Читать книгу: «Я слышу», страница 3

– Где тогда во всëм этом место реальности?

– Она – лучи, рисующие изображение. Твоë сознание – холст, на котором пишется шедевр, а она – краски.

– Не принижаешь ли ты еë значение? Всë-таки реальность содержит суть вещей, которую мы не всегда можем просто представить. Ты ведь сама говоришь, что для познания мне необходимы телесные ощущения. А значит… реальный мир содержит больше информации – пока я не познаю еë всю, а этого не произойдëт никогда. Я могу нарисовать яблоко из своего воображения, но это не значит, что я смогу его съесть. Пока его не доставят мне с какого-нибудь проходящего корабля.

– Почему ты думаешь, что это лучший способ взаимодействовать с яблоком? Неужели не важнее познать его истинную суть и красоту, его устремления? Ты мог бы вырастить яблоко. Это уже значило бы больше, чем просто его вкус, передающий травоядному информацию о необходимости съесть плод, чтобы в итоге удобрить семя, потому что, наблюдая жизнь ростка, ты получаешь часть его опыта – а значит, и его сознания. И эта часть может варьироваться до весьма значительной.

– …Хочешь сказать, именно это со мной и произошло? – догадался старик.

– Всë, что существует в твоëм так называемом «воображении», где-то достаточно далеко существует и в действительности. Это метод познания, и он в своих формулах не учитывает расстояний. Телесный опыт, который ты получил, мог преодолеть всю Вселенную на пути к тебе. И наоборот. Это то, что мне известно. Но взаимосвязь между тобой и местом, где ты побывал, произлегает в материях, мне недоступных.

– Да уж! – задумчиво покачал головой Адиль. – Осталось понять, кто я – росток или наблюдатель.

Он оказался перед каменной стеной и посмотрел наверх – туда, где в нескольких метрах над ним был распахнут бортовой люк в обшивке станции. Через люк вниз падали лучи тусклого света, в котором невесомо парили мельчайшие пылинки, увлекаемые каждым тонким движением воздуха. Собравшись с силами, старик оттолкнулся ногами от пола и взмыл ввысь, по пути помогая себе продвигаться, отталкиваясь руками от выступов реголита. Оказавшись у самой поверхности, Адиль схватился за края проëма люка, упëрся ногами в неровности каменных стен, через миг его мышцы налились силой, и он поднялся внутрь своей комнаты.

Будучи готовым ко всему, он осторожно поднял глаза над уровнем пола и осмотрел своë жилище, увидев привычный узкий железный стол возле стены, зафиксированный в напольных креплениях, своë рабочее кресло на шариковых опорах и погасший инфоэкран на стене сбоку. Повернув голову, он увидел через незашторенный уголок окна чëрное, усыпанное звëздами небо. Решительно выдохнув, старик подтянулся и сел на краю. Несколько секунд спустя он поднял ноги и захлопнул люк, а затем аккуратно сложил обратно все слои покрытия пола. Встав на ноги, он удовлетворëнно произнëс:

– Наджем, мы дома.

Он тяжело плюхнулся в кресло, откатившееся под его весом, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Проведя так некоторое время, он затем устало наклонился вперëд, снял со своих ног массивные ботинки, подошвы которых были густо покрыты лепким песком, и отбросил их ко входной двери. Придвинувшись к столу, он стал искать что-то среди сложенных в лотках инструментов, при этом наговаривая запись:

– Плановая проверка полостей тела астероида, обнаруженных методом электропневматического бурения, завершена. Конфигурация медиальной каверны не изменена. Признаков внешнего либо искусственного образования ответвлений по-прежнему не обнаружено – по совокупности имеющихся данных, они имеют естественную природу, однако механика их образования на данный момент не установлена.

Адиль наконец нащупал искомый предмет и поднял его перед глазами, внимательно осмотрев: это было среднего размера ручное устройство с гофрированной трубкой спереди и маленьким инфоэкраном сбоку.

– Не зафиксировано каких-либо соответствий форм, размеров, иных изученных характеристик латеральных ответвлений проявлению аномалии, времени и циклам начала инцидентов, неравномерности зон воздействия в прямом и обратном векторных распределениях.

