Читать книгу: «Четыре сезона в Японии», страница 2

Фло задержалась, разуваясь в гэнкане¹⁰. Прошло всего несколько дней, как вещи и книги Юки стояли по коробкам. Фло не нашла в себе духу предложить помощь в сборах, и они поссорились из-за того, что Фло нарушила обещание отправить их книги в Америку совместным грузом, одной партией.

– Я просто не могу понять, Фло, если ты едешь со мной, то почему не хочешь послать свои книги вместе с моими? Ведь так выйдет дешевле!

В ответ Фло неопределенно хмыкнула, что-то промычала и охнула, всячески уклоняясь от ответа и откладывая решение. Эти книги требовались ей здесь и сейчас – для работы, как она объяснила. Она не могла расстаться со своими справочниками – они являлись неотъемлемой частью ее работы. И сбагрить куда-то эти стопки книг у кровати, ожидающих прочтения, она не могла: а вдруг следующий ее проект как раз окажется в одной из них? И вообще, что плохого, если она отправит книги позднее? Ну, подождет потом их прибытия в Нью-Йорке. Что с того? А может, она вообще определит их куда-нибудь на хранение в Японии! Ведь рано или поздно они сюда вернутся, правда?

– Ладно, допустим, – глаза Юки потеплели. – Но все это заставляет меня думать, что ты просто не хочешь ехать со мной.

– Разумеется, хочу! – тут же вскинулась Фло, пытаясь принять веселый вид.

Но Юки было не занимать проницательности, особенно когда дело касалось Фло.

Они разругались, и в итоге было решено, что Юки поживет пока что у друзей. Мол, им требуется пространство, чтобы поостыть, к тому же перед отъездом неплохо провести какое-то время с однокурсниками из колледжа.

Из этих размышлений в настоящее Фло вернуло короткое «мяу» и знакомый звук мягких лапок Лили, идущей по татами. Хорошо хоть кошка осталась!

– Tadaima¹¹, – сказала Фло кошке по-японски, как только разулась и прошла в квартиру. Она сразу же села возле стола и прикрыла колени пурпурным пледом.

Лили с легкостью запрыгнула на колени Фло и принялась сосредоточенно утаптывать когтистыми лапами мягкое покрывало. Пока кошка мяла плед, Фло любовалась круглым черным пятнышком у той на груди. Лили была длинношерстная и вся-вся белая, за исключением этого пикантного пятнышка. Она особенно любила именно это пурпурное покрывало, и когда Фло лежала на спине, кошка частенько забиралась к ней на живот и тихонько разминала материю маленькими лапками с острыми коготками.

Фло стала поглаживать мягкую белую шерстку Лили, почесала ее под подбородком. От удовольствия кошка начала громко мурлыкать и вскоре принялась лизать покрывало.

– Наверно, ты голодна, Лили-тян?

Фло по-прежнему обращалась к кошке по-японски. Такую привычку они с Юки завели дома с того самого дня, как подобрали Лили. У Юки был хороший английский, однако они решили, что найденная на улице Токио кошка английского не разумеет, и потому Фло даже после отъезда Юки продолжила общаться с ней по-японски.

– Хочешь поужинать?

Фло поднялась, чтобы покормить питомицу, которая, оказавшись на полу, мгновенно устремилась к миске. Некоторое время Фло постояла в крошечной кухоньке, рассеянно наблюдая, как Лили поглощает свою еду. Затем приняла душ, надела пижаму и устроилась поудобнее на мягком напольном сиденье, чтобы дочитать наконец «Теннисный клуб в Токио». Книга все-таки немного увлекла Фло, однако не смогла как следует ее заинтересовать. Фло уже подбиралась к концу романа и наверняка знала, что не захочет брать его в перевод.

Лили мягко потопталась рядом и свернулась подле нее на татами, громко мурлыкая в ответ на то, что Фло стала чесать ее свободной рукой.

Завибрировал мобильный – высветилось сообщение от Юки:

«Привет! Завтра как договаривались? Как насчет прогуляться вдоль реки в Накамегуро, полюбоваться цветением сакуры? Нам многое надо обсудить».

Фло положила телефон на низкий столик, не находя в себе сил ответить сразу. Да, им необходимо встретиться, но она совершенно не представляла, что сказать.

