Читать книгу: «Секс, любовь и опасности близости: Как сохранить страсть в отношениях, когда медовый месяц закончился. Возвращение удовольствия: Как преодолеть сексуальную травму и жить страстной жизнью», страница 13

Глава 6
Преследование

В поисках любви мы обнаруживаем, что нам нужно избавиться от той самой вещи, за которую мы цепляемся, – от самой идеи любви.

Джеймс Хиллман

Если партнеры не расстанутся, когда силы отторжения отбросят их на противоположные концы комнаты, им придется справляться со сложностями этой энергии изо всех сил. Инстинктивная реакция, возникающая после того, как проходят приятные чувства периода медового месяца, – вернуться к тому, что мы называем безопасной дистанцией для близости.

В начале отношений мы проявляем своего рода уязвимость, которую обычно не осмеливаемся выказывать. Безопасность, созданная влюбленностью, оказывает сильное воздействие на ребенка, который эмоционально все еще живет внутри нас. «Теперь мои потребности будут удовлетворены, теперь я наконец буду любим сам по себе», – втайне надеется этот ребенок, и мы расслабляемся. В этой расслабленности мы позволяем просиять другим частям себя самих. Позже мы уже не так внимательны к своему партнеру, не так заинтересованы в его мыслях и чувствах. Со временем мы с легкостью попадаем под власть привычки принимать другого человека как должное. Обе стороны это замечают, обеим сторонам это не нравится. Когда начинается противостояние, это вновь обретенное ощущение безопасности оказывается под угрозой.

Осмелившись открыться ради любви, теперь мы отдаляемся. Когда теряется безопасность, одинокая нежеланная часть внутри нас заключает, что мы, в конце концов, недостаточно хороши, не любимы по-настоящему. Мы больше не чувствуем, что жить с открытым сердцем безопасно, и постепенно снова его закрываем. Иногда сами хлопаем дверью. Страх конфликта или близости, неизвестной до этого, заставляет вернуться к знакомым привычкам поведения, которые помогали нам оставаться в безопасности в прошлом.

Под «знакомым» мы не подразумеваем, что мы выбираем эти модели сознательно. Скорее возвращаемся к психологическому механизму, действующему по умолчанию, который был создан в родительской семье. Такие модели имеют в своей сути стратегию манипулирования другими ради того, чтобы избежать уязвимости или зависимости. У них много форм. Если бы сценаристу заказали набросать сценарий фильма об этой стороне отношений, он мог бы придумать строки вроде таких:

Я не обязан просить о том, чтобы получить желаемое, ведь я и так этого заслуживаю.

Я дам ему все, что он хочет, но не отдам ничего от себя.

Теперь, когда у меня есть она, я не буду нуждающейся стороной (эта роль достанется ей).

Я буду вести себя глупо, чтобы он не почувствовал угрозы и подпустил меня ближе.

Я не буду беспокоиться о тебе, и тогда ты не сможешь меня ранить.

Бесполезно ждать действий от тебя и я ничего делать не стану!

Посмотри, не все ли мне равно!

Я стану всем, чем захочешь, просто не оставляй меня.

Существует бесконечное разнообразие таких позиций, занимаемых для создания безопасной дистанции в близких отношениях.

Важно отметить, что такое манипулятивное поведение обусловлено не злым умыслом, а страхом. Страх – мощная и полезная эмоция, которая сигнализирует об опасности. Этот сигнал помогал нашим предкам остаться в живых, когда они жили среди диких животных. В наши дни самое дикое создание, с которым мы, скорее всего, столкнемся в повседневной жизни, – наш партнер! И конечно, в отношениях будет присутствовать страх потерять любовь и, как ни парадоксально, страх самой любви. Суть в том, что его пробуждает подобная близость. Но страх не слишком помогает в сердечных делах.