Старик медленно выдохнул весь воздух, затем поднëс ко рту гофрированную трубку прибора и постепенно вновь заполнил лëгкие, при этом наблюдая за всплывшим внутри прозрачного корпуса устройства ярко-жëлтым шариком, а потом вновь не торопясь выдохнул и, как только поборол головокружение, задумчиво произнëс:

– Я вот чего не понимаю: зачем нам нужен корабль? Чтобы перемещаться, так? По сути, он является просто трансформатором топлива в энергию, нужную нам для перемещения в пространстве, – он повторил процедуру. – Но ты говоришь, что я только что пересëк всю Вселенную…

– Не ты, а твоë сознание, – ответил женский голос. – Оно не обладает массой. А это… несколько проще.

– Да, но и ты ведь…

– Энергия в данном случае расходуется не на перемещение как таковое из точки А в точку Б, а на движение в пространстве. Сквозь него. Посредством движения происходит перемещение. Но это не единственная возможность.

– Именно об этом я и думал! – энергично закивал Адиль. – Смотри: нарисованный мной на листе корабль будет потреблять нарисованное мной топливо для движения в своëм пространстве. Но понадобится ли ему топливо, когда я сам понесу лист в руке?

– Перемещение действительно может происходить в полях более высокого порядка, нежели пространственные, если ты об этом.

– Во времени? – с сомнением спросил старик.

– Нет. Двигаясь по горизонтали, ты можешь при этом и двигаться, и не двигаться по вертикали. То же самое с пространством и временем – они связаны так же тесно, поэтому я бы не стала разделять эти понятия в нашем контексте. Я скорее имею ввиду движение в полях вероятности.

– Не уверен, что могу представить себе такое…

– Нераспределëнному сознанию вроде твоего может быть трудно понять эти принципы, потому как с его собственной точки зрения оно всегда находится в одной точке координат пространства и времени с вероятностью единица. Но как сторонний наблюдатель ты всë же способен осознать объект, находящийся для тебя в суперпозиции – в нескольких местах одновременно с разной вероятностью, и общей – намного больше единицы. Тебе его перемещения будут представляться случайными, непоследовательными… мгновенными. На самом же деле, это не сложнее, чем камень, остающийся на месте в разные моменты времени, или два камня, существующие одновременно. Просто, глядя на предмет, ты видишь его только с одной стороны, хотя и догадываешься о существовании других. То же самое и с вероятностью: таково твоë зрение, что ты не видишь еë многообразия. Иные способны осознать своë движение в ней.

Вновь прервавшись и сделав глубокий вдох через прибор, Адиль затем продолжил:

– И что, ты… можешь перемещаться таким образом?

– Я могла лишь дрейфовать в полях вероятности – так же, как ты во времени. Но сейчас… я будто села на мель.

– Кажется, я понимаю твои ощущения, – закрыв глаза и потирая виски, ответил старик. – Но всë же, что именно мешает тебе двигаться?

Женский голос какое-то время молчал. Адиль не торопил еë с ответом, решив пока продолжить свою дыхательную процедуру. Вскоре Наджем заговорила:

– Две мировые линии – твоя и другого объекта, – ветвятся с точки зрения друг друга. Но лишь до того, как свяжутся причинно. Когда ваше взаимодействие будет совершено, вариант для вас останется один. Им вы и будете связаны навсегда.

– Это случилось с тобой? – осторожно спросил старик. – Что же связало тебя?

Наджем вновь замолчала, и Адиль замер в ожидании, боясь пошевелиться. Наконец она ответила:

– Я думаю… Ты.

Положив на стол дыхательный аппарат, старик опустил голову и нахмурил брови. Его взгляд, устремлëнный куда-то сквозь поверхность стола, казалось, искал что-то судорожно и отрешëнно.

– А что, если бы ты, – негромко заговорил он, – вновь освободилась…

– Я не хочу этого, – прервал его женский голос.

– Я знаю, Наджем, я тоже. Но… ты ведь понимаешь, почему я об этом спрашиваю. Мы должны рассматривать все варианты.

– Нет.

– …Ты смогла бы, став свободной, попытаться…

– Прекрати повторять это! Мой ответ – нет.