* * *

На следующее утро Фло проснулась очень рано и надела любимое платье. То самое, что было на ней, когда они с Юки столкнулись однажды в книжном магазине и очень долго разговаривали о любимых книгах, затрагивая все новые и новые темы, пока на них не стал недовольно поглядывать управляющий.

До условленного места Фло доехала на поезде в окружении целой толпы японцев, торопящихся насладиться ханами. Она поглядела на экран телефона, отчаянно надеясь как-то отвлечься от переживаний в связи с грядущим разговором, однако это лишь усугубило ее нервозность.

Если бы она взяла с собою книгу! «Теннисный клуб» Фло закончила читать минувшей ночью и, спеша на встречу с Юки, не взяла с собой другого романа. Она порылась в рюкзаке, надеясь найти хотя бы тетрадь или блокнот с заметками, и внезапно обнаружила ту самую книжку, что накануне вечером оставил в поезде незнакомец.

Фло покрутила ее в руках, разглядела обложку.

「水の音」

ヒビキ

Хибики

Всплеск воды

В мозгу у Фло тут же завертелись шестеренки. Это название – «Всплеск воды» – определенно являлось аллюзией к известнейшему хайку Мацуо Басё¹² «Старый пруд». Фло раскрыла титульную страницу. Она не ошиблась: эпиграфом к книге служило именно это хайку, приведенное здесь полностью.

古池や　蛙飛びこむ　水の音

 
Заброшенный пруд.
Вот лягушка нырнула.
Всплеск воды в тиши.
 

Фло повнимательнее изучила обложку. Смотрелась она просто и изящно, но была малоинформативной. Белая однотонная бумага с лаконичными черными знаками, указывающими название и имя автора, а ниже – всего лишь концентрические круги на потревоженной поверхности воды, нарисованные черной тушью.

Она никогда не слышала о таком писателе – Хибики.

Повертев книгу в руках, Фло погладила обложку пальцами, ощущая приятную бумажную текстуру. Заглянула на загнутые внутрь клапаны: ни аннотации, ни рекламных отзывов, ни фото автора. А кто, интересно, издатель?

Она посмотрела на корешок.

千光社

Senkosha

Никогда о таком не слышала! Часть этого слова – senko – на азбуке кандзи¹³ означало «тысяча огней», а sha – просто «фирма». Фло эта задумка понравилась. Над иероглифом помещался издательский знак, выглядевший как иероглиф кандзи – 己, исстари имевший значение «ты». Также с этого знака, похожего на зеркальную S, начиналось набранное латиницей название издателя:

己enkosha

Очень даже умно!

Фло открыла первую страницу и собралась было почитать, как из динамиков объявили:

– Накамегуро. Накамегуро. Следующая остановка – Накамегуро.

Фло поспешно убрала книгу обратно в рюкзачок, решив непременно прочитать ее потом.

* * *

Юки уже поджидала ее на станции, за турникетами. На ней были джинсы и тонкий светло-голубой свитерок. И Фло внезапно почувствовала себя очень неловко от того, что так вырядилась для их встречи.

– Привет!

– Привет! – Фло не могла заставить себя поднять взгляд.

Они молча двинулись вдоль реки. Рядом было много парочек и веселых компаний, приехавших любоваться цветением сакуры. Те, кто шел им навстречу, выглядели несказанно счастливыми, то и дело фотографировали друг друга, несли в руках баночки пива, контейнеры с уличной едой и здешние секционные ланчбоксы – бэнто¹⁴.

Фло подумалось, что у нее, наверное, сейчас несчастный вид. В душе все было черно, как будто густо замарано черным фломастером.

На очередном мостике они наконец остановились и уставились вдаль. Целую вечность, казалось, не проронив ни слова.

Наконец Юки удалось нарушить молчание:

– Так что?

– Что? – эхом откликнулась Фло.

– То есть обсуждать мы ничего не будем?

Фло как можно сильнее вонзила ногти в ладони.

– Ехать ты никуда не собираешься.

– Этого я не говорила!

– Тебе и не надо это говорить. Мне и так все ясно. – На губах Юки играла невеселая улыбка. – Послушай, Фло… Давай не будем тянуть с этим. Так ты еще сильнее все усугубляешь.

