тем более была альтернатива – полтора года назад воздушную линию продлили на две станции. «Золотые пруды» считались фешенебельным районом, и власти не торопились расширять маршрут общественного транспорта. Мол, богачи, так и добирайтесь сами на собственных автолётах. Софния, к своему стыду, боялась летать самостоятельно. Несколько раз записывалась на лётные курсы, но дальше теории не продвинулась. Так что первое время ездила на обычных автобусах. Три часа по хорошей дороге не казались настолько утомительными, как некоторым представлялось, но вставать всё же приходилось рано.

От пересадочной станции до поместья было пятнадцать минут пешим ходом. Дорога шла через парк. Девушка обрадовалась, что есть возможность пройтись и привести мысли в порядок. Не стоило беспокоить домашних. Хотя родители могли ещё не вернуться после научной конференции, проходившей на Амарализском континенте. Папа говорил, что число выступающих увеличили – прилетели представители научной элиты Тритоса. Может, это и к лучшему. Они тогда с дедушкой смогут спокойно обсудить кое-что. Кое-что, что она придумала во время полёта на аэробусе.

Девушка не заметила, что сзади к ней приближался объект. Быстробегающий объект. Толь Лайл. Сын их соседа – полковника Лайла, поместье которого граничило с владениями Далардье. Когда-то оба семейства даже дружили и ходили друг к другу на праздники. Но с тех пор, как режим на планете сменился, изменилось многое. Дружеские отношения в том числе. Полковник Лайл поддержал новое правительство.

– Привет, красотка! Куда торопишься?

Софния от неожиданности вздрогнула и развернулась. Ох, только не Толь! Его она хотела видеть в последнюю очередь. И как они раньше общались?! Ведь ничего общего между ними нет. Толь учился в военной академии. Книг не читал. Совершенно не интересовался искусством. Его любимым занятием были тренировки, стрельба и полёты на космолётах.

– Здравствуй, Толь! Тороплюсь домой, надо текст доклада корректировать. – Чтобы не казаться грубой, Софни задала вежливый вопрос: – А ты на выходные к отцу прилетел?

– Да. В академии через неделю экзамены, надо готовиться. Я и готовлюсь!

И парень принялся в шутку показывать напрягшиеся бугры бицепсов и трицепсов на руках. Софния при этом постаралась смотреть на него без сочувствия и жалости.

– Молодец. Ну ладно, передавай мои наилучшие пожелания отцу.

– Соф, я тебя провожу до ворот. Давно не виделись, соскучился. Как жизнь вообще?

Софния мысленно застонала. Ну надо же было встретить этого солдафона именно сегодня, когда её посетила важная идея! Затем она выдохнула, улыбнулась и ответила:

– Хорошо. У меня всё отлично. С учёбой полный порядок.

– Ты всегда была очень умной и…– парень с интересом оглядел Софни, – красивой. Может, слетаем в город? В кафе посидим?

Софни про себя досчитала до пяти, мило улыбнулась и ответила:

– Я бы с удовольствием, но обещала дедушке помочь с мемуарами. У него старый эсплайер, текст приходится печатать с экрана.

На лице Толя появилось разочарованное выражение:

– Купите профессору эсплайер новой версии!

– Мы с родителями подарили ему на день рождения, но дедуля не стал им пользоваться. Говорит, что слишком много заморочек и сложных для понятия функций. Вот и продолжает пользоваться старым.

Парень едва не выругался, но всё же удержался:

– Ладно, ясно. Жаль, конечно.

Софни, увидев поворот, едва не запрыгала от радости. Скорее бы оказаться дома. Беседа с парнем её начала напрягать.

– Толь, спасибо, что проводил! Желаю удачно сдать экзамены.

– Обращайся, Соф, в любой время дня и ночи! Я всегда рад тебе помочь.

Софни уже было направилась к воротам, когда Толь молниеносно наклонился и смачно поцеловал её в щёку. Возмутиться она не успела. Сосед быстро разогнался и скрылся за поворотом.

– Ух, ненавижу подобных типов!

Что за поведение и намёки о ночи? Такие парни её раздражали. К тому же Толь был кадетом военной академии, а военных она на дух не переносила. Важные и самоуверенные.

– Спокойствие, Софния. Только спокойствие!

Дома её встретила Ермила – экономка, домоправительница и наставница в одном лице. Стройная миловидная женщина лет пятидесяти с вьющимися рыжими волосами чуть выше плеч, в строгом платье и фартуке поверх него и сейчас выглядела обворожительно. Ермила искренне любила свою подопечную и заботилась о ней. Та ей отвечала взаимностью. Да и как иначе, если наставница была весёлой, доброй, вкусно готовила, могла рассмешить, чтобы поднять настроение или дать совет в нужную минуту! Девушка кинула рюкзак на столик в прихожей и крепко обняла любимую наставницу.

– А вот и я! Голодная, злая и усталая.