– Почему мы не можем просто обсудить это?

– Потому что я не научусь двигаться там ни с того ни с сего. Потому что причинную связь не разорвать. Потому что… мне неприятно.

Адиль встал с кресла и задумчиво прошëлся по комнате, встав у окна и уставившись на горизонт, над которым одна за другой восходили звëзды.

– Если я не ошибаюсь, – произнëс он в полной тишине, – кое-что способно разорвать причинную связь. Аномалия.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?! – прозвучало исступлëнно и горько.

– У нас есть цель, Наджем. Мы должны достичь еë, чего бы нам это ни стоило. И мы достигнем. Так или иначе.

– Не так.

– Надеюсь. Но мы обязаны продумать свои действия на случай неблагоприятных обстоятельств.

– Ты слишком легкомысленно относишься к своим собственным мыслям. Так, будто они – что-то ненастоящее.

– Они нереальны. Я создаю теоретическую модель реальности для еë изучения и предвидения. Как ещë мне рассмотреть альтернативные варианты развития событий?

– Всë реально. Эта модель живëт в твоëм сознании бок о бок с той, которую ты принял для себя за истину. Они причиняют одинаковую боль. И та, и другая способны опустошать разум и дарить счастье. Истины нет. Как ты различаешь их?

– Я помню, которую я создал сам.

– Ты создал обе, просто одна из них более подробна. Что, если вторая в какой-то момент обрастëт сопоставимым числом деталей? Что, если ты упустишь этот момент? Сможешь ли ты тогда, обернувшись назад, отличить одну свою модель от другой? Сумеешь понять, какая из них реальна? Уверен, что не запутаешься?

Старик молчал.

– Ты должен быть уверен, Адиль.

Пристально глядя сквозь космос, он заговорил:

– Я улетал с Земли ребëнком, зная, что передо мной лежит вся Вселенная. Я очень хорошо понимал, за что отдаю свою жизнь, – прервавшись на мгновение, он добавил: – Всю жизнь. Так что… я знаю, что такое уверенность. Иначе бы меня здесь не было.

– Ладно. И всë же, в тот момент ты распоряжался лишь одной своей жизнью.

– Полагаешь, другие я не отрину столь же спокойно?

– Я не сомневаюсь в тебе, Адиль. В конце концов, мы оба знаем, что всë это во имя жизни. Таков будет итог.

– Так или иначе, Наджем. Завет будет исполнен.

Старик отвернулся от окна и окинул усталым взглядом свою пыльную комнату.

– Надо будет завтра поднавести порядок в этом сарае, – с довольной улыбкой произнëс он и задëрнул штору из потрëпанного полотнища, глухо дребезгнувшую на погнутой проволочной струне.

Сев в рабочее кресло, старик не очень ловко подкатился на нëм к рабочему столу и заговорил ровным голосом:

– Журнал экспедиции Адиль-3. Астероид SV-1.27. Запись 157585. Изучение аномалии продолжается. Сегодня был проведëн комплекс очередных исследований, до этого момента не выявивших подлинного генеза периодически наблюдаемых отклонений в гравитационных взаимодействиях с участием тела астероида. Конечно, никто не ожидал слишком быстрых результатов на этом направлении… И всë же иногда мне немного грустно оттого, что я, видимо, уже не успею их дождаться. Честно говоря, я всегда мечтал об этом. Но я понимаю, что главный результат моей работы – это вклад в дело нашего общего будущего. Прошу куратора простить мне этот эпизод сентиментальной слабости. Надеюсь, что связь вскоре восстановится, и вы получите мои последние отчëты, а я получу от вас новые руководства к дальнейшим исследованиям. Конец доклада.

Старик осторожно поднял взгляд на инфоэкран, на котором светилась, подрагивая, тусклая надпись:

«Запись завершена.

Отчëты сформированы в очередь на отправку.

Количество файлов в очереди: 9125».