Сердце у Фло заколотилось сильнее.

– Но ведь именно ты уезжаешь!

– Перестань, Фло. Мы ведь уже это обсуждали! В этом нет ничьей вины. Но совершенно очевидно то, что ты ехать не хочешь.

Фло попыталась возразить, но не сумела найти нужных слов.

– Прости, если это все оказалось давящим. Но, как и всегда, повторю тебе, Фло: ты должна делать то, что хочешь сама. То, что для тебя самой лучше.

– Но я хочу поехать с тобой. Правда!

– Говорить-то ты это говоришь, Фло, однако твои действия свидетельствуют об обратном. – Голос у Юки сделался напряженнее и резче. – Ты не купила себе билет. Ты ничего из вещей не упаковала. Да и на работе ты никого не предупредила, что собираешься уехать. Ты постоянно говоришь, мол, здорово, отлично, очень рада. Но ты ни разу не сказала мне, что чувствуешь на самом деле. Я постоянно угадываю. В конце концов, кто из нас скрытный японец, а кто – открытый и легкий американец, выкладывающий все как на духу! Это невыносимо, Фло! Ты меня измучила.

Фло отвернулась от Юки. Ее взгляд застыл на реке, что медленно текла внизу. Слезы защипали глаза.

– Послушай… Ехать или не ехать – решение за тобой. Я уезжаю.

За то время, что они вместе снимали квартиру, Фло уже в полной мере оценила это качество Юки – стальную уверенность. Этакую энергичную целеустремленность. Юки были неведомы сомнения в себе. В отличие от Фло.

– Было бы чудесно, если б ты поехала со мной, – с губ Юки снова сорвался вздох. – Все остается в силе. Но я не хочу, чтобы ты сделала это… вот так вот… – Пауза. – С тех пор как отклонили мою рукопись, ты сильно изменилась, Фло. Но ведь ты в этом не виновата! Я иду дальше, но ты, мне кажется, до сих пор винишь в этом себя. И с тех пор ты как будто охладела даже к собственной работе. Подумай о том, чего хочется именно тебе. Вот чего ты хочешь, Фло?

Ногти у Фло уже впечатались в запястья. Если б они могли проникнуть еще глубже! Упоминание об отклоненной рукописи Юки, над которой они трудились вместе, больно уязвило ее.

– Я хочу поехать с тобой, – прошептала Фло. – Правда… Юки…

Молчание.

Леденящая тоска охватила все существо Фло. Она почувствовала, что не в силах оторвать взгляд от неспешно движущихся внизу темных вод. Она лишь стояла и неподвижно смотрела на реку под мостом.

– Фло?

Она даже не шевельнулась.

– Фло, скажи же что-нибудь!

Она неспособна была говорить. Ее вновь стремительно окружала глухая стена, запирая ее внутри. Теперь для Юки там не оставалось окошка, чтобы заглянуть.

– Фло… Знаешь, ты ведешь себя… ну прямо как ребенок!

Глаза Фло были по-прежнему прикованы к воде – к этой медленно текущей, нескончаемой ряби.

Фло всегда наглухо закрывалась, когда боялась сказать что-нибудь не то или неверно проявить свои чувства. Она молчала в ответ, не в силах произнести ни слова.

– Ладно, Фло. Хорошо. Если тебе так больше нравится, пожалуйста. Выбор за тобой. А я лучше поеду домой. Мне в ближайшие пару недель кучу дел надо переделать! И если ты не хочешь со мной даже разговаривать, то какой смысл тут стоять? Если все же захочешь со мной поговорить, то знаешь, где меня найти. Фло? Фло!.. Ладно, как хочешь. Повторюсь: это твой выбор. – Небольшая пауза, всего на мгновение, и потом все же: – Прощай.

Не оборачиваясь, Фло поняла, что стоит в одиночестве.

Но все равно не могла оторвать взгляда от мерно текущей внизу воды.

Всплеск воды

Хибики

Перевод с японского

Фло Данторп

 
Заброшенный пруд.
Вот лягушка нырнула.
Всплеск воды в тиши.
 

Мацуо Басё

Весна
春

Глава 1
一

У Аяко был строгий распорядок дня, от которого она не любила отступать.