– Сейчас покушаешь и снова будешь в настроении, моя девочка! Сегодня у нас настоящий деликатес. Знакомая на рынке достала кальмаров. Их только что доставили с Тритоса. Свеженькие! И я решила приготовить их в сметанном соусе с чесноком. М-м-м, пальчики оближешь! Я тебе говорила, что моя тётка по отцовской линии держала ресторан на Тритосе? Столики за две недели бронировали! Блюдо из кальмаров было её коронным. – Ермила сжала девушку в объятиях, затем отстранилась и спросила: – А почему злая? Кто посмел обидеть мою Синичку?

– Ох, ну не называй ты меня так! Я уже давно выросла из Синички. – Софния хихикнула, вспомнив детское прозвище. Как она и ожидала, наставница смогла рассмешить её. – А злая я просто из-за того, что в докладе допустила ошибку. Да ещё по дороге встретила Толя. – Заметив встревоженный взгляд Ермилы, она тут же добавила: – Ничего особенного, уже всё разрешилось. От твоих гастрономических рассказов у меня началось обильное слюноотделение. Хочу кальмаров!

– Милая, я ведь знаю, что ты нас умничка. Иди к себе и отдохни, а я на кухню! Кстати, Далардье-старший в кабинете. Его оттуда не вытащить! Сама знаешь. Я пыталась, уговаривала. Ведь погода дивная стоит. По парку бы погулял! Ах, всё, мне надо соус мешать! – И вприпрыжку понеслась в свои владения.

Софния решила перед тем, как отправиться в свою комнату, поприветствовать дедушку и поделиться с ним мыслями насчёт кое-чего.

Профессор Далардье восседал за столом и что-то увлечённо набирал на экране эсплайера. На пенсии ему особо было нечего делать, и он начал писать мемуары. При этом никому не давал их читать, даже внучке. Сын посмеивался над ним. Невестка, наоборот, поддерживала. Старые друзья исчезли. Кто-то из них вовремя улетел с планеты на соседний Дефтерос, связь с которым практически оборвалась. Кто-то попал в «места забвения», так называемые ИУДИ – исправительные учреждения для инакомыслящих. А кто-то просто не выдержал суровых перемен и покинул сей бренный мир. Старому профессору, благодаря оставшимся связям, удалось удержаться при новой власти. Семья Далардье была на хорошем счету. В прошлом её представители сделали много полезного для Тетартоса. Да и в настоящем тоже. Сын и невестка считались ведущими новаинженерами, внесли большой вклад в развитие науки. Их часто приглашали на конференции и форумы. А ему, старому, что оставалось делать? Только молчать и писать мемуары, которые никто и никогда не прочтёт.

– О, золотко, ты вернулась! Проходи, рассказывай, как прошёл твой день? – Профессор отложил в сторону устройство и с интересом глянул на внучку.

– День прошёл по-разному, дедуля! Сегодня с господином Ларневым вспоминали Вольтера – лицемера и предателя свобод.

Профессор тут же нажал кнопку на столешнице, и кабинет покрыла невидимая блокосеть. Изобретение сына, отличное средство от ушей любопытных слуг, которые могли запросто подслушать разговоры хозяев, а потом передать их в ОБИ – Отделение по борьбе с инакомыслящими.

– Лучше не рисковать, милая. В тебе и Ермиле я не сомневаюсь, а вот садовник и водитель слишком часто случайно «попадаются» на глаза.

Девушка понимающе кивнула, подошла к столу и расположилась в кресле, стоявшее напротив дедовского:

– И как тебе удаётся сохранять спокойствие и хладнокровие?

– А куда деваться, Софни? Времена нынче такие. – Профессор деактивировал эсплайер и отложил его. – Что у тебя произошло с Ларневым? Он ведь был моим лучшим учеником. – На лицо пожилого мужчины набежала тень.

– Сегодня озвучивали оценки докладов по теме «Свобода и её роль в становлении нового мышления Тетартоса». Мой похвалили, но я там написала предложение, смутившее преподавателя.

И девушка в подробностях рассказала о случившемся. Не утаила она и то, что ей послышалась фраза земного историка о слове и его силе. Профессор внимательно слушал и не комментировал, а после завершения рассказа внучки резюмировал:

– Чувствую, дорогая, ты что-то придумала.

Девушка довольно улыбнулась и выдала:

– Да, дедуля. Я хочу писать памфлеты и распространять их в массы.

Хорошо, что Далардье-старший сидел, так бы запросто завалился набок. Сердце в этот момент сдавило настолько, что стало трудно дышать.

– Дедуля, ты в порядке?

Софния молниеносно подскочила и подбежала к дедушке, лицо которого заметно побледнело. Пришлось смочить платок водой, благо, рядом стоял кувшин. Ермила хорошо заботилась о своих домочадцах.

– Выпей воды. Ну зачем я сказала тебе?! – Софни едва не заплакала от досады.

Эх, надо было молчать о планах и самой продумать, как действовать! Дедушка уже не в том возрасте, чтобы тягаться с новой властью. Это раньше его мнением интересовались.

– И хорошо, что сказала. – Профессор сделал глоток из стакана. Первая реакция прошла. Можно и поговорить. – Знаю я тебя, Синичка! Ты у меня умная девочка, но в силу возраста иногда действуешь импульсивно. Я, если честно, подспудно ждал от тебя чего-то подобного.