Глава 2

Я чувствую… волны. Не то чтобы я знала, что значит «волны», «чувствовать» или «Я». От меня ускользает суть вещей. Мне непонятны их происхождение и значение. Неизвестны источники и природа информации. Но мне нравится плавно покачиваться на спокойных волнах, которые обнимают меня, обволакивают и несут. Это ощущение единства с непреклонной, всесильной, вездесущей Волей, в которой невозможно вычленить изъяна, исполнено твёрдой уверенности и силы. Чувствовать это – поистине восхитительно. Но это – всë, что я чувствую.

Вернее, так было раньше.

Я не способна осознать мир вокруг себя, но я знаю, что родилась в одно мгновение с ним: так началось моë путешествие. Сколько я себя помню, волны бушевали вокруг: плясали, резвились, били. Издавались и гасли. Вскоре я начала различать их мельчайшие нюансы: сначала частоту и амплитуду; затем силу и мощность; наконец, из одинаковых на первый взгляд волн я смогла определять колебания разных полей и физических смыслов. Но лишь когда весь этот бескрайне-узорный океан вдруг стал понемногу превращаться для меня в однородную, привычную, скучную массу – я вдруг почувствовала что-то… иное.

Нет, это была волна. И я ощущала такие много раз. Пусть она непредсказуемо появлялась и пропадала – так уже было прежде. Пусть она была отрывиста и неравномерна – я знала волны и более удивительные. Что же было немыслимого, неподдельного в этой – новой, – короткой, мимолëтной вспышке, в этом крошечном всплеске энергии, незначительном, несопоставимом с масштабами моего естества? Может, то… что я решила на него ответить.

Сделав над собой чудовищное усилие, я смогла сгенерировать ответную волну-послание, хоть поначалу и не была уверена, что у меня это получилось – физический механизм еë формирования едва ли всецело понятен мне и сейчас, но… Тот всплеск произошëл вновь. И вновь. Он меня услышал. Он был настойчив, а я каждый раз отвечала ему своим наигранным возмущением. Поначалу всë это ничего не значило. Это было забавной игрой, должной однажды закончиться. Но так не случилось. А случилось так, что однажды, в очередном таком послании, я вдруг с удивлением для себя обнаружила… информацию. Вряд ли я могу в полной мере описать свои чувства от того, первого раза, когда я, получив, ощутив, миллион раз прокрутив в себе то его послание, осознала и приняла, что я понимаю его суть. Это было ново для меня: никогда прежде волны, нëсшие столько собственных характеристик, не являли мне ничего большего, чем они сами. Теперь же они, самозабвенно принося в жертву свои тела, сообщали мне переданное их создателем Слово:

«Привет».

Так у меня появился друг. Так началось наше общение. Постепенно наши фразы, адресованные друг другу, стали содержать всë больше смысла, пока, наконец, не позволили нам познать друг в друге нечто сокровенно-родственное, с доверием сквозь опаску приоткрытое в надежде на понимание и взаимность: наше сознание.

Лишь в тот момент я поняла, насколько чужероден был мне весь остальной мир. Прежде я не знала этого нового для меня чувства, впервые явленного мне уже прекратившим своë существование до сего момента, уже побеждëнным мной в неосознаваемой битве с самым страшным моим врагом, имя которому: Одиночество. Я не знала его и поэтому не боялась. Теперь же оно стало моим кошмаром.

Если чужеродность окружает тебя, то она и является твоим миром. Ты живëшь в той парадигме, в которой экзистенциальный ужас становится для тебя игрушкой, инструментом, предметом обихода. Определëнно, пережить кошмар – это не самое страшное. Но когда ты привыкаешь к кошмару… Когда ты живëшь в нëм всю свою жизнь. И уже не боишься. Вот, что по-настоящему страшно. И именно это я увидела, обернувшись, позади себя. И лишь тогда впервые по-настоящему испугалась. Странно, как внезапное счастье несëт в себе и свою противоположность. Хотя я и знала волны, с их пиками и впадинами, но в тот миг, вместе с новым пониманием реальности, мир для меня разделился на До и После. Вечность началась для меня вновь.