Каждое утро она поднималась с рассветом, съедала незамысловатый завтрак из риса, супа мисо, нескольких пикулей и небольшого кусочка рыбы, которую запекала в газовой духовке. Аккуратно сложив после сна футон и убрав его в шкаф, она облачалась в одно из своих многочисленных кимоно, тщательно выбирая узор на одежде в соответствии со временем года. После этого Аяко преклоняла колени на татами перед скромным буцуданом¹⁵ с двумя стоя-щими рядом черно-белыми фотографиями: на одной был запечатлен ее муж, на другой – сын. Поскольку сделаны они были с большим интервалом во времени, мужчины на снимках казались примерно одного возраста.

И оба слишком рано покинули этот мир.

Сдвинув вбок входную дверь, Аяко покинула свой старенький традиционный японский домик на склоне невысокой горы и, чуточку прихрамывая, отправилась знакомыми задворками и улочками Ономити к маленькому кафе, которое она держала в самом центре крытой сётэнгаи¹⁶, начинавшейся напротив железнодорожного вокзала. Вышла она пораньше, пока толпы служащих в деловых костюмах, с портфелями и зонтиками не заторопились на поезд до Хиросимы, пока все улицы и тропинки не заполонили – кто пешком, кто на велосипеде – школьники разных возрастов. Успев даже до того, как местные домохозяйки потянулись к торговым лавкам, чтобы купить рыбу, овощи и мясо на ужин.

Аяко любила свой городок в столь ранний час.

Приятным развлечением для Аяко было каждое утро шествовать одним и тем же маршрутом и ежедневно подмечать на нем какое-нибудь изменение. День за днем она проходила мимо таких же ранних пташек, как она сама, с неизменной приветливостью улыбалась им, кивала и с каждым по очереди здоровалась. Все в городе знали Аяко, и она знала почти каждого в лицо. Сама бы про себя такого не сказала, и все же факт оставался фактом: она была чрезвычайно известной жительницей Ономити. Время от времени по пути к своей кофейне Аяко встречала какого-нибудь туриста из Токио, Осаки или других мест и тогда склоняла голову и приветствовала его точно так же, как и любого земляка.

Впрочем, не столько люди привлекали ее внимание во время этих утренних прогулок (людей ей с лихвой хватало за день в кафе!), сколько завораживал непрестанно меняющийся пейзаж самого городка.

Свое небольшое каждодневное путешествие Аяко расценивала как время, проведенное наедине с собой, дающее возможность привести в порядок мысли и понаблюдать за миром вокруг. И в обязательном порядке она каждый день останавливалась в одной и той же точке – высоко на склоне горы, на бетонном переходе с железным ограждением, откуда открывался лучший вид на раскинувшийся внизу город. Здесь она всякий раз простаивала какое-то время, упираясь в металлические перила своими щуплыми уцелевшими пальцами (а также короткими культяпками потерянных пальцев) и любуясь многочисленными домиками, уютно примостившимися вдоль побережья. Она скользила взглядом по домам со светло-голубыми черепичными кровлями, плотно прижавшимися друг к другу, точно рыбья чешуя, между морем и горой. Затем ее взор сдвигался дальше, вглубь прекрасного пейзажа, обозревая Внутреннее море Сэто¹⁷ и мириады островов, как будто реющих на горизонте. Лодки и паромы привычно скользили туда-сюда по безмятежной водной глади. Однако со сменой времен года, даже с каждым новым днем цепкий глаз Аяко замечал какое-то изменение, и это являлось в ее жизни неиссякающим источником радости.

Весной цветущая повсюду сакура сияла в утренних лучах солнца, игриво посверкивающих на поверхности тихого моря. Летом Аяко на том же месте вытирала пот со лба маленьким полотенчиком, а со всех сторон стрекотали свои песни цикады. Осенью взгляд Аяко неизменно притягивали яркие, красочные кроны, испещрявшие склоны горы. Зимой она поплотнее закутывалась в теплое тяжелое кимоно, разглядывая увенчанные снежными шапками горные пики, что проступали у горизонта, на далеких островах Сикоку, и в морозном утреннем воздухе становилось заметным дыхание.

