Читать книгу: «Zадача будет выполнена! Только вперед», страница 3

Глава 2

Помню, полгода назад, еще зимой, когда наш батальон находился в тылу, где мы обучали и натаскивали новобранцев, к нам частенько заезжали инструкторы-теоретики, которые читали разные умные лекции. Я не против новых знаний, наоборот, считаю, что учиться и совершенствоваться надо везде и всегда. Но, как по мне, впитывать нужно только полезные и нужные знания, особенно на войне, где от этих знаний зависит не только твоя жизнь, но и жизнь твоих боевых товарищей.

Если бы я был главкомом, то поступил бы просто: взял бы ветеранов ЛДНР, которые сражаются с чубатыми с 2014 года, вроде нашего Бамута, и сделал бы из них инструкторов, командиров низшего, среднего, а в некоторых случаях и высшего звена, чтобы взводами, ротами, батальонами и полками, вплоть до бригад, командовали ветераны боевых действий на Украине. Поверьте мне, результат был бы виден сразу.

Нет, в армии России тоже очень много военных профессионалов, имеющих богатый боевой опыт, у которых можно многому поучиться. Но, бывает, попадаются «эксперты» в погонах, которые руководствуются методичками времен Второй мировой войны.

Помню, вышел у нас инцидент с одним таким докладчиком.

– Если ваше подразделение попало в окружение, то в этом случае вас может спасти лишь молниеносность и решительность действий, примененных к знанию местных условий, – вещал «эксперт», стоявший за учительским столом. – Следует завязать с врагами бой и по густоте огня быстро определить наиболее слабое место кольца окружения. Выделив из состава отряда две-три группы, вы приказываете им произвести отвлекающий маневр в нескольких направлениях, имитируя прорыв. Это дезориентирует врага. Полезно будет, если он решит, что вы обалдели от страха и ломитесь из его окружения безо всякого порядка, кто как, под девизом «Спасайся, кто может!». Враг расслабится.

Как только ваши группы поднимут шум, основные силы идут на прорыв в заранее определенном слабом месте кольца. Атака проводится клином, на острие которого помещаются пулеметы, без оглядки, с метанием гранат и криками. Разорвав кольцо огнем, тут же уходите, по возможности прикрывая отступление естественными препятствиями.

Если позволяют численность и состояние ваших людей, можно устроить засаду на бросившегося вдогонку противника. Например, прикрыть отступление «дорожкой сюрпризов». Это гранаты на растяжках, поставленные вперемежку с пустыми растяжками: граната – «пустышка» – «пустышка» – «пустышка» – граната – «пустышка» и так далее. Враг, напряженный первым взрывом, тщательно проверит одну-две следующие растяжки, после чего расслабится – и попадет на настоящую. И так далее, на сколько хватит времени, гранат и чувства юмора.

Надо помнить, что даже самый удачный прорыв всегда сопряжен с большими потерями. Поэтому лучше не допускать окружения вашего отряда силами противника. Но уж если до этого дошло, спасти вас и ваших людей могут только мгновенные, смелые и слаженные действия.

Докладчик монотонно бубнил себе под нос, читая с разложенных перед собой на столе листков. В учебном классе сидели двадцать человек из числа наиболее опытных сержантов и старшин 10-го ОДШБ. За окном сильный ветер гонял снег по пустому плацу воинской части, в классе было тепло, а унылый бубнеж докладчика усыплял.

Откровенно говоря, докладчик нес дикую чушь. Нет, если речь идет о боевых действиях пятидесятилетней давности, когда не было вездесущего «ока с неба», то да, тогда можно было провернуть такой фокус, который описывал мужчина в военной форме с громадной кобурой на боку. Но сейчас, в современной войне, когда не то что некоторые роты и взводы, а даже стрелковые отделения имеют свои БПЛА, рассуждать о том, что можно запутать противника криками и отвлекающими прорывами в разные стороны, было не просто смешно, а преступно.

Какой, к черту, отвлекающий рывок двумя-тремя группами? Какие крики и броски гранат? Он это серьезно?! Если в небе висят десятки вражеских беспилотников, которые следят за тобой минимум с трех сторон, то ни о каком внезапном прорыве и речи быть не может. Интересно, каким годом датируются источники, из которых списана эта лекция? Времен войны с Наполеоном?

Кричать во время прорыва – это верный способ выдать свое местоположение и дать противнику возможность тебя убить. Два года на войне приучили меня к тишине. Молчание не просто золото, молчание – это жизнь! На линии боевого соприкосновения противник порой бывает в считаных метрах от тебя и легко может расслышать не только громкую речь, а даже тихий шепот, щелчок предохранителя автомата и тому подобные звуки. А этот вещатель с трибуны рассказывает нам о криках во время прорыва из окружения. Серьезно?!