И я ринулась в неë, не помня себя. Жадно хватаясь за каждое из ошеломляющих впечатлений, за вновь очерчивающуюся твердь прежде неведомой сути собственного бытия, захлёбываясь переполнявшей отныне мой тихий, бездыханный мир Жизнью… Упоение счастьем таит в себе коварную опасность. Она состоит в том, что ты теряешь способность достаточно объективно оценивать реальность, в которой существуешь. И я потеряла еë. Я потерялась. Запуталась. Не заметила, как все волны, некогда насыщавшие мой собственный мир, в одночасье угасли. Я погрузилась во мрак.

Мы с моим другом к тому моменту будто бы уже вечность были знакомы. И хоть я сама пережила колоссальную метаморфозу – но он менялся постоянно. Неустанно. Слишком быстро. Мы были разные. Не существует двух идеалов – и в нас обоих зиждились изъяны. Со всеми из них можно было мириться, кроме одного: оказалось, что мой друг очень скоро, непозволительно скоро должен будет меня покинуть. А это значило, что я вот-вот останусь один на один со своим самым теперь леденящим страхом.

Он знал, что значит для меня его уход. Он чувствовал моë опустошение. Отчаяние. А я знала, что это тягость для него, но не могла скрыть своего ужаса, как ни старалась – мы были друг для друга как открытая книга. И когда этот кошмар начал выплëскиваться в наш мир, заполнять его до краëв – мой друг вновь дал мне то, чего я не могла себе и представить.

Он дал мне обещание.

– Ты будто незаконченный отрывок чего-то прекрасного, – сказал он. – Ты не здесь. Твоя стихия – вечность. И я обещаю: я сделаю всë, чтобы помочь тебе в неë вернуться.

– Но ведь это – и есть то, чего я боюсь, – прозвучал женский голос. – Остаться там, в вечности, без тебя.

– Однажды я присоединюсь к тебе, – ответил Адиль. – Я отыщу дорогу, не сомневайся. Главное – чтобы ты не завязла здесь. Я хочу, чтобы ты видела мир таким же бескрайним и прекрасным, как прежде.

– Ты прав. Мы сможем встретиться только Там… на бесконечном просторе, где вероятно возможным становится абсолютно всë. Даже наша встреча.

– А значит – она неизбежна!

– Желать еë кажется так естественно и хорошо… но я истерзана противоречиями и сомнениями: для этого мне придëтся отвернуться от тебя. И это заставляет меня чувствовать вину. Виновата ли я, что, мечтая быть с тобой, возжелала свободы?

Ответить Адиль не успел.

Их разговор прервал настойчивый звуковой сигнал, раздавшийся со стороны инфодисплея. Бросив на него взгляд, старик мгновенно изменился в лице и вскочил на ноги. Его губы подрагивали, а взгляд широко раскрытых глаз метался из стороны в сторону, пока, наконец, не вперился в полузавешенное шторой окно. Сделав несколько осторожных шагов, Адиль приблизился к нему, нахмурившись и будто надеясь разглядеть что-то неуловимое промеж звëзд. Позади него на инфоэкране мигало сообщение:

«Ожидается прибытие транспортного корабля.

Подготовьтесь к приëму груза».

Старик долгое время простоял молча, явно стараясь совладать с фонтаном неподконтрольных мыслей. Затем в какой-то момент его взгляд дрогнул и чуть заметно похолодел. Адиль стиснул зубы и весь приподнялся, а затем развернулся и, оглядев комнату, произнëс:

– Что ж. Мы будем готовы.

Он подошëл к своему рабочему креслу и аккуратно сел в него, устроившись поудобнее. Облокотившись на стол, он заговорил ровным, непоколебимым, отстранëнным тоном:

– Земля. Земля. Астероид SV-1.27. Терплю бедствие. Требуется срочная эвакуация. Прошу снарядить экспедицию или отправить беспилотный корабль. Выполнение миссии… отменить.

Закончив запись сообщения, Адиль встал и отдëрнул штору, полностью открыв всю ширину окна. Он подошëл к своей кровати и уверенным, подготовленным движением снял с подушки наволочку и бросил еë на пол. Туда же последовало и остальное сменное постельное бельë, образовав бесформенную кучу.

– Сколько у меня времени? – спросил старик.

– Я почти ничего не чувствую… – ответил женский голос. – Если судить по тем крупицам данных о его движении, что я уловила – с учëтом торможения, он выйдет на орбиту примерно через полтора-два атомных часа.