Иной раз, лицезрея эти покрытые снегом вершины вдали, Аяко различала тихий, низкий, зовущий рокот гор, пытающийся вырвать ее из благословенной повседневной рутины, однако она решительно игнорировала этот призыв, сколь бы ни было сильно2 в нем притяжение, и продолжала свой путь на работу.

Подняв на окнах своего кафе порядком заржавевшие стальные рольставни, Аяко бралась за длинную череду всевозможных мелких дел. Нарезать на кухне овощи с мясом и сложить все это в большую кастрюлю на плите, чтобы приготовить на день карри¹⁸. Еще раз перемыть везде полы. Аяко работала одна, да у нее и не было надобности в помощниках. Главными ее товарищами всегда были собственные мысли.

И все же в это весеннее утро в голове у нее крутилось беспокойство совершенно иного рода.

«А ему здесь понравится?»

Аяко изо всех сил старалась вытеснить эту мысль из сознания. Ей в любом случае требовалось приготовить карри, а также всевозможные закуски для сегодняшних посетителей: хрустящие маринованные огурчики цукэмоно, разного вида онигири¹⁹ и прочие мелкие вкусности, менявшиеся в ее меню каждый день в зависимости от времени года и доступных ингредиентов.

Женщина быстро глянула на старые, еще отцовские часы в углу кафе – их размеренное тиканье идеально аккомпанировало постукиванию шинкующего лук ножа.

«Поезд придет завтра».

Аяко переложила лук на сковородку и снова взялась за нож, ловко орудуя им левой рукой – несмотря на отсутствие нескольких пальцев, – потом поднесла ко лбу тыльную сторону правой.

Что-то ее даже пот прошиб!

«Надеюсь, он доедет без проблем? Один на поезде, да еще из самого Токио…»

«Все, хватит!» – громко скомандовала она себе, со стуком кладя нож на столешницу, после чего тщательно вымыла и насухо вытерла полотенцем руки.

Аяко села за стол, взяла кистевую авторучку²⁰, чистый лист бумаги и принялась писать сегодняшнее меню своим красивым плавным почерком. Выполнив это, она почувствовала себя намного спокойнее: процесс написания иероглифов всегда оказывал на нее благотворное действие. Исписанный листок с меню Аяко отнесла в ближний конбини²¹ и сделала у них на ксероксе в достатке черно-белых копий.

Все будет отлично! Что ей волноваться? В конце концов, ведь он же ее внук!

* * *

– Что-то стряслось у тебя нынче, Ая-тян?

Аяко повернула голову. Сато-сан, как всегда, был первым посетителем ее кафе. Сидел перед стойкой, держа перед собой чашечку свежесваренного кофе. Сато любил кофе черный и крепкий. Наружность же его составляла полную противоположность напитку: копна длинноватых, убеленных сединой волос красиво обрамляла доброе, приветливое лицо; полные губы всегда улыбались, окруженные белой ухоженной бородой и усами.

Сато поднес чашку к губам, чтобы сделать глоток, однако замер, вскинув взгляд и, видимо, заметив сквозь пар тревогу на лице Аяко.

– Да нет, ничего, – ответила она, быстро опустив глаза к столешнице.

Аяко продолжила свое занятие: влажными руками брала из миски комок белого риса, придавала ему форму треугольного онигири, после чего закладывала начинку из умэбоси²² и все это ловко заворачивала в нори. Такое угощение Аяко в течение всего дня вручала посетителям бесплатно.

Пожав плечами, Сато сделал для пробы глоток. И тут же сморщился, обжегшись.

– Ну ты nekojita!²³ – хохотнула Аяко. – У тебя, гляжу я, точно язык как у кошки!

– И ведь каждый раз обжигаюсь! – поставил он чашку на блюдце, мотая головой. – Каждый божий день!

Они расхохотались, и Аяко, еще подрагивая плечами от смеха, окунула ладони в подсоленную воду, что делала перед каждым новым онигири, которые, слепив, выкладывала аккуратными рядами на блюдо, чтобы потом завернуть по отдельности в пищевую пленку. Глядя на смеющуюся Аяко, Сато покраснел. На лице у него явственно читалось удовольствие от того, что удалось ее развеселить.

– Этот вот тебе! – Она выбрала один онигири и отложила в сторонку.

