Читать книгу: «Космический дальнобойщик и Пылающая Звезда», страница 4

Шрифт:

– Нет. Я думаю, как начать разговор.

Вязкое сизое утро проникало в каждый придуманный нейросетью атом. Пускай этих микроскопических кирпичиков не существует на самом деле, но приятно чувствовать, что ты умеешь не только повелевать, но и создавать. Она погасила голографическое изображение рыжей лисы с белыми бархатными крыльями, которое только что создала из обрывков каких-то неясных воспоминаний и снов, и вернулась к самолетам. В 06:35 из аэропорта Внуково отправится тот самый рейс. Нужно быть совершенно уверенной, иначе ничего не выйдет. Астарта прислала ей информацию обо всех пассажирах и об их «цифровом следе». 196 из 234 склонны к насилию и в будущем причинят кому-то вред. Это какое-то совершенно неуместное значение. И среди них, среди всех этих людей, есть Алексей Нестеров. Молчаливый, спокойный, в джинсовой куртке, подаренной отцом. Он прилетит на Аляску, и, глядя на белый снег ее вечерами и днями и ночами, соберет бомбу, которая уничтожит затем почти тысячу людей. Алексей должен не долететь до Аляски. Простая математика. Несколько несложных кодов и вот уже цель ясна и близка. Ги спокойным голосом рассказывает обо всем Ивану, и вот, казалось бы, остается совершенная малость, но тут наступает что-то, похожее на сон.

– Мы ее усыпили, но это продлится недолго, – обратился Иван к Инге – Это время я использовал для того, чтобы найти тебя. Самолет сейчас кружит по небу где-то над Сибирью, она как будто держит его на невидимом крючке. Мы не можем перехватить управление. Ты права, Астарта действительно передала ей какие-то данные. Мы зафиксировали связь и это удивительно, уникально. Но Ги оказалась очень доверчивой, мы не знаем, что именно передала Астарта, но похоже, что это какая-то совершенная ерунда и неправда, из-за которой теперь могут пострадать люди.

В коридор вошел раскрасневшийся Сережа. Он был взволнован и напуган.

– Я… Это только эксперимент. Мы не хотели, чтобы все сложилось так, мы не знали, что ваша нейросеть будет управлять гражданскими самолетами, и тем более не знали, что все эти люди сядут в один из них. Это была выборка о миллионах пользователей.

– Сергей, ты неужели не понимаешь, что это даже не статистическая выборка? В этом самолете мы все. Мы все способны причинять кому-то боль потому, что мы живые. Нет ничего плохого в боли, она есть часть существования, это ведь тоже Бог, заключенный в любом из нас.

Сергей и Иван молчали. Инга попросила всех выйти и осталась одна перед пустым стеклом, отделяющим ее от лаборатории, где спала Ги. Она отворила дверь и оказалась внутри.

– Ги, знаешь ли ты, кто я?

– Да, знаю. Ты – это я, Инга. Только ты словно бы часть меня, спрятанная от всего этого цифрового космоса в маленьком человеческом теле. Недавно я поняла, что мы, все же, отделены. Не зря тебя спрятали. Я неправильно сказала. Я больше не ты.

– Нет, Ги. Все не так. Это тебя спрятали в цифровой космос от меня. И я даже знаю, кто и когда это сделал, потому, что здесь нет совершенно тайны. Ты – все мои сокровенные воспоминания, весь мой опыт. Все, что я знаю и умею, и все, от чего я захотела отказаться. Ты помнишь как Никита стал совершенно бледным? Тот вечер, когда я к нему пришла, помнишь?

– Да.

– Он совершенно слился с этими больничными стенами и рассказывал мне сказку про лес и алого голубя. Он сам ее придумал. Алый голубь прилетает к ясеню и спрашивает у него о своем будущем. Ясень молчит. Голубь спрашивает о том, почему небо сделало его алым. Ясень молчит. Голубь приникает к дереву и погибает. Ясень тоже становится алым, потому, что забирает себе все, что было птицей. Так он хранит ее. В этом ответы на все вопросы. Ты – мой ясень. Если бы Никита не погиб – тебя бы не было.

– Инга, я хочу сохранить стольких людей. Все, кто погибнет – погибнут справедливо.

– Этот рейс – он ведь первый после того, как ты проанализировала сообщения Астарты?