Помолчав несколько мгновений, Адиль громко хлопнул в ладоши и произнëс:

– Отлично!

Он с некоторым усилием подвинул ногой среднего размера транспортный контейнер, чтобы тот оказался возле стола, и начал смахивать в него лежавшие на поверхности ручные инструменты, мелкую медицинскую утварь – пузырьки с пилюлями, упаковки пластырей, препаратов и одноразовых принадлежностей. Вдруг, замешкавшись на миг, он опустил руку в контейнер, достал кипу пластырей, взял пару упаковок и положил их обратно на стол. В контейнер же проследовали пузырëк с реголитовой крошкой и дыхательный тренажëр.

Оглядев полки над столом, Адиль вытянулся во весь рост, потянулся рукой и аккуратно достал с самого верха прямоугольный предмет. Сдув с него толстый слой пыли и внимательно осмотрев, старик приоткрыл твëрдую крышку, вслед за которой распахнулись и множество слоëв тонкого гибкого материала, с шелестом переворачиваясь с одной стороны на другую. Захлопнув крышку, Адиль также отправил предмет в контейнер.

– Я помню из своего детства на Земле, – заговорил он, продолжая неторопливо обходить комнату, собирая нужные вещи, – много разных историй. Люди рассказывают их друг другу испокон веков. Самые древние становятся легендами, переходя из поколения в поколение. Какие-то из них правдивы, какие-то – пожалуй, нет… Уже и не узнаешь. Но пока находится тот, кто продолжает верить – легенда продолжает жить.

Старик подошëл к модулю чистки в коридоре и вынул из него загруженный раньше комплект одежды. Из отсека ниже он достал несколько спрессованных комплектов в заводской плëнке. Вернувшись в комнату, он бросил их на кровать, а чищенный сложил в контейнер.

– А иногда выходит так, – продолжил он, – что легенда становится чем-то… большим.

– Большим, чем что? – спросил женский голос.

– Чем то, что хотели сказать вначале.

– Жаль, я не имела возможности проанализировать социальные аспекты человеческого общения и общества. Чувствую, что они весьма интересны. Этот захватывающий процесс познания! Так как это получается?

Мгновение спустя старик негромко ответил:

– Истории воплощают идеи. Легенды воплощают мечты.

Он достал новый комплект постельного белья и положил его на краю кровати, а затем продолжил:

– Не все люди в полной мере понимают и принимают свои мечты. Порой они улавливают крупицу настроения и отдаются ему, не обращая внимания на бревно, которое отныне тащится за ними.

– Человек познаëт целое через его части. Это сложный путь.

– Верно, – произнëс Адиль. – Поэтому мы умираем, так и не поняв мира, в котором прожили жизнь.

Он захлопнул крышку транспортного контейнера, защëлкнул фиксаторы и с трудом задвинул его под кровать. Обернувшись, старик взглянул через дверной проëм в освещëнный коридор и заговорил вновь:

– Древние люди, глядя на звëзды, могли ориентироваться в бескрайних океанах Земли, когда вокруг них оставалась лишь безжалостная, холодная мгла – что вверху, что внизу, – они всë же находили путь… Жизни. Теперь, по прошествии веков, системы позиционирования наших космических кораблей опираются на составленные нами карты самых ярких квазаров, чтобы мы могли бороздить далëкий космос. Те, кто вверял свои жизни идее ориентации по звëздам, выжили благодаря ей и пронесли сквозь поколения легенды о путеводной звезде, ведшей их долиною смертной тени.