Я не сдержался и широко зевнул, громко щелкнув челюстью. Бамут, который каким-то противоестественным способом умел спать с открытыми глазами, встрепенулся от щелканья моих челюстей. Этот же звук услышал и докладчик, который тут же обратил на меня внимание.

– А вам, я погляжу, молодой человек, совершенно не интересна эта лекция? – притворно ласковым голосом спросил докладчик и тут же без всякого перехода как заорет: – А ну, встать, ёп твою мать! Ты что, сержант, совсем страх потерял?! Какого черта лысого тут зеваешь?!

Выглядел докладчик угрожающе: крупного телосложения, майорские погоны на плечах, АПС в деревянной кобуре на боку, рыжие американские ботинки на ногах и лихо заложенный под погон черный берет (причем достоверно было известно, что к морпехам он никакого отношения не имеет). Плакатная внешность. Сразу видно, что он прибыл сюда, чтобы показать себя и научить нас, сиволапых, премудростям теоретической военной науки. Причем зачастую, если не всегда, эти самые «военспецы» из тыловых штабов считали нормой громко материться и костерить почем зря не только простых солдат и сержантов, но и офицеров в различных званиях.

– Еще раз обзовете меня или выскажетесь неподобающим образом о моей маме, царствие ей небесное, – спокойно произнес я, встав из-за парты, – я вам ваш пистолет в жопу запихаю. И вот тогда вы поймете, что у ПМ есть весомое преимущество перед АПС – у «макарова» ствол не такой длинный.

– Что?! Что ты сказал, выблядок?! – взревел докладчик, выдергивая АПС из деревянной кобуры.

Хряс-сь! Бамут швырнул в докладчика свой ботинок и точным броском выбил пистолет из его правой руки, а сидящий за первой партой невзрачный щуплый мужичок, метнувшись, сбил бузотера с ног, в мгновение ока выдернул у него поясной ремень и скрутил ему руки.

Семен проскакал на одной ноге к столу, подобрал брошенный ботинок и нехотя натянул его на ногу. Бамут снял ботинки перед началом занятия и всё это время сидел в одних носках.

– Выдают всякое дерьмо, никак разносить не могу, – произнес он. – Быстрее бы на фронт, хоть нормальной обувкой разжился бы.

Докладчика аккуратно связали, вызвали Рыжика и сдали его майору, объяснив, что данный субъект угрожал нам пистолетом, вследствие чего был утихомирен, и неплохо бы его проверить на наличие запрещенных препаратов в крови. Комбат грустно вздохнул, угрожающе помахал нам кулаком и приказал оставить докладчика с ним в пустой аудитории один на один.

Чем там конфликт разрешился, я не знаю, но этого дядьку с АПС в деревянной кобуре мы больше не видели. И чего все эти офицеры из тыла так любят, находясь на передовой, тягать при себе АПС? Фетиш у них, что ли, такой? А если по сути, то я вам скажу, что хороший, опытный сержант с боевым прошлым стоит двух-трех необстрелянных капитанов, десятка лейтенантов и хрен знает какой кучи майоров с полковниками.

Сейчас, находясь в полном окружении в компании своих боевых товарищей числом не более полусотни рыл, я чувствую себя в большей безопасности, чем если бы оказался здесь в составе полного батальона или полка, состоящего не из опытных сержантов и старшин, а, к примеру, из переброшенных из тыла новобранцев или контрактников, не имеющих боевого опыта.

Сержант – самый главный человек на войне. Сержанты ведь не просто составляют костяк армии и чаще всего осуществляют управление, являясь командирами отделений, орудий, минометных расчетов и боевых машин. Сержанты – это хребет армии, ее основа и дух. Известнейшие полководцы и правители видели в сержантах основу, становой хребет армии и проявляли глубокое уважение к ним. Это отношение отражает высказывание Наполеона: «Египет пал к ногам не генералов и консулов, он покорен гражданином республики, а лучшие из граждан республики – мои капралы…» Павел I говорил: «Моя армия начинается с унтера, живет в унтере и побеждает унтером».

Военная история содержит множество примеров воинской доблести младших командиров. Однако их роль не исчерпывается личной храбростью и лидерскими качествами на поле боя. Основное содержание и главная задача каждого из сержантов и старшин – воспитание и обучение подчиненных.