Сато ничего не ответил, но слегка поклонился. Он откинулся на спинку высокого барного стула, скрестив руки на своей модной белой рубашке, из верхнего кармана которой высовывались очки для чтения в толстой черной оправе. Поглядел в окно, откуда открывался вид на простирающееся вдаль Внутреннее море.

– Ну, что-то все-таки случилось, – сказал он то ли самому себе, то ли Аяко. – Уж я-то вижу!

Аяко вздохнула, на миг оторвавшись от лепки рисовых треугольничков.

– Просто… – начала она.

Но тут тихонько зазвенел колокольчик, привязанный ко входной двери, и Аяко привычно воскликнула:

– Irasshaimase!²⁴

– Здравствуйте, Аяко! – раздался жизнерадостный голос Дзюна.

Сразу вслед за ним в кофейню вошла его жена Эми.

Аяко кивнула Сато. Тот быстро кивнул в ответ и повернулся поздороваться с Дзюном и Эми.

– Ohayo²⁵, Сато-сан! – сказала молодая женщина.

– Ohayo! И вам обоим доброго утречка!

Не спрашивая, Аяко тут же принялась готовить кофе с молоком и одной ложечкой сахара для Дзюна и черный чай без молока и сахара для Эми.

Дзюн с Эми тоже подсели к деревянной стойке рядом с Сато, и тот предупредительно убрал с ближнего стула свою кожаную сумку, чтобы Эми смогла сесть посередине.

С появлением молодой – обоим по двадцать с небольшим – семейной пары угрюмое настроение, царившее в кофейне, мигом рассеялось. На лице Сато расцвела широкая улыбка, да и Аяко глядела уже не так сурово, как обычно.

На Эми была широкая шляпа-федора, светло-голубые джинсы и бело-голубая полосатая блузка. Дзюн одет был в неряшливую, заляпанную краской клетчатую рубашку и джинсы с большими прорехами. Аяко при виде его нередко задавалась вопросом: а не пора ли Дзюну приобрести новые брюки?

Однажды Сато уже пытался ей втолковать, что нынче такая мода – носить рваные штаны, на что Аяко возмущенно сдвинула брови:

– Ты что, хочешь сказать, они их такими покупают?! Уже драными? Но это же полное сумасшествие! – Она недоуменно покачала головой. – Будь я на месте Эми, то всё бы давно зашила, пока он спит. Вконец обезумели!

На что Сато тогда лишь покатился со смеху.

– Ну, как там ваш ремонт? – полюбопытствовал Сато, развернувшись на стуле, чтобы оказаться лицом к Эми и Дзюну.

Дзюн сделал глоток кофе и поставил чашку обратно на стойку.

– Неплохо. Пока, во всяком случае.

– Дело продвигается, – добавила Эми, энергично кивая Сато.

Тот огладил свою короткую бородку.

– Ну, как я уже говорил, – сказал он, – если могу чем-то помочь, только скажите!

– Вы очень добры, Сато-сан, – поклонился ему Дзюн. – Единственное, о чем я вас бы попросил, – это и дальше советовать мне столь же хорошую музыку, чтобы лучше двигалась работа.

Сато поводил ладонью в воздухе, смущенно отмахиваясь от комплимента, хотя в уголках его рта и затаилась гордая улыбка.

Аяко нахмурилась. Она не любила ту музыку, что предпочитал Сато. На вкус Аяко, она была чужой и резкой – Аяко больше склонялась к джазу или классике, а не к тому рок-н-роллу или электронной дребедени, которыми торговал Сато в своей лавке.

– А напомни-ка мне, пожалуйста, – обратилась Аяко непосредственно к Эми, – сколько постояльцев сможете вы принимать разом? То есть когда откроетесь, конечно.

– Ну, то старое здание, что мы реконструируем под хостел, не такое, скажем, и большое, – ответила Эми и принялась считать на пальцах: – Один общий номер для одиночных путешественников. Там пять двухъярусных кроватей. – Она тепло улыбнулась Аяко. – И еще две спальни для пар.