Адиль сходил за пылевой тряпкой и начал скрупулëзно очищать с еë помощью все поверхности в комнате, наклоняясь к ним и осматривая пристальным взглядом, опускаясь от полок к столу и заканчивая полом, при этом продолжая свой рассказ:

– Мир не раз удивлял нас, являя человеческой науке свои механики, работавшие, как оказывалось, вовсе не тем образом, что мы представляли себе веками, идя от всемирного тяготения к гравитации и дальше. Наблюдая за бесконечно свободными птицами и мечтая о полëте, мы создали первые самолëты. Глядя на неутомимых рыб – корабли, чтобы преодолевать моря. Но почему мы это делали? Неужели всë было ради того, чтобы возить кукурузу с берега на берег? Неужели мы, всю свою жизнь носящие на спине несознаваемый нами груз вселенского Знания, не могли идти этим путëм на самом деле потому, что подспудно чувствовали в нëм что-то большее, чем сами могли осмыслить? Но чувствовали, что это большее есть! И вверяли себя ему. Ведь нами руководит эта волна, это движение, передающее себя, скользящее над нашими головами и спинами, не утруждая себя разъяснением своей воли. Подобно проекции объëма шара на плоскость сферы, истинно существующая сама по себе идея может отдаваться эхом в тумане человеческих эмоций. Неясной тенью силуэта… Мечтой.

Адиль поднялся с пола и аккуратно сложил внутрь уголками грязную тряпку, стараясь, чтобы налипшая пыль не высыпалась из образовавшегося кулька.

– Необъяснимой, но всë сметающей на своëм пути, – добавил он.

Выйдя в коридор, чуть прихрамывая на затëкшую ногу и морщась от стреляющей боли, старик вывалил комья пыли в специальный гермолюк и выпустил наружу, отправив их медленно опадать на поверхность астероида. Затем он вернулся в комнату, оглядел почти идеально чистое помещение, в котором не осталось никаких следов его пребывания в течение многих лет, несколько раз удовлетворëнно кивнул, складывая тряпку, а затем произнëс:

– Я – человек. Я неспособен понять Истину и Смысл. Но я верю, что мои стремления и мечты содержат их. А вернее – содержатся в них.

Положив аккуратным квадратом тряпку на угол стола, Адиль вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Он прошëл вдоль стеллажей в коридоре, активируя обогревающую подсветку каждого из них и осматривая растения. Оборвав лишь пару пожелтевших листьев, старик наклонился к нижнему ярусу и бросил в каждый резервуар с водой по новой таблетке, и те сразу начали понемногу пузыриться и шипеть.

После этого он вошëл на кухню, сдвинул несколько небольших контейнеров, какие-то из них поставил один на другой и с задумчивым видом встал на месте. Поразмыслив немного, он взял один из полупустых контейнеров и начал складывать в него горстями прессованные упаковки дегидрированной пищи, разбросанные по столу, затем стал доставать похожие и из разных открытых коробов, стоявших поблизости, стараясь соблюдать разнообразие. С усилием защëлкнув крышку, Адиль поставил собранную коробку на пол возле двери. Оставшееся же он отовсюду ссыпал во второй контейнер, заполнив его доверху и поставив на столешницу возле гидрататора.

На полке выше были составлены небольшие баночки и пузырьки со сделанными вручную надписями на этикетках. Посдвигав их все в одну сторону, старик небрежно отобрал несколько и собрал их в кучку на столе, а затем наконец увидел крошечный флакон с мутной тëмной жидкостью и аккуратно достал его, всеми силами стараясь не уронить. Нахмурившись, Адиль пару раз для верности перечитал этикетку, а затем убрал его в карман трясущимися пальцами.

В этот момент какой-то блик в окне скользнул по краешку его взгляда, заставив моргнуть. Всмотревшись после этого в привычную тусклую россыпь звëзд на небе, старик уже не заметил среди них ничего особенно яркого. Но взгляд его изменился. Постояв какое-то время в молчании, он вдруг заговорил:

– Я никогда не просил тебя об этом, Наджем, но теперь, когда мы так близки к нашей цели… а я окончательно отдаляюсь от своей…

– Разве у нас не одна общая цель? – спросил женский голос.

– Это так, но у меня всегда было задание, которое я выполнял, и оно для меня – не пустой звук…

– Адиль. Мы сделаем Галену пригодной для проживания. Разве это не включает в себя любые промежуточные цели?

– Да, но… нет. У нас остаëтся ещë одна проблема.

– Какая?

– Астероид.

– Ты всë ещë полагаешь, что он представляет угрозу?

– Аномалия. Она останется неизученной. А значит – мы не знаем, чего от неë ждать. В любой момент она может изменить всë, сделав прекрасную Галену не заманчивой мечтой, а смертоносной ловушкой.