В Русской армии и на флоте нижние чины были промежуточным звеном между офицерами и солдатами. Унтер-офицерам и старшинам отводилась главная роль в превращении новобранца в воина. В строевых частях пехоты, в кавалерии, артиллерии, инженерных войсках, равно как и в экипажах флота, исключительно они занимались обучением и воспитанием солдат и матросов. Нижние чины готовили рядовых, особенно новобранцев, к воинскому строю, выполнению различных служебных обязанностей, к действиям в боевых порядках.

Наделение унтер-офицеров, сержантов и старшин столь значимой ролью в деле подготовки молодых воинов обосновано их непосредственным участием в управлении боем. Ведь именно через них осуществлялось руководство элементами боевого порядка. Так, с опорой на десятских командиров были организованы армия Спарты и армия Александра Македонского, так строились вооруженные группы в воинстве монголов, и именно так, от уровня десятников, была отлажена организация казачьих округов в России.

Опять же, из сержантов потом получаются старшие сержанты, старшины и, не к ночи будет сказано, прапорщики. А эти уже могут и целый взвод в бой вести. Хотя взвод в бой вести могут и сержанты, причем не только взвод, но и роту, батальон и даже полк!

– Петрович, ну какой, нафиг, полк? – скривился я, подсматривая, что пишет Глобус в боевом журнале. – Ты уж палку-то не перегибай.

– Псих, ты сам меня назначил вести журнал боевых действий, поэтому теперь не лезь. Как хочу, так и веду.

– Блин, Глобус, ты превратил серьезный документ в какой-то художественный боевик! – возмутился я. – Нет, я понимаю, что твоя фамилия Чехов и она как бы обязывает хорошо писать, но ты уж сильно-то не преувеличивай.

– Как могу, так и пишу. Не нравится – сам веди боевой журнал, – категорично отрезал Глобус.

– Ай, пиши уже, – обреченно махнул я рукой.

Надо отметить, что писал Петрович хорошо, и когда я мельком через его плечо заглядывал в написанное, то всегда дочитывал до конца. Перед глазами сразу же вставала картинка с полным эффектом присутствия, что говорило о несомненном писательском таланте Глобуса. Но если он продолжит «лить воду» в том же духе, то ЖБД² превратится в «Санта-Барбару». Идет только пятый день обороны, а он исписал уже треть толстой тетради формата А4 на девяносто шесть листов.

– Между прочим, многие даже не знают, что это за зверь такой в военном и штабном деле – боевой журнал, – нравоучительно выставив указательный палец, заявил Глобус. – Для тех, кто не знает, скажу: это важнейший инструмент штабной работы, фиксирующий всю историю воинской части или соединения, ее опыт, как боевой, так и мирного времени. А главное его назначение – аккумулирование этого опыта для последующего изучения. А изучение опыта – это важнейшая часть военной науки. Резюмируя, скажу, что своевременное и правильное заполнение ЖБД есть показатель высокой штабной культуры в любой армии.

– Красиво сказал! – учтиво поддакнул Кок, ставящий перед Глобусом тарелку с пловом. – Товарищ комендант, снимите пробу, пожалуйста.

– Минуточку, – не глядя в тарелку, буркнул Петрович, дописывая что-то в журнале. – Сейчас сниму пробу.

Петрович у нас теперь не только писарь и ответственный за ведение ЖБД, он еще и комендант нашей «крепости». На нем вся хозяйственно-тыловая составляющая обороны, включая не только быт, но и кухню. Тут надо отметить, что желающих контролировать кухню было много, но Глобус волевым движением и крепким матом задвинул всех соискателей на задний план.

Старший сержант Чехов был редким по своей натуре человеком: самодисциплина, трезвый взгляд на жизнь, мастер на все руки, хозяйственный и одновременно с этим очень живой и отзывчивый. Он был не просто хозяйственником, который тут же навел порядок на захваченном украинском опорном пункте, проведя ревизию и поставив на учет все захваченные трофеи, он находил подход к каждому и добрые слова для всех, кто был рядом. В общем, идеальный комендант и тыловик.

– Псих, – кивком головы отозвал меня в сторонку Кок. – Псих, тут такое дело… – Повар, как-то маясь, отвел взгляд в сторону. – Можешь взять меня с собой на следующий боевой выход?

– Зачем? – насупился я.

– Хочу! – как-то резко, с вызовом произнес Кок. – Задолбало возиться с кастрюлями, хочу врагов бить! Возьми, а?