Мы уже отметили, что близость подразумевает уязвимость. Призыв к уязвимости несет с собой страх зависимости. А с этим страхом очень сложно работать, поскольку, хотя все мы жаждали заботы и добровольной зависимости, когда были детьми, все эти потребности, вероятно, не удовлетворялись полностью. Тогда мы приняли бессознательное решение избегать излишней зависимости в будущем. Но, когда мы вступаем в близкие отношения, изначальные надежды и желания снова пробуждаются – кажется, лишь для того, чтобы нас снова постигло разочарование. Вот что запускает сигнал тревоги.

Тех, кто научился отрицать свое чувство уязвимости и готовность проявлять зависимость, приводит в шок поразительная точность, с которой все это возрождается в партнере. Однако это можно использовать в свою пользу. Поскольку им пришлось отстраниться от собственной уязвимости, беспомощности или подавленности, им, возможно, удастся найти подходящую роль, обременив себя кем-то более эмоциональным и проблемным. Теперь они могут безопасно являть себя миру как разумные, уверенные в себе, заботливые или свободные от зависимости люди. В то же время они обеспечивают партнеру преданную родительскую заботу, о которой на самом деле мечтают сами. В консультировании это известно как созависимость. Это мощная и вызывающая привязанность форма компенсации. Словно ребенок пытается подарить любовь родителю, чтобы родитель смог научиться проявлять к нему обратную любовь. Это редко срабатывает, но созависимые партнеры могут вечно сохранять в близости безопасную дистанцию.

Со временем, однако, такая модель поведения выходит им боком. Те, кто становятся такого рода воспитателями, приобретают злопамятность и истощаются. Умилостивление, удовлетворение или критика бесконечных запросов и требований партнера – хорошая роль, но она оставляет внутри ощущение пустоты. Более того, таким людям зачастую сложно признавать собственные чувства и просить желаемого. Они не осознают собственных неудовлетворенных потребностей в зависимости и жажды их внутреннего ребенка быть любимым и чувствовать заботу. Созависимые люди, хотя они и сосредоточены на заботе о партнере, непременно движимы мотивацией получить что-то для себя, хотя должным образом и не осознают собственные потребности.

О ПОТРЕБНОСТЯХ

Потребность принадлежать кому-то и быть любимым – неотъемлемая часть человеческой души. Мы не можем ее обойти. Материнская забота в детстве – наша первая возможность получить это. Когда мы знаем, что принадлежим кому-то и нас в достаточной мере любят, мы удовлетворены, мы в безопасности. Затем, рано или поздно, безопасность начинает душить, и мы готовы удовлетворить следующую психологическую потребность – в автономии или независимости. Автономия – это способность функционировать более или менее самостоятельно, совершать собственный выбор, делать что-то и чего-то желать. Это связано со свободой и самоопределением. Человеческие существа никогда не бывают полностью независимы – человек не остров³², как говорится, – но потребность быть независимым нужно в полной мере удовлетворить: это необходимая предпосылка психологического здоровья во взрослом возрасте. Так мы выстраиваем самооценку и самоуважение, что является основой способности по-настоящему любить другого человека.

Однако жизнь редко бывает идеальна, и большинству из нас приходится идти на компромиссы – порой на жертвы, – чтобы удовлетворить собственные потребности как в принадлежности, так и в независимости. К примеру, если детьми нас слишком строго контролировали или выделяли один или оба родителя, мы учимся быть хорошим мальчиком или хорошей девочкой согласно преобладающим условиям и ожиданиям. И выполняем эти условия, чтобы получить любовь и чувство принадлежности. В таком случае принадлежность достается ценой независимости – компромисс, необходимым условием которого является определенная степень предательства по отношению к самому себе.

При другом сценарии, когда детьми пренебрегают физически или эмоционально, когда у них незрелые родители, слишком рано потерявшие собственный дом, они вырабатывают независимое или самодостаточное поведение. Но такие дети достигают своей независимости ценой потребности в принадлежности. Это подобный, но взаимодополняющий компромисс, и, как описано ранее, он требует предательства самого себя.

Таковы лишь некоторые способы, с помощью которых мы справляемся со сложностями в балансе между глубинной потребностью в принадлежности и потребностью в свободе³³.