– А еще, – присоединился Дзюн, – у нас будет общее пространство типа комнаты отдыха, где гости смогут посидеть, что-нибудь выпить, пообщаться. – Помолчав немного, он продолжил: – Устраивать настоящую кухню не позволяет пространство, так что готовить еду у себя мы не сможем… Но надеемся, что все же сумеем предложить гостям горячие и холодные напитки. – Поглядев в лицо Аяко, Дзюн почтительно опустил голову. – Ну, на самом деле мы надеемся, что сможем рекламировать у нас в хостеле местные рестораны, советовать посетить хорошие кафе и идзакая, пока люди путешествуют по нашим краям и… м-м… Ну, в общем, как-то так. – И он умолк под убийственным, полным скепсиса взглядом Аяко.

Ее определенно не вдохновляла мысль, что у нее будет дополнительный приток посетителей.

– А еще, – добавила Эми, торопясь сменить тему, – у нас будут специальные стойки для велосипедов.

Сато понимающе кивнул:

– А-а, рассчитываете заманить к себе туристов, что едут на великах через Симанами Кайдо²⁶, да? – И, продолжая легонько кивать, он отхлебнул уже подостывший кофе. – Славно придумано! Славно.

* * *

Когда Эми с Дзюном ушли, чтобы начать свой новый трудовой день, посвященный ремонту и строительству, Сато тоже засобирался: пора и ему было открыть свою музыкальную лавку.

– Надеюсь, у них с хостелом все получится, – сказал Сато, закидывая на плечо ремень сумки. – Хорошо, когда в городе есть молодежь!

Аяко стала убирать со стойки грязные чашки.

– Не то что прочие юнцы, опрометью несущиеся в этот Токио! – На последнем слове Аяко закатила глаза, как обычно делают жители маленьких городков, не понимающие столь неодолимой тяги к мегаполису. – Надеюсь, их бизнес пойдет успешно. Особенно при ожидаемом пополнении.

Сато медленно крутанул головой, точно сова.

– Что? Эми беременна? – вскинул он бровь. – А по ней вроде и не видно… Кто это тебе сказал?

– Никто. – Аяко насмешливо фыркнула, тряхнув головой. – Мужчины такие ненаблюдательные!

– Да ладно! И как же ты могла об этом догадаться?

– Ну что ты? Это же очевидно! Неужто не заметил, как у нее щечки зарумянились?

– У нее всегда румянец был…

– Да, но не такой.

– Хм-м… – Сато поскреб кожу под бородой. – Не бог весть какое доказательство!

– А к тому же вот это… – Она взяла в руку нетронутую чашку Эми с еще горячим черным чаем.

– Ну, не выпила свой чай. И что?

– Сато, ты, я вижу, совершенно не разбираешься в женщинах, – поглядела она с насмешливым укором.

Может, Аяко так кокетничала с ним сейчас? Вот уж чего Сато никогда не мог сказать наверняка!

– Ну ладно, хорошо, поверю на слово. – Покраснев, он от смущения затеребил ворот рубашки.

– Когда женщина беременна, у нее появляется отвращение к определенной еде и напиткам, к каким-то запахам и вкусам. До сих пор Эми всегда выпивала чай до дна – ни капли в чашке не оставалось. А сейчас и вовсе не притронулась. Я все это время наблюдала за ней краем глаза. Так вот: при виде чая у нее на лице проступало отвращение. Ее даже от запаха чая воротило! – Аяко вылила оставленный напиток в раковину. – Вот тебе и доказательство! – с издевкой произнеся последнее слово, она покачала головой.

– Ну, Ая-тян… – Сато цыкнул зубом. – Ничего-то от тебя не ускользнет!

– Конечно не ускользнет, – снова нахмурилась она своим мыслям.

– Ладно, пойду я уже. – Сато снял с вешалки свой легкий сливочно-белый пиджак и перекинул через предплечье. Было уже слишком жарко, чтобы ходить в пиджаке, так что Сато, похоже, предстояло носить его в руках целый день. – До встречи!

Он дошел до выхода и уже взялся за дверь, заставив звенеть колокольчик, как его окликнула Аяко:

– Сато-сан! Подожди-ка!

Обернувшись в дверях, он увидел, как к нему, обегая стойку, торопится Аяко, сжимая что-то в руке.

– Вот твой онигири, – вежливо протянула она двумя руками угощение.

– Ах да! – Он поклонился в ответ: – Спасибо, Ая-тян!

– И не сообщай никому новость о беременности Эми. Слышишь? – покачала она указательным пальцем. – Может, она пока не хочет, чтобы кто-нибудь узнал.