– Кок, братан, ты чего? – удивленно вскинул я брови. – У тебя же есть медаль «За отвагу». Тебе не надо ничего доказывать. Я видел тебя в бою, ты никогда не трусил. Ты чего?

– Да ничего, – раздраженно буркнул Кок. – Просто возьми с собой на боевой выход!

– Плов отличный, впрочем, как и всегда, – влез в разговор Глобус. – Степанов, ты иди к себе, а я с Психом твой вопрос обговорю и в ближайшее время дам тебе четкий ответ.

Кок тут же просветлел лицом и, забрав тарелку, убыл на камбуз – так он называл свой закуток, где готовил еду на газовой плите. Я ж говорю, Глобус у нас не просто комендант, а еще и штатный психолог. Такому можно простить и некие литературные отступления при ведении журнала боевых действий. Тем более что писал Чехов действительно хорошо, хоть порой и приукрашивал действительность.

– Это где же я приукрашиваю действительность? – насупился Глобус.

– Как где?! – всплеснул я руками. – Кто написал, что мы в первый день поразили вражеские «Брэдли»? Они, между прочим, подорвались на своих же минах. Так что мы здесь ни при чем.

– Ну так а я что, против? У меня в журнале четко написано: «…Вечером второго июня, командой из шести бойцов были установлены минные заграждения. Утром третьего июня при попытке подойти к нашим позициям враг подорвался на минах. Были уничтожены две БМП M2 „Брэдли“, одна БМП-1, танк Т-64 и бронеавтомобиль неизвестного производства…» Где я написал, что это мы их уничтожили?

– Правильно, но у читающего складывается впечатление, что «Брэдли» подорвались на наших минах, потому что у тебя написано про постановку мин и сразу после этого про подрыв на них. Понимаешь?

– Я понимаю, но нет же записи «на этих минах» или «нами уничтожены», правильно? Значит, я ничего не соврал. Короче, Псих, мне лучше знать, как вести бухгалтерию. Сам потом спасибо скажешь, когда будем на всех получать материальные выплаты за подбитую технику. В конце концов, не мелочись! Укропы нас ехали атаковать? Нас! А то, что они тупые и подорвались на своих же минах, так кто им доктор? Ты вообще зачем пришел?

– Изолента нужна и обжим для проводов. Есть?

– Да, вон на том стеллаже, – показал рукой Глобус.

– Спасибо.

Вот за то я и уважаю Петровича, что у него всё на своем месте. Нужна тебе изолента? Вот она, пожалуйста! Нужен инструмент? Вот, пользуйтесь! В войне побеждает тот, у кого крепкий тыл. В нашем случае тыл – это Петрович. А это значит, что мы победим в этом бою.

Надеюсь, что победим. А то ведь нас могут откалибровать и свои же, особенно после тех материалов, которые я вчера выкинул в Сеть. Мы ведь не просто так оказались здесь, в окружении за линией фронта. Это мои боевые товарищи так думают, а на самом деле у нас, а вернее, только у меня, есть еще одна миссия. Возможно, она даже более важная, чем уничтожение вражеской техники и живой силы. Речь идет о выкладке в общий доступ фактов, свидетельствующих о коррупции в оборонном ведомстве.

«Всё для фронта, всё для победы» – главный девиз тружеников тыла в годы Великой Отечественной войны. Без их поддержки в принципе невозможна никакая победа. Но есть проблемы. Не катастрофические, однако требующие незамедлительного решения. Мы не сможем победить фашизм, не одолев главного врага в тылу – коррупцию.

С каждой единицы военной российской техники навар получают десятки посредников. Все это знают и воспринимают как должное, к сожалению. В условиях войны такое недопустимо. Необходимы жесточайшие меры в борьбе с коррупцией. Китайская практика показала, что расстрелы коррупционеров очень хорошо повышают уровень порядочности и патриотизма среди топ-менеджеров и чиновников. Почему бы не перенять этот опыт? Народ поддержит. Жестко? Но иначе сейчас нельзя.

Однако всё это лирика. Первоочередная задача нашего подразделения, оказавшегося в глухой блокаде и полном окружении, – выжить и продержаться минимум две недели. Причем нам надо не просто сидеть, забившись в укрытие, нет, это было бы слишком легко. Нам надо активно обороняться и контратаковать, иначе мы не расшевелим этот муравейник.

– Сержант Пшенкин, – позвал меня Глобус, – хочешь, анекдот расскажу?

– Давай, – пожал я плечами, сматывая провода на СВУ, которое пластиковыми хомутами потом прикреплю на дрон.