Близкие отношения резко проявляют то, как мы справились с этой дилеммой в прошлом. Поскольку они могут столкнуть нас со сделками, на которые мы идем по привычке, и заставить переоценить свое отношение к собственным потребностям, мы получаем возможность пересмотреть привычное поведение. Тем временем внутренняя потребность ребенка в безопасности по-прежнему отвечает за открытость взрослого близким отношениям, поэтому безопасная дистанция для близости редко приносит глубокое удовлетворение.

Ситуация может даже усугубиться, прежде чем улучшиться.

По тому, как она набирала его рабочий номер, она понимала, что ощущает тревогу. Она нажимала кнопки чуть-чуть сильнее, чем надо. Его ответ на ее слишком бодрое «привет, дорогой» подтвердил подозрения. В его голосе она улавливала дистанцию, как будто разговор с ней был самым ужасным вмешательством в его занятую важную жизнь. Черт.

– Прости, – рискнула она, – ты занят? Я тебя отвлекаю?

– Нет, вовсе нет, – сказал он. Но он был резок, и она была уверена, что он лжет. – Тебе нужно что-то конкретное?

– Я просто подумала, что хочу созвониться с тобой, – сказала она спокойно этим своим голосом «я справлюсь со всем сама, и я вовсе не нуждаюсь в тебе».

– Отлично, – ответил он, и настало мгновение тишины.

– На самом деле, я только что видела чудесную квартиру, тут недалеко, на Шепердс-Хилл, – продолжила она, пытаясь не звучать слишком восторженно. – Она нам отлично подойдет, есть даже комната, где ты мог бы устроить кабинет, и, может, позже…

– Послушай, – прервал он ее, – если честно, у меня прямо сейчас много дел, и я думал, мы договорились, что подождем до Рождества, прежде чем начнем даже думать о присмотре чего-то нового.

Внутри она чуточку умерла и почувствовала себя выброшенной на берег, как пустая бутылка, оказавшаяся где-то на унылом ветреном пляже. И просто положила трубку и достала сигарету.

ЕЩЕ БОЛЬШЕ ДИКИХ СОЗДАНИЙ: ТАНЕЦ ТЯНИ-ТОЛКАЯ

Один из способов, с помощью которых пары пытаются справиться с тревогой и уравновесить личную иерархию потребностей – странный танец. Движения в этом танце парадоксальные и часто искаженные. Он подразумевает, что один человек проталкивает что-то, а другой отказывается это дать. Это может быть любовь, внимание или понимание, больше власти, больше секса – все что угодно. Неважно, что-то разумное или совсем иррациональное. Важно одно – недосягаемость. Тот, кто не получает желаемого, начинает гнаться за тем, кто этого не дает. Обе стороны все больше разочаровываются и убеждаются в том, как несправедливо к ним относятся. Это заставляет их гнаться или уходить от погони еще упорнее. Этот танец бесконечен, и, хотя мы говорим, что это способ справиться с ситуацией, в конечном счете он не приносит удовлетворения и вызывает сильную боль и беспомощность.

Самый очевидный вывод, который делают оба партнера, вовлеченные в этот танец, – проблема в другом. В наши дни пары иногда даже ходят вместе к терапевту, чтобы получить профессиональную поддержку для жизни с невозможным созданием, с которым им довелось жить рядом. К счастью, большинство консультантов не ведутся на эту версию, поскольку стремятся рассматривать отношения как систему. Они стремятся видеть смысл всех движений этого танца. Скорее всего, они распознают в нем то, что некоторые психологи называют динамикой ускользающего и преследователя.

Этот синдром был впервые упомянут системными терапевтами в Пало-Альто, в Калифорнии, в середине 60-х. В то время сосредоточивались на партнерах, один из которых пилит, а другой отстраняется: в классическом варианте отстранялся муж от пилящей его жены. Считалось, что пары регулируют дистанцию между партнерами, вступая в противостояние: один хочет пространства или автономии, а другой – близости или деятельности, связанной с отношениями. Но чем больше один преследует, тем больше другой убегает³⁴. Решения нет.