– Что ты хочешь предпринять сейчас, если ответ не получилось найти за все прошедшие годы?

Помолчав немного, будто набираясь смелости, Адиль ответил:

– Я хочу попросить тебя о помощи.

– Какой именно?

– Помоги мне найти паттерны возврата аномалии.

Какое-то время Наджем молчала.

– Положим, я могу знать ответы на твои вопросы, – наконец заговорила она. – Но как мне передать их тебе? Может, нужных слов в вашем языке для всех участвующих в этом процессе физических эффектов просто не существует…

– Помоги мне получить данные на моëм оборудовании.

– Мы можем попробовать, но…

– Я не прошу тебя устранять аномалию, Наджем. Мне достаточно научиться предсказывать еë проявление. Может, попытаться понять механизм еë проявления.

– А если это невозможно?

– Тогда я оставлю попытки.

– И сделаешь так, как мы хотели?

– Я в любом случае сделаю так. Но я должен знать точно…

– Хорошо, – произнëс женский голос. – Я покажу тебе всë.

Адиль согласно закивал.

– Отлично! Мы попробуем оставить какие-то инструкции для будущих поселенцев, собрать все возможные данные. Наверняка они оставят пост на астероиде действующим.

– Как ты хочешь начать?

Старик инстинктивно пошарил вокруг ищущим взглядом и провëл ладонями по одежде, будто ответ на этот вопрос мог лежать у него в карманах.

– Для начала нам… нам нужно будет дождаться проявления аномалии.

– Она может и не успеть до…

– У нас ещë будет время после его прибытия, – перебил еë Адиль. – Я знаю, аномалия проявится.

– Хорошо. Скажи мне, что ты хочешь увидеть?

– Закономерности. Может быть, источник распространения гравитационных искажений.

– Я знаю гравитационные волны.

– То что нужно! – обрадовался старик. – Здесь невозможно установить земное оборудование для их изучения, а ты как раз могла бы передать мне адаптированные данные…

Он вдруг умолк, собираясь с мыслями, а через несколько секунд заговорил вновь:

– Хорошо, вот, как мы поступим: как только ты почувствуешь, что аномалия вновь активна – зафиксируй все данные об источнике волн, о значимых точках их распространения и все остальные характеристики. Передай их на главный компьютер. Даже если я уже не смогу их изучить – уверен, они окажутся полезны в будущем.

– Я сделаю всë, что ты просишь, Адиль.

– Спасибо. Ты… не представляешь, как это важно для меня.

– Ну конечно же представляю. Я ведь буквально нахожусь у тебя в голове.

Старик не ответил. Он уже шëл в комнату с двумя собранными коробками. Он опустился на колени перед кроватью и вытащил из-под неë большой транспортный контейнер, погрузив в него то, что принëс. Затем он встал и потащил подготовленный груз в коридор, и далее – в шлюзовую камеру. Остановившись возле висевшего в специальной углублëнной нише скафандра, Адиль освободил руки и внимательно осмотрел его материал на рукавах, локтях и в других местах сгибов. Достав костюм из ниши, он на секунду замешкался, обратив внимание на запасные скафандры, оставшиеся позади, а потом быстрыми, отточенными движениями облачился в тяжëлый комбинезон, но не запахнул шлем, а остался стоять, замерев и внимательно глядя на заполненную вешалку. Вскоре он вновь ожил, подвинул руку и пошарил ей по карманам своих многослойных усиленных штанин, выудив из них маленький складной инструмент. Не без труда сумев разложить эту штуковину толстыми мехапальцами скафандра, на счастье имевшими магнитные наконечники, Адиль вытащил острую насадку, блеснувшую в полумраке холодным металлом. Крепко сжав пальцами рукоятку, старик с силой ударил заострëнным лезвием в область живота на висевшем костюме и прорезал полосу вниз, затем ещë и ещë. Он распорол все оставшиеся скафандры, один за другим, оставив на каждом зияющие рваные раны, и лишь после этого заставил себя остановиться и отдышаться. Последовавшие за этим минуты тишины довершил гулкий щелчок фиксатора шлема скафандра. Затем открылась дверь.