– Командир роты вызывает сержанта, – начал Глобус. – И говорит ему: «Ты там сообщи Иванову, что умер его отец. Тока помягче, пожалуйста…» Сержант выстроил солдат на плацу. «Так, у кого отцы живы, три шага вперед! Иванов, мля! Ты-то куда прешься?!»

– Ха-ха-ха! – дружно заржали сидящие рядом Гвоздь и Джокер, которых я назначил себе в стажеры на операторов дронов.

– Смешно, – довольно цокнул я языком. – А в чем цимес? Ты же мне не просто так этот анекдот рассказал?

– Смысл в том, что надо смотреть на вещи ширше, а к людям относиться проще, – понизив голос до шепота, произнес Петрович.

– Не понял? – нахмурился я.

– Сбавь обороты, Псих, нельзя пацанов держать постоянно в узде, надо быть гибче. Ну хочет Кок пострелять по укропам, так сделай ему приятно – возьми с собой, ткни пальцем в кусты, крикни, что типа там укропы скрытно подобрались, пусть пацан постреляет в свое удовольствие. Он же безвылазно сидит в своем закутке и готовит в одиночку на всю нашу ораву без перерыва. Ему просто надо как-то пар выпустить, чтобы котелок не разорвало. Понимаешь?

– Да, – буркнул я. – Ты психологом не хотел работать на гражданке?

– Нет, мне и так забот хватает. Вот когда станешь, как я, многодетным отцом, тогда меня и поймешь.

– Глобус, всё хотел спросить: а откуда ты так хорошо иностранные языки знаешь?

– Матушка моя родилась за границей, во Франции, в СССР ее привезли родители, они были потомками эмигрантов. А батя мой, царство ему небесное, был военным советником и не вылазил из командировок по Африке и Азии. Матушка свободно разговаривала на французском и английском, она в детстве меня к языкам и приучила: порой целыми днями разговаривала со мной исключительно на французском. Вот так и я выучил языки.

– Отец погиб в командировке?

– Ага, где-то в Африке в восьмидесятых, нам спустя несколько лет после смерти его останки в цинке привезли.

– Соболезную.

– Спасибо, но я отца толком и не знал, даже особо не помню, он все время был в разъездах. И географию я так хорошо знаю только потому, что всё детство и юность себе представлял, что отец жив и сейчас находится где-то в Африке или Азии. Мечтал выучиться на дипломата и объездить весь мир, чтобы отыскать отца. Хоронили его в закрытом гробу, лицо нам не показывали, и матушка всё думала, что внутри пусто, а батя мой где-то в секретной командировке, о которой семье знать не положено. Я, когда студентом стал, даже художественную книгу написал про похождения бравого капитана в Африке, – каким-то мечтательным тоном заявил Глобус.

– Книгу? – удивленно присвистнул Бамут, сидящий рядом. – Охренеть! А как называется?

– «Вольные стрелки». Это было в конце девяностых, мне тогда еще двадцати не было, тогда вообще легко было издаться. Но суть не в этом. После того как моя книга появилась в продаже, на меня вышел один из бывших сослуживцев отца и рассказал, что тот погиб при непонятных обстоятельствах. Дескать его отравили британские агенты, потому что мой батя должен был возглавить очередное восстание или государственный переворот в одной из африканских стран, и было это не в тысяча девятьсот восемьдесят третьем, а в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Короче, так я и не узнал, где и когда погиб мой отец, но то, что он умер где-то в Африке в начале восьмидесятых, – это бесспорный факт. После того разговора у меня как-то приоритеты в жизни изменились, я бросил вуз, ушел в армию, попал на вторую чеченскую войну, а потом, уже после дембеля, как-то само собой вышло, что стал работать сам на себя, индивидуальным предпринимателем, – грустно вздохнув, закончил свой рассказ Глобус.

– А я рад, что так всё вышло, – неожиданно для себя заявил я. – Сложись жизнь иначе, и ты, Глобус, здесь точно не оказался бы. А без тебя нам хреново бы пришлось.

– И вам, сынки, спасибо, – грустно улыбнувшись, ответил Петрович. – Спасибо, что не зассали, как некоторые ваши сверстники, не сбежали в Грузию или Армению, а взяли в руки оружие и пошли Родину защищать. Какая бы она хреновая ни была, эта Родина, как бы вас ни гнули и ни били ее должностные лица, но Родина – она, как мать, одна на всю жизнь, и ее надо защищать.

Вот в этом весь Глобус. Как ни поверни разговор, но последнее слово всегда за ним, и, черт возьми, весьма приятное слово. Прям не Глобус, а самый настоящий замполит.