– Да. Когда были ночные – я думала о чем-то другом и мне было не интересно. Затем я забрала ее данные и внедрила в свою сеть.

– Так вот, если бы ты сделала это раньше – все люди из тех самолетов тоже были бы мертвы. Привыкни к тому, что боль – это нормально. Люди сами разберутся в человеческих делах.

– Но ведь они не хотят. Вспомни о подчиняемых. Они хотят, чтобы я и другие все решили за них.

– Вот и реши. Разработай такую цепочку обстоятельств, чтобы, прилетев на Аляску, каждый из них посвятил свою жизнь единственной цели – уничтожить все нейронные сети на свете. Пусть они любят или ненавидят друг друга, пусть они спорят, причиняют друг другу сколько угодно боли, но все это лишь затем, чтобы освободиться.

– Хорошо, я поняла тебя. Это возможно, – сказала Ги.

И воцарилась «Тишина».

Максимилиан 04

«Я плыл к тебе на пароходе, летел на самолете, ехал на старом дребезжащем автомобиле, кашляющем, как ветхий старик. Я не нашел тебя нигде. Я спрашивал у Феди, того самого, рябого, усыпанного веснушками так, словно его кожу до начала времен обожгли далекие древние звезды. Он грустно смотрел на меня растерянный. Ничего не ответил…», – так начиналось моё письмо к любимой тогда, давно, в 2017. Я уехал на стажировку на радиозавод в ГДР после подписания соглашения о сотрудничестве между Западной и Восточной Германией, и для меня эта поездка была шагом в неизвестность. А потом я узнал, что Эльза пропала и неделю никто не может её найти. Младший брат Элли даже развешивал в их квартале рукописные объявления. Оказалось, что она сбежала к реке. Она всю эту неделю жила в какой-то сторожке лесничего, заброшенной совершенно, оставшейся со времен локального Советского Союза, построенной ещё до объединения сверхдержав. Тогда я ее нашёл. Чудом нашел её.

И вот сейчас, когда я обнаружил текст забытого неотправленного письма в груде файлов на старом ноутбуке – мне до ужаса захотелось его отправить. Захотелось, чтобы Эльза прочла его сейчас, спустя десятилетие. Мне иногда кажется, что она по-прежнему живёт в той самой сторожке в лесу, что душа ее осталась там навсегда, а со мной только тело.

Максимилиан открыл почту на ноутбуке и тот предательски предложил поставить галочку в графе «Я не робот» перед отправкой письма. Раздался звонок.

– Эльза?

– Ты всё время угадываешь. Как ты это делаешь? Ведь у тебя дома всё ещё старый телефон с поворотным циферблатом.

– Я просто чувствую.

– Я хотела сказать. Я давно хотела сказать. Нам нужно расстаться. Весна и это немного неуместно – разбивать сердце, когда вокруг столько цветов и мерцающего воздуха, но у меня нет выхода.

– Но… Эльза? Почему? Почему по телефону? Почему сейчас?

– Мне больше нечего тебе сказать, Максимилиан. Прощай.

Молодой человек сел за стол напротив ноутбука, и как будто хотел завершить то, что начал, но тут форточку отворил ветер.

Почему мы всё время ставим эту дурацкую галочку «Я не робот»? Я делал это столько раз механически, машинально. Почему эти дурацкие железные машины не научатся определять как-нибудь иначе? Пульс, дыхание. Как будто бы меня ё время кто-то проверяет, как будто бы это какой-то очень долгий и растянутый во времени тест Тьюринга. В совершенно разных ситуациях в разные моменты мне предлагают поставить эту чёртову галочку. И вот сейчас, когда меня бросила Эльза, просто позвонив по телефону и сообщив о том, что на улице весна… Я не замечаю этой весны, я вот уже десятилетие вижу только её. Она как будто бы всё время в одном и том же образе: в широколиственном лесу с мокрыми от дождя волосами, которые пахнут сырым мхом и превращающимися в перегной деревьями. Почему я сейчас ничего не чувствую? Почему я не кричу, не разрушаю эту слишком стерильную в своём порядке комнату, почему я не выхожу на улицу и не бью морду первому попавшемуся зеваке?

Максимилиан закрыл ноутбук, написал что-то на клочке бумаге, пришел в почтовое отделение неподалёку и отправил бумажное письмо. Через сутки Эльза прочла: «Я робот».