Сато легонько постучал пальцем по носу – мол, договорились, – положил онигири в свою сумку, после чего развернулся на пятках и быстро зашагал прочь по длинной сётэнгаи. Его потертые найковские кроссовки сильно диссонировали со стильной хлопковой рубашкой и брюками.

Проводив гостя взглядом, Аяко поклоном поприветствовала торговца ножами из лавки напротив, после чего зашла обратно в кафе, чтобы перемыть чашки и блюдца да подготовиться к наплыву посетителей в обеденное время.

В час ланча у нее в кафе всегда было хлопотно и непредсказуемо. Сам бизнес или загруженность заведения зависели большей частью от погоды, а также от того, в большом или малом количестве являлись в город туристические группы. В Ономити – в отличие, скажем, от Киото – не было такого числа иностранных туристов, которые бы бродили везде, снимая на телефон храмы и святилища. Однако бывало много местных путешественников – японцев, которые, в принципе, занимались тем же самым, но в более спокойной, «ономитинской» манере, без суеты. Всё ж таки Киото²⁷ был большим городом – бывшей столицей как-никак!

Здесь постоянно бывали гости из числа поклонников режиссера Озу²⁸, едущих, чтобы своими глазами увидеть одно из мест действия его «Токийской повести». Также приезжали поклонники писателя Сиги Наоя²⁹, который часть действия своего романа «Путь во тьме ночи» поместил именно в Ономити. В кафе Аяко нередко осаждали вопросами всевозможные отаку³⁰, одержимые совершенно разными вещами: кино, литература, манга, велотуризм и прочее, – но все эти вопросы, как правило, касались Ономити в целом. Ей приходилось показывать на собственноручно нарисованных картах, как пройти к дому, где жил такой-то поэт или где такой-то писатель останавливался проездом. Бывало, ей даже приходилось делать фотокопии таких импровизированных карт, чтобы раздать их туристам. Но, похоже, все меньше и меньше молодых людей вообще знали, кто такой Озу, не говоря уж о паломничестве к тем местам в Ономити, что были связаны с фильмом. Со временем их городок старел и разрушался. Впрочем, отчасти в этом и крылось его тихое очарование.

Иногда, особенно теплыми весенними днями – в самый разгар цветения сакуры, – в городе случался многочисленный наплыв гостей. В такую пору народ выстраивался в очереди перед лавками с рамэном, а самой Аяко приходилось даже отказывать посетителям: ей не по силам было справиться с такой толпой ни в плане обслуживания, ни в отношении объема блюд, имевшихся у нее в меню на этот день.

У молодых предпринимателей, конечно, вызвало бы возмущение то, как Аяко вела свои дела. Она не занималась бизнесом ради прибыли. У нее хватало сбережений, чтобы спокойно жить в провинциальном городке с его низким прожиточным уровнем. Кафе для Аяко было благословенной повседневной рутиной. Здесь она встречалась со знакомыми, здесь ей всегда находилось что делать. Ей требовалось в течение дня занимать свой разум и тело делами, чтобы ночью удавалось более-менее поспать. Это была своего рода духовная практика: неизбежные мелкие бытовые хлопоты, не дававшие ей покоя, в то же время не позволяли задуматься о более крупных, жизненно важных вопросах.

Больше всего Аяко любила те дни, когда посетителей случалось немного и ей не приходилось обслуживать толпу народа, сбиваясь с ног. Порой ей даже удавалось сделать небольшой перерывчик в течение дня, чтобы почитать книгу или послушать джаз, самой выпить чашечку кофе в промежутке между утренним и обеденным потоками гостей. Или – в обычные дни, когда к ней наведывались только местные жители, – она могла вволю поболтать с ними о том о сем, послушать, что происходит в городе. Сама Аяко никогда не распространяла слухи, однако любила узнать, что рассказывают другие. Самым же интересным для нее было сопоставлять, насколько различаются рассказы разных людей об одном и том же событии. Она была проницательной женщиной, и ничто не ускользало от ее внимания.

Будь у нее другая жизнь, она могла бы стать судмедэкспертом или следователем отдела по расследованию убийств, опрашивала бы подозреваемых или осматривала тело на месте преступления, пытаясь разобраться, что произошло.